7

Особенно пристало придворному изящество и некото­рая небрежность, которая скрывает искусство и заставля­ет предполагать, что все дается ему легко. Наша небреж­ность усиливает уважение к нам окружающих: что было бы, думают они, возьмись этот человек за дело всерьез! Однако она не должна быть наигранной.

Гуманистическая культура украшает любого. Поэтому совершенный придворный владеет латынью и греческим, читает поэтов, ораторов, историков, пишет стихами и прозой, играет на разных инструментах, рисует. Но музицировать он может не иначе, как поддаваясь на уговоры, на аристократический лад, относясь как бы свысока к своему искусству, в котором он совершенно уверен. Разумеется, он не станет ни плясать на каких - нибудь народных увеселениях, ни демонстрировать в танце чудеса ловкости, приличные лишь наемным танцо­рам.

В беседе придворный избегает злобных и ядовитых намеков; снисходителен к слабым, за исключением тех, кто уж слишком заносится; не станет смеяться над теми, кто заслуживает скорее наказания, чем насмешки, над людьми могущественными и богатыми, а также над беззащитными женщинами.

Окончательную шлифовку всем этим достоинствам придают женщины с их мягкостью и деликатностью. Женщина при дворе должна до известной степени владеть гуманистической культурой, живописью, уметь танцевать и играть, застенчиво отговариваясь, если ей предла­гают блеснуть своими умениями. Она должна тактично поддерживать беседу и даже уметь выслушивать замеча­ния. Какой мужчина не захотел бы заслужить дружбу столь добродетельной и очарователь­ной особы? Незамужняя женщина может одарить своей благосклонностью лишь того, с кем она могла бы всту­пить в брак. Если она замужем, то может предложить поклоннику только свое сердце. Мужчинам следует посто­янно помнить о своем долге защищать честь женщин.

Семья. Ренессанс, по существу своему революционная эпоха, стал «совершенно исключительным веком пламенной чувственности». Вместе с идеалом физической красоты, и как его следствие, в идеал была возведена производительность, плодовитость.

В эпоху Возрождения широко развивается философия любви; любовь мужа и жены стремится занять законное место в семье. Стали возможны браки, основанные на добровольном союзе, появились новые духовные веяния. Однако, по-прежнему, большинство браков определялось денежными и сословными отношениями.

Традиционно многие исследователи однозначно уверены в биологическом, природном характере репродуктивной культуры семьи. Действительно, репродуктивная функция предопределена биологически. Но если  обратиться к исторической ретроспективе, то становится, очевидно, сколь велико вмешательство человека в этот изначально биологический процесс.

Репродуктивная культура эпохи раннего Возрождения определяет, что у первых гуманистов брак и семья ещё не находят безоговорочного признания и поддержки. Например, для Петрарки семья и дети являются источником беспокойства, осложняющей жизнь обузой. Но Петрарка был, пожалуй, единственным представителем культуры раннего и высокого Возрождения, кто дал подобную оценку семейным ценностям.

А вот уже взгляды Салютати на репродуктивные ценности ярко представляют собой начало нового типа культуры, которое чётко обозначено безусловным преобладанием рационального компонента над чувственным.

Определяя целью брака рождение детей, Салютати рассматривает данный социальный институт как природную обязанность, которую каждый человек должен выполнить. Этот гуманист считает, что отказываясь производить потомство, люди уничтожают то, что в них произвела природа; они становятся несправедливыми по отношению к самим себе, своим близким, злыми по отношению к роду, человеку и в высшей степени неблагодарными по отношению к природе. Не оставив детей, человек будет несправедлив к своим предкам, т.к. уничтожит имя и славу рода. Он будет несправедлив к родине, не оставив ей после себя защитника, злобен (злонамерен) по отношению к роду человеческому, который погибнет, если его не будет поддерживать непрерывная преемственность поколений.

Ценности репродуктивной культуры раннего Возрождения основаны, прежде всего, на долге. Любовь, связующая супругов, в это время отсутствует, а внебрачные отношения не признаются.

Социальное сознание культуры раннего Возрождения обнаруживает склонность к детству, которая проникает и в социальную политику эпохи: во Франции в 1421 году строится приют для детей-подкидышей - Воспитательный дом, один из первых в Европе.

Альберти  в своём трактате «О семье»  уже в большей степени, чем это было у ранних гуманистов, представляет уравновешенность рационального и чувственного компонентов в своих репродуктивных взглядах. С одной стороны, он отмечает необходимость каждой семьи продолжить свой род, воспроизвести детей. С другой стороны, указывает, что дети являются величайшей радостью для отцов. А радость это эмоция, и тем самым выражение чувственного компонента культуры.

Представителем эпохи высокого Возрождения с соответствующими взглядами на репродуктивную культуру, в которых рациональный и чувственный компоненты максимально уравновешены, является Эразм Роттердамский. В своей работе «О воспитании детей» этот гуманист однозначно высказывается о том, что ребёнок является ценностью, дороже которой у человека практически ничего нет. Антиценностью признаётся бесплодие супругов. Ценность ребёнка проявляется, с одной стороны, в обязанности родителя перед обществом, самим собой и ребёнком воспроизвести его на свет, с другой стороны, в максимуме положительных эмоций, которые испытывает действительный и будущий родитель в связи с рождением и дальнейшим воспитанием ребёнка. Э.Роттердамский указывает, что обязанность человека родить и воспитать ребёнка - это обязанность, в которой человек отличается от животных и более всего уподобляется божеству.

Кроме этого, Эразм критикует одностороннее, с его точки зрения, отношение к ребёнку, когда родители пытаются его видеть, прежде всего, физически полноценным. Э.Роттердамский призывает родителей в частности и современное общество в целом видеть в ребёнке гармонию тела и души, материального и духовного.

В целом имеется большое количество документов, фиксирующих множество трогательных историй о самоотверженных и ласковых матерях и внимательных воспитателях.

В искусстве этого периода ребёнок становится одним из самых частых героев маленьких историй: ребёнок в семейном кругу; ребёнок и его товарищи по игре, часто взрослые; ребёнок в толпе, но не сливающийся с ней; ребёнок - подмастерье художника, ювелира.

У известных утопистов Возрождения Т.Мора и Т.Кампанеллы тема ценности ребёнка несколько нивелируется, большее значение у них приобретают идеи воспитания и обучения. Но, например, стихотворение Т.Мора, посвящённого своим детям и названного Маргарите, Елизавете, Цецилии и Иоанну, сладчайшим чадам, желает неизменно здравствовать, является примером отношения к детям уже в большей степени чувственного, нежели рационального.

Репродуктивная культура эпохи позднего Возрождения (2 половины XVI начала XVII вв.) представляет собой изменение репродуктивных взглядов семьи, ценности ребёнка. Уже ценится ребёнок не любого возраста, как это было ранее, а несколько выросший, как бы заслуживший позитивное отношение к себе взрослых наличием ценных личностных качеств. Выразителем подобных мнений этого периода является М.Монтень, который считает, что не следует целовать новорождённых детей, ещё лишённых душевных или определённых физических качеств, которыми они способны были бы внушить нам любовь к себе. Подлинная и разумная любовь должна была бы появляться и расти по мере того, как мы узнаём их.

Таким образом, можно прийти к выводу, что отношения человека эпохи Возрождения к репродуктивно-семейным ценностям на протяжении времени были неоднозначными. А динамика репродуктивной культуры обозначенной эпохи схематично представляет собой определённый цикл, стадии которого характеризуются тем или иным соотношением рационального и чувственного, духовного и материального начал.

Гуманисты  также много писали о семейных отношениях и домовод­стве. Семейные отношения строились патриархально, родственные связи почитались. Любовь ценилась много ниже супружества. Вне супружества оставались, правда, довольно значительные слои насе­ления: солдаты, батраки, подмастерья и люмпены, до Реформа­ции — священнослужители. Но для мирянина брак был необходим по соображениям не только хозяйственным, но и общественного престижа. Отсутствие родни выталкивало человека за пределы групповой защиты. Поэтому вдовы и вдовцы быстро вступали в новые браки — как обычно, по расчету. В моду вошли семейные портреты,, где стоящие строго по статусу и возрасту родственники молчаливо свидетельствовали о крепости семейных уз. Женщины получали строгое вос­питание: с детства занимались домоводством, не смели бродить по городу, по пристани.

В ренессансную эпоху было немало общественно активных и весьма самостоятельных женщин в разных слоях населения. Все большее число женщин из обеспеченных семей стремилось учиться и самостоятельно устраивать свою судьбу.

Дети были очень зависимыми. Детство в принципе не выделя­лось как особый период в жизни человека, требующий своего отношения, одежды, пищи и т.д.; обучение подавляющего числа детей происходило в процессе семейных занятий — производствен­ных и бытовых. Другому мастерству отдавали учить на сторону. Главным было, чтобы дети репродуцировали статус, модель пове­дения и связи родителей, подготовились к супружеству, самостоя­тельному ведению хозяйства или проживанию в доме хозяина. В школе главным предметом являлась религия, главным средством воспитания — розги. С их помощью учили подчиняться хозяину и авторитетам. Состоятельные люди приглашали для своих детей домашнего учителя-священника или университетского профессора. Юноши дворянского и бюргерско-патрицианского круга знали иностранные языки, художественную литературу и историю, писали стихи на латыни.

Костюм. Эпоха Возрождения была временами чрезвычайного разнообразия в одежде. С усовершенствованием техники ткачества возросло потребление дорогих тканей. С XV в. мануфактуры в Лукке, Венеции, Генуе, Флоренции и Милане, начинают в изобилии вырабатывать парчу, узорчатый шелк, разрисованный цветами бархат, атлас и другие великолепные, богатые красками ткани. При всем многообразии узоров и красок итальянская мода раннего Возрождения отличалась простотой и гармоничностью формы. Нередко все головное украшение составляли только изящно уложенные косы или локоны, переплетенные тонкими нитями жемчуга, или маленькие овальные шапочки (berretta). Особенно сильное впечатление производил высокий, совершенно открытый лоб, искусственно увеличенный за счет удаления части волос спереди, а также бровей.

Поверх простого нижнего платья с длинными рукавами надевалась более элегантная, высоко подпоясанная, украшенная богатым узором верхняя одежда с длинным шлейфом и свисающими с плеч декоративными рукавами. Молодые люди отдавали предпочтение короткой, тесно прилегающей одежде ярких расцветок. Получили распространение шелковые штаны-трико, или чулки (в 1589 г. была изобретена трикотажная машина). Однако в Италии все еще остается влиятельной античная традиция, особенно если речь идет о форме и покрое одежды и о манере ее носить. Так, например, в XV в. члены магистратов, сановники, большей частью носили длинную верхнюю одежду со складками и очень широкими рукавами.

Почти с самого начала XVI в. в Италии вырабатывается новый идеал красоты, который проявляется в характере восприятия человеческого тела и в манере одеваться и двигаться.

Высокое Возрождение с необходимостью должно было прийти к тяжелым и мягким тканям, широким ниспадающим рукавам, величественным шлейфам и массивным корсажам с широкими вырезами на груди и плечах, которые придавали женщинам того времени достойный и значительный вид. Подчеркивание всего “свисающего и волочащегося” в эту эпоху делает движения более спокойными и медлительными, тогда как XV столетие подчеркивало все гибкое и подвижное. Все рыхлое и трепещущее в прическах уступило место плотному и связанному. Образ довершали новомодный носовой платок, декоративный “блошиный мех” вокруг шеи, веер из перьев и перчатки, часто надушенные. Именно в это время появляется новое слово — “grandezza”, означающее величественную, благородную наружность.

Античность стала для итальянских гуманистов идеалом, и они стремились возродить образы античности в повседневной жизни. Это оказало влияние и на костюм несмотря на то, что в итальянской культуре сохранялись и элементы средневекового рыцарского идеала. Гармония пропорций, совершенно иной образ человека, стремление подчеркнуть в костюме индивидуальность человека — все это стало совершенно новым по сравнению с жестко регламентированным костюмом средневековья. На итальянский мужской костюм  почти не оказывали влияние военные доспехи, так как ведущей общественной силой в XIV— XV вв. были пополаны (купцы и ремесленники). Этот костюм был более объемным, чем в других европейских странах.  Должностные лица и представители некоторых профессий (врачи, адвокаты, купцы), как и в других странах, носили длинные одежды. Своеобразие итальянского костюма заключалось и в том, что одежда имела разрезы по конструктивным линиям (проймам, локтевым швам, на груди), сквозь которые выпускали белую полотняную нижнюю рубаху, что создавало особый декоративный эффект. Гармоничные пропорции и конструктивные разрезы итальянской одежды будут заимствованы портными других стран в конце XV — первой половине XVI вв.

Основные предметы одежды у мужчин и женщин состояли из нижнего и верхнего платья, плаща, головного убора, обуви. Муж­чины носили также штаны или те предметы одежды, которые постепенно превратились в штаны. Нижнее белье еще не было известно. Его до некоторой степени заменяли рубашки, но и их даже в гардеробе знати было весьма мало.

В 1527 г.,  Италия перешла под власть Испании, и постепенно итальянский костюм стал терять свое своеобразие, подчиняясь испанской моде. Женский костюм, особенно в Венеции в XVI в., дольше, чем мужской, сохранял индивидуальность и верность представлениям итальянцев о прекрасном: силуэт платьев, которые носили итальянки, был более объемным, чем у испанок, несмотря на то, что с конца 1540-х гг. в Италии распространился металлический корсет. Именно итальянки первыми стали надевать к платьям с лифом, заканчивающимся спереди острым углом (мысом), туфли на высоких деревянных подставках — цокколи, чтобы не искажать пропорции фигуры. Нельзя не обратить внимания на усердные старания женщин преобразить себя с помощью различных туалетных средств.

Прежде всего, нужно упомянуть о фальшивых волосах и подделках из белого и желтого шелка, весьма распространенных в то время. Идеальным цветом волос считался белокурый и золотистый, и женщины старались добиться его различными способами. Многие верили, что волосы светлеют под влиянием солнечных лучей, а потому женщины старались долго находиться на солнце. Широко использовались краски и средства для ращения волос. К этому надо прибавить целый арсенал средств для осветления кожи лица, пластырей и румян для каждой отдельной части лица, даже для век и зубов.

Молодые люди красили иногда волосы и бороду, хотя сами выступали за естественность женщин.

Италия стала родиной кружева, появившегося на рубеже XV—XVI вв. До этого существовали различные виды ажурной вышивки, в том числе и вышивка «шов по прорези» — по сетке разреженного полотна, которая и стала прообразом настоящего кружева.

Помимо кружев костюм украшали также аппликацией, вышивкой шелком, шерстью, золотой и серебряной нитью, бусами, бисером, золотой и серебряной тесьмой, галунами, жемчугом, драгоценными камнями, ювелирными розетками.

Именно в эпоху Возрождения широкое распространение получили очки и карманные часы, а также вошел в употребление экипаж. Но это, конечно, были уже явные признаки богатства.

Жилье. В эпоху Возрождения активно велось жилищное строительство – и  в первую очередь, в городе и его округе. Спрос на жилье превышал предложение. Поэтому городские власти поощряли строительство.

Оживление строительства объяснялось не только потребностями в жилье, но и тем, что старые дома не удовлетворяли вкусам и запросам эпохи. Именитые горожане воздвигали новые великолепные дворцы, ради которых сносились целые кварталы, иногда под снос попадали не только ветхие дома.

Городская застройка в Европе носила хаотический характер. Из-за этого в городе были узкие улочки, часто заканчивающиеся тупиками, дома соприкасались друг с другом крышами. Однако при сносе старых кварталов городским властям предоставлялась возможность вносить элемент регулярности в планировку города. Тогда расширялись и выпрямлялись улицы, появлялись новые площади.

В городском строительстве эстетические представления переплетались с практическими соображениями. Города повсеместно в Европе оставались грязными. Мощеные улицы попадались редко. Водопроводами могли похвастаться жители лишь немногих городов. Фонтаны не только услаждали взор, но и являлись источником питьевой воды. Освещением в ночную и вечернюю пору служила обычно луна.

Окна по-прежнему были небольшими, потому что была не решена проблема, чем их покрывать. Со временем позаимствовали у церкви одноцветное стекло. Стоили такие окна очень дорого и не решали проблему освещения, хотя в дом пришло больше света и тепла. Источниками искусственного освещения служили факелы, масляные светильники, лучина, восковые — а чаще сальные, сильно коптившие — свечи, огонь камина и очага. Появляются стеклянные абажуры. Такое освещение затрудняло поддержание чистоты, как дома, так одежды и тела.

Тепло давали кухонный очаг, камин, печи, жаровни. Камины были доступны далеко не всем. В эпоху Возрождения камины превращались в настоящие произведения искусства, богато украшенные скульптурой, барельефами, фресками. Дымоход у камина был устроен так, что из-за сильной тяги забирал много тепла. Этот недостаток пытались компенсировать использованием жаровни. Нередко обогревалась одна только спальня. Обитатели дома ходили тепло одетыми, даже в меха, часто простужались.

До XVIII века обстановка жилья ограничивалась небольшим набором: скамьей, столом, табуреткой, дощатой кроватью и тюфяком, набитым соломой. Ванная комната являлась в то время величайшей редкостью. В XIV появляется паркет и узорчатые напольные плиты. Масляная и клеевая краска на стенах уступает место обойным тканям, а затем бумажным обоям, которые называли “домино”. При случае стены обшивали деревянными панелями. Окна делали из витражей, до этого бывших привилегией церковного здания, из проскипидаренной ткани или промасленной бумаги. И только в XVI веке появилось настоящее прозрачное стекло. На смену очагу, расположенному посреди кухни, приходит печь.

Стол. В эпоху Возрождения еще не освободилась от страха перед голодом. Были велики различия в питании «верхов» и «низов» общества, крестьян и горожан.

Еда была довольно однообразной. Около 60% рациона занимали углеводы: хлеб, лепешки, разные каши, супы. Главными злаками являлись пшеница и рожь. Хлеб бедняков отличался от хлеба богачей. У последних хлеб был пшеничный. Крестьяне почти не знали вкуса пшеничного хлеба. Их уделом были ржаной хлеб из муки плохого помола, просеянной, с добавлением рисовой муки, которой гнушались состоятельные.

Важное дополнение к зерну составляли бобовые: бобы, горох, чечевица. Из гороха даже выпекали хлеб. С горохом и бобами обычно готовили тушеное мясо.

Благодаря арабам европейцы познакомились с цитрусовыми: апельсинами, лимонами. Из Египта пришел миндаль, с Востока – абрикосы. В Европе появились тыква, кабачки, мексиканский огурец, сладкий картофель, фасоль, томаты, перец, кукуруза, картофель.

Пресную пищу в большом количестве приправляли чесноком и луком. В качестве приправы широко использовали сельдерей, укроп, порей, кориандр.

Из жиров на юге Европы больше распространены растительные, на севере — животного происхождения. В Средиземноморской Европе потребляли мяса меньше, чем в Северной. В Центральной и Восточной ели больше говядины и свинины; в Англии, Испании, Южной Франции и Италии — баранины. Мясной рацион пополнялся за счет дичи, домашней птицы. Горожане ели мяса больше, чем крестьяне. Также ели рыбу.

Долгое время Европа была ограничена в сладком, так как сахар появился лишь с арабами и стоил очень дорого, поэтому был доступен лишь состоятельным слоям общества.

Из напитков первое место традиционно занимало виноградное вино. К его потреблению вынуждало плохое качество воды. Вино давали даже детям. Высокой репутацией пользовались кипрские, рейнские, мозельские, токайские вина, мальвазия, позже — портвейн, мадера, херес, малага.

Главным достоинством еды в средние века было сытность и изобилие. В праздник обязательно нужно было наесться так, чтобы потом в голодные дни было что вспомнить. Хотя состоятельным людям не приходилось опасаться голода, их стол не отличался изысканностью. Эпоха Ренессанса внесла заметные изменения в европейскую кухню. На смену необузданному аппетиту приходит изысканно, тонко представленное изобилие.

К мясным блюдам, как и прежде, приготовлялись самые разнообразные соусы со всевозможными приправами, не жалели дорогих восточных специй: мускатного ореха, корицы, имбиря, гвоздики, перца, европейского шафрана и др. Употребление специй считалось престижным.

Появляются новые рецепты. Вместе  с рецептами растет число перемен блюд. В XV веке  в Италии кондитерские изделия приготовляли ещё аптекари. Это были торты, пирожные, лепешки, карамель и др.

Важным стало не только чем накормит гостей, но и как подать приготовленное блюда. Большое распространение получили так называемы «показные блюда». Из различных, зачастую несъедобных материалов, изготовлялись фигуры реальных и фантастических животных и птиц, замки, башни, пирамиды, которые служили вместилищем различных кушаний, особенно паштетов. Нюрнбергский кондитер  Ганс Шнейдер в конце XVI века изобрел огромный паштет, вовнутрь которого прятали кроликов, зайцев, белок, мелких птиц. В торжественный момент паштет открывался, и вся живность к потехе гостей разбегалась и разлеталась из него в разные стороны.

В эпоху Возрождения еще большее, чем прежде, значение приобретали не только кухня, но и само застолье: сервировка стола, порядок подачи блюд, правила поведения за столом, манеры, застольные развлечения, общение.

Столовая посуда обогатилась новыми предметами и стала зна­чительно изящнее. Разнообразные судки объединялись под общим названием «нефы». Встречались судки в форме сундуков, башен, зданий. Они предназ­начались для пряностей, вин, столовых приборов. Генрих III Фран­цузский в один из таких нефов клан перчатки и веер, Сосуды для вина назывались «фонтаном», имели различную форму и обязательно краны внизу. Подставками для блюд служили треножники. Почетное место на столах занимали солонки и конфетницы из драгоценных металлов, камня, хрусталя, стекла, фаянса.

Плоские тарелки появились в 1538 г. по заказу короля Франциска 1. Сахар был роскошью до середины XVI века. Если в “темные” века праздничные пиры лишь прерывали однообразие и нехватку повседневного питания, то начиная с XV века мясо, ранее считавшееся признаком роскоши, прочно вошло в повседневные рацион среднего европейца. Правда, в XVI—XVII вв. эта норма опять существенно снизилась, особенно в районах, бедных скотом. За столом и в жизни понемногу прививались хорошие манеры. Целых 200 лет понадобилась на то, чтобы научиться пользоваться вилкой.

Тарелки, блюда и сосуды для питья делались металлическими: у королей и знати — из серебра, позолоченного серебра, а иногда из золота. Увеличился спрос на оловянную посуду, которую научились обрабатывать и украшать не хуже золотой и се­ребряной. Но особенно важным изменением можно считать рас­пространение с XV в. фаянсовой посуды, секрет изготовления ко­торой открыли в итальянском го­роде   Фаэнце.   Больше   стало посуды из стекла — одноцветно­го и цветного.

Нож по-прежнему оставался главным орудием за столом. Большими ножами нарезали мясо на общих блюдах, с которых каждый брал для себя кусок своим ножом или руками. И хотя в лучших домах подавали салфетки и почти после каждого блюда гостей и хозяев обносили посудой с ароматизированной водой для мытья рук, скатерти приходилось менять не один раз в течение обеда. Почтенная публика не стеснялась вытирать о них руки. Столовой ложкой стремились обеспечить уже каждого из сидя­щих за столом. Но случались дома, в которых ложек не хватало на всех — и гости или приносили ложку с собой, или как в старину твердую пищу брали руками, а в соус или похлебку погружали свой кусок хлеба. Вилка прижилась раньше всего у итальянцев.

Пользование вилками нескольки­ми гостями при дворе французского короля Генриха II послужило предметом грубого высмеивания. Не лучше обстояло дело с бока­лами и тарелками. Все еще бытовал обычай ставить одну тарелку для двух гостей. Но случалось, что суп продолжали черпать своей ложкой из супницы.

По случаю банкета специально оформлялся интерьер. Стены зала или лоджии увешивались тканями и гобеленами, богатым шитьем, цветами и лавровыми гирляндами, увитыми лентами. Гирляндами украшали стены и обрамляли семейные гербы.

В зале ставили три стола в форме буквы «П», оставляя в середине пространство, как для разносчиков блюд, так и для увеселений.

Гости рассаживались с внешней стороны стола — иногда по­парно дамы с кавалерами, иногда отдельно. За главным столом располагались хозяин дома и высокие гости. В ожидании трапезы присутствовавшие пили легкое вино, закусывали его сухими фруктами, слушали музыку.

Главная идея, которую преследовали устроители пышных засто­лий, — показать великолепие, богатство семьи, ее власть. От бан­кета могла зависеть судьба предстоящего брака, имеющего цель объединить процветающие семьи, или судьба делового соглашения и т.п. Богатство и могущество демонстрировались не только перед, равными себе, но и перед простолюдинами. Для этого было как раз удобно устраивать пышные пиры в лоджии. Мелкий люд мог не только посмотреть на великолепие власть имущих, но и приобщиться к нему. Можно было послушать веселую музыку, потанцевать, принять участие в театральной постановке. Но самое главное, бытовавшая традиция, раздавать бедным оставшуюся еду.

Времяпрепровождение за столом в компании становилось обычаем, широко распространившимся во всех слоях общества. Тавер­ны, трактиры, постоялые дворы отвлекали посетителей от монотонности домашней жизни.

Названные формы общения, как бы они не отличались друг от друга, свидетельствуют о том, что общество преодолевало былую относительную замкнутость и становилось более открытым и ком­муникативным.

Традиционно многие однозначно уверены в биологическом, природном характере репродуктивной культуры семьи. Действительно, репродуктивная функция предопределена биологически. Но если мы обратимся к исторической ретроспективе, да и просто задумаемся над теми явлениями, которые сегодня сопровождают репродуктивную сферу семьи, то увидим, сколь велико вмешательство человека в этот изначально биологический процесс, насколько человеку удалось сознательно изменить естественный ход репродуктивного процесса. Поэтому автор считает корректным изучение человеческой культуры в репродуктивной сфере семьи. В связи с этим оправдывает существование понятия репродуктивной культуры семьи, которое связано с явлениями отцовства, материнства как с культурными феноменами, с ценностью человеческой жизни, особенно ценностью человеческой жизни у её истоков, с отношением личности, семьи, общества в разных культурах к детям, деторождению, а также теми технологиями в репродуктивной сфере, которые практически постоянно присутствуют в культуре человека на протяжении всего его существования. Также нужно отметить, что, изучая репродуктивную культуру той или другой исторической эпохи, по мнению автора, было бы недостаточно представлять её в виде статичной ситемы, и только. Любая система, если она является таковой, развивается, обновляется, имеет определённую динамику. С этих позиций мы и исследуем репродуктивную культуру одной из исторических эпох эпохи Возрождения. После рассмотрения функционирования отдельных элементов репродуктивной культуры напротяжении обозначенной эпохи, мы попробуем охарактеризовать схему её развития в целом. Репродуктивная культура эпохи раннего Возрождения определяет, что у первых гуманистов брак и семья ещё не находят безоговорочного признания и поддержки. Например, для Петрарки (1304-1374) семья и дети являются источником беспокойства, осложняющей жизнь обузой. Но Петрарка был, пожалуй, единственным представителем культуры раннего и высокого Возрождения, кто дал подобную оценку семейным ценностям. А вот уже взгляды Салютати К. (1331-1406) на репродуктивные ценности ярко представляют собой начало нового типа культуры, которое чётко обозначено безусловным преобладанием рационального компонента над чувственным. Определяя целью брака рождение детей, Салютати рассматривает данный социальный институт как природную обязанность, которую каждый человек должен выполнить. Этот гуманист считает, что отказываясь производить потомство, люди уничтожают то, что в них произвела природа; они становятся несправедливыми по отношению к самим себе, своим близким, злыми по отношению к роду, человеку и в высшей степени неблагодарными по отношению к природе. Не оставив детей, человек будет несправедлив к своим предкам, т.к. уничтожит имя и славу рода. Он будет несправедлив к родине, не оставив ей после себя защитника, злобен (злонамерен) по отношению к роду человеческому, который погибнет, если его не будет поддерживать непрерывная преемственность поколений [7, С.223]. Ценности репродуктивной культуры раннего Возрождения основаны прежде всего на долге. Любовь, связующая супругов, в это время отсутствует, а внебрачные отношения не признаются. Кроме этого, раннее Возрождение закладывает рациональные основы репродуктивного поведения семьи, ожидающей ребёнка, а также родителей в отношении ребёнка-младенца. Авторство этих идей принадлежит Барбаро Франческо (1395-1454) и Маффео Веджо (1407-1458). Так, Б.Франческо в своём трактате О женитьбе впервые вводит в обиход идеи о гигиене беременности, а М.Веджо говорит о необходимости адекватной ситуации зачатия ребёнка, которая многое значит для дальнейшего развития личности. Было бы мало пользы заниматься воспитанием тех, - пишет Веджо, - которые так зачаты, что хорошо воспитать их можно лишь с огромным трудом, как это обычно случается у тех, кто выращивает деревца: когда они плохо укоренят саженец, то сколь угодно не заботились бы потом о подрезании ветвей, напрасно будут ожидать когда-нибудь какого-либо доброго или богатого плода от них [3, С.200]. В своей работе О воспитании детей и об их достойных нравах (1445-1448) этот известный гуманист, юрист и поэт разрабатывает ряд условий, необходимых для правильного воспроизведения на свет детей. Так, он отмечает, что родителям не следует сходиться, как с жёнами, с другими женщинами, особенно с женщинами низкими и развратными; следует воздерживаться, когда супруги устали от долгой дороги или от тяжёлой работы, когда поражены недугом; избегать привычки чрезмерных отношений, которые очень утомляют и ослабляют тело, равно и душу, из-за чего задерживаются рождения детей, а если они рождаются (вовремя), то обычно по этой причине всегда оказываются хуже [3, C.201]. М.Веджо возрождает традицию представителей античной культуры рекомендовать сроки вступления в брак. Он настаивает, чтобы никто не вступал в брак со слишком молоденькой девушкой, от которой рождаются более слабые и тупые дети. То же следует думать и относительно старших по возрасту, у которых, как и у более молодых, дети менее совершенны и менее крепки душевно и телесно [3,C.202]. Идеальным с точки зрения физически и душевно здорового будущего потомства М.Веджо считает 18-летний возраст для женщин, и 36-летний для мужчин. Этот гуманист культуры раннего Возрождения отмечает, что женщины во время беременности должны принимать пищу в достаточном количестве, избегать пищи острой и горькой и безвкусных вин, умеренно трудиться, пусть каждый день посещают алтари и священные храмы [3,C.202]. И Б.Франческо, и М.Веджо призывают молодых матерей самим кормить своего ребёнка, обосновывая это долгом женщины от природы. Социальное сознание культуры раннего Возрождения обнаруживает склонность к детству, которая проникает и в социальную политику эпохи: во Франции в 1421 году строится приют для детей-подкидышей - Воспитательный дом, один из первых в Европе [6, C.89; 4, C.266]. Альберти Л.Б. (1414-1472) в своём трактате О семье (1432-1434) уже в большей степени, чем это было у ранних гуманистов, представляет уравновешенность рационального и чувственного компонентов в своих репродуктивных взглядах. С одной стороны, он отмечает необходимость каждой семьи продолжить свой род, воспроизвести детей. С другой стороны, указывает, что дети являются величайшей радостью для отцов [1, С.150]. А радость это эмоция, и тем самым выражение чувственного компонента культуры. Представителем эпохи высокого Возрождения с соответствующими взглядами на репродуктивную культуру, в которых рациональный и чувственный компоненты максимально уравновешены, является Эразм Роттердамский (1466-1536). В своей работе О воспитании детей (1529) этот гуманист однозначно высказывается о том, что ребёнок является ценностью, дороже которой у человека практически ничего нет. Антиценностью признаётся бесплодие супругов. Ценность ребёнка проявляется, с одной стороны, в обязанности родителя перед обществом, самим собой и ребёнком воспроизвести его на свет, с другой стороны, в максимуме положительных эмоций, которые испытывает действительный и будущий родитель в связи с рождением и дальнейшим воспитанием ребёнка. Э.Роттердамский указывает, что обязанность человека родить и воспитать ребёнка - это обязанность, в которой человек отличается от животных и более всего уподобляется божеству [9, С.249]. Кроме этого, Эразм критикует одностороннее, с его точки зрения, отношение к ребёнку, когда родители пытаются его видеть прежде всего физически полноценным, что во многом определяет их репродуктивное поведение во внутриутробный период развития ребёнка (есть полезную пищу, остерегаться неосторожного телесного движения и т.д.) Что же касается душевного и духовного развития ребёнка, благодаря чему в соединении с физической полноценностью и достигается совершенство личности, в том числе и ребёнка как личности на определённом этапе развития, то здесь Э.Роттердамский указывает на определённые проблемы. Он призывает родителей в частности и современное общество в целом видеть в ребёнке гармонию тела и души, материального и духовного. Физического детоубийства в эту эпоху нет, но Эразм указывает на опасность так называемого нравственного, духовного инфантицида, когда высказывается о том, что своего рода детоубийство - это распущенное воспитании [9, С.259]. В целом имеется большое количество документов, фиксирующих множество трогательных историй о самоотверженных и ласковых матерях и внимательных воспитателях. В искусстве этого периода ребёнок становится одним из самых частых героев маленьких историй: ребёнок в семейном кругу; ребёнок и его товарищи по игре, часто взрослые; ребёнок в толпе, но не сливающийся с ней; ребёнок - подмастерье художника, ювелира [2, С.48]. Кроме этого, культура высокого Возрождения впервые обращается к изображению ребёнка в период внутриутробного развития и связано это с именем Леонардо да Винчи и его работой Эмбрион , 1510-1513 гг. У известных утопистов Возрождения Т.Мора и Т.Кампанеллы тема ценности ребёнка несколько нивелируется, большее значение у них приобретают идеи воспитания и обучения. Но, например, стихотворение Т.Мора (1478-1535), посвящённого своим детям и названного Маргарите, Елизавете, Цецилии и Иоанну, сладчайшим чадам, желает неизменно здравствовать , является примером отношения к детям уже в большей степени чувственного, нежели рационального. Репродуктивная культура эпохи позднего Возрождения (2 половины XVI начала XVII вв.) представляет собой изменение репродуктивных взглядов семьи, ценности ребёнка и особенностей репродуктивного поведения. Уже ценится ребёнок не любого возраста, как это было ранее, а несколько выросший, как бы заслуживший позитивное отношение к себе взрослых наличием ценных личностных качеств. Выразителем подобных мнений этого периода является М.Монтень (1533-1592), который считает, что не следует целовать новорождённых детей, ещё лишённых душевных или определённых физических качеств, которыми они способны были бы внушить нам любовь к себе. Подлинная и разумная любовь должна была бы появляться и расти по мере того, как мы узнаём их [5, С.455]. Далее в своих Опытах (1580) М.Монтень выражает явно негативное отношение к детям, говоря, что если же они (дети) подобны диким зверям (а таких детей в наш век тьма-тьмущая), их надо ненавидеть и бежать от них [5, С.462]. Смерть ребёнка в это время расценивается как вполне нормальное явление, не вызывающее сильных отрицательных эмоций (отчаяния, депрессии и т.д.) у родителей. Монтень по этому поводу вспоминает: Я сам потерял двух или трёх детей, правда, в младенческом возрасте, если и не без некоторого сожаления, но, во всяком случае, без ропота [5, С.218]. Избавление от нежеланных детей в эту эпоху ужесточается. Если раннее Возрождение в качестве средства подобного избавления практиковало подкидывание нежеланных в сиротские дома (с тенденцией постепенного сокращения числа таких подкидываний к середине эпохи), то позднее Возрождение вспоминает и активно практикует способы регулирования рождаемости. В 1596г. китайский врач Ли Шичьжень, известный в Европе, упоминает в своём научном трактате 72 способа прерывания беременности, ссылаясь на опыт, собранный китайской медициной более чем за 2000 лет. По другим данным в это время существует около 250 средств против задержания кровей . Обычно это различные настои из тех или иных растений, вызывавшие менструации. С некоторыми из них были связаны самые фантастические представления; так, например, диптам действует так сильно, что его нельзя положить на постель беременной [8, С.215]. Особенной популярностью и величайшим доверием пользовались чрезвычайно опасные средства. Достаточно упомянуть о головнистой ржи или донском можжевельнике. Эпитеты донского можжевельника: пальма девственности , розмарин девственности , детоубийца , древо девственности . Это было самым популярным средством аборта. Даже в самом маленьком садике предусмотрительные женщины усердно разводили и оберегали его. О распространённости плодоуничтожительного действия донского можжевельника свидетельствуют афоризмы и поговорки на английском и на других языках. У норвежцев встречается следующий рифмованный афоризм: Sevenbom sevenbom Har gjurt saa mangen jomfru from ( Не одна девица обязана только этому кусту, если считается целомудренной ) [8, С. 215-216]. В тех случаях, когда средство сразу не действовало, беременные девушки прибегали к другим приёмам: горячим ваннам, энергичным танцам. Аборт тогда не считался преступлением, так что можно было довольно открыто рекомендовать и получать подобные средства. Таким образом, мы приходим к выводу, что отношения человека эпохи Возрождения к репродуктивно-семейным ценностям на протяжении времени были неоднозначными. А динамика репродуктивной культуры обозначенной эпохи схематично представляет собой определённый цикл, стадии которого характеризуются тем или иным соотношением рационального и чувственного, духовного и материального начал. В результате, на прогрессивной стадии (стадии детства, становления) репродуктивная культура имеет выразительно рациональный, несколько пуританский характер. В период её расцвета соотношение рационального и чувственного, духовного и материального вступают в гармонию. И, наконец, на регрессивной стадии (старения, угасания) репродуктивная культура имеет чувственную, материальную окраску.