Мирьям Пресслер Горький шоколад

ручки держались? И не страшно было?" На что Михаэль ответил: "Оставь меня в покое, Франк", - и протиснулся вперед.

Когда Ева входила в помещение, парень вытянул руку и коснулся ее груди. Ева ускорила шаг и сказала Михаэлю: "Твой брат не очень-то любезен". В ответ Михаэль покачал головой. Потом добавил: "Мы с ним часто ссоримся".

Ева рассматривала танцующих, особенно девушек. Она внимательно изучала их тонкие талии, их бедра в узких джинсах. И она снова почувствовала себя чужой и ненужной.

Зазвучала медленная, романтичная мелодия. Михаэль положил руку на ее плечо. Она старалась изо всех сил не смотреть по сторонам, не думать об окружающих, а только чувствовать руку Михаэля на своих бедрах. Чувствовать его тело, которое было сейчас так близко. Только это.

Кто-то коснулся ее плеча. Это был Петрус. Он спросил: "Ты умеешь танцевать вальс?" Она кивнула.

Петрус сказал Михаэлю: "Извини", - и закружил Еву в танце. В одном углу Ева увидела двоих, они стояли очень близко друг к другу и почти не двигались. Ева отвернула голову. Внезапно она почувствовала сильную усталость. Теперь с ней танцевал уже Стефан, потом парень в черной куртке, потом снова Михаэль. Она кружилась в танце, пока не почувствовала себя плохо, и она сказала: "Мне нужно на свежий воздух".

Они сели на ступеньки лестницы, которая вела от дома в сад. В саду никого не было. На столах стояли пластиковые тарелки с горчицей, пустые бутылки из-под лимонада, надкусанные булочки.

Ева подвинулась к Михаэлю, сказав: "Я вся мокрая от пота. Наверное, я воняю". "Нет, ты не воняешь", - ответил Михаэль и положил свою руку на ее колено. Затем его рука скользнула выше, под юбку.

"Ты не хочешь немного прогуляться со мной?" - спросил он так тихо, что Ева едва разобрала сказанное им. Михаэль положил голову на ее плечо, а Ева смотрела вверх, на звездное небо и немного боялась, что их могут увидеть.

И тут раздался голос Франка: "А что тут делает наш малыш?" Ева вздрогнула. Звезды будто все разом погасли. Михаэль убрал руку с колена Евы и сказал: "Франк, иди ты к черту". "Как ты со мной разговариваешь? Смелый стал? Если ты решил поваляться со своей куклой, делай это в другом месте".

"Думай что говоришь!" Михаэль вскочил и со злостью посмотрел на брата. Франк стоял, широко расставив ноги, руки в карманах брюк. Ева избегала взгляда Михаэля. Она сделала пару шагов в сторону сада, под защиту темноты. Из дома вышел парень в кожаной куртке и сказал: "Франк, ты снова собираешься устроить шоу?" Франк не обратил на него внимания и снова обратился к Михаэлю.

-Скажешь, я неправ? Будто ты не собирался с ней переспать?

-Ты - старая свинья!

-Малыш, не надо быть таким наглым. Так можно и на неприятность нарваться.

-Попробуй! Давай попробуй!

Голос Михаэля звучал резко и рвался вверх, переходя на крик. - Решил показать этому куску жира, какой ты смелый парень?

Михаэль набросился на него с кулаками. Ева не двигалась. Ее рот открылся, но она не закричала. Она увидела, как в дверях появились люди. Они наблюдали за дракой. Из толпы послышались разные восклицания.

-Франк, ты с ума сошел. Прекрати, остановись.

-Михаэль, давай покажи ему.

Вдруг у Франка в руке оказался нож, и Ева закричала: "Нет, нет!" Ее охватила паника. Она хотела разнять дерущихся, но не могла даже пошевелиться. У стоящих в дверях побелели лица, а один из них, тот, кто кричал: "Михаэль, давай покажи ему", подвинул Михаэлю стул.

Михаэль взял стул за две ножки, поднял его над головой и со всей силы ударил Франка стулом. Ева закрыла глаза. Когда она снова открыла глаза, то увидела Франка, лежащего

на земле, из раны на его голове текла кровь. Михаэль стоял рядом, все еще со стулом в руках, смотрел испуганно на своего брата и повторял: "Нет, нет. Этого не может быть".

Парень с серебряным крестом на шее забрал у Михаэля стул и повел его в дом. Окружающие молча посторонились, пропуская их. Потом пришла Илона, села рядом с Франком и положила его голову себе на колени. Она качала Франка, как маленькая девочка качает куклу. Слезы бежали по ее лицу. Платье задралось, ее полные бедра белели в темноте.

"Илона его нельзя трогать". Петрус нагнулся и осторожно положил голову Франка на землю. Илона только посмотрела на него, ничего не сказав. Кто-то увел ее, а Петрус сказал: "Райнер, позвони в скорую". Райнер зашел в дом. До приезда скорой все молчали.

-Его зовут Франк Вайлхаймер.

-Нет. Мы танцевали и ничего не видели.

-Наверное, он случайно упал.

-Да, наверное, так и было.

Другие окружили Михаэля, который с широко распахнутыми глазами смотрел, как Франка выносят на носилках. А Илона сказала Еве: "Это произошло по твоей вине".

Все принялись наводить порядок в доме. Петрус повез Михаэля и Илону домой, но скоро вернулся обратно. Он сказал: "Ну, вот и закончился праздник". Ему никто не ответил.

Ева собирала пластиковые стаканчики, когда приехал ее отец. Он сказал: "Ты не выглядишь радостной". Она расплакалась. "Тебя кто-то обидел?" Он казался большим, сильным. Ева прислонилась к нему. Он обнял ее и повторил: "Тебя кто-то обидел?" Ева покачала головой и вытерла слезы. Нет, ее никто не обидел. Ничего не произошло. Ева уткнулась лицом в его рукав. Знакомый запах успокоил Еву. Нет, ничего.

А Петрус объяснил ее отцу: "Произошел несчастный случай".

Ева плакала, спрятав в подушку свое горячее мокрое от слез лицо. "Ты хочешь показать этому куску жира, какой ты смелый парень?" Тело Франка на Земле. Илона, качающая его голову.

Ева почувствовала, как сжался ее желудок. Я - кусок жира. Это произошло из-за меня. Это моя вина. А Михаэль? Почему он не отступил? Ведь у Франка был нож в руках.

Ева дошла до ванной, склонилась над раковиной, и ее вырвало. Она включила холодную воду. Вода бежала по лицу и рукам, смывая рвотную массу. Вот все стало чистым, остался только неприятный запах.

Она почувствовала образовавшуюся в ней огромную пустоту. Пустота как большая дыра. Она подумала: "У меня начинает болеть желудок, когда он пустой". Спасительная мысль.

Она съела сухой кусок белого хлеба, очень медленно, тщательно пережевывая, чтобы помочь ее бедному, мучающемуся от боли, желудка. Сухой хлеб царапал горло. Она стала подогревать молоко, съев при этом бутерброд, потом еще один. В холодильнике была колбаса салями, был колбасный сыр. Боль в желудке становилась все слабее, желудок наполнился, стал мягким. Она медленно побрела в свою комнату.

У нее нет других проблем, кроме этой, самой главной. Проблема всех проблем. Жир - это отвратительная прослойка между Евой и окружающим миром. Только жир во всем виноват. Жир означает грусть и одиночество. Быть жирной значит испытывать страх и стыд, значит терпеть насмешки.

А в глубине этого жира спрятана она, настоящая Ева, такая, какой она должна быть: свободная от груза жира, легкая.

Да, в этом слое жира увязла настоящая Ева, которая не думает постоянно о еде, не обжирается тайно, не запихивает в себя, как машина, как эскалатор, всю еду подряд, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Не ест до тех пор, пока уже ничего не останется.

Да, в этом коконе лежит другая Ева, которая не знает жадного поглощения пищи, не знает постоянного жевания, глотания, не знает рвоты.

Однажды этот жир растопит солнце, и на улицу вытечет целый ручей из жира. Отвратительная, вонючая жидкость уйдет и останется она, другая Ева: легкая, веселая, настоящая Ева. Счастливая Ева.

Проблемы с едой и проблемы с математикой (гл. 13).

В понедельник, в три часа дня Ева сидела у фонтана. Волосы стянуты назад и скреплены заколкой. Михаэль не пришел.

Ева сняла обувь и пошла босиком по дорожке. Камешки больно кололи ее нежные ступни. Она думала: "Все правильно. Мне должно быть больно". Она старалась наступать так сильно, что камни впивались в кожу, и она сжимала зубы от боли.

Она прошла через парк до кафе, потом вернулась обратно. Михаэля не было. Ноги налились свинцом.

Она обулась и пошла в сторону вокзала. Остановилась возле большого книжного магазина. Она медлила, потом заставила себя войти.

"Я могу Вам чем-нибудь помочь?", - спросила молодая, стройная продавщица. "Спасибо", - ответила Ева. "Я только посмотрю". Она остановилась возле полки с книгами

одиетах, снижение веса и о здоровом питании.

Ева взяла одну книгу и начала ее листать. Хлеб в калориях и джоулях, йогурт - в

калориях и джоулях, нежирный стейк (150 гр.) - в калориях и джоулях.

Ева оглянулась, почувствовав, что за ней наблюдают. Но рядом была только продавщица, та самая стройная девушка. Она снова обратилась к Еве с вопросом: "Вам помочь?"

Ева помотала головой, поставила книгу назад на полку, взяла другую, первую попавшуюся и сказала: "Я беру эту книгу".

Дома она села за письменный стол и начала читать. Вечером она знала наизусть всю таблицу по калориям, выучив ее как иностранные слова. Я сама виновата в том, что я такая толстая. Я сама виновата во всем, раз не могу себя контролировать. В какой больнице Франк? Тысяча калорий в день, не больше. Нет, лучше пятьсот. Почему Михаэль не пришел? Что с Франком?

"Ева, ужинать!" - раздался голос мамы. Два куска хлеба с маслом и кусочками семги - это 500 калорий. И то, если только масло намазано тонким слоем. И Ева сказала:

-Я неголодна. Ничего не хочется сегодня.

-Как это так? Ты не больна?

Ева подумала: Ох, мама, могу ли я с тобой поговорить, довериться тебе? Нет, лучше не стоит. Чтобы не слышать глупых замечаний вроде этого: "Всегда найдутся мужчины, любящие полных женщин". И она ответила:

- Я не больна. Просто мне совсем не хочется есть

Медленно проходили дни. Ева вставала, одевалась, на завтрак пила только черный кофе, не обращая внимания на укоризненные взгляды матери. Но чтобы избавиться от этих взглядов она готовила себе толстые бутерброды для школы. Эти бутерброды она выбрасывала в урну за углом. Ева была на диете.

Франциска спрашивала: "Ты не больна?" Ева не отвечала одно: "Нет. Какие-то проблемы с желудком. Пустяки". Франциска брала Еву за руку. Рука Франциски была теплой и приятной. Несмотря на жару, Ева мерзла.

Когда желание поесть становилось особенно сильным, когда во время урока начинал болеть живот, Ева смотрела на свои бедра. Сначала на свои, затем на бедра Франциски.

До обеда было тяжело, но после обеда было еще хуже. Дома она отказывалась от обеда, говорила, что совсем неголодна, так приготовленные утром бутерброды она съела совсем недавно, по дороге домой.

Потом она шла в парк и ждала Михаэля, хотя знала, что он не придет, но все же надеялась. Да и почему он должен приходить! Ведь это она во всем виновата. Хотя нет, не она, не Ева. Этот проклятый жир был во всем виноват. В четыре часа она возвращалась домой и заставляла себя учить слова. Спать она ложилась еще до ужина, говоря при этом матери: "Я чувствую себя не очень хорошо. Мама, пожалуйста, оставь меня в покое. Я хочу спать".

Мама приносила ей бутерброды. "Ребенок, что с тобой?" Ева заворачивала бутерброды в бумагу и прятала их в рюкзак. На следующее утро эти бутерброды оказывались в той же урне, что и остальные. Она плакала во сне.

Почему Михаэль не приходит?

Желудок болел как никогда раньше. Ева взяла книгу, пыталась читать, но буквы танцевали перед ее глазами. Она могла думать только о еде. Все остальное казалось неважным в сравнение с таким сильным голодом.

Она думала: "Я не хочу есть. Не хочу. За эти 4 дня было сброшено 4 фунта. Только четыре. Это не так уж много".

Она мерзла, хотя светило солнце. Кожа натянулась, болела голова. Она пошла на кухню, схватила хлеб, прижав его к животу, отрезала толстый кусок. Затем положила этот кусок на доску и намазала масло толстым слоем. Мама, глядя на все это, сказала:

-Может, не стоит намазывать масло таким слоем?

-Оставь меня. Я - голодна.

Она взяла солонку, а мама сказала: - Может, суп подогреть?

Ева не ответила. Она унесла доску в свою комнату, поставила все на стол и села. Потом она начала есть. Что остается в этом мире, кроме жевания? Что может сравниться с маслом, с прохладным маслом на свежем хлебе? Что может быть вкуснее бутерброда, слегка посыпанного солью? Нет другого счастья, кроме этого! Жевать, пережевывать и глотать хлеб, и при этом видеть в своей руке хлеб и знать: после этого куска будет следующий, а потом еще и еще...

При попытке проглотить очередной кусок у нее сдавило горло. Ева почувствовала разочарование. Опять ничего не получилось. Разочарование было подавлено кашей из хлеба, масла и соли.

До окончания учебного года осталась одна неделя. Теперь нельзя было изменить, исправить оценки. Франциска сказала Еве:

-Я не могу. Ничего не получиться. По математике я получу пять.

-Зато у тебя с английским все в порядке.

-Да, но только с английским. Отец считает, что мне полезно остаться на второй год. По его мнению, это лучший вариант для меня.

Они стояли на школьном дворе. И вокруг было так шумно, что Ева едва слышала тихий голос Франциски. И внезапно она поняла, как важно для нее, чтобы Франциска училась вместе с ней. Важно, чтобы она просто была утром в классе и могла поздороваться с Евой.

ИЕва произнесла:

-Нет. Ты не должна оставаться на второй год.

-По-другому не получиться. Наверное, я просто тупа для математики. Мне бы хотя бы половину твоих способностей.

-Я помогу тебе. Горнштейн рот откроет от удивления, так хорошо ты станешь разбираться в математике.

-Правда?

-Да. Я буду заниматься с тобой.

Франциска обняла Еву за шею и поцеловала ее в щеку. "Ты - настоящее сокровище". Ева замерла от этого прикосновения.

УЕвы есть друг, но она не хочет того, чего хочет он (гл.14).

Впятницу Михаэль наконец-то пришел. Ева увидела его издалека.

- Привет, Ева.

Она присела рядом с ним и коснулась его щеки, на которой ярким цветом горел синяк.

-Кто это тебя так?

-Отец. Из-за Франка. Он сказал, что братья не должны драться.

Ева промолчала, а Михаэль продолжил: "Как хорошо, что скоро я наконец-то уеду отсюда. 31 июля, в два часа дня, 16 минут уезжает мой поезд". На это Ева только произнесла: "Да". Потом добавила:

-Как там Франк?

-Не так уж и плохо. Сотрясение мозга. Через две недели его выпишут.

-Хочешь колы?

Михаэль кивнул.

Они шли рядом, но не касались друг друга. Они сели за тот же столик под деревом, где они сидели в свою первую встречу. Они заказали колу.

-Это Франк виноват. Ты же видела нож?

-Да.

-Вечно он ходит со своим ножом. Хочет, чтобы его все боялись. Вот и Петрус то же самое говорит. Он вчера был у нас. Правда, сначала отец не хотел с ним говорить. Он кричал, что Петрус тоже виноват, так как не разнял нас вовремя. Но Петрус с ним поговорил, и сегодня я наконец-то смог прийти.

-Я тебя целый день ждала.

-Петрус сказал, что я должен прийти.

-А ты не хотел?!

-Я не знаю (Михаэль выглядел растерянным и несчастным).

Мне было стыдно.

-Почему?

-Я не знаю (Он говорил очень медленно).

Из-за всего сразу. Потому что я подрался. И потому что Франк теперь в больнице. Ева заказала еще две колы.

-Михаэль, почему ты так разозлился? Почему ты сразу не ушел?

-Вот и Петрус меня об этом спрашивал.

-И что же ты ему ответил?

-Потому что Франк тебя обидел.

Ева почувствовала, как по ее телу пошла дрожь. Ее охватила слабость, а на дно желудка будто бы опустился тяжелый камень.

- Это потому, что он назвал меня куском жира?

Михаэль покраснел и, опустив глаза на свой стакан, молча кивнул.

-Так я и есть кусок жира. (Камень в желудке вроде стал легче). Я же действительно толстая! (Она выдавила из себя легкий смешок.) Разве ты этого не замечал?

-Нет, ну я, конечно же, видел, что ты...

Камень исчез. В животе у Евы стало мягко и тепло. Она положила свои руки на стол рядом с его руками. А Михаэль, взяв ее за руку, добавил: "В любом случае, это не его собачье дело: толстая ты или худая".

Они пошли на речку.

-Я скоро уеду. Ты будешь мне писать?

-Конечно. А ты мне?

Михаэль обнял ее. Ева рассмеялась. Ей очень хотелось громко крикнуть: "Посмотрите на меня. У меня, у толстой Евы есть друг!"

Они медленно шли по дороге, встретив на своем пути только одного рыбака. И вот они уже были далеко от всех. Михаэль шел впереди, прокладывая тропинку среди кустов и

отводя ветки в сторону, чтобы Ева могла пройти. На небольшой полянке они сели на траву. Ева сорвала травинку и начала ее жевать. Вкус был горьким.

-Твоя мама знает, где ты?

-Нет. Она думает, что я подруги.

-Я своим тоже ничего не сказал. Из-за Илоны.

-Она по-прежнему считает меня виноватой?

-Да. Она очень любит Франка. Непонятно только: за что?

-А тебя она не любит?

-Да нет, меня она тоже любит.

Они лежали в траве очень близко друг к другу. Михаэль легко, едва касаясь, гладил ее тело. И от этой ласки Ева чувствовала себя совсем беззащитной.

-Нет, не надо. Не надо! Она поднялась и села прямо.

-Я не хочу. Не сейчас.

-Но ты же моя девушка. А я твой парень. Ты не должна меня бояться. Страх? Разве она испытывает страх?

По ноге Евы бежал жук. Осторожно, большим и указательным пальцами, она взяла его и

опустила в траву. Потом снова легла рядом с Михаэлем и сказала:

-Солнце светит прямо в глаза.

-А вот так не мешает?

Михаэль склонился над ней, и они поцеловались. Ева слышала как где-то рядом, возле ее уха жужжит пчела. Глаза Михаэля уже не казались темно-карими, вокруг его зрачков можно было разглядеть серо-зеленные пятна. Какие длинные у него ресницы! Ева сказала:

-Вот это мне нравиться. Так хорошо: просто лежать с тобою рядом.

-Ты - хорошая девочка.

Руки Михаэля снова заскользили по ее телу. Ева закрыла глаза, но не увидела темноту. Перед ее глазами плыли красные круги.

- Нет. Я не хочу этого. Не сейчас. Не так. Я не знаю почему, но я боюсь этого. Михаэль не ответил. Ева попыталась оттолкнуть его, но он только крепче прижался к

ней, а Ева испуганно подумала: "Как собака. Ну, точно, как собака". Она смотрела в это обнаженное, в это чужое лицо, такое беззащитное, беспомощное, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, с обтянутой кожей скулами. Его ноздри казались очень тонкими и дрожали. Ева никогда прежде не видела такого обнаженного лица. Михаэль дышал очень громко и часто.

Вся эта ситуация казалась Еве просто омерзительной. Она хотела вырваться, но Михаэль держал ее крепко. Он уткнулся ей в грудь и стонал.

Наконец-то он ее отпустил, лег на живот, отвернул свое лицо в сторону и молчал. Ева растерянно села. Она не понимала, что она сделала не так. Она стала рассматривать ближайшее дерево. Как же оно называется? И почему она была такой невнимательной на уроках биологии? И почему Михаэль ничего не говорит? Она вспомнила Илону. С какой нежностью она держала голову Франка! Ева коснулась Михаэля, сказав при этом:

-Ты сердишься? Молчание.

-Я не могу. Не торопи меня. Я боюсь, сама не знаю, почему. Это так...

Она пыталась найти слова, чтобы описать это неприятное и страшное ощущение, но не нашла и замолчала.

-Ничего страшного. Не бери в голову. Я же знал, что ты не такая, как другие девчонки.

-Наверное, потом я смогу. Я еще научусь.

Уверенность в себе и все становиться легко (гл.15).

"У меня для вас новость", - сказал господин Горнштейн. "В следующем году появиться новый девятый класс. Из вашего класса в новый должны перейти пять учениц. По возможности - добровольцы". "Почему?", - спросила Суссана, староста класса. "С чего это вдруг создается еще один девятый класс?" "Вы же знаете, что классы переполнены. Все

Еве стало тепло и приятно от этих слов: "мы", "Ева и я". Она предложила: "Давайте напишем письмо в дирекцию, а потом все его подпишем". Суссана стукнула Еву по плечу: "Хорошая идея". Тут Кристина снова начала кашлять, и Ева спросила у нее:

-Как ты умудрилась простыть в такую жару?

-Дура потому что. Я была в новой футболке и не захотела одевать куртку.

-Красота требует жертв.

Кристина рассмеялась и ответила:

- Будто бы ты так никогда не поступала.

Если отвечать честно, то надо было сказать: "Нет, никогда, всегда одеваюсь по погоде", но Ева ответила:

-Конечно, я тоже так делаю. Суссана:

-Итак, кто пишет письмо? Карола:

-Ева. У нее лучше всех получиться.

-Я тоже так думаю. Ева, напишешь? Ева снова покраснела и ответила:

-Да. Но может быть, мы соберемся, и все вместе напишем? Франциска:

-Я согласна. Суссана? Анна?

-Хорошо. А где мы встретимся?

-У меня, в четыре. Согласны?

Франциска выглядела очень довольной. Она добавила: "Это мне очень нравиться". По дороге домой Ева громко насвистывала. Какая-то старая женщина удивленно

посмотрела на нее. Ева радостно рассмеялась. "Ну, наконец-то в моей жизни что-то происходит. Сегодня в четыре у Франциски".

Ночью Ева долго не могла уснуть. Какой был день! Интересный, непохожий на другие. Сначала бурное обсуждение в школе, когда другие говорили с ней как с равной. Как будто такое общение было в порядке вещей.

Ева подошла к окну и посмотрела в темноту. Франциска, оказывается, живет совсем недалеко от ее дома, в десяти минутах ходьбы. В старом красивом доме. Сначала Ева очень смущалась, но когда пришли Суссана и Анна, ей стало легче. Они сидели за столом, сочиняли текст письма и много смеялись. А Суссана сказала: "Ну, надо же! Знаешь Ева, я раньше думала, что мы тебе совсем неинтересны. Ты казалась слишком хорошей для нас".

Глядя в ночное небо, Ева рассмеялась и сказала громко: "Я принадлежу этому миру. Я имею на него такое же право, как и другие. И я останусь в классе вместе с Франциской, Суссаной и Анной. И с Каролой. Я не уйду".

На улице было очень темно. Где-то там, в десяти минутах от ее дома, спала Франциска. Ева легла спать.

Михаэль уехал, но пирог с творог всегда поможет (гл. 16).

Ева пришла на главный вокзал. Она не хотела, чтобы ее увидели, но при этом она знала, что на вокзал еще не пришел тот, кого бы она хотела увидеть. Еще было слишком рано. До отправления поезда оставался час, а если быть совсем точным, час и 12 минут и ...

Движение стрелки, 19 секунд, еще одно движение, 18 секунд...

Много шума. Вокруг голоса, вокруг люди. Да еще эти поезда. И запах, запах вокзала. Металл, грязь. Закусочная: жареная колбаса, картофель фри. Сильный запах горячего масла. Мужчина, который неуверенно стоял на ногах и держался за край одноного столика, крикнул ей: "Малышка, ты чего-нибудь хочешь?"

Ева быстро прошла вперед. Она остановилась возле большого табло с надписью "Отправление" и стала внимательно изучать строчки. Вот этот поезд. Отправление из Мюнхена в 14.16, прибытие в Гамбург в 22.25. Отправляется с 25-го пути.

Мимо Евы прошла красивая женщина. Высокая и стройная. Она пахла цветами. Розы? Или все-таки фиалки? А как пахнут фиалки? Ева никак не могла вспомнить. Она чувствовала себя толстой и потной. И зачем она надела эту блузку? Светло-красную, цвета незрелого помидора. Ведь на этой блузке отчетливо каждое пятно от пота. Она хорошо знает, как выглядят такие пятна под мышками. Темные, со светлыми полями.

Она немного приподняла руку, чтобы пропустить воздух в подмышки. Может, таким образом, пот немного подсохнет. Толстые люди потеют больше, чем худые.

Шум действовал на нервы. Ева всегда ненавидела любой шум. Хуже всего, когда от навязчивых звуков нельзя убежать.

Еще час и три минуты.

Капля пота с виска скатилась по ее щеке и упала на руку, которую Ева подняла, чтобы вытереть пот.

Когда же они придут? Интересно, семья явится в полном составе: отец, мать и восемь детей? Нет, не восемь. Ведь Франк еще в больнице. "Ему придется еще на некоторое время остаться в больнице", - сказал Михаэль, когда они прощались.

Она подарила ему на прощанье цепочку. Тоненькую серебряную цепочку с буквой "М".

АМихаэль спросил:

-Почему не с буквой "Е"? "Е" как Ева? Они сели на скамейку и обнялись.

-Ева, ты будешь мне писать?

-Да, Михаэль.

Они поцеловались, очень печально.

- Ева, ты останешься моей девушкой?

Ева почувствовала печаль и маленькую боль под названием "Михаэль". Она ответила ему:

-Ты познакомишься с другими девушками. Со многими...

-У тебя красивые волосы.

Михаэль спрятал свое лицо в ее волосах. Его дыхание было теплым.

Ева зашла в привокзальный ресторан и села за столик, за которым был хорошо виден путь N 25. Стакан колы содержит 80 калорий. 1 калория это 4,187 джоулей. Н-да. Лучше заказать минеральной воды. У Михаэля была громкая отрыжка, когда он пил минеральную воду.

"Вы кого-нибудь ждете?" - спросила старая дама, которая подсела за столик Евы. Ева помедлила с ответом, потом покачала головой и сказала: "Нет, не жду". Дама положила свою сумку на колени и, заметив взгляд Евы, пояснила: "Осторожность не помешает. В газетах об этом только и пишут".

Подошла официантка и приняла заказ дамы. "Кофе без кофеина и кусок пирога с творогом". Дама снова обратилась к Еве: "А я жду мою дочь. Она заедет ко мне на пару дней, перед своим отпуском".

Ева кивнула. И что ей отвечать на это. Дама начала ее раздражать. Еве хотелось побыть одной. Еще 38 минут, но поезд уже был на 25-ом пути.

Старая дама продолжала говорить: "Я живу совсем одна". В ее голосе послышалась такая печаль, что Ева посмотрела на нее с удивлением. "С тех пор как умер мой муж". Женщина смахнула слезу. А Ева пожалела о своей недавней досаде.

"Вот так всегда", - сказала дама, помешивая ложечкой кофе. "Вместе со старостью приходит одиночество". "Где живет Ваша дочь?" - спросила Ева и подозвала официантку. "Во Франкфурте" "Это очень далеко", - сказала Ева, расплатилась и продолжила: "Всего хорошего. Удачи Вам".

Она купила газету и выбрала себе такое место, где она была незаметной для всех, но чтобы была хорошо видна платформа.

Без пяти два они появились. Ева отступила на шаг назад и подняла газету повыше. Михаэль был одет в темные брюки и белую рубашку. Он тащил большой коричневый

чемодан. Его отец нес дорожный чемодан. Ева рассматривала все семейство с любопытством. Отец не очень крупный мужчина, худой и смуглый. Ева подумала, что он выглядит очень мило, хотя бабочка на шее придавала ему несколько хвастливый вид.

На руках матери был маленький ребенок, наверное, лет двух. Двое младших братьев бегали взволновано туда-сюда. Илона взяла из рук матери ребенка.

В кругу семьи Михаэль выглядел совсем иначе. Казался младше, казался ребенком. Отец поднял чемодан и сумку в поезд. Мать обняла Михаэля. Она была крупной,

сильной женщиной. Ее можно было назвать толстой. Михаэль практически растворился в ее объятьях.

Маленький ребенок начал плакать, и мать взяла его на руки. Илона гладила Михаэля по лицу.

Ева давно не пряталась за газетой. Михаэль не смотрел по сторонам. Он обнимал Илону и гладил ее волосы. Его мать одной рукой прижимала к себе ребенка, другой утирала слезы.

Ева подумала: "Настоящая семья. Столько нежности друг к другу. У нас так много не целуются. Когда я последний раз целовала своего брата?" Она не могла вспомнить.

С другой стороны платформы появились младшие братья. Они где-то раздобыли тележку для багажа. Один сидел в тележку для багажа. Один сидел в тележке, ругой ее толкал. Они смеялись и махали рукой. Один из них был особенно похож на Михаэля.

Платформа заполнилась людьми. На часах было уже десять минут третьего. Ах, Михаэль! Еве было очень грустно.

Она пошла вперед и ни разу не обернулась. Михаэль ей напишет. Она ответит. Ничего еще не закончилось.

На привокзальной площади было кафе. Ева зашла, села за свободный столик. Заказала чашку кофе и кусок пирога.

Удивительный день и новые планы (гл. 17).

Что за день! Начинался он не очень весело. Утром Ева смотрела в окно. Ей было скучно. И погода совсем не радовала.

Потом, за завтраком, отец вдруг вытащил сотню и протянул ее Еве. "Купи себе чтонибудь, раз мы не едем в отпуск". Бертольд поднял глаза от своей тарелки. Отец сказал: "И ты получишь свое. Завтра, когда поедешь к тете Ирмгард". Ева взяла купюру и засунула ее под свою тарелку. Мама спросила:

-Что ты себе купишь?

-Пока не знаю. Наверное, я сегодня пойду в центр города. Посмотрю.

Она как раз убиралась в своей комнате, приводила кассеты в порядок, когда зашла мама со словами: "Ева, для тебя почта". Она протянула Еве открытку. В ее взгляде было любопытство.

Ева взяла открытку, положила ее на стол и продолжила разбирать кассеты: "Ну, ладно", - сказала мама и пошла на кухню.

Ева взяла открытку и перевернула ее. Аккуратным детским почерком было написано: "Моя дорогая Ева! Гамбург - замечательный город. Я только что приехал. Жаль, что тебя здесь нет. Скоро я напишу тебе. Твой Михаэль".

Ева рассмеялась. Совсем немного, но радует то, что он о ней вспомнил. Громко напевая, она закончила уборку.

Мама и Бертольд уехали в магазин. Для завтрашней поездки к тете Ирмгард ему были нужны резиновые сапоги и нижнее белье.

Ева поливала цветы, когда раздался звонок. В трубке домофона она услышала голос Франциски, которая сказала:

-Это я. Мне стало скучно дома.

-Заходи.