Ванин Ю.В. История Кореи. Избранные cтатьи - 2016

карт провинций Кореи. Предполагается, что она была составлена французскими миссионерами в Корее».

Выходящий в Токио журнал «Хан» перепечатал из южнокорейской газеты «Сеул синмун» (за 6 сентября 1972 г.) следующую информацию: «В музее при Пусанском университете обнаружена карта Кореи на двух листах, составленная как военная карта в 1762 г. На ней Пэктусан и Кандо, которые Китай считает своей собственной территорией, ясно показаны как территория Кореи. На этой карте, состоящей из двух листов по 1,5 м., приграничная полоса между Маньчжурией и Кореей (Корея представлена двумя провинциями – Хамгён и П.хенан) поделена на 26 участков и на ней четко обозначено местонахождение Пэктусана, пограничного камня и Тхомунгана...

Из карты видно, что река Тхомунган, упоминаемая в тексте на пограничном камне, течет в сторону Маньчжурии к северу от Тумангана...

Директор музея при Пусанском университете Ким Джонхак заявил, что это материал, который опровергает утверждения китайской стороны о том, что река Тхомунган, упомянутая на пограничном камне, это Туманган»552.

Весьма интересные сведения о корейско-китайских отношениях конца 1969-х годов содержались в статье Ким Ынтхэка «Отношения Северной Кореи с Китаем и Советским Союзом», опубликованной в южнокорейской газете «Хангук ильбо». В ней, в частности, автор утверждал: «В июле 1965 г. коммунистический Китай потребовал 256 кв. км территории Северной Кореи, прилегающей к горе Пэктусан. Китай настаивал на этом, говоря, что это будет «братской компенсацией» за военную помощь коммунистического Китая в период Корейской войны. Этот район является совершенно секретным районом, где, как нам известно, сосредоточены советские управляемые снаряды и ракеты ближнего действия, а также построены подземные военные заводы и лаборатории. До 1965 г. и коммунистический Китай поставлял оборудование и направлял специалистов на строительство этих подземных объектов.

Хотя Ким Ир Сен просто-напросто обошел молчанием требования коммунистического Китая, но, начиная с 1968 г., вслед за совет- ско-китайскими пограничными конфликтами, давление Китая усили-

552 Хан. 1973. Т. 2. № 1. С. 58 (перевод В.И. Шипаева).

221

лось. В апреле 1969 г., во время визита председателя Президиума Верховного Совета СССР Подгорного, обсуждался этот вопрос, и Подгорный дал гарантии, что Советский Союз против каких бы то ни было территориальных притязаний со стороны любого государства.

В октябре 1970 г. коммунистический Китай и КНДР, в связи с 20-й годовщиной участия китайских народных добровольцев в Корейской войне, обменялись дружественными делегациями и, как нам кажется, коммунистический Китай снял это требование»553.

Реальность изложенных в этой статье фактов трудно документально подтвердить или опровергнуть. Но все же отметим, что сведения о территориальных притязаниях КНР конца 1960-х годов появились и в других зарубежных публикациях554. Из статьи ясно одно: в Республике Корея в 1970-х годах знали о корейскокитайской договоренности относительно границы по Пэктусану. И если там продолжали горячо обсуждать вопрос о принадлежности Пэктусана, то делали это, вероятно, не из простого академического интереса, а вследствие неудовлетворенности тем компромиссом, на основе которого было достигнуто соглашение между КНР и КНДР.

О морских границах двух корейских государств известно немного. Их отделяют от КНР Желтое и Восточно-Китайское моря. КНР установила границу своих территориальных вод на расстоянии 12 морских миль от базисной линии555, за которую принято считать прямую линию, соединяющую с внешней стороны прибрежные острова. В РК с апреля 1978 г. вступил в силу Закон о территориальном море, также определивший его ширину в 12 морских миль556. Можно не сомневаться, что то же самое сделала КНДР. В соответствии с существующей практикой, все три страны ввели в омывающих их морях 200-мильные экономические зоны. КНР и КНДР еще в 1959 г. заключили соглашение о сотрудничестве в рыболовстве, действие которого распространено на все Желтое море, за исключением территориальных вод557.

553Хангук ильбо. 1973. 15 мая.

554Забровская Л.В. Указ. соч. С. 71.

555Китай. Пекин, 1997. С. 1.

556Choung YI Chee. Korea and International Law. Seoul, 1993. С. 1.

557Министерство иностранных дел СССР. Дальневосточный отдел. Сборник основных документов и материалов по Корее за 1959 год. С. 64.

222

Сообщения о каких-то крупных коллизиях на корейскокитайских морских границах в печати не появлялись. Несколько иначе обстоит дело с разграничением континентального шельфа. Это сейчас больной вопрос, пожалуй, для всех приморских стран, видящих в прилегающем морском дне перспективный источник природных ресурсов. КНР, КНДР и РК одинаково придерживаются общепринятого правила, что границы их континентального шельфа, если нет специальных о них взаимных соглашений, должны проходить по средней линии между двумя противолежащими государствами. Но КНР в качестве точки отсчета избрала небольшой островок в Восточно-Китайском море в 50 милях от своего берега, что позволяет ей проводить среднюю линию в том районе континентального шельфа, на который претендует РК. Там считают позицию КНР несправедливой и настаивают на ее пересмотре558.

Какие-либо трения по поводу шельфа между КНР и КНДР неизвестны.

** *

Современная граница между Кореей и Китаем возникла в итоге длительной и упорной борьбы. Основная ее тенденция – вытеснение Китаем Кореи с северо-восточных окраин азиатского материка, «вталкивание» ее в пределы Корейского полуострова, ограниченные с севера естественными рубежами, реками Амноккан и Туманган. Делались попытки поставить под власть Китая и часть территории Корейского полуострова, но они были пресечены противодействием со стороны Кореи.

Корейско-китайские пограничные отношения породили несколько сложных проблем, не утративших своего значения до настоящего времени. Среди них самая крупная и трудная – проблема Кандо (Цзяньдао), возникшая и ставшая достаточно острой в конце XIX – начале XX в. и частично ожившая на короткий срок в 1940-х

– 1950-х годах. «Урегулированная» за спиной Кореи и помимо ее воли японо-китайским соглашением 1909 г., а затем соответствующими мерами правительства КНР в 1952 г., проблема Кандо, где большинство населения – корейцы и где Корея сравнительно недав-

558 Choung II Chee. Op. cit. С. 17–18.

223

но отстаивала свои права и интересы, еще не ушла из исторической памяти корейского народа.

Вторая, более свежая и потому даже более болезненна проблема – принадлежность горы Пэктусан. Для обеих стран эта гора «священная», у обеих, вероятно, имеются на нее виды стратегического характера. Решение проблемы Пэктусана достигнуто к концу 1960 х годов на основе компромисса – проведения границы посредине озера Чхонджи на его вершине. Это компромиссное решение не воспринято с удовлетворением в двух корейских государствах. Даже в КНДР в приведенных нами суждениях о значении для Кореи Пэктусана речь идет обо всей горе, а не только о ее южной части, оставленной Корее.

Определенный негативный потенциал содержит в себе и проблема континентального шельфа в относительно небольших по масштабам Желтом и Восточно-Китайском морях, где смыкаются морские границы КНДР, РК и КНР. Известно, что когда в начале 1950-х годов велись поисковые работы на нефть у берегов Южной Кореи, это вызвало обостренную реакцию КНР. Поиски тогда не дали результата, но никак нельзя исключать возможности их повторения. В КНДР, например, верят, что нефть в недрах Кореи есть, только не хватает пока сил, средств и опытных специалистов для ее обнаружения. Соглашения об экономическом сотрудничестве, заключенные в конце 1990-х годов с КНДР крупнейшей южнокорейской финансово-промышленной корпорацией «Хёндэ», предусматривают, в частности, и совместные проекты в области нефтедобычи. В них могут быть включены и разведывательные работы в прибрежной зоне.

Из всего сказанного следует, что корейско-китайские пограничные отношения не свободны от застарелых «болевых точек», не избавлены от возможности возникновения новых. Удастся ли их окончательно устранить или они сохранятся и даже вновь приобретут конфликтный характер, – это будет зависеть от общей ситуации в Северо-Восточной Азии, от развития событий в Китае и на Корейском полуострове, от состояния межгосударственных отношений КНР с двумя корейскими государствами и с единой Кореей, когда она, надо надеяться, таковой станет.

224

ГААГСКАЯ МИРНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ 1907 г. И КОРЕЯ

Мирная конференция, состоявшаяся в Гааге в июне-октябре 1907 г., занимает видное место в истории международных отношений. На ней были приняты решения по важным, до сих пор чрезвычайно актуальным проблемам мировой политики (о мирном урегулировании международных столкновений, о законах и обычаях сухопутной войны и т.д.). Примечательная черта этой конференции в том, что с ней в известной мере оказалась связана судьба Кореи.

Как известно, поражение России в войне 1904 – 1905 гг. с Японией открыло путь к окончательному захвату Кореи. Крупнейшим шагом на этом пути стал насильственно навязанный Корее Договор о протекторате, ставивший страну под управление японского генерального резидента и лишавший ее прав на внешние сношения. Его подписали 17 ноября 1905 г., после нескольких дней уговоров и угроз, несколько корейских министров. Премьер-министр и, что самое главное, император Коджон отказались это сделать. Обычно нерешительный и слабохарактерный, Коджон проявил на этот раз твердость духа и заявил принуждавшему его подписать кабальный договор японскому сановнику Ито Хиробуми: «Принятие Вашего предложения будет означать гибель моей страны, и я поэтому скорее умру, чем соглашусь на него».559 В конце ноября 1905 г. в секретном послании царю Николаю II он сообщал о своем «энергичном» отказе подписать Договор о протекторате и просил известить об этом правительства США и стран Европы, что и было исполнено Россией по дипломатическим каналам.560

559Mc Kenzie F.. A. Korea` s Fight for Freedom. N. Y. – Chicago – L. – Edinburgh, 1920, с. 90.

560Пак Б. Д. Россия и Корея. М, 2004, с. 381.

225

Период протектората (1905–1910) был временем невиданного доселе подъема освободительного движения корейского народа. Во многих местах страны вспыхивали восстания, действовали партизанские отряды, традиционно именуемые «Армией справедливости» («Ыйбён»). Своими методами боролись с колонизаторами корейские политические, культурно-просветительские организации. Только подавив жестоко отчаянное сопротивление корейского народа, Япония смогла в 1910 г. аннексировать Корею. Все эти одновременно и героические, и трагические годы император Коджон был практически пленником японцев, запертым в своем дворце, и по-прежнему уповал лишь на заступничество других держав, прежде всего США и России.

Еще в октябре 1905 г. Коджон направил с американским миссионером Г. Б. Хальбертом письмо президенту США Т. Рузвельту, в котором сообщал о планах Японии насильно установить протекторат над Кореей. Имея в виду американо-корейский договор 1882 г., по которому США обязывались, в случае «несправедливости» и «деспотизма» других держав в отношении Кореи, оказать «добрые услуги» и тем проявить к ней «дружеские чувства», Коджон просил США оказать Корее помощь «в этот час национальной опасности». Император, видимо, не знал, что незадолго перед тем, в июле 1905 г., США в секретном соглашении с Японией согласились на переход Кореи под управление Японии в обмен на ее отказ от притязаний на Филиппины. Поэтому администрация США всячески откладывала вручение Г. Б. Хальбертом письма Коджона президенту, а после 17 ноября отказалась его принять на том основании, что, по заверениям японских представителей, Корея «добровольно» приняла Договор о протекторате. Хотя его просьбу о помощи проигнорировали, Коджон продолжал ожидать ее от США.561

Не отказался Коджон и от расчетов на поддержку со стороны России, даже после проигрыша ею войны с Японией. Между тем Россия в своей дальневосточной политике переходила с 1906 г., в силу разных причин, от конфронтации к примирению с Японией. Результатом стало подписание в конце июля 1907 г. (как раз в пери-

561.Mc Kenzie F. A. Korea` s Fight for Freedom, с. 98–103.

226

од работы Гаагской мирной конференции) российско-японской рыболовной конвенции, торгового договора и Конвенции о статус-кво на Дальнем Востоке. Последнее соглашение содержало секретную часть, в которой Япония признавала Северную Маньчжурию сферой влияния России, а Россия, в свою очередь, Южную Маньчжурию и Корею – сферой влияния Японии.562 Ясно, что в такой ситуации о российской помощи Корее не могло быть и речи. Более того, посланник России в Сеуле Г. А. Плансон убеждал доверенных лиц Коджона, что Корея должна смириться с создавшимся положением и «ждать лучших дней», ибо «всякая попытка к сопротивлению только ухудшает положение».563 Как ни печально, это предостережение оказалось пророческим.

Надежда Коджона на помощь Корее извне оживилась, когда он узнал о предстоящем созыве летом 1907 г. мирной конференции в Гааге. Россия, на которую возлагались организация и проведение этой конференции, направила приглашение на нее Корее еще в сентябре 1905 г.564 Понятно, что Корее, «загоняемой» тогда под протекторат Японии, было не до конференций, а после 17 ноября 1905 г. ее лишили возможности реагировать на приглашение. Российский посол в Голландии Н. В. Чарыков, занимавшийся подготовкой конференции, в письме местному МИД в апреле 1906 г. среди стран, не ответивших на приглашение участвовать в конференции, упомянул и Корею.565 Впоследствии вопрос о приглашении Кореи больше не возникал, поскольку организаторы и участники Гаагской мирной конференции приняли к сведению Договор

562История дипломатии. Т. II. М, 1963, с. 610.

563Пак Б. Д. Россия и Корея, с. 394.

564Пак Чон Хё. Русско-японская война 1904–1905 гг. и Корея. М., 1997, с. 250.

565Koen De Ceuster. The Dutch Government and Media Reaction to the Korean Mission to the 1907 Hague Peace Conference // Минджок мунхва ёнгувон чхансоль 50 чунён кинём кукче хаксуль хвеый чарёчип «1907 нён Хеигы пхёнхва хвеый ва Тэхан чегук, кыриго ёлган» (Сборник материалов международной научной конференции, посвященной 50-летию основания Института национальной культуры «Гаагская мирная конференция, Корейская империя и великие державы»). Сеул, 2007, с. 67.

227

о протекторате, передававший Японии внешние сношения Кореи, хотя и знали о резком неприятии случившегося с его страной императором Коджоном.

Несмотря ни на что, Коджон продолжал верить, что его представителям удастся с трибуны Гаагской конференции привлечь внимание всего мира к бедственному положению Кореи и отстоять таким образом ее независимость. Его поддерживал

вэтих надеждах все тот же американец Г. Б. Хальберт. По поручению императора чиновники Юн Тхэ Хён и Ку Син Мок обратились к российскому консулу Г. А. Плансону в конце апреля 1907 г. с просьбой о содействии их поездке в Гаагу. Им было отказано на том основании, что: 1) корейская проблема не входит в программу Гаагской конференции, поэтому державы, занятые другими делами, не пожелают рассматривать ее; 2) программа конференции уже полностью выработана и одобрена;

вэтих условиях выдвижение новых вопросов зависит больше от других участников, чем от России; 3) несвоевременное возбуждение корейского вопроса при нынешних обстоятельствах ухудшит судьбу Кореи. Столь же неудачной оказалась еще одна

попытка корейцев проехать в Гаагу при содействии российских властей.566

Все же Коджону удалось направить своих посланцев в Гаагу. Ими были вице-президент Государственного совета (Ыйджонбу) Ли Сан Соль (его иногда ошибочно называли в прессе вицепремьером и даже премьер-министром) и следователь Высшего суда Ли Джун. Оба они участвовали в антияпонском сопротивлении, входили в ближайшее окружение императора и оставили свои посты в знак протеста против Договора о протекторате. Тайно проехав через Владивосток, посланцы Коджона добрались до Петербурга. Там к ним присоединился бывший секретарь Корейской миссии в России Ли Ви Джон – сын корейского посланника Ли Бом Джина, отказавшегося после установления японского протектората над Кореей вернуться на родину. Ли Бом Джин являлся дальним родственником императора Коджона, поэтому

566 Хан М. Освободительная борьба корейского народа в годы японского протектората (1905–1910). М., 1961, с. 48.

228

в материалах о Гаагской конференции его сына Ли Ви Джона часто величали «принцем».

Перед отъездом из Сеула делегация получила следующее письмо-поручение императора:

«Я заявляю:

Наша страна признана всеми державами. Я, Император, заключил договоры защиты с представителями различных государств, поэтому Международная Конференция должна принять, а Корея может послать делегацию и принять участие в Конференции. Несмотря на это…, Япония нарушила международные законы и насильно заключила соглашение с нами.

Она украла у нас дипломатические права на сношение с другими государствами и прервала их.

Япония нас обманула и стала смотреть с презрением. В будущем это затронет не только нас, но и другие страны. Она делает все, что ей угодно. Это противоречит гуманности и международным законам.

Я, Император, об этом постоянно думаю и переживаю.

Яне могу терпеть этих мучений, поэтому Я посылаю И Сон Сола (Ли Сан Соля), И Джуна (Ли Джуна), И Уи Чона (Ли Ви Джона) (секретаря корейской миссии в Петербурге) для того, чтобы показать всему миру тяжелую ситуацию в Корее и то, что нам надо восстановить необходимые дипломатические права и снова прежние дружеские отношения с другими державами.

Ядумаю, что вы (корейские уполномоченные) хорошо относи-

тесь ко мне и поэтому, по моей просьбе, будете достойно трудиться на Конференции».567

Делегация привезла с собой в Петербург письмо Коджона Николаю II. «В настоящее время, – говорилось в письме, – мое положение становится все более затруднительным и мне некуда апеллировать. К счастью, в настоящее время открылась международная мирная конференция. На этой конференции я могу сделать заявление о возмутительном обращении с моей страной. Корея перед началом русско-японской войны объявила всем странам о своем нейтралитете. Это общеизвестно во всем мире. Нынешнее положение вызывает глубокое возмущение. Ваше Величество особенно хорошо

567 Пак Чон Хё. Русско-японская война, с. 253–254.

229

понимает бедственное положение, в котором без всяких оснований оказалась моя страна, и Вы можете предоставить мне возможность послать мою миссию на конференцию, которая разъяснит положение моей страны. И если мне это удастся сделать, то я надеюсь, что тогда я смогу восстановить суверенитет моей страны».568

Из факта доставки письма Коджона Николаю II видно, что корейская «секретная миссия» отнюдь не была секретной от русских властей. Они, конечно же, легко могли воспрепятствовать ее поездке в Гаагу. И если не сделали этого, то, вероятно, во исполнение изложенной выше просьбы Коджона к Николаю II. Но это самое большее, пожалуй, на что они могли пойти в условиях происходившего тогда поиска примирения с Японией.

Опасаясь осложнений с Японией из-за возможных контактов российских представителей в Гааге с корейскими, министр иностранных дел России А. П. Извольский предостерегал посла в Париже А. И. Нелидова, которому предстояло председательствовать на конференции: «Согласно полученным в Министерстве иностранных дел сведениям, в Санкт-Петербург только что прибыли два корейца – И Шан Шень (Ли Сан Соль) и И Зюнь (Ли Джун), из коих первый именует себя бывшим вице-президентом Государственного совета, а второй – бывшим судебным следователем при Корейском высшем суде. Лица эти везут будто бы письмо Корейского Императора к президенту Рузвельту и по пути в Америку намерены, по-видимому, посетить Гаагу, дабы сделать попытку представить на суд держав современное положение, в которое ныне поставлена Корея.

Принимая во внимание, что вышеназванные корейцы не могут считаться обеспеченными каким-либо официальным положением или миссией и что о личности их ничего достоверного даже неизвестно, по сему поводу считаю долгом указать на то обстоятельство, что японское правительство дало нам понять о своем намерении на Гаагской конференции относиться особенно чутко ко всему, что связано с положением дел в Корее и вообще по вопросам, касающимся последней войны, я счел долгом предупредить об изложенном Ваше Превосходительство, дабы Вы могли воздержаться от

568 Пак Б. Д. Россия и Корея, с. 359.

230