Часть II. Религиозный фактор в российском политическом пространстве

Глава 9. Роль религии и ее институтов в политической истории России

Политическая история России теснейшим образом связана с религи­ей, а если точнее, с православной ветвью христианства. Уже на раннем этапе формирования русской государственности - Киевской Руси, ее ру­ководители ощущали недостаточную эффективность, исповедовавших­ся массами, языческих верований для сплочения многоплеменного об­щества и упрочения княжеской власти. Доминирование язычества со­здавало известные препятствия также развитию международных связей со странами, в которых укрепились позиции монотеизма, выступавшего решительно против язычества.

9.1. Социально-политические последствия крещения Киевской Руси

Поиски новой, объединительной идеологии привели князя Владими­ра к убеждению, что наиболее приемлемой ее формой для Киевской Руси может стать только христианство, воспринятое из Византии. Во-первых, восточная ветвь христианства в большей мере, чем его западная ветвь, была расположена выполнять роль помощницы светской власти. Во-вто­рых, в отличие от западной ветви христианства, где строго реализовался принцип отправления культа только на латыни, восточное христианство допускало отправление культа на языках исповедующих его народов. В-третьих, ко времени прихода к власти князя Владимира в Киевской Руси уже довольно заметно распространено было восточное христианство. Есть даже сведения о том, что среди дружинников князя были последо­ватели именно этой ветви христианства.

Не последнюю роль в выборе князя Владимира сыграло, очевидно, и то, что его бабушка княгиня Ольга в свое время приняла христианство от византийцев и ее крестным отцом был сам император Константин Багрянородный.

Политические соображения побуждали князя Владимира, избирая для своей страны религиозную веру, одновременно добиваться получения себе в жены сестры императора Византии - Анны. Такая акция была

182

оговорена в соглашении, заключенном между Владимиром и византийс­ким императором Василием П, оказавшемся в сложном положении. Князь Владимир обязался содействовать разгрому мятежа Варды Фоки, блоки­ровавшего Константинополь, провозгласившим себя императором. За это Василий П обещал выдать ему в #ены свою сестру. Когда же мятеж был подавлен, Василий П не выполнял своего обещания. Стремясь сделать императора сговорчивее, Владимир организовал поход на сей раз уже против византийских владений.. Отвоевав форпост Византии в Крыму г. Сорсунь, князь Владимир, привез из похода, присланную императором Шну, ставшую теперь княгиней, а также большую группу константино-■юльского духовенства, которая помогла крестить киевлян и жителей других городов. Для строительства молитвенных помещений государ­ство выделяло необходимые средства. Несколько позже для нужд церк­ви стала передаваться десятина - десятая часть доходов князя от собира­емой дани, торговых и судебных пошлин и т.д.

Социально-политические последствия принятия Киевской Русью христианства были огромны и судьбоносны. Принятие христианства привело к консолидации общества. Единые ритуалы и обряды, общая вера содействовали сплочению разных племен в единый этнос, упроче­нию политической стабильности- Фактически церковь стала духовным оплотом власти, активной участницей политической социализации на­селения. Она учила, что государственная власть носит богоустановлен-ный характер. А члены церкви - подданные князя, обязанные в силу ре­лигиозного долга неукоснительно выполнять его повеления.

Проповедь божественного установления политической власти и ее богоподобия имела для православной церкви и обратную сторону. Как писал известный историк русской церкви А.В. Карташов, «такой пропо­ведью церковь сама воспитывала опекуна над собой, с которой ей впос­ледствии пришлось считаться».'

Исторические документы свидетельствуют о том, что в Древнерус­ском государстве православные иерархи достаточно активно участвова­ли в политическом процессе: мирили враждовавших между собой кня­зей, содействовали усмирению выступлений недовольных масс, церков­ной печатью скрепляли договоры, заключенные между князьями... Епис­копы также осуществляли судебные функции по семейно-брачным от­ношениям.

Принятие христианства привело к тому, что Киевская Русь преврати­лась в составную часть христианского мира. Она стала вровень с разви­тыми феодальными монархиями того времени. Ее международное поло­жение существенно укрепилось. Открылись новые возможности для рас­ширения разнообразных связей с христианскими странами. В этой связи исследователи обращают внимание, в частности, на большой интерес властителей европейских стран к династическим бракам с представите­лями княжеской семьи. Как уже упоминалось, князь Владимир добывал достойную жену силой оружия. Его сын - Ярослав был женат на дочери короля Швеции, сестра Ярослава стала королевой Польши, три дочери стали соответственно королевами Венгрии, Норвегии и Франции, сын был женат на сестре короля Польши, внук - на дочери короля Англии, внучка стала женой короля Германии. «Это ли не признак международ­ного авторитета древнерусского государства как передовой и мощной державы?! Она возникла из конгломерата «варварских» племен на гла­зах изумленной Европы за время жизни двух поколений!»- восхищенно восклицал известный советский ученый Б.В. Раушенбах.2

9.2. Взаимосвязь религии и политики в условиях Золотоордынского господства

Монгольское нашествие было большим испытанием для русского народа и русской церкви. Отношение золотоордынекой власти к христи­анским религиозным организациям на завоеванных землях разными ав­торами оценивается по разному. Однако, не подверженные эмоциональ­ному подходу к вопросу ученые склонны разделять точку зрения после­днего обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода Россий­ской империи, бывшего министра исповеданий Временного правитель­ства А.В. Карташева, ставшего впоследствии профессором Свято-Сер­гиевской духовной академии в Париже.

Тщательное изучение проблемы привело А.В. Карташева к выводу, что монголо-татарские завоеватели «... имея полную возможность, как победители, стеснить свободу русской церкви, не сделали этого по сво­им принципам. Церковь осталась свободной, т.е. получила возможность пользоваться всеми духовно присущими ей правами». А что касается гражданских прав, то «монгольские ханы были настолько щедры в данном отношении, что не только утвердили весь status quo ante, но и даро­вали от себя церкви еще больше гражданских прав, чем власть прежняя, национальная»3 - писал А.В. Карташев.

Почему так произошло? Пришедшие из монгольских степей завоева­тели не были монотеистами. Как и многие другие приверженцы родо-племенных культов, они исповедовали принцип: «У нашего племени своя религия, у вашего - своя» и не ставили перед собой цели обращать кого бы то ни было в свою веру. Уже чингизхановская Яса брала под свое покровительство православную церковь. Не ущемлялись и мусульмане, жившие на завоеванных территориях.

Известный арабский исследователь Джувейни в книге «История за­воевателя мира» писал: «Поскольку Чингисхан не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. Наоборот, ученых и отшельников всех толков он почитал, лю­бил и чтил, считая их посредниками перед Господом Богом, и как на мусульман взирал он с почтением, так и христиан и идолопоклонников миловал. Дети и внуки его по нескольку человек выбрали себе одну из вер по своему влечению...».

И после того, как властители Золотой Орды приняли ислам и провоз­гласили его государственной религией, они продолжали практически придерживаться терпимого отношения к различным религиям и их пос­ледователям, руководствуясь соответствующими положениями Корана. В главной вероучительной книге ислама, немало мест, которые ориенти­руют мусульман именно к такому поведению. «Кто хочет, пусть верует, кто хочет пусть не верует» (18,28) - гласит одно из них.4 В Коране гово­рится, что Аллах создал различные народы и племена, чтобы они узна­вали друг друга и взаимодействовали между собой (49, 12), христиане и иудеи названы «людьми Писания», мусульмане призваны почитать как пророков и Моисея и Христа.

В соответствии с этими принципиальными положениями Корана, уже в 4 году мусульманского летоисчисления пророк Мухаммад издал указ, Уравнивающий в основных правах христиан, проживающих в пределах

мусульманских владений, с последователями ислама. Он повелел охра­нять законы христиан, защищать их от врагов, обеспечить защитой их церкви и другие места богослужений, жилища монахов.5

Линия на мирное сосуществование монотеистических религий была реализована в арабо-мусульманском Халифате. Констатируя этот факт, известный австрийский востоковед Адам Мец писал, что для исламской цивилизации времен ее расцвета была присуща, «неизвестная средневе­ковой Европе, веротерпимость».6 В другом месте он подчеркивал: «Не­слыханная для средневековья веротерпимость в совместной жизни с хри­стианами и иудеями принесла мусульманской теологии отнюдь не сред­невековый придаток - сравнительное богословие».7

Золотоордынская политическая элита, после принятия ислама в целом следовала упомянутым установкам. В результате, в то время, как на Запа­де шли религиозные войны и организовывались крестовые походы, на зем­лях нынешней России ничего подобного не происходило. Здесь домини­ровали отношения межрелигиозного сотрудничества. Был установлен по­рядок выдачи ярлыков (грамот). Для князей - это были грамоты на право княжения, для митрополитов - грамоты на право руководства церковны­ми делами. В соответствии с ярлыком хана Узбека, провозгласившего ис­лам государственной религией Золотой Орды, оскорбивший христианс­кую церковь, монастырь, часовню, поднявший руку на церковное имуще­ство подлежал смертной казни. Православное духовенство освобождалось от дани и постоев, церковный суд признавался независимым.

Автор обстоятельного исследования «Русские люди в Золотой Орде» (М., 1978) Полубояринова М.Д. пишет на этот счет следующее: «Пока «татаро-монгольское иго» сохраняло свою мощь, русские князья мири­лись с исключительным положением церкви, но когда позиции завоева­телей ослабели, княжеская власть сама начала предъявлять претензии на церковное имущество».8

Такое поведение русских князей побуждало ханов Золотой Орды в соответствующих ярлыках призывать их поддерживать привилегии, пре­доставленные русской церкви. Система выдач православным иерархам отдельных ярлыков ханами Золотой Орды, предоставление им возмож-

ности отстаивать интересы церкви независимо от княжеской власти, а иногда и против нее, создавала прецедент: церковные лидеры как бы ста­новились самостоятельными участниками политического процесса. По­добное ощущение усиливалось в связи с тем, что православным иерар­хам нередко поручалось выполнение дипломатических поручений ха­нов в сношениях Орды с Византией.

Небезынтересен вывод, сделанный известным русским философом Н.А. Бердяевым в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» (М., 1990, с. 10). «Лучший период в истории русской церкви был в период татарского ига, тогда она была наиболее духовно независима и в ней был сильный социальный элемент».

Религиозная терпимость ордынцев распространялась не только на пра­вославных, но и на католиков. В 1315 году в столице Золотой Орды Сарае было учреждено католическое епископство и первым епископом был фран­цисканец Стефан, что совершенно не случайно: к этому времени в Золотой Орде насчитывалось 12 францисканских монастырей9. Папа Римский Бе­недикт ХП в письмах к хану Узбеку, хану Джанибеку и его жене Тайдуле тепло благодарил их за заботу о католиках, проживающих в Золотой Орде и выражал надежду на то, что вся ханская семья примет католичество.

Факты свидетельствуют о том, что правители мусульманской Золо­той Орды нередко политические интересы ставили значительно выше принципов исламской солидарности. Скажем, тот же хан Узбек в борьбе с мусульманским Египтом и Сирией стремился опереться на католичес­кий мир.10 Политическими соображениями руководствовался он выда­вая свою дочь Кончаку за сына московского князя Даниила Юрия, и со­глашаясь на ее крещение (после чего она получила имя Агафья). Те же политические интересы укрепления ордынской власти и целостности государства были побудительными мотивами организации ханом Узбе­ком в 1324 году похода русских князей против Литвы, чтобы помешать Гедимину принять католичество, и его помощи русским князьям в 1340 голу в их борьбе против польского короля Казимира за сохранение сво­боды православных обрядов.

Евразийцы выдвинули, обосновали и отстаивали тезис о том, что Московское царство было наследником Золотой Орды. «Великое счастье Руси, писал П. Савицкий, - что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому дру­гому». И еще: «Без татарщины не было бы и России»."

Продолжая эту мысль, современные российские политологи Ю.С. Пивоваров и А.И. Фурсов пишут: « ...В ХШ веке возник новый Царь-град - Сарай, причем в буквальном смысле: это был город царя. Того царя, за которого с 1265 года молились в русских церквах. Того царя, который, не будучи русским и православным, тем не менее стал первым русским царем и был им почти 200 лет. Ордынские цари были царями русских всего лишь на столетие меньше Романовых».12

Золотая Орда была наглядным примером этнического и религиозно­го плюрализма. Уважительное отношение власти исламских предводи­телей к традициям и верованиям христиан способствовало тесному со­трудничеству между народами, широкому обмену культурными ценнос­тями. Да и саму высокую религиозную терпимость русский народ в зна­чительной мере воспринял от мусульманской Золотой Орды. Вот мне­ние на этот счет видного деятеля Русской православной церкви: «Му­сульманская культура обогатила русский народ и во многом способство­вала воспитанию в нем религиозной терпимости, которая не была свой­ственна до последнего времени соседним европейским народам,»13- го­ворит митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл.

9.3. Роль Церкви в образовании Русского централизованного

государства

Несмотря на то, что ордынская власть несколько сдерживала сопер­ничество русских князей, междоусобная борьба продолжалась. В инте­ресах сохранения и укрепления своих позиций, Церковь все чаще стано­вилась на сторону сильнейшего из русских князей, помогая ему сохра­нить предоставленные привилегии и полномочия. До 1328 года это были тверские князья, получавшие право на великое княжение у ханов Золо-

той Орды. Но хан Узбек отобрал у них такое право в наказание за их вражду к ханским чиновникам. Титул «великого князя» получил мос­ковский князь Иван I Калита. Этот же хан выделял воинские формирова­ния в помощь Ивану I, чтобы в борьбе с соперниками он мог добиваться расширения территории и укрепления своего влияния. Князь же стре­мился использовать возможности церкви в своих политических интере­сах. Золотоордынские власти поддерживали начинания великого князя и в этом. Они не препятствовали переносу резиденции митрополита Ки­евского из Владимира в Москву и вывозу туда же соборного колокола.

Иначе говоря, мусульманская Золотая Орда содействовала возвыше­нию Москвы и превращению ее не только в политический, но и религи­озный центр. О том, что могло бы случиться с Русью, если не было бы этого содействия, весьма ярко писал российский историк С Ф Плато­нов: «Удельные князья монгольского периода, если бы были предостав­лены сами себе, разнесли бы свою Русь».

Что касается православной церкви, то ее положение в период Золо­той Орды известный русский философ Г.П. Федотов оценивал как пери­од наибольшей самостоятельности. Авторитетный историк православ­ной церкви А.В. Карташев отмечал, что в ордынский период Русская церковь в политическом отношении представляла собой силу, превосхо­дящую значение великокняжеской власти, которая еще не могла удержи­вать под своим влиянием все части раздробленной Руси, тогда как рус­ская митрополия стягивала их в одно целое.14

Следует подчеркнуть, что церковь «стягивала» Русь в одно целое не только силою своего авторитета, но нередко и карая тех, кто выступал против объединительных усилий московских князей. Так, когда один из главных соперников Москвы Тверской князь Александр Михайлович бежал во Псков и был принят там горожанами, митрополит Феогност отлучил весь Псков от церкви и запретил там богослужения. Тверскому князю пришлось бежать в Литву. Позднее, в 1340- годы тот же митропо­лит карал Новгород за то, что там произошло выступление против вели­кого князя.15 А в 1365 году великий князь направил авторитетного цер­ковного деятеля Сергия Радонежского для переговоров с князьями Ниж­него Новгорода. Стремясь добиться удовлетворения московских требо­ваний Сергий Радонежский закрыл церкви в этом городе.

Сотрудничество церкви с великокняжеской властью в вопросах со­бирания земель носило весьма противоречивый характер. И та и другая сторона искали своей выгоды. Светская власть стремилась полностью подчинить себе церковь, церковь же добивалась сохранения своей само­стоятельности и притязала на завоевание руководящего влияния на го­сударственные дела. Через борьбу и компромиссы пробивала себе доро­гу необходимость централизации Руси, тем более, что Золотая Орда все более слабела.

Возможно наиболее ярко взаимодействие церкви и великокняжеской власти сказалось в борьбе за сокрушение Новгородской феодальной рес­публики. Благо этому способствовали обстоятельства. После смерти нов­городского архиепископа Ионы в 1469 году на его место был избран Феофил. Просьба о его утверждении была направлена не митрополиту, а великому князю Ивану Ш, который одобрил избрание. Но решил проде­монстрировать зависимость Новгорода от Москвы. Он назвал Новгород исконным владением «бывших всех великих князей». В Новгороде та­кой подход вызвал негодование и его представители выехали к польско­му королю и великому князю Литовскому Казимиру IV с просьбой, что­бы их епископ был поставлен обособленной в то время западно-русской митрополией. Реализация такой просьбы привела бы к отделению нов­городской церкви от общерусской.

Проблема была решена военным походом Ивана III на Новгород. Мит­рополит Филипп не только благословил князя на этот поход, но и в специ­альной грамоте, направленной новгородцам, обвинил их в отступлении от православия к «латинству». В 1478 году Новгород был покорен, Новго­родская республика - ликвидирована. (Правда, новгородская вольница в проявлении церковной жизни еще долго давала о себе знать. Лишенные права избирать себе архиепископа, новгородцы недружелюбно относились к владыкам, поставляемым Москвой. Первый поставленный Москвой ар­хиепископ Сергий сошел с ума, ко второму - Геннадию - псковичи на­столько неприязненно отнеслись, что запретили своим священникам слу­жить вместе с владыкой, а просфирням - печь для него просфоры. Третье­го архиепископа, Серапиона, в 1509 году великий князь лишил епископ­ства и в наказание на 17 лет оставил новгородцев без владыки).

Несколько раньше перестали существовать Ярославское и Ростовс­кое княжества. В 1485 году к Московскому княжеству присоединилась Тверь. Затем последовали Псков, Смоленск и Рязань.

В Европе возникло крупное Московское государство, церковные круги которого стали помышлять о том, что Москва должна стать центром все-

190

го православия. Они выдвинули концепцию, получившую название «Мос­ква-третий Рим». Три, далеко не равных по значимости, события спо-"собствовали этому.

В 1453 году под ударами войск турецкого султана пала Византийская империя, считавшаяся центром православного мира. В 1472 году вели­кий московский князь Иван Ш женился на Софье Палеолог - племянни­це последнего византийского императора Константина XI. В 1518 году папа Римский Лев X выдвинул предложение об учреждении в Москве патриархии вместо константинопольской, коронации великого князя ( в «царя всея Руси») и принятия русской церковью условий Флорентийс­кой унии (фактического ее подчинения католической церкви).

Выступая против подобных предложений, церковные деятели стали усиленно распространять суждения о том, что власть великих московс-IX князей носит божественный характер, а сами эти князья происходят

римских императоров, что первый и второй Рим (Константинополь) тали ввиду отхода от «истинного христианства» и что православная Москва «избрана Богом» как единственная подлинная наследница Рима до самого «конца света». Эти идеи в обработке игумена псковского мо­настыря Филофея были доведены до великого московского князя Васи­лия Ш - сына Ивана Ш от Софьи Палеолог.16

В утверждении идеи о Московском государстве как центре всего пра­вославия приняли достаточно активное участие и зарубежные религиоз­ные деятели. Так, например, константинопольский патриарх именует Ва­силия III «наивысшим и кротчайшим царем и великия Кралем всея право-славныя земли и Великая Руси». А патриарх Иосаф II в специальном по­слании объявляет Ивана IV «царем и государем православных христиан всей вселенной от Востока до Запада и до океана». Что же касается иноков афонского сербского Хилеандарского монастыря, то они в 1548 голу вели­чали Ивана Грозного «самодержавным великим царем московским, еди­ным правым государем, белым царем восточных и северных стран, кото-эый всем православным христианам царь и государь...».

Мессианская концепция «Москва - третий Рим» способствовала объе-янению усилий великокняжеской власти и церкви по дальнейшему соби-эанию русских земель и упрочению позиций Московского государства на международной арене. Однако совместная деятельность по возвышению

Московского княжества не устранила противоречий между властью светс­кой и властью религиозной, что не могло, не отразится на государственно-церковных отношениях. Как и в прошлые периоды истории Руси, во време­на долгого царствования Ивана IV Грозного, они были непростыми.

На начальном этапе юный властитель, венчанный на царствование умудренным опытом митрополитом Макарием, бывшим ранее архиепис­копом Новгородским, не проявлял особого стремления подчинить себе церковь. Сказывалась молодость царя и расчетливая проповедь митро­полита, направленная на его возвеличивание.

Провозглашая царя «боговенчанным», митрополит и другие церков­ные деятели не только стремились способствовать повышению и укреп­лению его авторитета в глазах народа. Они хотели тем самым еще, и добиться усиления влияния церкви на государственные дела. «Боговен-чанный» царь в идеале должен был выполнять религиозные предписа­ния, действовать в соответствии с учением церкви. Решение вопроса о том, насколько верно выполняются предписания оставалось за церков­ным руководством, что позволяло во многих случаях вести торг с поли­тической властью с пользой для интересов церкви.

Пользуясь своим положением, митрополит Макарий многое сделал для укрепления позиций церкви, ее централизации. Большое число мес­тных святых было переведено в ранг общерусских, канонизация новых святых стала прерогативой митрополита и церковного собора, были уни­фицированы религиозные обряды, усилен контроль за деятельностью низшего духовенства, приняты меры по укреплению дисциплины среди монашествующих. Секуляризационные поползновения светской власти на монастырские владения удалось оставить неудовлетворенными.

Отмечая выдающуюся роль митрополита Макария по централизации русской церкви, А.В. Карташев не без оснований замечает, что благода­ря его усилиям была решена задача, продиктованная фактом политичес­кого объединения Руси. «Как прежде раздробленная на уделы Русь жила под патронатом местных святынь, которые служили символами местной самобытности, так теперь, объединенная в цельное государство, она по­буждала тем церковь точно также объединить и централизовать свое внутреннее и внешнее бытовое содержание. И митрополит Макарий в данном случае, в параллель князьям «собирателям» Руси, может быть назван «собирателем» русской церкви.¹⁷

¹⁷ Карташев А.В. Собрание сочинений в 2 т. Т. 1: Очерки истории русской цер­кви -М, 1992. С. 433

192

Иначе сложились отношения между светской властью и властью ду­ховной после смерти митрополита Макария (в 1563 г.). Введенная царем опричнина, сочетавшаяся со страшной жестокостью, ударила не только по боярам. Не будучи согласен с такой политикой Ивана Грозного ухо­дит добровольно с кафедры преемник Макария митрополит Афанасий. Пришедшего ему на смену по настоянию царя, митрополита Германа, Иван Грозный изгоняет через несколько дней после избрания церков­ным собором.

Избранный митрополитом бывший игумен Соловецкого монастыря Филипп, выходец из боярской семьи Колычевых, также решительно вы­ступил против опричнины, введенной царем. Как отмечают исследова­тели «главное, что побудило митрополита столь настойчиво противо­борствовать опричнине, - это сопротивление руководства церкви цент-рализаторской политике правительства Ивана IV, посягнувшего на цер­ковные богатства и привилегии».¹⁸ Уже через два года после избрания, по повелению царя митрополит был лишен сана, сослан в Тверской мо­настырь, где был удушен Малютой Скуратовым. За этим последовала серьезная «чистка» высших церковных кругов, еще более усилившая зависимость церкви от государства.

В расправах своих над руководителями русской церкви Иван Гроз­ный не был оригинален. Его предшественники также не были слишком щепетильны. Так, Василий Ш изгнал, ставшего неугодным, митрополи­та Варлаама с поста и отправил его в ссылку в Каменный монастырь (1521 г.). Фактический правитель Русского государства Иван Шуйский согнал с поста митрополита Даниила и сослал его в монастырь (1539 г.). Избранный им на пост митрополита Иосаф, через три года также был изгнана светской властью и заточен в Кириллов Белозерский монастырь.

Практика порабощения церкви государством, точнее, правительством несколько смягчалась пока русская церковь находилась в юрисдикции Вселенской патриархии (митрополиты на Русь направлялись Констан­тинополем) и пока существовало ордынское господство (и русские кня­зья и русские митрополиты действовали в соответствии с ярлыками ха­нов).

Церковным деятелям приходилось лавировать. С одной стороны они были заинтересованы в приобретении независимости от Константино­поля, но с другой - они понимали, что такая независимость может дос­таточно сильно ударить по позициям церкви внутри страны, ослабив их

Русское православие: вехи, истории/научн. Ред. А.И. Юмбанов. - М., 1989, С. 134.

13 — 4194

193

в противостоянии светской власти князей. Зависимость от Константино­поля одновременно была и опорой в отстаивании интересов церкви.

Далеко неоднозначной была и поддержка церковными кругами воз­вышения Московского княжества. Помогая этому процессу, как способ­ствующему сплочению русского народа и подготовляющую время осво­бождения от ордынского владычества, они вместе с тем понимали, что укрепление Москвы может обернуться еще большей зависимостью цер­кви от усиливающейся великокняжеской власти.

Освобождение Руси от ордынской зависимости, практически совпав­шее по времени с произвольным выходом русской церкви из юрисдик­ции Константинополя, открыло новый период в ее истории - период воз­растания зависимости от национальной светской власти.

Однако российским государям фактического осуществления власти над архиереями было недостаточно. Они добивались международно при­знанного права царя на окончательное утверждение главы русской церк­ви. Для этого нужно было узаконить самопровозглашенную автокефа­лию церкви. Благодаря стараниям Бориса Годунова и дорогим подаркам преподнесенным вселенскому патриарху Иеремии П , находившемуся с визитом в Москве в 1589 году эта задача была решена. Отныне Констан­тинополь лишился права вмешиваться в дело поставления лидера рус­ской церкви, а первым патриархом Московским и всея Руси стал митро­полит Иов, который впоследствии венчал Бориса Годунова на царство.

Наличие самостоятельной централизованной и достаточно мощной религиозной структуры во главе с патриархом, призванным венчать на царство очередного властителя, способствовало упрочению внутренней стабильности в стране, укреплению политического режима. Вместе с тем. при определенных обстоятельствах, существование в обществе наряду со светской властью духовного полновластия общепризнанного церков­ного лидера, имеющего патриаршее достоинство могла создавать опас­ную ситуацию противостояния двух этих сил. Что и произошло во вре­мена нахождения на российском престоле «тишайшего» царя Алексея Михайловича, с которым вступил в противоборство амбициозный теок­ратически настроенный патриарх Никон, добившийся на первых порах целого ряда привилегий для церкви, а для себя - право официально име­новаться «великим государем». И только стойкость царя, поддержанно­го восточными патриархами, привела к лишению Никона патриаршего достоинства и стабилизации государственно-церковных отношений.

Однако патриарх Никон вошел в историю не только своим властолюби­ем и теократическими устремлениями. Его имя связано с церковной рефор-

194

мой, осуществленной с согласия царя. Она не затрагивала основ учения и порядка церковной жизни, а касалась лишь частностей обрядовой практи­ки. Было введено трехперстное крестное знамение вместо двуперстного, получил признание четырехконечный крест (наряду с восьмиконечным), богослужебные книги были исправлены по византийским образцам, из них были изъяты вкрапления древней языческой народной культуры.

Никоновская реформа имела очень серьезные социально-политичес­кие последствия. Русская церковь раскололась. От нее отделились сто­ронники «старой веры». Официальная церковь предала их анафеме, свет­ские власти подвергали жестоким репрессиям, что побудило их бежать в отдаленные районы Севера, юга России, Сибири. В знак протеста десят­ки тысяч старообрядцев подвергли себя самосожжению, многие участво­вали в антиправительственных восстаниях последующих лет.

Необходимо отметить и другой аспект никоновской реформы. Она как бы устраняла национальную особенность Русской церкви. Сам Ни­кон заявлял: «Я русский, сын русского, но мои убеждения и моя вера греческие». Реформа отвечала интересам и далеко идущим притязаниям Русской церкви и Российского государства. Она открывала возможность главе Русской церкви, как самой многочисленной по своим последовате­лям православной церкви, претендовать на роль главы всего православ­ного мира, а Русскому государству, как наиболее крупному славянскому государству, соответственно, возлагать надежду на объединение под вла­стью своего царя всех народов, родственных по происхождению и по вероисповеданию. А сторонники «старой веры», оказывались как бы противниками таких притязаний.

Российские ученые придавали огромное значение последствиям ре­формы патриарха Никона. В.В Розанов еще в 1896 году оценивал цер­ковный раскол, последовавший в результате этой реформы, как грозное явление в истории России. Он признавал раскол явлением более серьез­ным и глубоким, чем начатая Лютером Реформация и более значитель­ным, чем события 1812 года, Н.А. Бердяев даже утверждал, что «рус­ский раскол - основное явление русской истории».19 П.Н. Милюков по­лагал, что церковный раскол является «причиной разрыва между интел­лигенцией и народом, который продолжается уже века».20

9.4. Церковная реформа Петра 1: возникновение государственной церкви

Начиная крупные новаторские преобразования в стране, Петр 1 по­нимал, что встретит серьезное сопротивление со стороны консерватив­ных сил. В составе этих сил не последнее место занимало русское духо­венство. К тому же исторический опыт, особенно опыт длительного про­тивостояния между царем Алексеем Михайловичем и патриархом Нико­ном убеждал, что возможность возникновения аналогичной ситуации исключить нельзя, а это грозило серьезными осложнениями для начато­го Петром 1 исторического дела.

Из этого следовало два вывода: во-первых, необходима реформа не только управления государством, но и управления церковью, чтобы она стала со­юзницей в осуществляемых преобразованиях; во-вторых, полагаться на поддержку высших слоев русского духовенства в деле реформирования цер­ковного управления нельзя, необходимо искать другой выход. И царь нашел такой выход. Он решил опереться на украинских служителей церкви (с 1685 года Киевская митрополия была частью Русской церкви).

Еще в 1700 году Петр 1 издал указ о вызове малороссийских священ­ников и многие из них достаточно быстро оказались на высоких постах митрополитов и епископов. Украинизация церковной иерархии продол­жалась и после Петра 1. Среди 127 архиереев, занимавших епархиальные кафедры до 1762 года, украинцев и белорусов было 70, а русских - 47.21

Религиозные деятели - выходцы из Украины, особенно Феофан Про-копович и Феодосии Яновский, в большой степени содействовали реа­лизации петровской церковной реформы. Именно Феофану Прокопови-чу царь поручил подготовить проект знаменитого «Духовного регламен­та», который, был призван решительным образом изменить систему уп­равления православной церковью в России. В целях исключения серьез­ного сопротивления со стороны духовенства Петр I решил еще до вступ­ления в силу этого эпохального документа заполучить под ним подписи архиереев и настоятелей крупнейших монастырей. Целый год шел сбор подписей. Большого противодействия не было. Архиереи были научены опытом восстановления ( в 1701 г.) Монастырского приказа, в чье веде­ние были переданы все церковные вотчины. Тогда в отношении недо-

вольных по указанию царя были применены серьезные репрессивные меры.

«Духовным регламентом» отменялось патриаршество. Функции уп­равления церковными делами возлагались на Духовную коллегию, вско­ре переименованную в «Святейший Правительствующий Синод». Он действовал от имени царя, обладавшего высшей властью в церкви.

В обоснование идеи о необходимости отказа от патриаршества и пе­рехода к коллегиальной форме управления Православной церковью в «Духовном регламенте» говорилось: «... От Соборного правления мож­но не опасаться Отечеству мятежей и смущения, каковые происходят от единого собственного правителя духовного. Ибо простой народ не веда­ет, как отличается власть духовная от самодержавной, но, дивясь вели­кой чести и славе первоиерарха, помышляет, что таковой правитель есть второй государь, самодержцу равносильный или больший его, и что ду­ховный чин есть другое и лучшее государство... простые сердца мнени­ем сим так развращаются, что и на самодержца своего начинают смот­реть в иных делах не так, как на верховного пастыря.

А когда возникнет между самодержцем и первоиерархом какая-ни­будь распря, то все - слепо и без раздумия - начинают более соглашаться с духовным лицом, нежели с мирским правителем, дерзать, бороться за него и бунтовать, обольщая себя окаянных тем, что они якобы за самого Бога борются и руки свои не оскверняют, а освящают, даже если стре­мятся к кровопролитию. Такому заблуждению народа умышленно спо­собствуют коварные люди, враждующие со своим государем, ибо в слу­чае ссоры государя с пастырем умело используют сей случай для того, чтобы выдать злобу свою за церковную ревность и поднять руку на Хри­ста Господня. И к такому же беззаконию, как будто к делу Божию, подви­гают простой народ. А что будет, если и сам пастырь надмевается о себе таковым же мнением и решит не остаться в стороне? Трудно изречь, ка­кое отсюда бедствие бывает! Дай-то Бог, чтобы об этом можно было толь­ко размышлять, но - сие не вымыслы, но делами не раз во многих госу­дарствах явлено - взглянуть хотя бы в историю константинопольскую до Юстиниана! Да и Папа тем же самым способом не только государство Римское пресек и себе великую честь похитил, но и иные государства не раз до крайнего разорения доводил. Да не повторятся и у нас подобные замашки!».22

Хотя предусмотренный «Духовным регламентом» священный Пра­вительствующий Синод состоял из служителей церкви, подобранных светской властью, фактически его работой руководил чиновник - обер-прокурор, назначавшийся императором и являвшийся «оком Государе­вым в Синоде».

Как функции обер-прокурора и Святейшего Синода, так и обязанности епископов и священников были тщательно расписаны. Обер-прокурор под­писывал протоколы заседаний Синода, представлял императору доклады и отчеты о его деятельности, направлял работу всех синодальных учрежде­ний - от канцелярии до хозяйственных служб. Епископам вменялось в обя­занность руководство деятельностью церквей, монастырей и молитвенных домов, входящих во вверенные им епархии, следить за нравственным со­стоянием и политической лояльностью священников, монахов и мирян.

Были приняты меры к упорядочению штата священников и резкому сокращению количества монахов, большинство которых, как говорил Петр 1 «тунеядцы суть». Отныне на каждые 100-150 дворов полагался один священник. Все лишние священники, как теперь принято говорить в церкви, увольнялись «за штат». Священникам предписывалось нару­шать тайну исповеди. Они обязывались незамедлительно сообщать «где надлежит» о замышляемых преступлениях, о которых им стало извест­но в ходе исповеди. Количество монастырей было решено существенно сократить, в том числе за счет слияния тех, в которых насчитывалось менее 30 обитателей, новых монахов «не постригать», а естественную убыль пополнять за счет отставных солдат. В именном указе императо­ра Святейшему Правительствующему Синоду от 31 января 1724 года подробно расписывалось, какими общественнополезными делами дол­жны заниматься монашествующие.

Таким образом, в соответствии с принятыми Петром I актами, Рус­ская церковь полностью была подчинена светской власти, фактически превращена в часть государственной структуры. В своей книге «Русская идея» Н.А. Бердяев подчеркивал, что «неверен распространенный взгляд, что Петр I, создавший Священный Синод по немецкому лютеранскому образцу, поработил и ослабил церковь. Вернее сказать, что церковная реформа Петра была уже результатом ослабления церкви, невежества иерархии и потери ее нравственного авторитета».23

Государственные интересы побудили царя принять ряд принципиаль­ных решений и в отношении других конфессий. В связи с присоединением к России земель, населенных финнами, эстонцами и латышами, исповедовавшими лютеранство, по указанию Петра I создается долж­ность суперинтенданта - главы лютеранской церкви России. Еще рань­ше царь принимает личное участие в строительстве лютеранских хра­мов в Москве и Петербурге.

В 1695 голу впервые в России было дано разрешение на строитель­ство деревянного католического храма. В 1705 году указом императора католикам предоставлялось право строить каменные храмы. В царство­вание Петра I было возведено в стране два католических каменных хра­ма: в Москве и Астрахани.

Если отношение к лютеранам проявленное Петром I было своеобраз­ным продолжением политики его предшественников, т.к. лютеранские храмы стали функционировать в стране еще со времен Ивана Грозного, то разрешение строить католические храмы на Руси было новаторским. Последователи противостоящего государственной церкви вероиспове­дания получали право открыто удовлетворять свои религиозные потреб­ности.

9.5. Государственно-конфессиональная политика Екатерины II

Екатерина П была истинной продолжательницей петровских реформ в сфере государственно-церковных отношений. Прежде всего, это каса­лось секуляризационных начинаний, направленных на укрепление эко­номического могущества государства. Императрица решила воплотить в жизнь нереализованные планы Петра I, направленные на резкое сокра­щение количества монастырей, изъятие из их владения крестьян и зе­мель. А изымать было что. К примеру, одна Троице-Сергиева лавра к 1752 году владела в 15 губерниях 92 450 душами крестьян мужского пола, дворами и подворьями в 47 городах. В монастырских вотчинах приме­нялись те же формы эксплуатации, что и в помещичьих владениях: ис­пользовались и барщинные работы и оброк. Монастырям принадлежали такие крупные села, которые уже в ХУШ столетии стали городами, как Подол (Подольск), Егорьевск, Ковров и др.24

В соответствии с Манифестом императрицы от 26 февраля 1764 года, провозгласившим секуляризацию духовных владений и населяющих их крестьян, в ведение государства перешло около 1 миллиона крестьян

мужского пола, 8,5 миллиона десятин земли, более 1,5 миллиона рублей ежегодного дохода. Количество монастырей сократилось более чем в 2 раза: с 1072 до 452.25 Создание новых монастырей допускалось только с особого разрешения правительства. Позднее секуляризационная рефор­ма была проведена и на Украине.

Не менее впечатляющими были решения императрицы, касающиеся других конфессий. Стремясь наладить эффективное управление страной, населенной многочисленными народами, исповедующими различные религии, императрица предпринимает меры к внедрению начал терпи­мости к инославным и иноверным исповеданиям. Осознавая, что такая линия далеко не всеми в составе правящей элиты будет понята и приня­та в Наказе, данном 30 июля 1767 года комиссии о сочинении проекта нового Уложения она разъясняет: «В том великом Государстве, распрос­траняющем свое владение над столь многими разными народами весьма бы для спокойствия и безопасности граждан был порок - запрещение или недозволение их различных вер... Гонение человеческие умы раз­дражает, а дозволение верить по своему закону измягчает и самые жес-токовыйные сердца и отводит их от замотерелого упорства, утишая спо­ры их, противные тишине Государства и соединению граждан».26

В полном соответствии с такими установками, по указанию Екатери­ны II, Святейший Правительствующий Синод 17 июня 1773 года издал Указ «О терпимости всех вероисповеданий». В нем говорится: «отныне Преосвященным Архиереям в дела, касающиеся до всех иноверных ис­поведаний и до построения по их законам молитвенных домов, не всту­пать, а предоставлять оное все на рассмотрение светских команд. Пре­освященные ж Архиереи, также как и светские команды, должны прила­гать, в силу Государственных законов, старание, чтоб от того между под­данными Ея Императорского Величества не могло быть никакого разно­гласия, а паче б между ими любовь, тишина и согласие царствовало».27

Указ появился на свет в связи с тем, что архиереи пожаловались на то, что в Казани по разрешению губернатора недалеко от места проживания крещенных татар были построены две каменные мечети. Жалоб­щики надеялись на поддержку императрицы, помня опыт Новокрещенс­кой конторы, возглавлявшейся епископом Лукой Канашевичем, которая по повелению императрицы Елизаветы Петровны за короткий срок унич­тожила в Казанской губернии 418 мечетей из 536 существовавших, в Сибирской губернии 98 из 133, в Астраханской губернии - 29 из 40.28 Мотив был тот же: мечети находились вблизи места жительства ново-крещенных татар.

Остановив произвол, творившийся в отношении последователей ис­лама, Екатерина П этим не ограничилась. Она принимает целый ряд мер, направленных на интеграцию мусульман в российское общество. В 1779 году издается указ, в соответствии с которым все мусульмане, имевшие благородное происхождение и показавшие себя преданными империи, получали право быть приравненными к русскому дворянству в прави­тельственных привилегиях. Несколько позднее (1788 г.) выходит имен­ной указ императрицы о создании Оренбургского Магометанского ду­ховного собрания в Уфе, которому должны были подчиняться все му­сульманские общины страны за исключением тех, которые размещались в Крыму.

Духовное собрание, после проведения необходимых испытаний на знание вероучения, утверждало избранных верующими имамов, вело запись актов гражданского состояния, рассматривало и решало дела о строительстве мечетей, выносило решения по некоторым гражданским делам на основе шариата (о заключении и расторжении брака, о частной собственности в случае споров, возникающих по завещаниям или по наследственным делам и др). Муфтий избирался мусульманами и по пред­ставлению министра внутренних дел утверждался «высочайшей влас­тью». Ему было установлено государственное содержание в сумме 1500 рублей в год. Членам собрания в составе трех человек также устанавли­валось государственное жалованье.

Также именным указом Екатерины II (от 15 июня 1792 года) были установлены крупные годовые оклады руководителю Таврического ду­ховного управления мусульман и его помощникам, дабы они «имели надлежащее надзирание над всем Духовенством Магометанским Облас­ти Таврической».

Стремление способствовать консолидации разноплеменного россий­ского общества были продиктованы и многие другие акты Екатерины

II. Коренным образом изменилось отношение к иудеям. Если императ­рица Елизавета Петровна в 1742 году издала указ об удалении евреев из пределов Российской империи, то манифестом Екатерины II, издан­ным в 1772 году в связи с присоединением Белоруссии к России евре­ям была предоставлена «совершеннейшая свобода в публичном отправ­лении их веры». Правда, ею же была установлена «черта оседлости» для евреев, что означало ограничение регионов их проживания снача­ла землями, отошедшими к России от Польши, а затем - Левобережной Украины, Новороссии и Крыма. В 1795 году официально было призна­но караимское вероисповедание, чьи последователи избавлялись от «черты оседлости».

В этом же ряду стоят манифесты императрицы от 4 декабря 1762 года и 22 июля 1763 года, в соответствии с которыми приглашаемые из-за рубежа на жительство в Россию иностранцы, а это были по преимуще­ству немцы-лютеране, получали право беспрепятственно исповедовать свою религию, строить молитвенные помещения и иметь необходимое количество священнослужителей. В 1773 году специальным указом со­здается Могилевское католическое епископство, а в 1782 году ее руково­дитель провозглашается главой всех католиков Российской империи с титулом митрополита. Небезинтересно вспомнить об этом в связи с се­рьезными баталиями, развернувшимися в начале XXI века между Мос­ковской патриархией и Ватиканом по поводу изменений, внесенных пос­ледним в порядок управления католическими общинами в России.

Говоря о католических религиозных организациях, которые функ­ционировали во времена Екатерины II в России, нельзя не упомянуть о деятельности подразделений «Общества Иисуса» - ордена иезуитов. Когда под давлением католических держав, включая Францию и Испа­нию, папа Климент XIV был вынужден принять решение о роспуске ордена иезуитов (21 июля 1773 г.), Россия не последовала примеру ев­ропейских стран, изгонявших иезуитов со своих территорий. В ее на­селенных пунктах учреждения ордена продолжали беспрепятственно действовать. Более того, часть преследуемых иезуитов получила при­ют в России.

Таким образом, Екатерина II своей неординарной вероисповедной по­литикой внесла крупный вклад в дело превращения России в будущем в страну мирного сосуществования различных конфессиональных общ­ностей.

Однако было бы ошибкой полагать, что императрица в своей вероис­поведной политике руководствовалась высокими нравственными побуж-

202

дениями или заботой о религиозных чувствах верующих. Интересы со­хранения и упрочения самодержавной монархии были главными движу­щими силами такой политики. В письме к Вольтеру Екатерина П назы­вала себя главой церкви и добавляла, что «церковная власть должна под­чиняться ей безусловно». Последующие властители России из дома Ро­мановых в «религиозном вопросе» действовали в том же духе, правда, значительно менее талантливо и осмотрительно.

В наши дни некоторые религиозные деятели, ученые и политики ра­туют за возрождение формулы графа С.С. Уварова «Православие, само­державие, народность». Однако они забывают, что этот девиз был выз­ван к жизни стремлением «верхов» России сохранить порядок, когда религия находилась в услужении у политики, насаждая в народе веру в незыблемость царского режима, формируя в массах преданность пре­столу, призывая к безоговорочной поддержке его внутренней и внешней политики. Недобрые последствия такого курса РПЦ ощутила на себе в 1917 г. Как отмечал Б.С. Ерасов, формула Уварова «не только сковывала правоверие и не только привязывала патриотизм к самодержавию. Она нередко оказывалась обременительной для императорского правитель­ства, сталкивавшегося с многотрудной задачей стабилизации государ­ства, населенного многочисленными иноверцами. Реальная политика была направлена на преодоление антагонизма между православием и другими конфессиями.. .».29

9.6. Вероисповедная политика Временного правительства

России

Победа февральской революции (1917 г.) открыла широкие возмож­ности для осуществления давно назревших вероисповедных реформ. Многонациональное и поликонфессиональное российское общество с огромным подъемом встретило постановление Временного правитель­ства «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений (от 20 марта) и «О свободе совести» (от 14 июля). Эти акты устанавливали ра­венство граждан во всех областях общественной жизни независимо от их национальной и вероисповедной принадлежности; обеспечивали сво­боду совести; предоставляли право свободного перехода из одного вероисповедания в любое другое или признания себя не принадлежащим ни к какой вере; обеспечивали возможность беспрепятственной деятельно­сти различных религиозных организаций.

Массы верующих, разбуженные революцией, требовали демокра­тизации не только государственного, но и церковного управления. Их поддерживала часть духовенства, недовольная зависимым положени­ем церкви от светской власти и чрезмерной централизацией ее управ­ления. Демократические преобразования, начатые в политической сфе­ре, стимулировали появление стихийных выступлений в аналогичном направлении внутри религиозных организаций. На местах стали со­здаваться комитеты из представителей духовенства и мирян, которые инициировали созыв епархиальных съездов в целях введения демокра­тических начал в управление церковными делами. На съездах были поддержаны предложения о введении выборного порядка замещения духовных должностей и коллегиально представительного начала на различных ступенях церковного управления. По существу началась церковная реформа «снизу».

Желая направить процесс в управляемое русло, Временное прави­тельство образовало новый состав Священного синода, который санк­ционировал введение выборного начала «во все доступные для него формы церковного правления».30 Решением правительства была ликви­дирована, вызывавшая у духовенства аллергию, должность обер-проку­рора Священного синода и создано Министерство исповеданий, в функ­ции которого входило осуществление контроля за соблюдением религи­озными организациями российского законодательства, касающегося их деятельности. Была начата подготовка к проведению Всероссийского Поместного Собора, на созыв которого царская администрация не дава­ла разрешения в течение многих лет.

Поместный Собор открылся в Москве 15 августа 1917 года. Из 564 его членов 299 были мирянами и это не могло не сказаться на его реше­ниях. Принятые Собором документы устанавливали выборность священ­ников и епископов, соответственно - приходскими собраниями и епар­хиальными съездами. Каждый приход должен был посылать своих пред­ставителей на епархиальные съезды и в епархиальный совет. Предус­матривалось создание советов при архиепископах и митрополитах. При Патриархе учреждался Синод в составе архиереев и Высший церковный совет из представителей белого духовенства и мирян. Оба учреждения

должны были работать на постоянной основе как органы высшего цер­ковного управления.31

Собор восстановил патриаршество и избрал патриарха. Им стал мит­рополит Тихон (Булавин).

В специальном определении «О правовом положении православной Российской Церкви» Собор выдвинул положения, которые во многом отдавали дань прошлому и не очень соответствовали духу демократи­ческих требований масс. Прежде всего речь шла о «первенствующем среди других исповеданий публично-правовом положении» Русской цер­кви, которая «получает из государственного казначейства по особой сме­те... ежегодные ассигнования в пределах ее потребностей».

Многие другие положения этого документа звучали как требования государственной церкви, обращенные к ослабленной светской власти. «Глава Российского Государства, министр народного просвещения и то­варищи их должны быть православными», - говорилось в статье 8. А вот как выглядела статья 19 этого определения: «Во всех светских госу­дарственных и частных школах воспитание православных детей долж­но соответствовать духу православной Церкви, преподавание Закона Бо-жия для православных учащихся обязательно как в низших и средних, так и в высших учебных заведениях, содержание законоучительских дол­жностей в государственных школах принимается за счет казны».

Определение устанавливало, что все учебные заведения православ­ной церкви - и общеобразовательные и богословские - пользуются все­ми правами государственных учебных заведений; служащие церковных учреждений пользуются правами государственной служб; православный календарь признается государственным календарем; священнослужите­ли, монашестсвующие и штатные псаломщики освобождаются от воин­ской службы.

Решения Собора не могли быть реализованы в связи с той полити­кой, которую стал проводить советский режим.

Известный историк Русской православной церкви профессор Универ­ситете Западного Онтарио (Канада) Д.В. Поспеловский говорит о Всерос­сийском Церковном соборе 1917-1918 годов: «... на том соборе были при­няты ответственные глубоко продуманные эпохальные решения. Сегодня

31 Известный канадский специалист по Русской православной церкви Д. Поспе­ловский приводит мнение немецкого богослова и историка церкви Г. Шульца, который полагает, что решения Собора по вопросам внутрицерковной жизни во многом опережали весь христианский мир.

205

необходим именно подобный Собор, а если у сегодняшней Церкви для этого не хватает силенок, то следовало бы по крайней мере провести в жизнь современной Церкви прежние соборные определения, обновив те или иные детали в соответствии с требованиями сегодняшнего дня».32

Многие идеи, вошедшие в решения Всероссийского Поместного со­бора, касающиеся государственно-церковных отношений, в обновлен­ном виде были использованы при подготовке «Основ социальной кон­цепции Русской Православной Церкви», утвержденных Юбилейным Архиерейским Собором РПЦ в 2000 году. Для реализации решений Все­российского Поместного Собора в отношении демократизации внутри-церковной жизни, по мнению иерархов, условия еще не созрели.

В наше время широко обсуждается вопрос о воссоединении Русской православной церкви с Русской православной церковью за рубежом. За­интересованность в таком событии выразил и президент России В.В. Пу­тин. Однако насколько реальна возможность воссоединения, если Мос­ковская патриархия не готова осуществлять решения Поместного Собо­ра 1917-1918 гг. в части демократизации церковной жизни, а руковод­ство РПЦЗ является активным сторонникомреализации подобных пре­образований?

В этом отношении весьма показательной является резолюция пас­тырского совещания Австралийской епархии РПЦЗ принятая 29 октяб­ря 2003 г. при участии главы церкви митрополита Лавра. «Мы считаем, что наступило время всем частям Российской Поместной Церкви для сближения и возвращения к принципам и духу Всероссийского Помест­ного Собора 1917-1918 гг. путем переговоров... и возвратиться к кано­ническим нормам соборной церковной жизни».33

В последние годы многие авторы, пишущие на «религиозные» темы имеют склонность идеализировать складывавшиеся в досоветской Рос­сии государственно-конфессиональные отношения. В их изображении синодальный период выглядит как отклонение от благостных, чуть ли ни партнерских отношений между государством и церковью, будто бы существовавших до реформ Петра I.

В системе «церковь-государство» в России по большей части действо­вал принцип цезарепапизма, а не «симфонии» или папоцезаризма. «Церковь была подчинена государству не только со времен Петра Великого, но и в Московской России, - писал Н.А. Бердяев, - ибо уже там царь был признан наместником Бога на земле, ему принадлежали заботы не только об интересах царства, но и о спасении души. Церковные соборы созыва­лись царем. Желание царя, особенно во времена Ивана Грозного было за­коном для архиереев в церковных делах. Божье воздавалось кесарю».34

9.7. Советская модель государственной политики в отношении религии и религиозных организаций

В основу политики Коммунистической партии и Советского государ­ства в отношении религии и религиозных организаций были положены следующие ленинские идеи: религия - «враг культуры и прогресса», «все современные религии и церковь, все и всяческие религиозные организа­ции марксизм рассматривает всегда как органы буржуазной реакции», «марксист должен быть врагом религии», «в регионах с преобладанием феодальных и дофеодальных отношений надо в особенности иметь в виду необходимость борьбы с духовенством и панисламизмом».35

Хотя среди выдвинутых В.И. Лениным идей были и такие, как необ­ходимость борьбы за равенство всех религий перед законом и относить­ся «с полным уважением ко всякому искреннему убеждению в делах веры»,36 однако уже после первых лет установления Советской власти, они были забыты. В значительной мере этому способствовал сугубо клас­совый подход руководства страны к религии и религиозным организа­циям, в результате чего реализация государственной политики по отно­шению к ним на длительный период оказалась в ведении Антирелигиоз­ной комиссии Центрального Комитета Коммунистической партии и ор­ганов государственной безопасности.

Первым крупным документом Советской власти, регулировавшим отношения между государством и религиозными организациями стал, разработанный под руководством Ленина и подписанный им, декрет Совета народных комиссаров РСФСР от 20 января (2 февраля) 1918 года «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» больше из­вестный как декрет «Об отделении церкви от государства и школы от Церкви».

Декретом была провозглашена свобода совести: право каждого граж­данина исповедовать любую религию или не исповедовать никакой ре­лигии; равенство прав и обязанностей верующих всех вероисповеданий и неверующих; недопустимость применения религиозными объедине­ниями мер принуждения или наказания к их сочленам. Декретом было предусмотрена материальная гарантия свободы совести: молитвенные здания и культовое имущество, национализированные государством, предоставлялись религиозным обществам в бесплатное пользование. Было категорически запрещено издавать «любые местные законы и по­становления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести». Декрет закрепил концепцию равенства всех религий перед законом, что отвечало чаяниям религиозных меньшинств России.

Важнейшим положением декрета являлось требование отделения церкви (религиозных организаций) от государства, что, в том числе, оз­начало отстранение религиозных организаций от какого бы то ни было участия в государственных делах. Была отменена религиозная клятва или присяга. Деятельность государственных и общественных организаций отныне не должна была сопровождаться никакими религиозными обря­дами и церемониями. Все акты гражданского состояния (регистрация рождения и смерти, бракосочетание, развод и др.) передавались в веде­ние государственных органов. Религиозные организации лишались пра­ва владеть собственностью.

Декрет провозгласил также отделение школы от церкви (религиозных организаций), подчеркнув тем самым светский характер образования в стране, исключающий влияние религии. Преподавание религиозных ве­роучений в государственных и общественных, а также частных учебных заведения, где преподаются общеобразовательные предметы, не допуска­лось, обучаться религии можно было только в частном порядке.

Таким образом, с принятием декрета о свободе совести отношение человека к религии становилось его частным делом, а деятельность ре­лигиозных организаций ограничивалась лишь удовлетворением религи­озных потребностей верующих.

Духовенство в массе своей не было в восторге от декрета. Его реали­зация, во многих случаях далекая от деликатности, вела к обострению государственно-церковных отношений, а начавшаяся гражданская вой­на способствовала крайнему ужесточению противоборства. Множество религиозных деятелей было репрессировано.

После окончания гражданской войны государственно-конфессио­нальные отношения стали стабилизироваться. Ко второй половине 1920-

20-х годов большинство религиозных центров стало на лояльные позиции по отношению к советской власти. И именно в это время, 9 сентября 1927 года И.В. Сталин заявляет: «Партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков, в отношении реак­ционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили, беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано».37 Фактически, это был сигнал к всеобщему наступлению против религиозных организаций. А 24 янва­ря 1929 года вышло постановление политбюро ЦК ВКП(б), в котором религиозные организации были объявлены единственными легально действующими контрреволюционными организациями, имеющими влияние на массы.

Решениями правительства служители религии были лишены права землепользования, а проживающие в сельской местности приравнены к кулакам. С февраля 1930 года местным органам власти было предостав­лено право в районах сплошной коллективизации сельского хозяйства применять к кулакам и приравненным к ним лицам полную конфиска­цию имущества и выселение из пределов районов, краев и областей.

Кампания по административному закрытию молитвенных учрежде­ний переплелась с кампанией по насильственной коллективизации сель­ского хозяйства. Дело не ограничивалось прекращением функциониро­вания религиозных организаций, тысячи храмов были разрушены. Де­сятки тысяч религиозных деятелей были изгнаны из мест своего прожи­вания. Под угрозой высылки крестьян загоняли в колхозы, вынуждая сдавать в них свои земли, скот и сельскохозяйственный инвентарь. Мас­совые волнения подавлялись силой оружия.

Лишь в годы Великой отечественной войны положение несколько изменилось. Верующим гражданам была предоставлена возможность, открыть несколько тысяч храмов, религиозным организациям разреше­на умеренная благотворительная деятельность, снят запрет на паломни­чество к святым местам, возобновилась деятельность небольшого числа духовных учебных заведений и монастырей. Однако недолго длился этот «либеральный» курс.

Хрущевская «оттепель», способствовавшая демократизации некото­рых сторон общественной жизни, для государственно-конфессиональ­ных отношений обернулась откатом назад. За период с 1959 по 1965 год была прекращена деятельность более 6,5 тысяч религиозных обществ

(из 18,3 функционировавших).38 В связи с установками ХХП съезда КПСС на построение коммунистического общества за 20 лет, в котором, как считалось, не должна существовать религия, были предприняты раз­нообразные меры к ее искоренению. Среди них важное место заняло насилие.

В период правления Л.И. Брежнева (1964-1982 гг.) коренных пере­мен в вероисповедной политике советского государства не произошло. В целом ряде постановлений ЦК КПСС по вопросам атеистического вос­питания населения высказывались требования «последовательно осуще­ствлять четкий классовый подход к оценке роли религии в истории и культуре народов», добиваться прекращения паломничества верующих к «святым местам», обеспечивать «формирование атеистического обще­ственного мнения в каждом трудовом коллективе, населенном пункте». Оставались в силе требования постановления ВЦИК И СНГ РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях» и аналогичных зако­нодательных актов других союзных республик, действия которых при­водило к тому, что жители многих десятков тысяч населенных пунктов не имели возможности даже похоронить умерших, не нарушив закон.

Упомянутыми законодательными актами была установлена норма, ограничивающая район деятельности служителя религии тем населен­ным пунктом, где находится зарегистрированное религиозное объеди­нение. К чему это приводило можно видеть из следующего примера. В Дагестанской республике на законном основании действовало 27 мече­тей, их служители в соответствии с законом могли совершать религиоз­ные обряды лишь на территории этих 27 населенных пунктов. Что же касается мусульман, проживающих более чем в 1600 других населен­ных пунктах, они не нарушив закон, не имели права пригласить служи­теля для совершения отпевания, бракосочетания или другого религиоз­ного обряда. Похожая картина наблюдалась во многих других регионах страны.

Политика советского государства по отношению к религии, религи­озным объединениям и верующим имела еще одну особенность: возмож­ность создания верующими религиозных объединений была крайне ус­ложнена. Заявления верующих с просьбой разрешить создать религиоз­ное объединение должно было рассматриваться в рай(гор) исполкоме. Если он не отказывал в просьбе, что было крайне редко, материалы на-

Одинцов М.И. Русская православная церковь в XX веке: история, взаимоотно­шения с государством и обществом. - М, 2002. С. 161.

210

правлялись в обл(край) исполком или соответственно в Совет Министров республики. Если эти органы не отказывали, что было еще реже, мате­риалы шли в Совет по делам религий при Совете Министров СССР для окончательного решения. Поскольку закон не предусматривал порядка рассмотрения жалоб верующих на решения об отказе в их просьбе, то понятно, что тысячи и тысячи их заявлений оставлялись без удовлетво­рения, вызывая у граждан недовольство и озлобление.

Власть изгнала религиозные организации из всех сфер обществен­ной жизни и вместе с тем достаточно эффективно использовала их воз­можности на международной арене. Зарубежные исследователи, напри­мер, неоднократно отмечали, что мусульманские религиозные деятели Советского Союза для усиления его влияния в исламском мире сделали гораздо больше, чем министерство иностранных дел.

Положительные изменения в государственно-конфессиональных от­ношениях могли произойти лишь в связи с провозглашением в 1985 году «перестройки». Как рядовые верующие, так и руководители религиоз­ных центров, поддержав политику «перестройки», надеялись, что она принесет расширения прав граждан, в том числе и права на свободу со­вести. И не ошиблись. Правда, перестройка государственно-конфессио­нальных отношений началась не в 1985 году. Тогда еще ни власти, ни общественное сознание к этому не были готовы. Только в апреле 1988 года, в связи с приближением 1000-летия крещения Руси, руководитель коммунистической партии и Советского государства М.С. Горбачев на встрече с главой Русской православной церкви патриархом Пименом заявил, что перестройка, демократизация, гласность имеют отношение и к верующим, сполна и без всяких ограничений, что верующие гражда­не страны «имеют полное право достойно выражать свои убеждения».39

Именно с этого времени более обстоятельно стали реализовываться новые подходы к государственно-конфессиональным отношениям. На­чалась широкая регистрация религиозных объединений, стали откры­ваться новые храмы, монастыри, духовные учебные заведения, развер­нулась благотворительная деятельность религиозных организаций, ра­нее запрещенная законом. Получила ускорение подготовка нового зако­нодательства о свободе совести.

Отражая изменения, происшедшие в обществе, Верховный Совет СССР, находившийся под контролем коммунистов, 1 октября 1990 года принял закон «О свободе совести и религиозных организациях». Он предоставил всем гражданам право свободно создавать религиозные обще­ства, освободив их от обязательства даже уведомлять государственные органы об образовании этих обществ. Религиозным организациям было предоставлено право беспрепятственно строить храмы, открывать для религиозного обучения детей и взрослых учебные заведения, произво­дить, экспортировать, импортировать и распространять предметы рели­гиозного назначения, религиозную литературу и иные информационные материалы религиозного содержания, осуществлять благотворительную деятельность. Схожие положения были зафиксированы в законе РСФСР «О свободе вероисповеданий», принятом 25 октября 1990 года. Это были последние законодательные акты советского режима, касающиеся рели­гии. Они содействовали начавшемуся на территории бывшего СССР процессу религиозного возрождения.

Таким образом в политической истории России роль религии не од­нозначна. В одни периоды она способствовала сплочению общества и укреплению политического режима, в другие играла противоположную роль, многое здесь зависело от того, какие взаимоотношения складыва­лись между Русской православной церковью и государством. До октяб­ря 1917 года они строились на различных принципах. Длительное время это были отношения сотрудничества, правда, далеко не равноправного, которое сменялось отношениями соперничества и борьбы, пока в пет­ровские времена не произошло тотальное огосударствление церкви.

О значительном периоде взаимоотношений Русской православной церкви с российским государством ярко писал в 1909 году известный русский философ Владимир Соловьев «Сначала она (Русская церковь) при Никоне потянулась за государственной короной, потом крепко схва­тилась за государственный меч и, наконец, принуждена была надеть го­сударственный мундир».

Достаточно интересной является оценка взаимоотношений Русской православной церкви и государства, данная профессором А.А. Красико­вым. «Ни для кого не секрет, - говорил он, - что РПЦ никогда не жила в условиях взаимной независимости церкви и государства. На протяже­нии 1000 лет она всегда служила государству. И как бы кто-то ни пытал­ся приукрасить эту реальность ссылками на «симфонию», якобы возни­кавшую в отдельные исторические периоды, на самом деле государство давило на церковь, заставляя ее служить собственным эгоистическим интересам. Другое дело, что заинтересованность друг в друге была вза­имной - монархическое государство обеспечивало монополию церкви на духовную власть над русским народом, церковь же во все времена

оправдывала социальную несправедливость и любые повороты полити­ки правительства»40.

Советская власть полностью отделила все религиозные объединения от государства и в течение многих десятилетий вела линию на оконча­тельное вытеснение религии из жизни общества и из сознания граждан. Однако была вынуждена, в конце концов, отказаться от такой политики. Падение коммунистического режима открыло перспективы религиозно­го возрождения и установления подлинно партнерских отношений меж­ду религиозными объединениями и государством.