Belokrenitskiy_V_Ya_Natsii_i_natsionalizm_na_musulmanskom_Vostoke

тившись со своим давним основным политическим оппонентом А.А. Зардари. Однако его партия — ПНП, — стремясь избежать ссоры с военными, заявила, что «демократические силы выступают совместно с целью укрепить государственные институты, и это не должно рассматриваться как выступление против какого-либо иного государственного института или институтов»19.

Вразрядке напряженности, восстановлении доверия с генералитетом многое зависело от позиции самого Н. Шарифа. Он также отказался от открытой конфронтации с генералитетом. Многие в Пакистане подметили, что с этого периода премьер-министр и начальник штаба сухопутных войск генерал Р. Шариф стали часто появляться вместе на публике: в Военной академии Пакистана в Какуле, на военной базе Акрам. Генерал Р. Шариф публично заявил, что политические и военные руководители работают вместе, чтобы сделать Пакистан развитой, безопасной и мирной страной, способной отвечать на вызовы, с которыми сталкивается страна.

Открытое противостояние между центральной администрацией и генералитетом было на время нейтрализовано, но предупреждение, что армия сохраняет рычаги давления, было услышано гражданским правительством20.

5.Новый виток терактов

ивоенно-гражданские отношения

Вначале июня 2014 г. боевики ДТП вновь совершили серию терактов в Банну, Пешаваре, Мастанге и Карачи. Это заставило политические партии вновь поставить под сомнение политику кабинета министров в отношении незаконной группировки Движение Талибан Пакистана (ДТП). Парламентарии, в частности Народная (Авами) национальная партия, заявили о критической ситуации с безопасностью в провинции Хайбер-Пахтунхва и зоне племен (ТПФУ). Тем не менее правительство давало разные версии происходившего.Оппозиция также подвергла резкой критике работу Министерства внутренних дел, так как реальные положительные результаты его работы, по

еемнению, отсутствовали.

Мощный теракт в аэропорту Карачи 5 июня 2014 г. поставил военное руководство страны перед необходимостью конкретных ответных действий против боевиков, что, в свою очередь, шло вразрез с антитеррористической стратегией, проводимой федеральным правительством. Командиры корпусов на 172-й конференции в начале июня 2014 г. приняли решение о применении силы без промедления в рамках целевой военной крупномасштабной операции против террористов в ТПФУ21.

Спустя несколько дней они «добились» поддержки политического руководства страны. 16 июня 2014 г. Всепартийная конференция в Национальной ассамблее подтвердила важность борьбы с экстремизмом. И в тот же день Ставка главнокомандующего отдала приказ о начале крупномасштабной военной операции «Заоб-е-азб» («Меч Пророка») в Северном Вазиристане (СВ) Территории племен федерального управления. Ее цель, по заявлению генерала Р. Шарифа, «…ликвидация террористов (и мест их укрытий), которые вели вооруженную борьбу против государственного строя Пакистана»22.

321

Так началась длительная по времени, охвату территории крупномасштабная военная кампания.

Надо заметить, что зона пуштунских племен Пакистана давно превратилась в обширный район базирования иностранных и местных боевиков Аль-Каиды, ДТП, вооруженных наемников из государств Персидского залива, Северной Африки, Кавказа, Центральной Азии и Китая. На протяжении всех лет антитеррористической кампании в Афганистане (2001 – 2014) с территории агентств они совершали нападения на коалиционные войска Международных сил содействия безопасности (МССБ) и проводили теракты во внутренних районах Пакистана.

Военная операция была весьма успешной, по заверению военных к концу июля 2014 г., т. е. спустя полтора месяца после начала операции, 70% территории Северного Вазиристана было освобождено от террористов23. Кадры военной хроники (опубликованы на официальном сайте Ставки) говорили о тотальном разрушении построек в зоне боевых действий. Осенью — зимой 2014 – 2015 гг. аналогичные военные операции проводились в агентствах Хайбер и Моманд. Итогом их стало заметное снижение количества терактов, как в зоне пуштунских племен так и во внутренних районах страны. Но нападения боевиков не прекратились, они стали носить адресный и крайне дерзкий характер.

Военный истеблишмент открыто заявлял, что одними военными средствами невозможно покончить с терроризмом в стране; необходим комплекс мер, включая блокирование финансовых источников боевиков, усиление антитеррористического законодательства; введение запрета в СМИ на пропаганду насилия. Одним из первых шагов в этом направлении стало указание премьера Н. Шарифа Телекоммуникационному ведомству Пакистана прекратить предоставление услуг роуминга населению Афганистана для блокирования антигосударственной деятельности террористов в Пакистане. С августа 2014 г. генералитет взял курс на законодательное закрепление военных судов, не взирая на протесты части оппозиции. С этой целью командование федеральной армией параллельно расширяло штат своего Юридического департамента.

6.Военные и ослабление власти правительства

Вавгусте 2014 г. генералитет столкнулся с еще одним внутренним вы- зовом — премьер-министр обратился к начальнику штаба армии генералу Р. Шарифу выступить посредником в урегулировании политического кризиса. Поступок главы кабинета министров свидетельствовал о его серьезных разногласиях с двумя его политическими оппонентами — Партией справедливости (ПС) Техрик-и-инсаф и партией Пакистанское народное движение (ПНД). ПС получила треть мест в нижней палате парламента по итогам выборов 2013 г. В июне 2014 г. ее лидер Имран Хан открыто бросил вызов правящей администрации, организовав многотысячный «народный марш» на столицу

исидячую забастовку в так называемой «Красной зоне» Исламабада (рядом

справительственными учреждениями). Он выдвинул несколько обвинений

322

вадрес премьер-министра, одним из которых была фальсификация парламентских выборов 2013 г. на нескольких избирательных участках страны. Воодушевленные его действиями, отдельные депутаты и сенаторы призвали главу кабинета министров Шарифа добровольно покинуть свой пост.

Правящая администрация в первые дни кризиса заняла выжидательную позицию, но уже в августе, к концу второго месяца сидячей забастовки, приступила к поискам компромиссов. Премьер согласился со всеми требованиями протестующих, но отказался уйти в отставку. Ситуация становилась критической, оппозиция грозила парламентским кризисом. Депутаты от ПС подали заявления спикеру о досрочном прекращении их полномочий. Одновременно столкновения бастующих с силами правопорядка в центре Исламабада в конце августа 2014 г. инициировали выступления митингующих

вдругих районах страны. Сторонники ПС провели сидячие забастовки в Равалпинди (город-спутник столицы). В Панджабе были арестованы десятки сторонников ПС и ПНД. Разгон полицией протестующих перерос в кровавое столкновение24.

Всложившихся обстоятельствах Н. Шариф первоначально призвал к посредничеству депутатский корпус. Они предприняли несколько тщетных попыток наладить диалог. Срочно были проведены слушания в верхней палате парламента. Сенат отверг «неконституционные» требования об отставке пре- мьер-министра и роспуске Национальной ассамблеи и подтвердил верховенство Конституции Исламской Республики Пакистан и суверенитет парламента. Ситуация усугубилась в связи с иском сторонников ПС в Верховный суд (ВС) Пакистана с требованием дисквалификации Н. Шарифа. Это послужило поводом для «войны» исков в судах разных инстанций. Со своей стороны, ВС ограничился направлением уведомления всем парламентским партиям выработать механизм выхода из политического тупика. Представители фемиды отказались «сыграть свою роль» в урегулировании политического кризиса, пояснив, что требования заявителя носят политический характер и ВС не вправе вмешиваться в них.

Исчерпав все ресурсы, в последних числах августа 2014 г. Н. Шариф обратился к военному истеблишменту за помощью в поиске выхода из сложившейся ситуации25. Генералитет подтвердил поддержку демократическим процессам в стране, оставаясь нейтральным к событиям с участием политических партий. Одновременно он выразил «…серьезную озабоченность в связи с текущим политическим кризисом и насилием в столице, что привело к травмам и гибели людей. Дальнейшее использование силы, — говорилось

впресс-релизе Департамента связи с общественностью Генштаба, — лишь усугубит проблему. Это еще раз подтверждает, что ситуация незамедлительно должна быть разрешена политическими методами, избегая насилия»26.

Вто же время генералитет выполнил часть указаний премьер-министра. Согласно статье 245 Конституции Исламской Республики Пакистан, армия «призвана оказывать помощь гражданскому правительству». 19 августа 2014 г. во избежание возможных терактов в «Красной зоне» столицы подразделения правоохранительных органов были усилены федеральными войска-

323

ми численностью до 1000 военнослужащих на срок до трех месяцев, т. е. с августа по октябрь 2014 г.

Оппозиция в очередной раз резко критиковала решение центральных властей вызвать армейские подразделения в центр столицы для поддержания правопорядка, заявляя, что «…в стране выработалась привычка обращаться за помощью к военным, а не к конституции»27.

Позднее, в оправдание своей слабости, премьер сделал ряд непоследовательных шагов. Выступая в НА, он заявил, что генералитет преднамеренно вмешался в ситуацию. Армия «поправила» премьера, официально заявив, что правительство обратилось к генералу Р. Шарифу «содействовать» в переговорах с протестующей стороной. Отсутствие четкой позиции у Н. Шарифа вызвало дополнительную волну негодования оппозиции; они отвергали какое-либо участие военного истеблишмента в политической жизни страны. Загнанный в угол Н. Шариф лично оправдывал вмешательство армии в урегулирование политического кризиса и гарантировал, что прозрачное и справедливоерасследование случаев фальсификации выборов2013 г. будет проведено с участием военных28.

Генералитет, оставаясь внешне нейтральным в противостоянии политических партий, подтвердил, что дальнейшее использование силы лишь усугубит проблему, призвал к ее решению исключительно конституционными методами. Ставка подчеркивала, что армия является аполитичным институтом, выражалось сожаление о попытках втянуть ее в политические споры. Сидячая забастовка в силу разных причин постепенно начала «таять». Несколько дней глава кабинета министров не появлялся на публике.

СМИ обрушили лавину обвинений в адрес высшего военного командования страны якобы в организации и проведении «тихого военного переворота». Частные телевизионные каналы поспешили транслировать сообщения «об отставке или отпуске премьер-министра… сразу после встречи начальника штаба сухопутных войск и премьер-министра. 1 сентября 2014 г. новый пресс-релиз Департамента связи с общественностью штаб-квартиры вооруженных сил информировал о «беспочвенности» подобных сообщений.«Силой армии является целостность и единство, которое поддерживается с гордостью»29. Генералитет не видел в политическом кризисе угрозы ни территориальной целостности, ни суверенитету страны и рассматривал его как очередную склоку политических оппонентов.

Внутриполитическая ситуация осенью 2014 г. постепенно нормализовалась, кабинет министров вновь функционировал в рабочем режиме. Галопирующая инфляция, беспрецедентный рост цен на электроэнергию и природный газ, сокращение рабочих мест требовали от кабинета министров последовательных экономических реформ, проведение которых возможно лишь при стабильной работе правительства.

И армия, и правящая администрация вынесли собственные уроки из событий кризиса лета–осени 2014 г. Генералитет преследовал свои корпоративные интересы. Оставаясь нейтральным, он усилил свои политические позиции за счет ослабления исполнительной власти. Стиль правления пре-

324

мьер-министра Н. Шарифа уже был лишен признаков монополизации власти и «работы в ручном режиме». В отличие от 2013 г., он активно шел на контакты с парламентской оппозицией, проводил консультации по вопросу назначения нового главного комиссара Избирательной комиссии Пакистана. С генералитетом Н. Шариф обсуждал кандидатуру на пост генерального директора Межвидовой войсковой разведки в связи с завершением в ноябре 2014 г. срока службы генерал-лейтенанта З. Ислама и с ее согласия назначил на этот пост генерала Р. Ахтара. Отношения между гражданской администрацией и военными нормализовались, и в действиях премьера все меньше было признаков стремления поставить ее под личный контроль.

7.Новый террористический акт

исовременная ситуация

Еще одним переломным моментом в отношениях между военным истеблишментом и гражданскими властями стали события 16 декабря 2014 г. Боевики ДТП совершили нападение на общеобразовательную школу в Пешаваре для детей военнослужащих; в результате погиб 141 человек и около двухсот были ранены. Теракт убедил и военное, и политическое руководство Пакистана в необходимости принять совместные неотложные меры общенационального масштаба по обузданию экстремизма. Благодаря оперативным

ипоследовательным действиям армии гражданские власти, под давлением генералитета, официально ввели практику военных судов и узаконили их легитимность 21-й поправкой к конституции 1973 г. Принятие этой поправки было проведено в исключительно короткие сроки для законотворчества парламента любой страны. 16 декабря 2014 г. произошел теракт, а уже 7 января 2015 г. сенат одобрил, в тот же день президент ИРП подписал законопроект,

и21-я поправка вступила в силу незамедлительно.

Пешаварскаятрагедияподтолкнулавоенныхсовторойполовиныдекабря 2014 г. активизировать наступления на укрытия боевиков в ряде агентств ТПФУ на границе с Афганистаном. Вслед за Северным Вазиристаном военная операция была развернута в Хайберском агентстве ТПФУ и с января 2015 г. в агентстве Моманд.

В ответ на теракт пакистанских талибов генералитет предложил правительству, а оно утвердило Национальный план действий (НПД). Он предусматривал жесткие меры по обузданию в стране экстремизма и терроризма. Но решающая борьба была впереди — проведение через парламентские комитеты антитеррористического законодательства, которое, наряду с прочими, включало пункт о предоставлении легитимных прав военнослужащим задерживать гражданских лиц, совершивших или подозреваемых в совершении террористических действий. Часть депутатов расценили это предложение как вызов, направленный на подрыв демократических устоев.

Вопрос о военных судах еще более обострил противоречия в правящих структурах власти Пакистана: между судебной и исполнительной ветвями власти, генералитетом, политической оппозицией, праворелигиозными партиями и правящей гражданской администрацией.

325

Конституционное закрепление функционирования военных судов — от- вет на запоздалое осознание властями, что судебная система Пакистана не подготовлена для ответа террористам, не разработаны критерии антитеррористического законодательства. Военные, а вслед за ними и гражданские власти заявили, что военные трибуналы — требование, оправданное чрезвычайными обстоятельствами. Генералитет «продавил» через государственные гражданские структуры введение военных судов, ограниченное, впрочем, двумя годами; тем самым он получил индульгенцию на судебные преследования террористов, а главное — легитимную поддержку своим действиям.

Введение военных судов в Пакистане ставило и превентивные цели. Вывод иностранных коалиционных войск из соседнего Афганистана в конце 2014 г. активизировал действия афганских и пакистанских талибов в афга- но-пакистанском пограничье. В последнее время этот регион поставлял, к тому же рекрутировал, сторонников «Исламского государства» (ИГ) для вооруженной борьбы в Сирии и Ираке.

Заключение

Усиление позиций генералитета во внутренней и внешней политике Пакистана стало закономерным в силу ряда обстоятельств: слабости государственных институтов, борьбы внутриправящих гражданских элит, аморфности многопартийной системы, слабости партийной оппозиции в законодательных органах власти, недостаточной поддержки массами гражданского руководства, особенностей внешнеполитической обстановки в регионе и т. д.

Генералитет был заинтересован в упрочении отношений с федеральной властью. В свою очередь, Наваз Шариф с некоторым опозданием начал демонстрировать поддержку действиям армии. Он был первым из руководителей в истории страны, который посетил агентство Северный Вазиристан, чтобы, согласно пресс-релизу ставки армии, повысить боевой дух сил безопасности в период военной кампании30.

Нужно подчеркнуть, что с годами армия в Пакистане стала мощной государственной силой и одним из акторов внутриполитической жизни страны. В отличие от политических партий, корпоративной целью которых было стать во главе исполнительной и законодательной ветвей власти, армия не ставила подобных целей. Вопросы национальной безопасности, согласно официальным заявлениям военного руководства, охватывают не только защиту суверенитета и территориальной целостности страны, но и заботу о правах человека, подъеме экономики, обеспечении водной безопасности и, конечно же, борьбу с актами террора и усилением экстремизма. Поддержание стабильности и правопорядка — основные задачи армии, за исключением, конечно, если стране не грозит крах, исходящий от внутренних или внешних угроз.

На современном этапе армия, по нашему мнению, — это единственный государственный институт в Пакистане, который оперативно и адекватно реагирует на острые вызовы. Она способна купировать возникающие внутринациональные опасности, поддерживая режим стабильности и сохранения государственности. Представляется, что и в ближайшее время в Пакистане

326

отсутствует перспектива возвращения к «классической» модели военно-граж- данских отношений при верховенстве гражданских институтов.

Примечания

1 Москаленко В.Н. Политическая роль пакистанской армии. Армия и власть на Ближнем Востоке: от авторитаризма к демократии. М., 2002. С. 323 – 355.

2https://www.ispr.gov.pk

3 Замараева Н.А. Взаимоотношения пакистанской армии и гражданских государственных структур (2008 – 2012). Государство, общество, международные отношения на мусульманском востоке. М., 2014. С. 123 – 141.

4The senate committee on defense, Report. № 3. 2013.

5The Nation. 20.06.2013.

6The Nation. 09.08.2013.

7Dawn. 04.09.2013.

8Dawn. 04.09.2013; 11.09.2013.

9BBC. 06.02.2014.

10The Frontier Post. 03.04.2014.

11BBC. 06.02.2014.

12The Nation. 20.06.2013.

13https://www.ispr.gov.pk

14Dawn. 07.04.2014.

15https://www.pakistanarmy.gov.pk/

16The Nation. 22.04.2014.

17The Nation. 19.11.2014.

18Dawn. 20.04.2014.

19Dawn. 17.04.2014.

20Dawn. 09.04.2014.

21https://www.ispr.gov.pk/

22https://www.ispr.gov.pk/

23https://www.ispr.gov.pk/

24Dawn. 01.09.2014.

25https://www.ispr.gov.pk/

26https://www.ispr.gov.pk/

27Dawn. 29.09.2014.

28Dawn. 29.08.2014.

29https://www.ispr.gov.pk/

30The Frontier Post. 10.10.2014.

327

Г.В. Лукьянов*

РЕГУЛЯРНАЯ АРМИЯ КАК ИНСТИТУТ НАциональнОГО­ ГОСУДАРСТВА В ЛИВИИ

Резюме. Статья посвящена исследованию генезиса регулярной армии как политического института в условиях смены и трансформации политического режима в Ливии. Хронологические рамки исследования охватывают исторический период с 1951 г., когда появилось суверенное ливийское государство с монархической формой правления, до 2011 г., когда прекратила свое существование созданная М. Каддафи Ливийская Джамахирия. Рассматриваются проблемы взаимодействия армии с традиционными и современными институтами ливийского общества и государства; ее участия в разработке и реализации внутренней и внешней политики; создания и функционирования системы сдержек и противовесов участия армии в политическом процессе в монархический (1951 – 1969), республиканский (1969 – 1976) и джамахирийный (1976 – 2011) периоды. На примере событий 2011 – 2014 гг. прослеживается сохранение выявленных тенденций и закономерностей социально-политического развития института регулярной армии в новом ливийском государстве.

Ключевые слова: Ливия, политическая система, армия, безопасность, революция, трайбализм, политический ислам.

Summary. The article is devoted to the investigation of genesis of regular armyasapoliticalinstitutioninconditionsofpoliticaltransitandtransformations in Libya. The chronological scope of the study covers the historical period from 1951, when a sovereign Libyan state with monarchical form of government appeared, until 2011, when Libyan Jamahiriya ceased to exist. The author scrutinizes the problems of collaboration of army with traditional and modern institutions of Libyan society and state; participation of army in development and implementation of domestic and foreign policy. He also examines how system of checks and balances of participation of army in the political process was established and how it was functioning during in the Monarchy (1951 – 1969), Republic (1969 – 1976) and Jamahiriya (1976 – 2011). Further events (2011 – 2014) demonstrate the continuation of discovered trends and patterns of socio-political development of the regular army institution in the new Libyan state.

Tags: Libya, political system, army, security, revolution, tribalism, political Islam.

2014 г. в Ливии был ознаменован началом нового этапа внутреннего военно-политического противостояния, когда в результате затянувшегося кризиса центральных органов власти образовались два независимых общегосударственных парламента и правительства. Причем и Всеобщий нацио-

*Лукьянов Григорий Валерьевич, научный сотрудник НИУ ВШЭ.

328

нальный конгресс (ВНК), избранный летом 2012 г. в результате первых всеобщих выборов1, и Палата представителей (ПП), сформированная по итогам избирательной кампании 2014 г.2, опирались на противоположные друг другу политические силы, декларировали приверженность кардинально отличным идеологическим установкам и направлениям дальнейшего развития государства и общества. То есть впервые с 2011 г. на фоне хаоса бессистемных локальных конфликтов, в основе которых лежала борьба за обладание средствами производства и источниками дохода, а основными участниками выступали местные элиты, военизированные группировки, племенные и этнически обособленные объединения, в ливийском кризисе обозначилась тенденция формирования биполярного противостояния. Все еще далекие от внутреннего единства и гомогенности лагеря сторонников ВНК и ПП продемонстрировали, что способны объединить различные по политическим взглядам и региональной принадлежности фракции и совместно отстаивать общие интересы.

Особую роль в разгоревшемся противостоянии сыграла Ливийская национальная армия (ЛНА), созданная в 2011 г. после роспуска Революционных вооруженных сил Ливийской Джамахирии (РВС). Весной 2014 г. ряд высокопоставленных руководителей ЛНА объявили о своем намерении предпринять военную операцию «Достоинство», направленную против исламистских движений и группировок3. Речь шла не только о тех радикальных джихадистских объединениях, что составляли так называемую антисистемную оппозицию, но и о зарегистрированных и имевших представительство в парламенте и правительстве политических партиях4. После выборов депутатов ПП армейское руководство и ряд ассоциированных с ним военных авторитетов и политиков выразили доверие новоизбранному парламенту, признав его единственным легитимным высшим органом власти в стране. Несмотря на то что некоторые командиры ЛНА сохранили лояльность ВНК, отказавшемуся передать власть Палате и новому правительству, последние стали активно использовать в своей политической риторике тезис о том, что регулярная армия как государствообразующий политический институт выступила за новую конституцию и Ливию «без исламистов». Несмотря на то что Верховный суд страны выступил в поддержку старого парламента, а новый — объявил нелегитимным5, международное сообщество признало ПП и сформированное ею правительство Абдуллы ат-Тани единственными легитимными выразителями воли ливийского народа. Обострение летом 2014 г. военно-политического противостояния, повлекшее вынужденное отступление сторонников ПП из Триполи и сохранение в столице власти ВНК, привело к тому, что конфликт обрел затяжной характер.

Вданных условиях все большую роль в определении судьбы государства

ис той и с другой стороны начали играть не просто военные и полевые командиры, но те из них, кто претендовал быть признанным в качестве командования регулярной национальной армии. Особую актуальность в этом контексте приобрел вопрос, вызвавший бурные дискуссии в самой Ливии и за ее пределами, является ли регулярная армия эффективным политическим институтом воссоздания и стабилизации национального государства в этой стране. А именно, существуют ли исторические основания считать опыт уча-

329

стия регулярной армии в ливийской политике позитивным с точки зрения складывания и функционирования национального государства.

Монархический период (1951 – 1969)

Вооруженные силы с момента обретения независимости в 1951 г.6 были призваны не только обеспечивать военную безопасность Ливии от внешних угроз, но также служить и гарантом единства составных частей страны7 и стабильности власти8. Объединенное Королевство Ливия (ОКЛ) в первые годы своего существования, тем не менее, оказалось вынуждено рассчитывать в решении данных задач на внешнюю помощь. В первую очередь — со стороны Великобритании, Франции и США, сыгравших решающую роль в избавлении от итальянского колониализма. На территории Триполитании (с 1942 г.) и Киренаики (с 1943 г.) были созданы временные администрации, а также размещены иностранные воинские контингенты. При согласии и поддержке королевской власти пребывание британских и американских военных баз было институционализировано и легализовано вопреки протестам широких слоев населения.

С точки зрения Вашингтона и Лондона9, военные базы обеспечивали стабильность дружественного политического режима и препятствовали распространению коммунизма и арабского национализма в регионе, а элита ОКЛ воспринимала их как надежную гарантию собственной безопасности. Усиление антиколониальных настроений в арабских и африканских странах, арабо-израильский конфликт, нестабильность на границах заставляли сенуситов опасаться вовлечения королевства в региональные конфликты. После египетской революции (1952), подъема национальных сил в Алжире (1954) и Суэцкого кризиса (1956) ливийское правительство выступало с инициативой

усилениябританскихгарнизоноввопрекимассовымпубличнымпротестам10. В свою очередь, собственная королевская армия не отличалась ни лояльностью, ни эффективностью. В условиях примата традиционных отношений и отсутствия государственной системы военной подготовки11 высокий уровень племенной разобщенности не лучшим образом сказывался на порядке ее функционирования. Преданность интересам племени превалировала над идеей лояльности государству12. Кроме того, в первые годы существования ОКЛ в составе регулярных войск наиболее подготовленные и дисциплинированные солдаты являлись ветеранами итальянских «туземных» частей, воевавших против сенуситских ополчений13. Таким образом, Идрис и его окружение могли рассчитывать на полную лояльность рекрутов из Киренаики, но

лишь на частичную — из двух других провинций.

Во второй половине 1950 х гг. на волне популярности идей арабского национализма и личности египетского президента Г. Насера в вооруженных силах начали складываться представления об армии как о специфической корпорации, обладающей особой исключительностью и мессианским предназначением. Распространение подобных настроений способствовало выделению офицерского корпуса в самостоятельную группу государственной элиты и ослаблению некоторых связей между ним и племенной верхушкой. Но при этом идеализация египетского революционного опыта способствова-

330