Лицо тоталитаризма
..pdfполняют друг друга. Идейные соображения побуждают коммунистов делать большие вложения в определенные отрасли. На эти-то отрасли и направлено целиком плани рование. Это приводит к глубоким деформациям, которые не могут быть оплачены доходами от использования «на ционализированных» богатств капиталистов и крупных по мещиков и покрываются в основном низким уровнем оплаты труда рабочих и ограблением крестьян путем при нудительного откупа.
Можно возразить, что, если бы Советский Союз не проводил такого планирования, связанного с форсирова нием тяжелой промышленности, он вступил бы во вторую мировую войну невооруженным и оказался легкой добы чей гитлеровских агрессоров. Этр не совсем точно. Ведь сила государства не только в танках и пушках. Не пресле дуй Сталин определенных — империалистических — це лей во внешней и не сделай он тотальное угнетение содер жанием своей внутренней политики, не сложилось бы и ситуации, в которой его страна оказалась один на один с захватчиком.
Впрочем, подобные праздные рассуждения могут про должаться до бесконечности.
Одно можно утверждать определенно: для развития военной промышленности не был необходим именно та кой — идеологизированный — метод планирования и развития экономики. Подобное планирование вызывалось потребностями власть имущих быть внешне и внутренне независимыми от других сил, причем сами по себе нужды обороны носили характер сопутствующего, хотя и неизбе жного фактора. Советский Союз мог бы располагать тем же количеством оружия, а свое планирование строить подругому. Но в этом случае он вынужден был бы пойти на более тесные связи с иностранными рынками, что озна чает и зависимость от них, и иной курс внешней политики. В условиях сегодняшнего переплетения мировых интере сов, когда войны принимают всеобщий характер, масло почти так же важно для войны, как пушки. Это подтверди лось на примере СССР: продовольственная помощь из США была ему почти так же полезна, как оружие.
Похожая картина и в сельском хозяйстве. В современ ных условиях прогрессивное сельское хозяйство опирает ся на индустриализацию, на промышленность. Вместе с тем оно не обеспечивает внешней независимости комму нистического режима, создавая внутреннюю зависимость
от крестьян, пусть и объединенных в свободные кооперати вы. Поэтому на первом месте была сталь (при обреченных на низкую производительность колхозах) — вместо эконо мического прогресса планировалась политическая мощь.
Таким образом, советское, коммунистическое плани рование— это планирование особого сорта. Его породили не технический уровень производства и «социалистиче ская» сознательность инициаторов, а определенные исто рические условия и особый тип власти и собственности. Сегодня время других факторов, в том числе технических, но и перечисленные по-прежнему активны. Это нужно иметь в виду, чтобы понять характер планирования и воз можности коммунистической экономики.
Результаты такой экономики и такого планирования различны.
Концентрация всех средств в одних руках и определен ный курс в управлении ими дают вершителям власти возможность добиться необычайно быстрого прогресса отдельных отраслей. Некоторые результаты, достигнутые
СССР, поразили мир. Однако отставание в других направо лениях делает прогресс первых неоправданным с эконо мической точки зрения.
Вспомним: отсталая царская Россия вышла на второе место в мире по достижениям в важнейших отраслях производства. Она стала самой грозной в мире сухопут ной силой. Вырос мощный рабочий класс, широкий слой технической интеллигенции, была создана материальная база для выпуска товаров широкого потребления.
Но это не ослабило диктатуру, и нет оснований считать, что уровень жизни мог вырасти в соответствии с экономи ческими возможностями.
Отношения собственности и политические интересы, для которых план являлся лишь средством, делали одйнаково невозможными как ощутимое ослабление диктатуры, так и повышение жизненного уровня народа. Исключительная монополия некой группы в экономике и политике, планиро вание с позиций укрепления ее могущества внутри и за пределами страны, что неизбежно сопровождается чрез мерным разрастанием как самой этой группы, так и ее привилегий, постоянно уводят на второй план заботу о повышении уровня жизни трудящихся и гармоничном эко номическом развитии. А главная причина тут — несвобода.
Свобода в коммунистических системах стала и жи зненно важной экономической проблемой.
Коммунистическая плановая экономика таит в себе анархию особого рода. Несмотря на планирование, мож но смело сказать, что речь идет о самой затратной эконо мике в истории человеческого общества. Это, вероятно, покажется странным, особенно если принять во внимание относительно быстрое развитие отдельных отраслей, да и всего хозяйства в целом. Но такое утверждение не беспочвенно.
Даже в случае если бы группа, стоящая у власти, не руководила всем на свете, в том числе экономикой, ис ходя из своих узких собственнических и идейных побу ждений, фантастических, не поддающихся учету потерь не удалось бы избежать. В состоянии ли одни и те же люди, даже отказавшись частично от взгляда на любое явление с высот своего могущества, бережливо и эффективно управлять сложной современной экономикой, где (несмо тря на самые совершенные планы) постоянно возникают и активно действуют различные, часто противоположно на правленные внутренние и внешние тенденции?
Отсутствие не только критики, но и сколь-либо серье зного влияния, «подсказки» со стороны неизбежно приво дит к застою и бессмысленным потерям.
Этих потерь — при политическом и экономическом всевластии, не считающемся с затратами в рамках эко номики как единого целого, — при всем желании избе жать невозможно. Во что обходится нации пренебрежи тельное отношение к сельскому хозяйству, вызванное суе верным страхом коммунистов перед крестьянством и раз дутыми капиталовложениями в тяжелую промышлен ность? Сколько стоят замороженные капиталы, вложен ные в непродуктивные отрасли? А пренебрежение к ну ждам транспорта? А низкие зарплаты, провоцирующие безделье и брак? А некачественная продукция? Нет той расходной книги и нет бухгалтера, который бы все это подсчитал.
Махнув рукой даже на собственную теорию, коммуни стические вожди ни к чему не относятся так субъективно, как к экономике. А ведь именно этой сфере более всего противопоказан волюнтаризм. Коммунистическое руко водство при всем желании (вдруг бы таковое обнаружи лось) не способно учитывать объективные интересы эко номики в целом. В любой отдельный момент оно, исходя
из политических соображений, объявляет что-то «жиз ненно важным», «ключевым», «решающим» (для него, воз можно, на самом деле так), и ничто не мешает ему реализировать намеченное, ибо боязнь потерять власть и собст венность отсутствует.
Время от времени, когда дело стопорится или огром ные потери становятся очевидными, вожди решаются на критику и самокритику, «делают выводы». Хрущев крити кует сельскохозяйственную политику Сталина, Тито — собственный режим за непомерные капиталовложения и растраченные миллиарды. Суть же остается неизмен ной. Те же люди практически теми же методами управ ляют той же системой, пока снова не появятся «ды ры» и «искривления». Потерянных богатств не вернуть, но режим и партия за это не отвечают. Они «учли» ошиб ки и «исправят» их. Сказка про белого бычка, одним словом...
Ни один из коммунистических руководителей не был наказан за бездарно разбазаренные баснословные средст ва, зато многие были свергнуты за «идеологические отклонения».
Гигантские по размерам хищения и растраты при ком мунистических системах неотвратимы. Все запускают руку в «народное добро» — не по нужде, а просто потому, что оно как бы ничье. Ценности как бы перестают быть тако выми, что создает благоприятную атмосферу для краж и разбазаривания. В одной только Югославии в 1954 году было раскрыто более 20 тысяч случаев хищения «общест венного имущества». Коммунистические лидеры, распо ряжаясь национальным достоянием как своей собствен ностью, вместе с тем растрачивают ее как чужую. Такова природа собственности, власти, системы.
6
Самая же крупная растрата — разбазаривание челове ческого труда — остается невидимой.
Вялый, непроизводительный труд миллионов незаин тересованных людей, исключение возможности всякой деятельности, на которой висит ярлык «несоциалистиче ской» — даже при отсутствии эксплуатации, — вот те не поддающиеся учету, незримые и сверхгигантские растра ты, избежать которых не мог ни один коммунистический
режим. Считая себя сторонниками принятой Марксом теории Смита, по которой труд — творец стоимости, их лидеры как раз о труде и рабочей силе пекутся менее всего, растрачивая их как нечто, лишенное всякой ценно сти, в любом случае — восполнимое.
Фатальный страх коммунистов перед «реставрацией капитализма», экономические меры, диктуемые идеологи ческим, узкоклассовым интересом, наносят нации великий материальный урон, тормозят ее развитие.
Отмирают целые направления трудовой деятельности людей, ибо государство не в состоянии оказать поддержку их существованию и развитию; лишь «государственное» признается социалистическим. Прямо как в поговорке: «Сам не ест и другому не дает».
Каким образом и до каких пор нация может выносить такое? Не близится ли момент, когда сама индустриализа ция, поначалу нуждавшаяся в коммунистах, развиваясь, будет способствовать упразднению их власти, их формы собственности?
Огромные средства тратятся впустую и по причине изолированности коммунистических экономик.
Любая коммунистическая экономика являет собой, по сути, автаркию. И тут причины кроются в характере власти и собственности. Ни одному коммунистическому госу дарству, включая Югославию, которую конфликт с Моск вой вынудил расширить взаимодействие с некоммунисти ческими странами, не удалось во внешнеэкономических связях пойти дальше традиционного товарообмена. Сов местное плановое производство в содружестве с другими странами и в достаточно крупных масштабах так и не было осуществлено.
Коммунистическому планированию изначально нет дела до потребностей мирового рынка и производства в других странах. Частично по этой причине, частично в ослеплении идейными и подобными им соображениями коммунистические правительства не слишком пекутся и о создании благоприятных естественных условий разви тия производства. Предприятия часто сооружаются без достаточной сырьевой базы, почти никогда не берется в расчет мировой уровень цен и себестоимость отдельных образцов продукции. Какая-то продукция обходится про изводителю в несколько раз дороже, чем в других стра нах, в то время как отрасль, которой по силам превзойти
Средний мирЬвой уровень продуктивности и получить воз
можность конкурировать на мировом рынке, перебивается с хлеба на воду. Новые отрасли создаются невзирая на то, что мировой рынок буквально забит продукцией,.которую они выпускают. И все это оплачивает трудовой народ: ведь олигархам необходима независимость.
Вот одна сторона проблемы, общая для всех коммуни стических режимов.
Другая — это бессмысленная гонка «ведущей социали стической державы», Советского Союза, за наиболее раз витыми странами, стремление «догнать и перегнать». Сколько это стоит? И куда ведет?
Вероятно, в одной или даже в ряде важнейших отра слей Советский Союз и мог бы догнать развитые страны. При колоссальных трудозатратах, низком внутреннем уровне оплаты труда и ценой отставания других отраслей это, может быть, и достижимо. Но насколько экономиче ски оправданно, каких лишений и напряжения сил будет стоить нации — уже другой вопрос.
Подобные планы агрессивны сами по себе. Что должна думать другая сторона: каковы цели советского прави тельства, которое, невзирая на низкий уровень жизни в стране, стремится занять первое место по выпуску стали и добыче нефти? Что остается от «мирного сосуществова ния» и «миролюбивого сотрудничества», если они склады ваются из состязания в тяжелой промышленности и весь ма скромного товарообмена? Что остается от сотрудни чества, если коммунистические экономики развиваются замкнуто, а на мировую арену выходят преимущественно по идеологическим соображениям?
Такие планы и отношения, впустую растрачивающие свои собственные и мировые ресурсы рабочей силы и иные богатства, не оправданы с любой точки зрения, кро ме, естественно, точки зрения коммунистической олигар хии. Технический прогресс и меняющиеся жизненные по требности выносят на поверхность то одну, то другую отрасль не только в национальных, но и в мировых масш табах. Что, если через 50 лет сталь и нефть потеряют свое сегодняшее значение? Об этом, как и о многом другом, коммунистические вожди не задумываются.
Степень взаимодействия коммунистических экономик, прежде всего советской, с внешним миром, стремление углубить эти отношения намного отстают от реальных технических и прочих возможностей. Уже нынешний уро вень допускает гораздо более широкое сотрудничество
с мировым сообществом. С другой стороны, если для сравнения брать развитие техники, то гораздо более доступным делают такой «выход в свет» идеология и политика.
Неиспользование возможностей для сотрудничества с другими странами, форсирование контактов с внешним*, миром под знаком идеологии и подобных факторов — все это естественные следствия монопольного положения коммунистов в экономике и их стремления удержать власть. Такова природа системы.
Ленин был во многом прав, повторяя, что политика — это «концентрированная экономика». В коммунистической системе все как бы поставлено с ног на голову: экономика превратилась в концентрированную политику, роль поли тики в ней является определяющей.
Изолированность от мирового рынка, «коронация» мо наршей волей Сталина собственного «мирового», «социа листического», рынка, за который и нынешние советские руководители стоят горой и который является лишь иным выражением автакричности экономики коммунистическо го блока, — одна из наиболее важных, если не самая важная причина международной напряженности, а также растранжиривания ресурсов в мировых масштабах.
Монополия на собственность, устаревшие способы производства — неважно, кем применяемые и какие именно, — уже приходят в противоречие с мировыми экономическими потребностями. Свобода и собствен ность выросли в мировую проблему.
Нет сомнения, что ликвидация частной, капиталистиче ской собственности в отсталых коммунистических госу дарствах сделала возможным быстрый, хотя и дисгармо ничный экономический прогресс. Возникли государства необычайно крепкие физически, выносливые, полные све жих сил. Их ведет класс, самоуверенный и фанатичный, который только что вкусил сладость обладания властью и собственностью. Но все это ни в коей мере не решило (и не может при возникших формах собственности и власти решить) ни один из вопросов, поставленных классиче ским социализмом XIX века или даже Лениным, а еще менее в состоянии обеспечить экономическое развитие, свободное от внутренних проблем и потрясений.
Впрочем, это уже отдельный вопрос. Коммунистическая экономическая система, сильная
концентрацией сил в единых руках, привлекательная своей
новизной и быстрыми, хотя и односторониймй, успехами, являет глубокие трещины и слабости с того самого мо мента, когда ее уклад полностью воцарился в обществе. Сохраняя по-прежнему немалый потенциал, она тем не менее уже входит в зону проблем. Ее будущее все неопре деленнее, ей и в дальнейшем предстоит ожесточенная внутренняя и внешняя борьба за выживание.
НАСИЛИЕ НАД ДУХОМ
1
Насилие над человеческим духом, к которому ком мунисты, добившись власти, прибегают с циничной утон ченностью, лишь отчасти берет начало в марксистской философии — если нечто такое существует. Коммунисти ческий материализм, вероятно, наиболее нетерпимое ми ровоззрение, что одно это толкает его апологетов на по громные действия в отношении любой «несовпадающей» точки зрения. Вместе с тем не будь упомянутое мировозз рение связано с определенными формами власти и собст венности, им нельзя было бы объяснить всю чудовищ ность методов истязания и умерщвления человеческой мысли.
Всякая идеология, как и всякое мнение, стремится вы глядеть и преподносит себя единственно правильной, без упречной. Такова природа мышления человека.
Склонность Маркса и Энгельса к исключительности особенно отчетливо выразилась не столько в идее, ими провозглашенной, сколько в способе, каким эта идея ут верждалась. Уже они взяли за правило отрицать любые научные и «прогрессивно-социалистические» достоинства своих современников. При этом возможность серьезной дискуссии и углубленного анализа блокировалась, как правило, ярлыком «буржуазная наука».
Ахиллесовой пятой, подтверждением изначальной узо сти и исключительности взглядов Маркса и Энгельса (что и сделалось впоследствии питательной средой для идей ной нетерпимости коммунизма) было категорическое не желание отделять политические пристрастия современных им ученых, мыслителей или художникрв от действитель ной научно-интеллектуальной либо эстетической значи
мости их трудов, их произведений. Ты в стане против ников — что ж, пеняй на себя: любой отзыв о тебе (и объективный) будет воспринят в штыки, тебя ждет забвение.
Лишь в какой-то мере такая позиция может оправды ваться мощным сопротивлением, с которым уже в самом начале столкнулся «призрак коммунизма».
Обостренная нетерпимость «основоположников» к инакомыслию проистекала из глубин их учения: уверовав, что звезда философии закатилась, они тем более не счи тали возможным рождение чего-либо нового и достойно го внимания, если это «что-то» не опиралось на их тео рию. Атмосфера эпохи, «преклонившей колена» перед наукой, а также нужды социалистического движения при вели Маркса и Энгельса к восприятию любого явления, ^неважного» для них лично (не содействующего движе нию), мало что значащим и объективно, то есть вне зави симости от движения.
Озабоченные «принципиальным» размежеванием в собственных рядах, они обошли практически полным молчанием творчество наиболее выдающихся деятелей своего времени.
В их трудах нет и упоминания о таком, например, значительном философе, как Шопенгауэр, об эстетике Тэна или о блестящих современных им литераторах и живописцах. Даже о тех, кого увлекли идейные и социаль ные перспективы, ими начертанные. Для методов, которы ми Маркс и Энгельс сводили счеты со своими противни ками в социалистическом движении, характерны жест кость и нетерпимость, что, впрочем, ненамного превыша ло «нормы», установленные уже прежними революционе рами, решавшими те же задачи. Можно оспаривать вклад Прудона в социологическую науку, но то, что он необы чайно много сделал для развития социализма и социаль ной борьбы, особенно во Франции, сомнению не подле жит. То же самое касается Бакунина. Оспаривая в «Нищете философии» идеи Прудона, Маркс презрительно отказал последнему вообще в какой бы то ни было значимости. Подобным образом Маркс и Энгельс поступили и с не мецким социалистом Лассалем, с другими оппонентами из рядов своего движения.
С другой стороны, они были способны и на весьма точные оценки крупных духовных явлений своего време- - ни; одними из.первых, например они согласились,с Дар
вином, глубоко проникали в непреходящую ценность на следия прошлых веков — античности и Ренессанса, из которых выросла европейская культура. В социологии опирались на английскую политэкономию (Смит, Рикар до),^ философии — на немецкую классическую филосо фию (Кант, Гегель), в теориях развития общества — на французский социализм, точнее на его направления после Французской революции. Все это были вершины научной, духовной и социальной мысли, формировавшие прогрес сивно-демократический климат Европы, мира в целом.
Развитию коммунизма присуща и логика и последова тельность.
Если сравнивать Маркса и Ленина, то первый — в большей мере человек науки — отличался и более высо кой степенью объективности. Ленин — это прежде всего великий революционер, сформировавшийся в условиях самодержавия, полуколониального русского капитализма и драки международных монополий за сферы влияния.
Опираясь на Маркса, Ленин пришел к выводу, что материализм, если его рассматривать сквозь призму все мирной истории, занимал, как правило, позиции прогрес сивные, а идеализм — реакционные? Вывод, надо сказать, не только односторонний, а стало быть — неточный, но и содействующий усугублению исключительности, и без то го свойственной теории Маркса. Справедливости ради, следует признать, что первопричина здесь в недостаточно глубоком знании истории философии. Когда Ленин в 1908 году писал свой «Материализм и эмпириокрити цизм», в нужной мере он еще не был знаком ни с одним из великих философов античности или новейшего времени. Стремясь побыстрее расправиться с противниками, чьи воззрения препятствовали развитию его партии, он по просту отбрасывал все, что не совпадало с революцион ными взглядами Маркса. Любое противоречие классиче скому марксизму было длр него априори ошибкой, безде лицей, лишенной всяких достоинств.
Так что в этом смысле его труды — образец страстной, логичной и убедительной догматики.
Ощутив, что материализм в истории всегда практиче ски являлся идеологией революционных, мятежных со циальных движений, Ленин остановился на односторон нем выводе, что материализм и в принципе (в том числе применительно к изучению законов развития человече ского мышления) прогрессивен, а идеализм — реакцио