Antropologija

далее, разрешая многочисленные задачи, порождаемые всей сложностью окружающей обстановки, если бы в этот период антропогенеза были широко распространены проявления агрессии. Из тяжкой борьбы с разнообразными неблагоприятными обстоятельствами человечество вышло победителем лишь благодаря коллективному труду.

Необходимо особо подчеркнуть, что первобытное сообщество древнейших гоминид уже не было чисто биологическим явлением. В. В. Бунак предложил назвать такой тип объединений «филэргоном» (от греч. «эргонь — работа), что подчеркивает роль складывающихся производственных отношений в его формировании. Социальная среда играла решающую роль в развитии орудийных традиций, реализации интеллектуального потенциала членов сообщества.

Для реконструкции природных сред и образа жизни таких древнейших человеческих коллективов первостепенное значение имеют данные палеоэкологии, первобытной археологии и палеоантропологии. Основные местонахождения ранних гоминид (австралопитеков и ранних Homo): травяная саванна (Летоли); сухая колючая саванна с пойменным лесом и болотом (Омо); пресное озеро с галерейным лесом и колючая саванна (Кооби-Фора); соленое озеро с сухой травянистой саванной (Олдувай); мозаичные саванные биомы (Южная Африка). Самые ранние из известных ныне гоминид — афарские австралопитеки — жили, по-видимому, бродячими группами, разбросанными по обширной территории, и еще не полностью порвали связь с древесной средой. Пока у них не обнаружено следов «баз» или «лагерей». Ориентировочные подсчеты плотности гоминидного населения в олдувайскую и предшествующую ей эпохи дали почти символическую величину: 0,001-2,5 индивида/км2 в долине р. Омо. Плотность популяции зависит и от характера питания. Так, для африканского австралопитека предполагаемые цифры плотности: 1,61—0, 15—0,0009 при растительноядности, всеядности и питании мясом соответственно (Martin, 1981). Скорее всего это были малые изолированные популяции с относительно небольшой длительностью жизни одного поколения (в среднем 17—22 года, поданным для южноафриканских австралопитеков). На протяжении всего палеолита и мезолита длительность жизни равнялась в среднем примерно 20 годам. Темпы прироста населения в эти эпохи составляли 10-20% за 1000 лет.

Вероятно, раскалывание камней было вполне доступно для австралопитеков; переход же от использования камней к изготовлению каменных орудий, по мнению специалистов, мог осуществляться без особых затруднений. Этап перехода к изготовлению самых примитивных орудий, возможно, отражен в культурах типа «кварцевой» из Омо, где процент артефактов, имеющих признаки обработки и употребления, очень низок. Предполагается, что такие «предорудия» могли изготавливать австралопитеки из Афара и Омо.

Археолог А. Е. Матюхин считает, что у ранних австралопитеков существовали различные приемы разбивания камней и выбор пригодных обломков; при этом уже на древнейших этапах орудийной деятельности выявлялись элементы изготовления орудий, преднамеренного изменения первоначальной формы камня, хотя переход гоминид к систематическому изготовлению орудий на уровне всей популяции произошел позже.

111

Дальнейшее развитие социальной организации наблюдается у олдувайских хабилисов. В Олдувае уже найдены прототипы древнейших жилищ — так называемые «обитаемые горизонты». Всего открыто ок. 20 таких «домовбаз». Это скопления костей и каменных орудий, возможно, представляющие охотничьи стоянки. В нижней части 1 слоя описано искусственное сооружение в виде круга из свободно положенных базальтовых блоков диаметром 3,5-4,3 м. Некоторые исследователи полагают, что олдувайские гоминиды были не только собирателями, использовавшими также мясо жертв крупных хищников, но временами и настоящими охотниками. На трех черепах антилоп из 1 слоя Олдувая обнаружены трещины, расположенные очень точно над правой глазницей. Удары, как полагают, были нанесены с близкого расстояния при прямом контакте, возможно дубинкой. На костях крупных животных, найденных в «разделочных», имеются насечки, сделанные краями каменных отщепов. Впрочем, высказывается и мнение о редкости следов расчленения туш каменными орудиями и преобладании использования падали у древнейших гоминид из Олдувая.

Несомненна роль охоты как средства кооперации, коммуникации и фактора дальнейшего развития социальной организации и социальных связей гоминид. Даже применительно к австралопитековым высказывается предположение, что они охотились группами, так как их жертвы — павианы — всегда держатся вместе. Возможно, что у олдувайских хабилисов уже существовало разделение труда между мужскими и женскими индивидами с преобладанием охоты и изготовления орудий у первых и собирательства у вторых. Важную роль в становлении социальности, в социализации гоминид, могла сыграть активная транспортировка охотничьей добычи к домам-базам. Быть может, сообщества, члены которых делились со своими сородичами, получали определенное селективное преимущество. Существенное значение мог иметь и индивидуальный, межгрупповой, а возможно, и групповой межвидовой (австралопитек и ранний человек) отбор на «умелость», интеллект как адаптивно полезные признаки (В. Грант, 1980). Весьма сложен и решается неоднозначно вопрос о происхождении альтруизма. Предполагается, что некоторые его формы (например, реципрокный альтруизм) могли быть результатом отбора (Красилов, 1986); в то же время возрастающая в ходе сапиентации продолжительность детства, необходимость совместных усилий в производственной деятельности, забота о старших членах сообщества как источнике опыта и другие проявления уменьшали роль борьбы за существование.

Древнейший достоверный этап становления трудовой деятельности человека отражен в характеристиках олдувайской культуры. Ее примитивными особенностями являются: малый процент орудий сравнительно с необработанными камнями, еще спорадический характер их использования, вероятное отсутствие «общих представлений» о роли частей орудия при его изготовлении, о свойствах и назначении отдельных орудий. Однако хабилисы, видимо, все же связывали различные процессы обработки камня в циклы производственных действий (С.А. Семенов). Даже в олдувайских оббитых гальках заметна последовательность ударов для образования рабочего края. Число этих ударов невелико (3-7), в дальнейшем (ашель) оно увеличивалось до 50-80; однако раннеашельские орудия,

112

которые были значительно (в 2-3 раза) крупнее чопперов, имели относительную протяженность рабочего края всего на 70% больше и по сложности не намного превосходили чопперы. В дальнейшем сокращалось число макроударов и увеличивалось количество микродвижений кисти и пальцев.

В ходе антропосоциогенеза постоянно возникало и разрешалось противоречие между относительным консерватизмом физической организации гоминид и необходимостью ее дальнейших преобразований на путях «социализации». При этом взаимоотношения физического типа человека и развития его материальной культуры были достаточно гибкими, отсутствовала жесткая взаимная приуроченность эпох палеолита и эволюционирующих морфотипов гоминид. В эпохи ашеля и мустье сосуществовали разные варианты гоминид, с различным соотношением архаических и сапиентных черт.

Очевидно, что более определенно связь морфотипа и культуры может проявиться при сопоставлении типологии орудий со структурными (и функциональными) особенностями системы мозг-рука. Трансформации формы и размера орудий ассоциировались с многократными изменениями рабочей позиции руки, способа захвата, положения пальцев, силового напряжения и т. д. (С. А. Семенов). Уже пропорции и особенности суставов кисти афарского австралопитека предполагают разнообразные варианты захвата, облегчающие использование необработанных камней как орудий, тогда как сапиентные черты строения кисти хабилиса свидетельствуют об усилении контроля за камнем (Marzke, Shackley, 1986). При изготовлении орудий нижнего палеолита основная нагрузка падала на ладонь и ногтевые фаланги; при большом весе ручных рубил это могло приводить в конечном итоге к возникновению селективного давления в направлении силовой адаптации кисти. Такие признаки прослеживаются и на руке неандертальского человека. Они могли «преувеличиваться» прижизненной функциональной («рабочей») гипертрофией. Техника верхнего палеолита потребовала перестройки кисти: повышения роли I пальца, усложнения его седловидного сустава и дифференциации мышц, возможно, тыльного прогибания фаланг, особенно I и V пальцев. У неоантропов по сравнению с неандертальцами возрастают косые захваты, сравнительно с поперечными (Niewoehner et al., 1995).

Некоторые исследователи отмечают и связь между функцией руки и развитием определенных зон мозга. У австралопитеков по сравнению с обезьянами было уже более высокое развитие зоны мозга, связанной со стереоскопией, стереогнозией, зрительным и слуховым восприятием различных сигналов. У палеоантропов выделяются два эпицентра в нижней теменной дольке, соответствующие надкраевой и угловой извилинам; наибольшего развития она достигает у неоантропов. Для последних вообще характерно усиленное развитие участков коры мозга, ассоциирующихся со специфически человеческой деятельностью. Специалисты пытаются даже проследить параллелизм в развитии некоторых структур мозга (эндокрана) и технологических приемов, которые использовались этими гоминидами, хотя отсутствие строгого соответствия в изменениях макро-, микро- и субмикроструктуры мозга, по данным изучения современных приматов, придает этим заключениям лишь предположительный характер.

113

Возникшая в ходе общественного трудового процесса потребность в общении обусловила развитие звукового языка и мышления. С прогрессом производства и усложнением производственных отношений прежние формы общения в коллективе сделались недостаточными. Новая обстановка рождала новые мысли и понятия, нуждавшиеся и в новых способах выражения. Язык составляет фундаментальную основу человеческого поведения и культуры, он играл важную роль в стратегии выживания гоминид.

Возможно, что слово первоначально возникало у гоминид как средство коммуникации в совместной трудовой деятельности и лишь впоследствии приобрело и функцию субстрата обобщения. Высказывается предположение, что эволюция мозговых структур, связанных с речью, предшествовала развитию речевых функций (Varney, Vilensky, 1980) как результат восприятия звуков, развития коммуникации жестов гоминидных предков. Но нет прямой эволюционной связи между системами коммуникации обезьян и языком; сигнальные системы приматов не являются предшественниками языковых систем, так как они функционально ограничены. Сложная центральная нервная система (ЦНС) приматов обеспечивает прежде всего различие поз, запахов, мимики (Jonker, 1987). Предполагается, что развитие неврологического субстрата речи в значительной мере обязано негенетическим факторам эволюции на основе таких биологических предпосылок, как наследственно обусловленная сложность организации мозга и удлинение периода обучения в постнатальном онтогенезе гоминид (Walker, 1981).

Время возникновения членораздельной речи, пути и факторы ее формирования являются предметом дискуссии. Только по поводу древности этого важнейшего феномена гоминизации мнения расходятся очень резко: от эпохи австралопитековых, у которых признается существование зачатков речи, до постпалеолитической и даже неолитической эпох. Весьма вероятно, что речь развивалась постепенно и в своей примитивной форме существовала по крайней мере у эректуса. Но довольно широко распространена и точка зрения, по которой даже палеоантропы еще не имели вполне адекватного фонетического аппарата и не были способны к отчетливой артикуляции отдельных гласных звуков.

На каком-то этапе развития древнего общества возникает родовой строй. Чаще всего переход к родовому строю приурочивали к рубежу между средним и верхним палеолитом, которому, следовательно, придавалось особое значение в антропосоциогенезе. Основные аргументы в пользу этой гипотезы следующие: 1) совпадение двух важных событий — перехода к верхнему палеолиту и завершения формирования вида сапиенса; 2) ряд новых существенных явлений в развитии трудовой деятельности и культуры в верхнем палеолите. Это прежде всего появление множества самобытных археологических культур, развивавшихся на различных территориях ойкумены и, возможно, соответствовавших племенам или группам родственных племен; значительное разнообразие планировки и конструкции жилищ и даже целых стоянок-поселков и мастерских, население которых могло образовывать производственную организацию — род или общину; огромное многообразие (свыше 100 форм) специализированных орудий разного назначения, сделанных из различных материалов, использование

114

рукоятки, значительно повысившей энергетический эффект, причем фактор силы начал уступать место фактору точности и ловкости. Отмечается почти одновременное появление нескольких видов первобытного искусства: орнамент, многоцветная пещерная живопись, статуэтки, музыкальные инструменты и т.д. (рис. 38—41).

Возникновение сапиенса было связано, по всей видимости, и с необходимостью более развитого интеллекта, увеличением «интеллектуальной емкости» мозга, формированием самопознания. При этом важную роль мог сыграть межгрупповой отбор: преимущество получали те коллективы, в которых лучше разрешалось противоречие между необходимостью согласованных действий всех его членов и возникшей на определенном этапе развития производительных сил возможностью неравного присвоения (Я.Я. Рогинский). На эндокранах неоантропов происходит перегруппировка в темпах развития отдельных участков коры: замедление роста отделов, связанных с чувственными формами восприятия, и усиление отделов, ответственных за формы рационального поведения (Е.И. Данилова, В.И. Кочеткова).

Рис. 38. Орудия верхнего палеолита

115

Переход к родовому строю мог способствовать ускорению процесса сапиентации, так как тесно связан с введением экзогамии. Экзогамия — запрет половых отношений между членами одного сообщества и разрешение их между разными сообществами (племенами) или разными частями одного большого сообщества — родами (дуально-экзогамная система). Тем самым предотвращались, возможно еще неосознанно, неблагоприятные генетические последствия близкородственных браков, возникало сходное с гетерозисом повышение жизненности

потомства.

В последние десятилетия появились новые данные, позволяющие говорить о большой древности таких признаков человеческого общества, как оседлость, жилище, охота и др. Многие технические приемы обработки орудий верхнего палеолита были известны уже в мустье, как, например, техника параллельных сколов, зародившаяся еще в нижнем палеолите. Нет принципиальных различий и в образе жизни, занятиях, материальной и духовной культуре мустьерских и верхнепалеолити-

Рис. 38 (а). Орудия верхнего палеолита ческих людей. Появление гетерозисных форм тоже, возможно, произошло еще

в мустье. Известны высокорослые кроманьоидные мустьерцы Передней Азии и, видимо, Юго-Восточной Европы. Это может свидетельствовать и о более раннем формировании института экзогамии. Поэтому было бы неверно представлять себе рубеж между мустье и верхним палеолитом в виде четкой демаркационной линии. Существует даже мнение, что более важна граница нижнего и среднего палеолита. Вместе с тем, конечно, нельзя недооценивать качественные новации верхнего палеолита и особенно возникновение верхнепалеолитического искусства. Появление примерно 0, 1 млн лет назад анатомически современного человека было наиболее важным событием антропогенеза, который завершился формированием одного, но крайне полиморфного космополитического вида.

С философской точки зрения, формирование человека было перерывом постепенности, единым, длительным по времени качественным скачком на новый уровень развития, ознаменованным появлением новой социальной формы выделения материи. Конечно, это отнюдь не исключает существования дискретных стадий на протяжении периода гоминизации. Упомянем гипотезы «трех скачков» в эволюции мозга или «двух скачков» — в соответствии со сменой «системы опознания» брачных партнеров (Turner, Paterson, 1986).

116

Рис. 40. Скульптура бизона

Рис. 41. Мезинские жилища

В процессе социализации человека происходит постепенное самоустранение формообразующей функции естественного отбора. Как принцип эволюции человека он прекратил свое действие около 40000 лет назад, когда сформировалась генетическая программа вида Н. sapiens, которая не претерпела с тех пор существенных изменений. Огромное значение приобрело «социальное наследование» путем воспитания и формирования личности. «Парадокс человека» (Тейяр де Шарден) — в сравнительной

118

ничтожности морфологических изменений по отношению к величайшему скачку в психической сфере. Признаки культурной эволюции обладают значительно большей скоростью распространения по сравнению с генетическими, причем не только среди прямых потомков, но и других,

втом числе неродственных членов популяции.

Входе своей эволюции человек приобрел величайшее преимущество благодаря потенциальной возможности адаптироваться к любому ареалу Земли без изменения видовых структурных черт. Однако прекращение видообразующей функции естественного отбора совсем не равнозначно прекращению всякого развития, так как оно не исчерпывается видообразованием.

§ 2. СОВРЕМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК И ЭВОЛЮЦИЯ

Со времени завершения формирования вида Н. sapiens, т.е. примерно с середины верхнего палеолита, он сохраняет стабильность. Но «эволюционная завершенность» человека относительна и, разумеется, не означает полного прекращения каких бы то ни было изменений его биологической организации. В голоцене и даже в еще более ранние эпохи можно констатировать разнообразные структурные сдвиги в морфологическом статусе человека («эволюция утрат», «эпохальные колебания» и др.).

Эволюция утрат охватывает редукционные явления на скелете современного человека, как правило, совпадающие по своему направлению с эволюционными тенденциями, которые существовали в предшествовавшие периоды антропогенеза. К ним относятся ослабление общей массивности костяка, уменьшение массы компакты на единицу длины тела, грацилизация челюстного аппарата, уменьшение размеров зубов, редукция зубов мудрости, укорочение туловища, уменьшение латеральных пальцев стопы и т.д. На этих данных основывалась распространенная в прошлом сравнительноанатомическая концепция «человека будущего» — Н. futurus — как существа с крупной головой, редуцированными лицом и зубами, с четырьмя пальцами на стопе и другими признаками, входящими в эту плеяду.

Высказывается предположение, что у современного человека многие регрессивные черты являются следствием случайных мутаций. Это может объяснить крайнюю замедленность редукционных процессов и отсутствие скоррелированности отдельных их проявлений. Приведем примеры.

Согласно эмпирическому обобщению, выдвинутому Дж. Симпсоном, дегенерирующие структуры характеризуются повышенной изменчивостью. На стопе человека наружные пальцы — четвертый и пятый — имеют редуцированные средние фаланги с очень высокими коэффициентами вариации: 22-30% против обычных 2-10% для анатомических признаков. Преобладающая их форма — «бездиафизарная». Так, на средней фаланге мизинца выраженный диафиз отсутствует в 96-100%, и фаланга состоит как бы только из двух слившихся концов. Однако подобная форма фаланги существовала уже в глубокой древности — на стопе неандертальца из Крыма (Киик-Коба). Точно так же высокую изменчивость, типичную для регрессивных структур, имеет и XII пара ребер человека: коэффициент вариации их длины составляет 27%, что почти втрое больше, чем на

119

соседней XI паре ребер. Однако «типичная» для современных европейцев длина XII ребра (в среднем 100 мм) отмечается уже на скелете палеоантропа Схул IV, жившего несколько десятков тысяч лет назад. Редукция зубов мудрости — тоже очень древний признак: она имела место, например, уже на нижней челюсти лантьянского синантропа, возраст которого около 1 млн лет, но и в этом случае исчезновения зубов мудрости у сапиенса не произошло.

Признаки анатомической плеяды «человека будущего» не связаны между собой в единый комплекс. При выделении в современной популяции крайних вариантов по какому-либо компоненту плеяды в них не наблюдается одновременного повышения частоты остальных ее компонентов сравнительно с контрольной серией. Не выявлено даже тенденции к такому сдвигу. Аналогичный результат получается и при анализе частных систем скелета.

Так, вопреки довольно распространенному представлению сравнительноанатомической школы Розенберга, редукционные процессы на нижнем конце грудной клетки (редукция или даже отсутствие XII пары ребер) не сопровождаются соответствующими сдвигами на ее верхней границе. Напротив, есть даже компенсаторная тенденция к обратной связи длин ребер XII и I пары. К тому же отсутствие XII пары вообще встречается чрезвычайно редко (0, 3-2,8%). Чаще в популяциях современного человека отмечается 13 пар ребер, что соответствует широкому распространению этого варианта у высших приматов. Наконец, несмотря на отмеченные выше редукционные тенденции в форме и размерах средней фаланги мизинца стопы, сам этот палец отнюдь не обнаруживает свойственного регрессивным структурам повышения вариабельности: коэффициент вариации длины всего мизинца стопы человека такой же, как и II—III пальцев (порядка 8-9%). Имеются сведения, что особо выраженное укорочение средних фаланг (брахимезофалангия) у современных людей может связываться с уменьшением размеров тела и, следовательно, никак не должно рассматриваться как проявление общего для Н. sapiens редукционного процесса.

Другой пример изменений биологической организации современного человека — так называемые эпохальные сдвиги, т.е. разнонаправленные колебания биологических параметров, прежде всего структурных признаков, прослеживающиеся преимущественно по палеоантропологическим материалам. Они затрагивают общие размеры тела, массивность скелета, форму головы (черепа), темпы развития, вероятно, и многие другие признаки, о которых труднее судить по остеологическим данным. Обычно эти сдвиги имеют циклический характер и вполне укладываются в рамки видрвого комплекса Н. sapiens.

Так, например, колебания массы мозга сапиенса не обнаруживают однозначной тенденции в разные хронологические периоды. Емкость мозгового черепа была очень велика у кроманьонцев (в среднем около 1800 см3), уменьшилась в раннем неолите, в последующем в Европе вновь произошло ее увеличение. За последнее столетие (по данным одного из лондонских архивов) масса мозга возросла у мужчин и женщин соответственно на 66 и 28 г. Возможно, это находится в какой-то связи с процессом общего для многих стран мира увеличения длины тела, хотя во внутригрупповом

120