!Учебный год 2023-2024 / Грачёв М.А. - Судебная лингвистическая экспертиза

И те, и другие обладают пейоративной окраской. Ср., например, в общенародном языке обозначения чёрта (немытик, окаяшка, анчутка беспятый) с арготическими обозначениями милицио-

нера (болван, гад, злыдень, зуботыка). Изменники воров в законе также называются пропаделами, прошлецами, бандитами, отошлыми.

8.Запреты, связанные с этикетом обращения, например,

товарищ. Тамбовский волк тебе товарищ (также — брянский волк) — резкий ответ заключённого на неоправданное в местах лишения свободы обращение товарищ. Эту форму использовали следователи и работники ГУЛАГа, применяя её по отношению к подследственным и осуждённым. «До последнего времени было запрещено осуждённым обращаться к работникам колоний и тюрем товарищ, а также по имени и отчеству: в настоящее время последний запрет отменён». [Сидоров 1992: 174]. Вместо этого раньше заключённые обращались к работникам исправительно-трудовых учреждений со словами гражданин и

по-блатному — начальник (начальничек), командир.

9.Запрет на употребление имени, отчества, фамилии, название тюрьмы и проч. Преступник в своей речи не использует лексему кличка как синоним воровскому прозвищу, считая, что клички бывают только у животных, а употребляет арготи-

ческие синонимы: погоняло, погремуха, погремушка, псевдо (пседо), рота, кликуха, кличуха. Парадокс состоит в том, что носитель прозвища не понимает (или не хочет понимать?), что два последних арготических слова образованы от слова... кличка. Между тем в настоящее время чаще используется арготизм погоняло. Прозвища преступного мира изменяются и в зависимости от трансформации законов воровской среды, её субкультуры, арго.

Точно также в местах лишения свободы не следует употреблять названия пернатых и собак, так как курица, наседка, клуша — подсаженный в камеру секретный сотрудник,

петух пивень кочет, кречет, гребень — пассивный гомосек-

суалист или человек, с которым совершили насильственный

221

половой акт; легавый, борзой — сыщик, барбос — городовой, щенок — молодой милиционер, сука легавая — милиционерженщина, сука щенячья — инспектор ИДН, сука — женщина; общее название сотрудника правоохранительных органов.

Свинья — судья.

Молодéц — так в местах лишения свободы хвалить нельзя. «Молодéц в конюшне, а я — мóлодец» — отвечают на похвалу. Когда хвалят, чаще говорят молоток или молодчик; подобное табу никак не объясняется [Сидоров 1992: 172]. Древний арготизм мóлодец имел, кроме основного значения — молодой мужчина, часто с положительной коннотацией, ещё и арготическое — «разбойник». Свидетельство тому — многочисленные древние разбойничьи песни. В ХIX в. мóлодцем купцы называли приказчиков за их вороватость и обманы. До сих пор употребляется в современной речи лексема молóдчик — «опасный молодой человек, нередко хулиган или грабитель». Молодшие люди на Руси тоже хотели себе богатства, поэтому и решали данный вопрос очень просто — грабежами, отсюда — мóлодец — разбойник.

Спросить с кого-либо — потребовать объяснений с коголибо за какой-либо проступок и наказать, возможно возникло из-за табу на слова наказать.

Игра на просто так — игра под акт мужеложества. В местах лишения свободы стараются не употреблять данное выражение.

В местах лишения свободы (а также на «воле») могут нака-

зать (спросить) за нарушение клятв (сукой буду, блядью буду, падлой буду, быть мне пидарасом) и т.п. Особенно это характер-

но для мест лишения свободы для несовершеннолетних. Несомненно, табуирование является одним из факторов,

способствующих появлению новых слов. К примеру, в некоторых местах лишения свободы запрещено употреблять арготиз-

мы шесть, шестёрка, шестерёнка — «подхалим, прислужник ворам». (Автору известен случай, что в колодах самодельных карт отсутствовали шестёрки. «У нас шестёрок в камере нет ни в картах, ни среди каторжан» — Запись 1990). Но такой раз-

222

ряд людей существует, и он нуждается в номинации. Поэтому для их обозначения используются лексемы есть, двенадцать на два, двадцать четыре на четыре [Грачёв 1997: 41—42].

В воровской речи не употребляется слово дело, а вместо него — делишки. Обычно отвечают: «Дела у прокурора, а у нас делишки». (Хотя в старом арго дело — общее название преступления.) Или «Дела в спецчасти, а у нас делишки!» — полагерному съязвил Петрович, открывая холодильник [Монах

1998: 14].

Заметим, кстати, знание всех этих лингвистических особенностей очень важно для оперативных сотрудников, внедрённых в криминальную группу.

Россия столкнулась сейчас с мощным влиянием субкультуры преступного мира. Очень большое количество блатных слов уже функционирует в общенародном русском языке. Это легко подтверждается российскими СМИ, в которых активно используется уголовная лексика.

«Запретные» слова из арго активно переходят в общенародную речь, приобретая в ней ещё более сильную пейоративную окраску.

Настоящий анализ табуированных слов воровской речи является лишь частью большого исследования, которое ещё предстоит осуществить. Несомненно, оно обогатит наши представления не только о социальных вариантах русского языка, но может иметь и прикладной характер при проведении лингвистических судебных экспертиз.

По-разному относятся к арготизмам законопослушные люди и профессиональные преступники. Рассмотрим данное утверждение на примерах употребления слов мент и хаза. В словарях арготической лексики мы обнаружим подачу данных лексем с точки зрения исключительно законопослушной части населения. То есть мент имеет значение «сотрудник правоохранительных органов, чаще милиционер, полицейский», тогда как для криминальных элементов он ещё и социальный враг, и слово это произносится с определённой ненавистью и имеет, по выраже-

223

нию Д.С. Лихачёва, «семантический довесок»; лексема хаза — не только притон криминальных элементов, но и место, где можно укрыться от правоохранительных органов, повеселиться, обсудить текущие криминальные дела, сбыть краденое [Лихачёв

1992: 367].

5. Жесты и мимика преступников

Знание невербальных средств общения крайне необходимо для лингвокриминалиста и юриста. По ним можно легко определить, в каком состоянии находится человек, его настроение и даже намерения. Существуют общеизвестные жесты и мимика и криминальная кинесика. Причём первые могут иметь несколько значений. Например, нахмуренные брови (сближение внутренних концов бровей) могут обозначать недовольство или напряжение мысли; качание головой (несколько раз, не очень быстро наклонить голову то к правому, то к левому плечу) — сомнение, недоверие или осуждение, укоризну; ши-

роко раскрытые глаза (брови и верхние веки подняты, максимально обнажая глазное яблоко) — страх, гнев, удивление, во-

прос.

Жесты и мимика криминального мира выполняют исключительно конспиративную функцию.

В XIX в. преступник, сидя на стуле, скрестил ноги. Это означает для его товарища «Ничего не говори».

Нередко шулеры используют жестовые знаки или, как они их называют, «маяки»:

а) поглаживание подбородка — «подойди ко мне»; б) потряхивание рукой на уровне груди, напоминающее стря-

хивание пыли, — «не подходи ко мне»; в) шулер сжал пальцы в кулак и разжал их — к нему пришла

подтасованная карта и можно идти ва-банк при игре в очко; г) шулер двойным щелчком как бы стряхивает пыль с лацка-

на пиджака — «угрожает опасность»;

224

д) игрок сжал кулак — его напарнику можно идти ва-банк. Общеуголовные знаки: два скрещенных пальца — знак несоответствия сказанному; пальцы, прижатые перпендикулярно к раскрытой ладони, являются жестом о серьёзных обвинениях (своего рода «крышка»); мизинец и указательный палец, прижатый к горлу, считаются сигналом большой опасности; сцепленные пальцы рук или большой палец, спрятанный в ладони, — безвыходное положение; большой палец, поднесённый ко рту — сигнал молчания, два пальца, прижатые ко лбу, лацкану пиджака, плечам — сигнал о том, что рядом находится сотрудник правоохранительных органов — человек с кокардой, петли-

цами и погонами.

Мы привели наиболее распространённые условные знаки, хотя их значительно больше. Притом в каждой ОПГ могут быть и свои условные тайные сигналы.

6. Татуировки

Слово татуировка пришло в русский язык из французского языка (фр. tatouer), а для него языком-источником явился полинезийский [Большой толковый словарь русского языка 2000]. На факт заимствования из полинезийского языка (полинез. cлово tatauу) указывают составители Малого энциклопедического словаря и некоторые криминалисты [Малый энциклопедический словарь 1994]. Например, исследователь Л. Мильяненков утверждает, что «слово “татуировка” происходит от полинезийского “тату” — “рисунок” или от “ТИКИ” — имени полинезийского бога, по преданию явившего татуировку миру» [Мильяненков 1992] Другие учёные считают, что лексема татуировка произошла от явайского корня тау, соответствующее полинезийскому тату и переводящегося как «рана», «раненый»

[Дубягин 1991].

Источником материала для данного раздела послужил ряд работ криминалистов и юристов (см.: [Дубягин 1991; Дубягин,

225

Теплицкий 1993; Конев, Парилов 1995; Кучинский 1998; Малый энциклопедический словарь 1994], а также наши ранние работы: [Грачёв 1996; Грачёв 2000] и личная картотека и альбом автора).

До сих пор татуировки криминальных элементов оставались вне поля зрения лингвистов. Имеются лишь немногочисленные высказывания о важности и актуальности их изучения. Они были объектом изучения криминалистов, литераторов, психологов, хотя и у них изучение шло, в основном, на описательном уровне. «Вряд ли какой-либо другой области в криминалистике, — справедливо указывал Л. Мильяненков в 1992 году, — было уделено так мало внимания, как изучению символики татуировок у судимых за уголовные преступления» [Мильяненков 1992]. Это утверждение актуально и в настоящее время.

По ряду причин русское языкознание до сих пор не обращало внимание на татуировки: трудность в сборе материала, «закрытость» данной темы для исследования, отношение к ним как

к«недостойному» предмету изучения и др.

Вчём представляется интерес изучения татуировки для лингвиста? Татуировка — это, своего рода, пиктографическое письмо. Некоторые лингвисты считают, что «воровские татуировки представляют собой своеобразную графическую систему», которая называется «пиктографически-идеографической» [Шарандина 2000]. Татуировки — часть русского языка — должны быть изучены, иначе знание русского языка будет неполным без них. Их исследование может дать дополнительные сведения для развития письма в целом. Кроме того, они помогут пролить свет на различные стороны жизни преступников, в частности, на ментальность. Восстановление истории татуировок поможет определить многие аспекты мировоззрения уголовников. Например, отношение криминального мира к религии. Известно, что религиозная тематика занимает одно из центральных мест среди татуировок. Она появилась в 30-х годах ХХ в., когда возникла элита уголовного криминалитета — воры в законе. Изначально признаком вора в законе были крест

226

с ангелом(ами), выколотый на груди. Количество куполов на храме обозначало число «ходок» в ИТУ. Нередко заключённые наносят на тело татуировки в виде Богородицы с младенцем и Святого Семейства; изображение Бога на небе с крестом в руках, что обозначает воровской оберег (спаси от легавых и суда). Данный разряд татуировок — ещё и символ «святости воровского дела». Татуировки-высказывания, татуировкиизображения и арготизмы тесно связаны между собой. Например, высказывание-татуировка было счастье — чёрт украл может иметь аналог — рисунок с изображением чёрта с мешком за плечами (в котором находится счастье преступника). Но здесь наблюдается соотнесение и с арго: чёрт — «следователь», мешок — «ИТУ».

Одни исследователи татуировок русских деклассированных элементов относят их появление к рубежу XVII—XVIII вв., хотя конкретных доказательств не представляют.

По мнению других криминалистов, татуировки были присущи русским преступникам уже во второй половине XVIII в. Нередко в этом случае ссылаются на А.С. Пушкина, см. отрывок из его повести «Капитанская дочка»: «А в бане показывал (Пугачёв. — М.Г.) царские свои знаки на грудях: на одной двуглавый орёл, величиной с пятак, а на другой персона его». Это может косвенно подтверждать, что россияне уже в XVIII в. знали о татуировках, хотя сотрудниками правоохранительных органов того времени они не собирались и не исследовались. Что касается «царских знаков» Е.И. Пугачёва, то они не являлись татуировками, а были его родимыми пятнами. Доказательством этого является утверждение... самого А.С. Пушкина, см. «Историю Пугачёва», приметы «вождя» крестьянской войны: «...на обеих грудях, назад тому третий год, были провалы...», т.е. своеобразные дефекты тела, но не татуировки.

Ничего не говорится о татуировках деклассированных элементов в художественных произведениях конца XVIII — начала XIX в. В справочной литературе нач. ХХ в., указывается, что татуировки характерны для негров, японцев, некоторых ре-

227

лигиозных сект и ничего — о татуировках преступников (см., например: [Малый энциклопедический словарь 1994]. Криминалисты отмечали тот факт, что профессиональные уголовники конца XIX — начала ХХ в. в большинстве своём избегали татуироваться, чтобы не создать лишнюю улику [Мильяненков 1992]. В целом же, у деклассированных этого периода они имели следующий вид: имена собственные, якоря, целующиеся голубки и некоторые другие художественные рисунки [Брейтман

1901].

Изучение татуировок началось в 20-х годах ХХ в. Русские татуировки деклассированных элементов прошли путь от пиктографического до идеографического письма [Шарандина 2000], т.е. до своеобразных высказываний и аббревиатур. Заметим, что объём материала, куда наносятся татуировки, ограничен, — человеческое тело. Известно, что изначально татуировки в России были присущи только деклассированным элементам и морякам [Кучинский 1998]. По косвенным данным (в разговорах с учёными-криминалистами, см. также художественное произведение Л.П. Нагорного и Г.П. Рябова «Повесть об уголовном розыске») татуировки (как отличительный и опознавательный знак) накалывали себе и полицейские. У бойцов Красной Армии татуировки отсутствовали. Любопытно, что среди солдат итальянской армии в XIX в. было 45% татуированных, тогда как среди преступников — всего лишь 7% процентов [Ломброзо 1892]. Следует отметить, что современные российские солдаты, воспринимая романтику профессиональных преступников, нередко наносят воровские татуировки. Из специфически солдатских можно отметить татуировки, изображающие парашют (принадлежность к воздушно-десантным войскам), группу крови, резус-фактор, из аббревиатур — ЗГВ — «западная группа войск» (до 1991 г.) и др.

Криминалисты вначале использовали татуировки, в основном, для идентификации и опознания. В первые годы Советской власти была даже введена обязательная регистрация татуировок криминогенного контингента [Мильяненков 1992].

228

Как считает юрист А.И. Гуров, в настоящее время «татуировки не играют той коммуникативной роли, которая отводилась им до начала 70-х годов» [Гуров 1990]. Это утверждение нуждается в расшифровке. Действительно, татуировки-изображения с 30-х по 70-е годы ХХ в. были достаточно устойчивы. Позднее они теряют свою постоянность. Это было связано, прежде всего, с сильными позициями элиты преступного мира — воров в законе, когда за татуировку, не соответствующую действительности, её обладатель мог поплатиться даже жизнью. В 70-е годы, когда начинается размывание «воровской идеи», ряд татуировок теряет свой первоначальный смысл, особенно это касается татуировок-рисунков.

В современных татуировках по их соответствию действительности можно выделить ряд устойчивых групп:

1.Татуировки, свидетельствующие об отбывании наказания

вИТУ: четыре точки, напоминающие квадрат, внутри них ещё одна точка; колючая проволока.

2.Татуировки наркоманов: паук в паутине — «наркоман», изображение джина, курящего гальян — «курильщик гашиша».

3.Татуировки, которые накалываются насильно: синяк под глазом, точки около губ, корона вора в законе, выколотая на спине, — все они обозначают опущенных — низшую касту криминального мира.

4.Татуировки-аббревиатуры.

5.Татуировки-высказывания.

Как утверждает криминалист Л. Мильяненков, в настоящее время особое внимание следует обращать на лиц, имеющих следующие татуированные изображения: череп, корона — символы стремящихся к власти; тигр или другой хищник — ярость, непримиримость; кинжал, нож, меч, топор — месть, угроза, твёрдость, жестокость; ключ — сохранение тайны; палач — чти закон воров; Мадонна — отчуждённость, факел — дружба, братство; звёзды — непокорность [Мильяненков 1992].

Именно в ранних татуировках отсутствуют политические мотивы (воры в законе не должны были иметь никаких контактов с

229

официальной властью: не выступать свидетелем на суде, не выполнять общественной работы, служить в армии и проч.). При размывании «воровской идеи» в татуировках появляются политические мотивы. Особенно много политических татуировок появилось в конце 80-х — начале 90-х годов ХХ в. Чаще всего это рисунки с изображением К. Маркса, В.И. Ленина, Ф.Э. Дзержинского, И.В. Сталина, Л.И. Брежнева в виде чертей или вампиров; татуировки, изображающие карту СССР, опоясанную по границе колючей проволокой, или черепа на ней. Примеры из политических высказываний-татуировок (чаще всего накалыва-

ются на ногах): КПСС приведёт всех в могилу; они тащат меня под конвоем в рабство — ГУЛАГ МВД СССР; они устали от долгого пути в светлое будущее — коммунизм; ВКП(б) — всероссийское крепостное право большевиков. Несомненно, такие татуировки стали возможны лишь во время «перестройки» и «гласности» (80-е годы ХХ в.). Именно тогда профессиональные уголовники, почувствовав себя «борцами» против существующего режима, стали наносить себе политические татуировки.

Татуировки криминальных элементов, в основном, выполняют следующие функции: опознавательную, мировоззренческую, конспиративную, номинативную, функцию бравады и устрашения. («Чем больше татуировок — тем больше меня будут бояться новички-заключённые и законопослушные люди», — так порой отвечает на вопрос о множественности татуировок часть осуждённых.) Как видим, функции татуировок во многом схожи с функциями арго. Однако на первых местах в системе татуировок стоят опознавательная функция и функция бравады, тогда как в арго — номинативная и мировоззренческая функция.

Уголовники наносят татуировки, в зависимости от их назначения, на различные участки тела. Например, те татуировки, которые накалываются насильно, располагаются на ягодицах, спине, лице и пальцах (например, татуировка под названием «подлое кольцо»). Их владельцами обычно являются заключённые, принадлежащие к низшим кастам осуждённых. На видных местах накалывают татуировки наркоманы, чтобы опознать себе

230