Мирьям Пресслер Горький шоколад

-Возможно. Но у нас все по-другому. Я не хочу, чтобы по вечерам ты где-то шлялась. Пока ты живешь с нами, будешь делать так, как я скажу.

Ева снова откусила от яблока и пошла в свою комнату. В тот вечер она долго не могла уснуть. Было слишком душно.

На следующее утро на перемене Ева сказала Франциске:

-Мне очень жаль, что так вышло на контрольной.

-Ничего страшного. Это не повредит моей оценке.

-Я действовала не против тебя.

-Я знаю.

-Что ты знаешь?

-Раньше Карола была твоей подругой. Она сказала, что ты все еще злишься и ревнуешь.

-Пусть не думает, что я без нее скучаю.

Ева открыла книгу и начала читать. Франциска села рядом и спросила: "Тебе было очень обидно тогда?" Была ли она обижена? Нет, это не так. Обида - не совсем подходящее слово. Разочарование, грусть - вот что было в ее душе. Тогда ей было очень больно. Но это никого не касается. Тем более Франциски. Ева почувствовала, как на глаза набежали слезы. Она опустила голову, но все равно Франциска заметила. Она обняла Еву за плечи. Ева хотела бы избежать этих объятий, но не смогла. Обнявшись, девочки просидели под деревом, пока не прозвенел звонок.

После обеда Ева ела в парке крабовый салат.

Вечером она снова вспоминала, как Франциска обнимала ее. А еще, как Михаэль положил ей руку на грудь. Думая о Кароле, она плакала, уткнувшись головой в подушку. "Что меня так мучает? Ведь я должна быть счастлива. Я познакомилась с Михаэлем, и Франциска всегда рядом. Из-за чего я страдаю? История с Каролой была давно. Почему я никак не могу забыть это?"

Ева заснула.

Когда она проснулась, было еще темно. Ева включила свет. Она была мокрой от пота. Как жарко! И как назло, она забыла открыть окно. Поэтому в комнате было так душно. Ева осторожно открыла окно. Воздух был мягким, а звезды стояли высоко в небе. Лишь где-то за крышами небо становилось светлей. "Что за летом в этом году", - подумала Ева. Она была очень голодна. Ева потихоньку прошла на кухню. И только она села за стол и

начала есть йогурт, как открылась дверь и вошла мама. Она выглядела заспанной и щурилась на яркий свет.

Мама сказала:

-Я услышала, как ты ходишь. Я тоже не могу спать. Хочешь чаю? Ева кивнула.

Мама набрала воды в чайник и поставила его на плиту.

-Ты голодна? Пожарить яичницу?

-Да. Пожалуйста.

Мама работала быстро. Ева подумала: "Ночью она выглядит по-другому. Такой мне она больше нравится". Мама поставила перед дочерью тарелку и добавила перцу. Потом поставила две чашки на стол. Ева улыбнулась матери и начала есть. В этот момент открылась дверь. Это был отец с взъерошенными волосами. Пижама была расстегнута, и можно было видеть его волосатую грудь. Ева быстро повернулась к нему спиной.

-Что вы здесь делаете?

-Мы не можем заснуть.

"Ладно, но скорей ложитесь спать", - пробормотал он и закрыл дверь. Через некоторое время Ева сказала:

-На реке я была с парнем.

-Я так и подумала. Ведь раньше ты никогда не задерживалась. Симпатичный?

-Да, очень.

-Папа думает, что мне нужно поговорить с тобой. Ты должна быть осторожней.

-Мне не нужны объяснения. Я уже давно все знаю. Мама покраснела.

-Я не об этом. Очень часто мальчики слишком настойчивы и ...

-Мама, прекрати. Я знаю, что я делаю. Мама вздохнула.

-Вот и я сказала папе: каждый получает свой опыт. Я тоже не слушала свою мать. Ева рассмеялась.

-Ты начинаешь говорить, как бабушка.

-Не смейся надо мной. Свою жизнь я представляла совсем другой.

Мама выглядела печальной.

-Почему ты не работаешь? Ты мало общаешься с людьми. Только со своей Шмидтхубер.

-А домашнее хозяйство? Ты же знаешь своего отца.

-Папа такой, потому что ты не протестуешь.

Мама не ответила. Когда тарелки опустели, она убрала со стола. Ева встала. Мама обняла ее и сказала: "Спокойной ночи, моя девочка!" Ева прижалась к ней. Мама гладила ее по спине и волосам. "Спокойной ночи, мама".

Прекрасный субботний вечер и страшный сон.

Ева стояла в ванной перед зеркалом. К счастью, во всей квартире было одно большое зеркало, да и то в спальне родителей на дверце шкафа. Ева подошла к зеркалу поближе. Теперь она стояла так близко, что ее нос касался стекла. Она посмотрела в свои серозеленые глаза. У нее закружилась голова, она отступила на шаг назад и снова стала рассматривать свое лицо. Среди разноцветных зубных щеток лежала мамина губная помада. Ева взяла ее и нарисовала на зеркале сердце. Теперь ее лицо в зеркале обрамляло большое сердце. Она рассмеялась и сказала вслух: "Ты совсем не дурнушка. Ты - Ева. Жаль только, что нос немного длинноват". Ева распустила хвост, и волосы, длинные и волнистые, рассыпались по плечам. Она сделала пробор посередине, расчесала волосы. Интересно понравиться ли это Михаэлю? Она приоткрыла губки и отпустила глаза. Она выглядела как женщина-вамп. Ева, медленно и осторожно, начала краситься. Кто-то постучал в дверь. Раздался голос Бертольда:

-Ну и кто там засел?

-Я.

-Открывай быстрей. Мне нужно срочно.

Туалетной бумагой Ева быстро стерла сердце, потом открыла дверь. "Ну и на кого ты похожа", - спросил Бертольд. Первый раз Еве пришло в голову, что он разговаривает как отец.

-Разве тебе не нравится?

-Нет. Ты выглядишь как цирковая лошадь. Ева рассмеялась.

-А мне нравится. Мне очень даже нравиться.

-Вот подожди, сейчас тебя папа увидит.

Но папа не мог ее видеть. Привычный послеобеденный сон в субботу, длившийся до начало спортивно программы по телевизору.

- Мама, тебе нравится?

Мама, немного помедлив, ответила: - Ты стала совсем другой.

Погода была то, что надо. Ева могла надеть синий плащ, который отлично стройнит.

-Пока, мама.

-Веселись, ребенок. Но не забудь: в 10 ты должна быть дома.

-Да, да.

Ева вышла из квартиры и тихо закрыла за собой дверь.

Михаэль посмотрел на нее удивленно и сказал: "Классно выглядишь". Они сидели в кафе и пили колу. Ева не очень любила этот напиток, но Михаэль постоянно его заказывал, не особо интересуясь желаниями Евы. Сегодня Михаэль был в белой рубашке, открытой почти до живота, и в темном вельветовом пиджаке. Он выглядел очень прилично.

-Обычно по субботам я бываю в нашем клубе...

-Что вы там делаете?

-Разное. По субботам танцуем. Несколько парней играют просто сумасшедшую музыку. Один из них мой друг. Он играет на гитаре.

Последние слова он произнес с особой гордостью. И тут кто-то рядом произнес: "Привет, Ева". Ева подняла глаза. Это была Тина, которая с нескрываемым любопытством рассматривала Михаэля. Рядом с ней был стройный парень с длинными волосами. Он обнял ее и хотел увести, но Тина не сдвинулась места, по-прежнему не сводя глаз с Михаэля. Потом она спросила у Евы, даже не глядя в ее сторону: "Это твой друг?". Михаэль ответил за Еву: "Да, если ты не имеешь ничего против". Наконец-то длинноволосому удалось увести Тину. Ева сказала:

-Как она на тебя смотрела!

-Кто она такая?

-Мы вместе учимся.

-Тебе не стыдно за меня?

-Почему я должна стыдиться?

-Ну, я же учусь в обычной школе и не представляю из себя ничего особого.

Ева была поражена. Она подумала про себя: "Вот так "ничего особенного". Обычную школу сразу не разглядишь, а мой толстый зад виден каждому". Вслух она сказала:

-Мне все равно, где ты учишься.

-Это ты так только говоришь. Я еще ни разу не встречался с девчонкой из гимназии. Даже как-то странно. Все по-другому.

-И что же во мне "другого"?

-Очень многое.

-Например?

-Не знаю. Но многое.

Еве очень хотелось спросить, что он подразумевает под словом "многое". Ей хотелось бы знать, как он вел себя с теми "другими", приводил ли он их на то место у реки. Но она не задала ни одного вопроса, боясь его ответа. Они оба молчали, и Ева подумала с грустью: "Вот так всегда. Не знаешь, что сказать, когда хотел бы сказать многое". Она заказала себе еще колы.

Потом, в кино Михаэль взял Еву за руку. Его худая ладонь была немного шершавой. На экране светило закатное солнце, и ковбой скакал по прерии, а Михаэль гладил ладонь Евы. Она сидела тихо-тихо и почти не могла дышать.

Ровно в десять вечера Ева открыла входную дверь. Из гостиной раздался голос мамы.

-Ева, это ты?

-Да.

Ева прошла в ванную и закрыла дверь. Она уперлась руками о раковину и посмотрела на себя в зеркало. От губной помады почти ничего не осталось. Теперь она выглядела как обычно. Она удивилась, что он не оставил никаких следов на ее лице. Он, Михаэль.

Она взяла зубную щетку, выдавила на нее пасту, но сразу же смыла пасту водой. Сегодня она не будет чистить зубы, чтобы не уничтожить приятное воспоминание. Ева собрала волосы в хвост и пошла спать. Мама открыла дверь и спросила:

-Ну, как?

-Все было прекрасно, но я устала и хочу спать.

Ева поднималась по бесконечно длинной лестнице. На самой вершине стоял Михаэль и смотрел на нее. Или это была Карола? Или это было тело Каролы, а лицо Михаэля? Когда Ева стала приближаться, эта странная фигура начала разрушаться. От страха Ева закрыла глаза, но упорно ползла выше и выше. Когда она открыла глаза, Михаэль стоял наверху, но уже гораздо выше. Он повернулся к ней спиной. Она стала кричать: "Михаэль, Михаэль!" Он повернулся и сказал чужим голосом: "Не смей ко мне приближаться. Уходи, или я убью тебя". В его руках блеснул нож. Она закричала, развернулась и хотела бежать вниз по лестнице, но теперь перед ней была лишь яма. "Этого не может быть. Не могла лестница исчезнуть в одно мгновение". Она стала падать в эту яму. Хотела кричать, но ей не хватало воздуха, кровь била в виски. "Сейчас, вот сейчас я упаду на землю", - подумала она, и в тот же миг она проснулась и поняла, что лежит на своей кровати. Это был лишь сон. От облегчения она расплакалась.

В холодильнике Ева нашла пудинг. Шоколадный пудинг.

Почему на дискотеке все было хорошо, а после нее не очень.

На улице шел дождь. Ева и Михаэль сидели в кафе. Они держались за руки и смотрели друг на друга. Ева сказала:

-Давай пойдем на дискотеку.

-Зачем? Мне хочется побыть с тобой наедине. Или мы можем пойти к тебе домой.

-Нет, это невозможно. Из-за моего отца.

-Жаль.

-Я бы очень хотела пойти на дискотеку. Там я еще ни разу была.

Михаэль пожал плечами.

-Ладно. Только там очень шумно. И дорого.

-У меня есть деньги.

-Хорошо, пойдем.

-Но знаешь... Я еще никогда не танцевала. Только вальс с моим отцом. Михаэль рассмеялся.

В помещении было так много народу, что Еве сразу же захотелось снова выйти.

Особенно, когда она увидела, что все девушки были стройные. Хотя нет, не все. В толпе она увидела несколько толстушек. Одна из них, с бутылкой лимонада в руке, стояла среди других парней и девушек и смеялась. Смеялась так свободно, будто бы она была такая же, как все. Конечно, она была не такая полная, как Ева, но все же! Кроме того, эта девушка была в очках!

Михаэль провел Еву к столику в углу. Она поставила свою сумку и хотела сесть, но Михаэль сказал: "Нет, мы здесь, для того чтобы танцевать". Он был вынужден говорить громко, так как музыка гремела очень громко. Танцпол был заполнен людьми, но Михаэль свободно провел Еву в центр зала и начал двигаться. Сначала медленно, затем быстрей. Ева подумала: "Да, он может танцевать, не то, что я. Что же мне говорил отец? Ты не должна думать о ногах. Слушай музыку, а твой партнер, а твой партнер будет вести тебя". Но в этом случае вести было некому. Она стала повторять движения за Михаэлем. Сначала медленное вращение бедрами, затем переступание с одной ноги на другую. "Так я очень быстро захочу в туалет". При этой глупой мысли она не могла сдержаться от смеха. Михаэль тоже рассмеялся. Он взял ее за руки и закружился с ней под музыку. Ева забыла о своем теле и просто танцевала.

Через некоторое время Михаэль увел ее в сторону и сказал: "Дай мне денег. Я принесу колу", на что Ева ответила: "Лучше воды". Михаэль кивнул. Ева села на стул. Михаэль вернулся с двумя стаканами, сел рядом с ней и обнял ее за плечи. У Евы пронеслось в голове: "Я сильно вспотела. Надеюсь, я не воняю". Она отодвинулась от него. Михаэль сказал восхищенно: "Ева, ты классно танцуешь. Ты пойдешь со мной в субботу в клуб. Мы устраиваем праздник". Ева кивнула. Ее платье липло к телу, но она не обращала на это внимание. Она встала, взяла Михаэля за руку: "Я хочу танцевать", - сказала она и взглянула на часы. Было уже восемь часов.

Ева открыла дверь. Из гостиной доносился шум телевизора. Оттуда же появился ее отец. Он осмотрел ее с головы до ног, сделал два шага вперед и влепил ей пощечину. Она лишь испуганно посмотрела на него. След от отцовской руки горел на ее щеке. Мама, вышедшая на шум, сказала со злостью:

-Фритц, в чем дело? Почему она не может задержаться? Ей уже пятнадцать лет.

-Я не хочу, чтобы моя дочь стала шалавой.

-Она пришла в девять часов вечера. И это совсем не означает, что она шалава. Когда же еще гулять, если не в юности.

-Она сказала, что будет дома в семь. Вот так все и начинается. Ты посмотри, на кого она похожа. И зачем мы тратим деньги на ее учебу, если она в один прекрасный день скажет: "Я - беременна".

Ева молча захлопнула дверь своей комнаты, упала на свою кровать и заплакала. "Свинья, подлая свинья, ничего незнающая и непонимающая. Только и думает об этом". В комнату вошла мама и присела на край постели. "Ребенок, на самом деле отец не думает о тебе плохо, но он волнуется. Он очень переживает за тебя. Он уже звонил в полицию. Думал: с тобой что-то случилось".

Ева разрыдалась во весь голос. Пусть эта свинья слышит. "Ребенок, девочка моя хорошая", - повторяла мама, не находя других слов утешения. Плач стал громче. "Ты должна его понять". Ева подняла голову и выкрикнула злобно: "Я, всегда я должна его понимать. Я, и только я! Иди к своему Фрицу, раз ты его так хорошо понимаешь".

Мама, ничего не ответив, вышла из комнаты. Громко хлопнула дверь. Ева уткнулась в подушку и продолжала плакать. Ничего другого ей не оставалось, потому что никогда отец ее не поймет.

Свобода как мечта, и свобода с плиткой шоколада.

Она смотрела в окно, ее глаза горели. Она встала, подошла к учительскому столу и спросила: "Могу я выйти? Мне плохо". Фрау Виттрокк кивнула: "Конечно, Ева".

Ева вышла из класса, спустилась по лестнице к туалету. Там она нагнулась над унитазом, и ее вырвало. Ее рвало сыром и сардинами, остатками запеканки и йогуртом. Всем тем, что она съела вчера ночью. Ее продолжало рвать, пока изо рта не полилась желтоватая горькая жидкость. Она оперлась на стенку и вытерла с лица капли пота и слезы. В этот момент она заметила Франциску.

Франциска подвела ее к умывальнику и пустила воду. "Фрау Виттрокк сказала, что я должна выйти с тобой". Ева подставила свое лицо под струю холодной воды, потом прополоскала рот. Ей стало легче, и она сказала: "Наверно, я съела что-нибудь испорченное. Сейчас все пройдет". Через некоторое время они сидели под деревом и пили чай, принесенный Франциской. Ева спросила:

-Когда ты возвращаешься домой по вечерам?

-По-разному. Когда захочу.

-Мой отец ударил меня по щеке, потому что я пришла домой в девять.

-Это не так поздно.

-Я не сказала, что задержусь.

-Понятно. Когда я задерживаюсь, то всегда звоню родителям. А твой отец часто тебя бьет?

-Нет. Последний раз он ударил меня, когда я сказала, что бабушка - старая ведьма.

-Это так?

-Нет. Она просто дура.

-Мои родители меня никогда не били. Даже в детстве.

-Ребенком я часто получала пощечины. Но только отца. Брату от него тоже достается.

-А твоя мама? Что она говорит?

Ева усмехнулась.

-Сочувствует. За каждую пощечину мы получали от нее шоколадку. Франциска посмотрела на Еву с любопытством и спросила:

-Ты часто гуляешь по вечерам?

-Нет, вчера был первый раз. А ты?

-Тоже нет. У меня здесь мало знакомых. Ева слегка поморщилась и сказала:

-Я здесь родилась, но все равно почти никого не знаю. Она встала и стряхнула пыль с юбки.

-Я выгляжу нормально, нигде не испачкалась?

-Да, все в порядке. У тебя красивые волосы. Надо носить их распущенными. Ева, отвернувшись в сторону, сказала:

-Пойдем. Надо вернуться в класс.

Когда Ева учила французский, Бертольд открыл дверь ее комнаты и сказал: "Тебя к телефону. Папа". В гостиной Ева взяла трубку.

-Ева?

-Да.

-Я вышел к телефонной будке на углу. Специально, чтобы поговорить с тобой. Вчера я очень испугался. Сама понимаешь: несчастный случай, преступление. Ведь все возможно.

Ева молчала. Из кухни доносилось громыхание посуды.

-Ева, я был несправедлив, ударив тебя.

Ева крепко прижала трубку к уху и сказала:

-Я должна была позвонить.

-Да.

-Но у меня не получилось. Я танцевала. В первый раз.

-Тебе понравилось?

-Да, очень.

-Я должен вернуться в офис. Итак, в следующий раз ты обязательно позвонишь. Договорились? Ну, все, пока.

-Пока, папа.

Ева прошла на кухню и сказала: "Мама, давай я схожу в магазин". Она не могла не улыбнуться, взглянув на слишком серьезное лицо матери. Она продолжала улыбаться, когда тащила домой тяжелую сумку с продуктами. Она чувствовала себя легкой и воздушной как облако. Казалось, если бы не внушительный вес картофеля и яблок, она бы взлетела. "Не такой уж он плохой, мой отец. Вечером я расскажу о празднике в клубе. Может быть, он разрешит... Я так хочу туда пойти".

За ужином Ева почти ничего не ела. Она была слишком взволнована.

-Вечеринка закончится где-то в 10. Еще час, чтобы добраться домой. Так что раньше 11

яне вернусь.

-Ты не можешь так поздно возвращаться одна. Я запрещаю.

-Но, Фриц, ей уже скоро 16.

-Я уже не маленький ребенок.

-Я знаю. В последнее время я это часто слышу. Ноя не позволю моей дочери ехать ночью одной через весь город. Я сам тебя встречу.

-Боже мой, папа! Ну и как это будет выглядеть?! Что скажут другие, когда ты будешь забирать меня с вечеринки, как забирают маленькую девочку из детского сада.

-Ни слова больше. Или я тебя встречаю, или ты остаешься дома. Другого не дано. Вы, что, газет не читаете? Каждый день одно и то же: не убийство, так изнасилование.

Ева чуть не заревела от злости, а мама сказала:

-Фриц, детей нельзя лишать свободы. Об этом везде пишут. И не кто-нибудь, а эксперты.

-Вот только ты и веришь в это. Я не буду искать совета у других. Я сам знаю, как я должен воспитывать своих детей. И никто, кроме меня не знает; что для них хорошо, а что - плохо.

-Но Ева умная и порядочная девочка. Прежде она никогда не делала глупостей.

-Вот так и должно оставаться.

Отец ушел в гостиную, и через секунду раздался голос диктора новостей. "Спокойной ночи", - сказал Бертольд, который все это время сидел молча. Мама начала мыть посуду, сказав при этом: "Зачем из-за любой мелочи надо устраивать спор?" Ева вышла из кухни, хлопнув дверью.

Когда Ева сидела за своим столом и чертила на бумаге что-то беспорядочное, вошла мама с подносом. "Я принесла тебе поесть. Ты ничего не съела за ужином, а на голодный желудок нельзя ложиться спать". На подносе рядом с хлебом и маслом стояла баночка, а в ней семга нежно-розового цвета, в блестящем масле. "Семга - великолепная. Вообще-то я купила эту баночку ко дню рождения папы, но отдаю ее тебе. Да вот еще...". Из кармана фартука мама достала шоколадку, потом поставила поднос на тумбочку и сказала.

-Позволь ему встретить тебя. В этом нет ничего плохого.

-Нет.

-Боже мой! Ты так же упряма, как и он.

Мама ушла из комнаты, а Ева включила магнитофон, уселась с подносом на кровать и стала намазывать масло на хлеб. "Отличная семга. Жаль класть ее на хлеб. Я съем ее потом. Лучше намажу побольше масла на хлеб. Это что-то потрясающее: холодное масло, только что из холодильника, на мягком масле". Сначала Ева обгрызла хрустящий край хлеба, потом принялась за мягкую середину. Ева жевала под приятный аккомпанемент музыки. "Вот когда мне исполниться 18 лет, я уйду из этого дома. Ещё два года и 3 месяца. Правда, тогда я буду жить на хлебе и воде". Она намазала маслом 2-ой кусок хлеба. "Я буду жить в маленькой комнате. Чтобы заплатить за жилье, надо будет заниматься репетиторством. Я буду получать марок 15. Ну, самое большее 20. С математикой и английским у меня все в порядке, знание французского достаточно для преподавание в начальной школе. Да, денег будет мало, зато никто мне не будет приказывать. Свобода!". Она положила ломтик семги в рот. "Свобода". Это слово звучало прекрасно и сладко. От него веяло приключениями и другим незнакомым миром. "Какая нежная семга. Так и тает на языке. Франциска может приходить домой, когда захочет, а я нет". В баночке оставался последний кусочек. Ева переставила кассету и положила остатки семги в рот. Часы пробили 10. Родители ложатся спать в это время. Из ванной послышался шум воды. Автоматически Ева сделала музыку тише. Мама крикнула через дверь: "Спокойной ночи. Ева, спокойной ночи", но Ева не ответила, в голове было лишь одно: "Свобода! Еще два года, три месяца и 5 дней".

Она взяла чистую тетрадь в клетку и на первой странице написала: вторник, 1-ое июля. Затем ниже: среда, 2-ое июля. Потом: четверг, 3-ое июля. И так дальше. Исписав 5 страниц, она остановилась. Это было лишь 8-ое сентября. Завтра или послезавтра она продолжит. И каждый день она будет вычеркивать прошедший день. Идея ей понравилась. Она начала рисовать возле каждого числа небольшие картинки. Напротив 1- го июля появился черный бык с поднятым вверх хвостом и облаком пара, вырывающемся из ноздрей, и большим пенисом, но эту последнюю деталь она стерла.

Завтра она идет к Шмидтхубер, которая будет шить ей платье. Может быть, оно будет готово уже к субботе. Мама сказала: "Летнее платье шьется быстро. После завтрака мы сразу же поедем в магазин за материалом". Возле 2-го июля Ева нарисовала летнее платье. Послезавтра она встречается с Михаэлем. В три часа дня, у фонтана. Третье июля, четверг - здесь она нарисовала красным фломастером сердце. Такое же сердечко появилось напротив субботы. Она пойдет на этот праздник. Ева решительно захлопнула тетрадь и положила ее в портфель. Уже в постели она снова подсчитала: 2 года, три месяца и пять дней. Ева произнесла вслух: "Свобода!" и положила в рот кусок шоколада.

Свобода, свобода!

Новое платье, но ничего не изменилось.

Ева выбрала бежево-коричневый материал в полоску. Мама возразила:

-Естественно, ты не можешь носить что-либо яркое, вызывающее. Но это слишком мрачно. Посмотри на материал красного цвета. Модно и симпатично.

-Нет. Я уже выбрала.

- Как хочешь. Все же он дороговат. Хотя, может быть ты права: полосы стройнят. Через некоторое время они сидели за столом и Шмидтхубер и листали журналы мод.

Здесь же стояли печенье и лимонад. Мама и Шмидтхубер были взволнованы так будто бы это они, а не Ева шли на праздник. "Вот", - сказала Ева и указала на простое платье с коротким рукавом и круглым вырезом.

-Вот такое платье я хочу. Ты можешь его сшить?

-Конечно, если тебе нравиться... Но может, стоит дальше полистать?

-Нет. Хочу именно такое.

Ева помогла убрать со стола. Теперь на нем лежали сантиметр и бумага. Шмидтхубер начала снимать мерки с Евы. Ева была рада не слышать от нее, как бывало прежде: "Ты опять потолстела". Мама сказала с грустью:

-Если бы вернулась молодость, я бы все сделала иначе.

-Мам, ну и что бы ты изменила?

-Не знаю. Наверное, не спешила бы с замужеством. Шмидтхубер, разрезая материал, возразила:

-У тебя работящий муж и двое замечательных детей. Живи и радуйся.

Ева закусила губу. "Да, да, конечно", - сказала мама. "Конечно же, ты права, но все же! Быстро проходят дни, а потом и годы. Так и жизнь пролетает, улетая в никуда". Она смахнула рукой слезы с ресниц, а в голове Евы снова простучало молоточком: "Свобода, свобода, свобода!" Она засунула еще одно печенье в рот. Шмидтхубер заметила: "Ева, ты должна получить хорошую профессию, чтобы всегда быть независимой". Ева рассмеялась

иответила: "Так я этим и занимаюсь, тетя Рената".

Когда передняя часть и спинка были скреплены, Ева должна была примерить. Она

быстро стащила с себя юбку и блузку, и еще быстрей натянула на себя новое платье. Все это она проделала, отвернувшись спиной к обеим женщинам.

Шмидтхубер, с зажатыми между губ булавками, принялась поправлять и равнять, говоря при этом: "Ева, подними руки. Да, вот так хорошо. Теперь повернись. Развернись". Затем, убрав булавки в коробку, она произнесла: "Теперь ты можешь посмотреть на себя в зеркало".

В коридоре висело большое зеркало в золоченой раме. Ева, крутясь в разные стороны, внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Платье ей нравилось, в нем она казалась стройней. Во всяком случае, платье ей шло гораздо больше, чем юбки и блузки. Она распустила хвост, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. В этот момент вошла Шмидтхубер и обняла ее.

-Ты - красивая. Не собирай больше волосы в хвост.

-Папа против такой прически.

Шмидтхубер рассмеялась и слегка потрепала ее по волосам.

- У тебя отличные густые волосы. Надо, чтобы и другие видели эту красоту.

"Итак, как насчет завтрашнего вечера?", - спросил отец в пятницу за ужином. Ева отпустила голову над тарелкой и, подцепив вилкой кусочек сала, ответила: - Ты можешь меня встретить.

-Отлично. Когда мне подъехать?

-В десять все должно закончиться, но Михаэль сказал, что иногда праздник длится немного дольше. Ты не мог бы заехать ... где-то в половине одиннадцатого?

-Договорились.

Отец выглядел довольным, почти счастливым. "Неудивительно", - подумала Ева, - "ведь все происходит согласно его желаниям и требованиям". А Михаэль в этом случае полностью согласен с ее отцом. Он удивленно сказал: "Я тебя не понимаю. Надо радоваться, что тебе не придется ехать на трамвае".

-Ну и где это находится?

-Зауферштрассе, 34.

Отец посмотрел на нее удивленно. Этого следовало ожидать. Ева с невозмутимым видом принялась разыскивать на своей тарелке кусочки сала. Но все уже было съедено, ей лишь

оставалось попросить: "Бертольд, передай мне уксус". Бертольд передал ей бутылочку, спросив при этом: "И куда ты собралась?" "Ты, что, спишь на ходу и ничего не слышишь? Я иду на праздник, в клуб". "Ах, так", - и он продолжил жевательный процесс.

Отец со звонким стуком бросил ложку на стол. "Маргарита, ты знала, где находится этот клуб?" Мама бросила на Еву тайный, многозначительный взгляд, который Еве не понравился и заставил ее нервничать еще больше. Мама ответила: "Да, конечно, я знала". Ева сказала со злостью: "Ничего она не знала". Мама собрала пустые тарелки, сказав при этом: "Сейчас принесу десерт". Отец молчал. Было видно, что ему хочется отменить свое решение, но он не мог изменить своему слову.

Шоколадный пудинг был темно-коричнево цвета, половинки персика были желтыми, а на самой вершине располагались сбитые сливки, украшенные темно-коричневыми кусочками шоколада. Со своего кусочка пудинга Ева маленькой ложечкой сняла немного сливок и отправила их в рот. Сливки быстро растаяли на языке. Ева вспомнила о своем новом платье, уже доставленным на дом заботливой Шмидтхубер.

Ева решительно отодвинула тарелку с десертом. С нее хватит и сливок. "Я - сыта". Отец забрал у нее тарелку и поставил ее перед Бертольдом.

Праздник с хорошим началом и горьким концом (гл. 12).

"Ну, идем же, Ева". С этими словами Михаэль втащил Еву в дом, где было много молодежи и детей.

"Эй, Михаэль, это и есть твоя подружка?", - спросил парень в черной кожаной куртке. Михаэль кивнул и объяснил Еве: "Это Стефан, друг моего брата. Ну, а сейчас пойдем, я хочу тебе кое-кого показать".

Они прошли в украшенное воздушными шариками помещение. На маленькой сцене стояли динамики, вокруг которых возились трое мужчин. Пока динамики выдавали только треск и шипенье. Михаэль заткнул уши и прокричал: "Петрус! Ты не мог бы спуститься?"

На эти слова повернулся высокий худой мужчина. На миг он сделал звук динамиков таким громким, что Ева Испуганно втянула голову. "Вот теперь все в порядке", - сказал он и спрыгнул со сцены.

"Привет, Михаэль". Он протянул руку Михаэлю, а потом и Еве. "Так ты и есть Ева?" Она смущенно кивнула. Он был еще молодой мужчина. И он ей понравился, несмотря на его большой нос и на намечавшуюся лысину.

"Меня зовут Петер Гуардини. Но здесь все называют меня Петрус". Он рассмеялся, а Ева внимательно наблюдала за Михаэлем. Он смотрел на Петруса, слегка приоткрыв рот. "Как маленький мальчик, который ждет, чтобы его похвалили", - подумала Ева.

Петрус положил свою большую руку на плечо Михаэля и сказал: "Хорошо, что ты привел свою подружку. Мы уже вот-вот начнем. А вы пока можете помочь с украшением сада". "Ладно, Петрус. Это мы сейчас сделаем".

Ева последовала за Михаэлем через маленькое помещение в сад, где на длинных столах уже стояли пластиковые стаканчики и тарелки. Несколько девочек ветками украшали столы. Одна из них крикнула: "Илона, посмотри, твой брат с девушкой". Солнце так слепило глаза, что невозможно было разглядеть лиц.

Ева рукой прикрыла глаза. Одна девушка подошла к ним. Бесцветная, медлительная, очень толстая. На ней было платье из такого материала, который мама хотела купить для Евы. Девушка посмотрела на Михаэля и спросила: "Кто это?". Михаэль, обняв Еву, ответил: "Это - Ева. Моя подруга. А это моя сестра Илона".

Ева протянула руку, желая поздороваться и начать разговор, но она не успела и слова сказать, как Илона отвернулась и ушла. Ева опустила руку, а Михаэль сказал: "Илона немного странная. Но она не хотела тебя обидеть. Когда ты ее получше узнаешь, ты поймешь".

Илона продолжила свою работу. Очень медленно она срезала ветки с цветущего куста. Ева смотрела на нее и думала: "Илона - это имя, которое напоминает лагерные костры и звучит, как цыганская музыка. Как же ей не подходит это имя!"

Ева помогала Михаэлю расставлять на столе бутылки с лимонадом, как вдруг Михаэль рассмеялся и сказал: