1.4.2. Теоретико-методологические принципы «естественной философии»
Исаак Ньютон завершил научную революцию и с его системой мира обретает лицо классическая физика. Без правильного понимания его идей нельзя понять вполне ни значительной части английского эмпиризма, ни Просвещения, особенно французского. Наконец, мы не должны забывать, что «наука», о которой говорит Кант, – это наука Ньютона, и что пиетет Канта перед «звездными небесами» - это восхищение порядком Вселенной как часов Ньютона. Без понимания образа его науки невозможно понять «Критику чистого разума» Канта (К. Попер). Опубликование «Математических начал натуральной философии» Ньютона «было одним из наиболее важных событий во всей физике. Эту книгу можно считать кульминацией тысячелетних усилий понять динамику Вселенной, физику движущихся тел» (I. B. Cohen)1.
Созидание новой научной картины мира и методологических оснований философии науки Ньютона происходило в остром противостоянии. С критикой «Математических начал натуральной философии выступили как картезианцы, так и атомисты во главе с Гюйгенсом, который, в свою очередь порицал картезианцев за априорность1. Но наиболее жесткой была полемика Ньютона с механикой и философией Декарта. Всем известная методологическая сентенция этой работы («Гипотез не измышляю») направлена, прежде всего, против Декарта, который полагал, что основные физические законы происходят из метафизических принципов. Главный упрек в адрес картезианцев сводился к тому, что они конструировали «гипотезы», «обманчивые предположения» для объяснения природных явлений. Не обращаясь в должной мере к опыту, картезианцы предпочитали идти от самоочевидных положений («гипотез») к менее общим через дедукцию.
Одной из основных позиций научной программы Ньютона, которую он называл «экспериментальной философией», была идея, если можно так сказать, ограниченного индуктивизма2. Он неоднократно заявлял, что единственным источником его законов были наблюдение и эксперимент, и настаивал на том, чтобы натурфилософия основывала свои обобщения на тщательном рассмотрении явлений3. В начале третьей книги («О системе мира») сформулированы четыре принципа «натуральной философии» («Правила философского рассуждения»). Методологические установки переплетаются с тезисами метафизического порядка о природе и структуре Вселенной, поскольку то, что показывает, как искать, предполагает, что мы знаем, что должны искать4.
Правило первое – принцип экономии в использовании гипотез: «Не должно принимать в природе иных причин сверх тех, которые истины и достаточны для объяснения явлений»5. Но на каком основании мы не должны усложнять гипотетический аппарат наших объяснений? Ньютон обосновывает это правило онтологическим постулатом простоты природы: «Природа ничего не делает напрасно, а было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей»6.
Второе правило тесно связано с первым: одни и те же явления мы должны, насколько возможно, объяснять теми же причинами. Например, дыхание человека и дыхание животного; падение камней в Европе и Америке; свет от огня в кухне и свет от Солнца; отражение света на Земле и на планетах1. Второе правило выражает онтологический постулат единообразия природы.
Правило третье гласит, что свойства тел, не допускающие ни постепенного увеличения, ни постепенного уменьшения и проявляются во всех телах в пределах наших экспериментов, должны рассматриваться как универсальные2. Это правило также базируется на онтологическом постулате единообразия природы: «Свойства тел постигаются не иначе, как испытаниями; следовательно, за общими свойствами надо принимать те, которые постоянно при опытах обнаруживаются и которые, как не подлежащие уменьшению, устранены быть не могут. Понятно, что в противность ряду опытов не следует измышлять на авось какие-либо бредни, не следует также уклоняться от сходственности в природе, ибо природа всегда и проста и всегда сама с собой согласна»3.
Таким образом, природа проста и единообразна. На основе чувств, т. е путем наблюдений и экспериментов устанавливаются основные свойства тел: протяженность, твердость, непроницаемость, подвижность, сила инерции целого, всемирное тяготение. Эти свойства устанавливаются с помощью единственно действенной, по Ньютону, процедуры, обеспечивающей формирование научных суждений, – индуктивного метода, о чем и едет речь в его четвертом правиле.
Из четвертого правила следует, чтобы законы, индуктивно найденные из опыта, считались верными, пока им не противоречат другие наблюдения. «Так должно поступать, чтобы доводы наведения не уничтожались предположениями»4.
Подвергая критике декартову «гипотезу вихрей», Ньютон» заявлял, что не будет объяснять причину или, если хотите, сущность тяготения, о наличии которого свидетельствуют наблюдения. Объяснял он это тем, что не мог вывести её из явлений5. Все, «что не выводится из явлений, – по его мысли, – должно называться гипотезою, гипотезам же метафизическим, механистическим, скрытым свойствам не место в экспериментальной философии»6.
На самом деле, не в меньшей степени чем, например, Декарт, Ньютон опирался на философские принципы. Именно за допущение «скрытых качеств и сил»7 картезианцы и атомисты подвергали критике самого Ньютона. Имелись в виду, прежде всего, закон всемирного тяготения, предполагающий возможность действия на расстоянии, а также абсолютное пространство и время, на котором покоится механика Ньютона. Вопрос в том, что же понимал он под «гипотезой»? Ответ можно найти у него самого.
Как полагал Ньютон, в экспериментальной философии частные суждения, полученные из явлений путем индукции, становятся общими суждениями. Так были изучены непроницаемость, подвижность и напор тел, законы движения и тяготения. Довольно того, что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным нами законам, и вполне достаточно для объяснения всех движений небесных тел и моря. Этого физику вполне достаточно1. Но ответ на вопрос, «какова причина самого тяготения, движения, непроницаемости?» ускользает из поля наблюдения «экспериментальной философии». Таким образом, смысл выражения «Гипотез не измышляю» кроется в нежелании Ньютона прибегать и запутываться в неконтролируемых метафизических допущениях.
Картезианскому методу Ньютон противопоставил аристотелевское видение научного исследования: индуктивно-дедуктивную процедуру. Тем самым Ньютон развивал позиции, которые до него отстаивали в науке Роджер Бэкон (1214 – 1292), Галилей и, в известной степени, Фрэнсис Бэкон, но пошел дальше своих предшественников в двух отношениях. Во-первых, настоятельно требовал подтверждения синтезом выводов, полученных дедуктивным путем. Во-вторых, подчеркивал ценность полученных дедуктивным путем выводов, которые шли дальше первоначальной очевидной индуктивности.