disser_arhipov

351

социальной реальности соткана из нитей обобщенных символических посредников, выраженных во внешних референтов ценности. Важно подчеркнуть, что соотношение между такой моделью и дискурсом моральной философии таково, что это совершенно разные модели описания действительности. Сказать, что мораль – один из обобщенных символических посредников, будет неверно. Мораль частично пересекается с некоторыми обобщенными символическими посредниками. Это очень похоже на то, как можно соотносить систему принципов социального порядка в «евномике» Л. Фуллера с видами источников права.556 Ответ – никак. Это принципиально разные модели. Так же и здесь. Таким образом, в специальном

смысле настоящего исследования, право не может быть абсурдным – оно не может противоречить здравому смыслу, – иначе никакого права «не получится».557

Отдельно следует отметить, что поскольку концепция семантических пределов права позволяет структурировать модели применения, в том числе, потенциальных правовых норм и классифицировать такие модели на случаи, где это будет абсурдным, где это будет требовать морального «взвешивания», и где применение права будет полностью соответствовать здравому смыслу, постольку концепция в полной мере применима в качестве аналитического инструмента в инновационных областях правотворчества, включая правовое регулирование деятельности в области

робототехники, больших данных, искусственного интеллекта и интернета

556Архипов В.В. Концепция права Лона Л. Фуллера. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Санкт-Петербургский государственный университет. – Санкт-Петербург, 2009. - С. 69–72.

557В ходе обсуждения текста настоящей диссертации на кафедре А.А. Краевским был высказан вопрос о том, как объяснить несправедливый или абсурдный закон, который, например, запрещает изготовление «взрывчатых веществ» в компьютерных играх или запрещающий убивать персонажей компьютерной игры. В свете предлагаемой концепции такие законы, прежде всего, было бы необходимо оценить с точки зрения «критерия серьезности» (допустим, «критерий реальности», определяемый в отношении правового текста, соблюдается). В таком случае, оценка зависит от результатов балансировки ценностей и определения конвертируемой социально валютной ценности соответствующих внешних референтов ценности. Можно теоретически представить условия, в которых такие законы в принципе не будут абсурдными. Если же они будут признаны абсурдными, то следует сделать вывод о необходимости «корректировки» правоприменения средствами юридического толкования до того момента, пока эти законы не будут отменены по причине своей абсурдности.

352

вещей. Здесь следует особо подчеркнуть, что представления о семантических пределах права представляются крайне важными, поскольку демонстрируют возможные ограничения и слабые места в области алгоритмизации и автоматизации права – хорошо, если юридический искусственный интеллект может точно воспроизводить синтаксис деонтической логики. Но для семантики второго уровня такая технология должна также учитывать и концепции теоретической социологии об обобщенных символических посредниках.

353

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подведем итоги исследованию, обобщив его основные положения. Поводом к постановке гипотезы о семантических пределах права послужила, на первый взгляд, достаточно узкая область проблем, связанных с определением возможности вмешательства права в отношения, складывающиеся между игроками многопользовательских онлайн-игр (как между собой, так и с игровыми компаниями). Традиционно, такие вопросы рассматриваются как частные вопросы гражданского и (или) информационного права. Вместе с тем, мы убедились, что проблема может быть осмыслена в более широком контексте теории и философии права, поскольку суть ее заключается в прояснении возможностей толкования и применения правовых норм к общественным отношениям, опосредованным медиапространством. Этот термин подразумевает не только моделируемые компьютерными средствами пространства, но и близкие по своему социокультурному содержанию коммуникативные практики, включая игры и творчество в целом. Особенности текущего уровня развития информационного общества, которые могут быть выражены в понятии «медиальный поворот» (нам при этом наиболее интересны его цифровая и игровая импликации), позволяют концептуализировать проблему как проблему поиска и определения семантических пределов права558 в актуальных социокультурных условиях.

558 С методологической точки зрения допустимо рассматривать категорию семантических пределов права как разновидность «юридической конструкции» в терминологии, например, А.Ф. Черданцева и Н.Н. Тарасова. Собственно, в сравнительно недавней публикации по этой теме, Н.Н. Тарасов приводит следующую цитату А.Ф. Черданцева: «Разновидностью моделей в правоведении являются юридические конструкции – гносеологическая категория, инструмент, средство познания правовых явлений. Юридическая конструкция – это модель урегулированных правом общественных отношений или отдельных элементов, служащая методом познания права и общественных отношений, урегулированных им» (цитируется следующий труд: Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. – Екатеринбург, 1993. – С. 131). Сам Н.Н. Тарасов подчеркивает, что «ретроспективно можно уверенно утверждать существование в позитивном праве юридических конструкций, не имеющих соответствующего теоретического осознания, складывающихся стихийно и работающих латентно. См.: Тарасов Н.Н. Юридические конструкции: теоретическое представление и методологические основания исследования // Юридическая техника. 2013. № 7 (ч.2). – С. 21. Соотношение «виртуального» и «реального» в контексте здравого

354

Данная проблема соотносится с проблемой как толкования правовых текстов и применения права, так и онтологии права. С точки зрения толкования права, главный вопрос заключается в том, в каких случаях результат толкования будет абсурдным, противоречащим здравому смыслу, – но не по причине нарушения правил формальной логики, а по причине нарушения иного, семантического порядка. С точки зрения правовой онтологии, речь идет о пределах права как такового – в смысле, в котором об этом говорил Л. Фуллер в «Анатомии права», приводя абсурдные примеры для демонстрации тезиса о том, что позитивизм зависит от отрицания связи между правом и моралью, поскольку позитивизм сам по себе формируется в определенным образом сконструированной социальной реальности. В ходе исследования нами последовательно были изучены возможные подходы к объяснению той категории абсурда, которая интуитивно осознается в связи с проблемой семантических пределов права и относится, прежде всего, к проблеме отношения права к артефактам медиареальности, среди которых встречаются симулякры. Так, например, попытки реконструкции семантических пределов права исходя из философии морали не увенчались успехом – морально-правовой дискурс,

вконечном счете, ограничен процессом анализа субстанциальных ценностей, однако

втом же утверждении, согласно которому ст. 105 УК РФ («Убийство», один из магистральных примеров исследования) нельзя распространять на убийства в компьютерных играх, кажется, что дело в другом. Данное утверждение не кажется противоречащим морали или просто противоречащим морали, оно кажется бессмысленным – собственно, абсурдным или противоречащим здравому смыслу. Проблема в том, что при всей очевидности ответа современному читателю (кстати, не факт, что такое утверждение будет очевидным кому-либо в будущем), отсутствует рациональное объяснение, почему именно такая постановка вопроса

смысла юриспруденции, как мы полагаем, может рассматриваться в качестве примера отражения части своего рода имплицитной юридической конструкции.

355

абсурдна в принципе. Осложняет дело тот факт, что, если перейти от убийства к хищению, в условиях именно медиального поворота и цифровой экономики отсылка

кабсурду будет уже не убедительной.

Витоге, было предложено и обосновано решение поставленной проблемы, основанное на применении двух критериев, применимых к предмету соответствующих общественных отношений (в контексте исследования – артефакту медиареальности), обозначенных как «критерий реальности» и «критерий серьезности». Первый из этих критериев формальный, он связан с проблемой юридического толкования, и отражает принцип, по которому можно разрешить относящиеся, в терминологии Г. Харта, к области «полутени» спорные случаи юридического толкования. Функциональное соответствие между предметом, составляющим центральное значение понятия, используемого в правовом тексте, и предметом соответствующего общественного отношения, позволяет считать неабсурдным такое толкование, при котором его результат будет охватывать такой предмет. Второй из предложенных критериев содержательный, и он связан с проблемой юридической значимости предметов общественных отношений. И «семейное сходство» (Л. Витгенштейн) между центральным и периферическим значением понятия, используемого в правовом тексте, и юридическая значимость определяются исходя из возможности квалификации предмета общественных отношений как внешнего референта ценности в смысле теоретической социологии, соотносимого с каким-либо обобщенным символическим посредником.

Взаключение приведем еще одно рассуждение, которое представляется нам важным. С точки зрения теоретической социологии, обобщенные символические посредники, соответствующие им внешние референты ценности, а также «процессуальные аспекты» – например, каким образом может устанавливаться связь между ними, – продукт социальной реальности. При этом методология социального

356

конструкционизма указывает и на то, что позитивное право (независимо от типа правопонимания в отношении права в целом) представляет собой один из инструментов социального конструирования реальности. Из социальноконструкционистской методологии, в частности, вытекает, что судебное решение, по крайней мере, такое, которое вынесено судом наивысшей инстанции и не подлежит дальнейшему пересмотру, следует рассматривать как акт конструирования социальной реальности. В то же время, другие инструменты структурирования общественных отношений, не обязательно относящиеся или классифицируемые в рамках устоявшейся парадигмы философии и теории права, а также отраслевых дисциплин, также могут быть задействованы в социальном конструировании реальности и, как следствие, в создании внешних референтов ценности. В свете этого теоретического наблюдения полагаем, что «реанимация» концепции Л. Фуллера, которую он обозначал как «евномика» (наука о «хороших законах»– греч. “eu” и “nomos”) организации общества если и не будет иметь существенного фундаментального значения, то будет весьма познавательна в пропедевтическом ключе пояснения принципов приложения теоретико-социологической концепции обобщенных символических посредников к праву.559

Л. Фуллер, в историческом итоге своих рассуждений, предлагал отказаться от деления способов регулирования общественных отношений на «правовые» и «иные». Альтернативная классификация предполагала их разделение исходя из принципа принятия решения, которое, в нашей интерпретации, представляет собой акт социального конструирования реальности. К числу таких принципов относились: законодательная деятельность, договор, обычай, суд (условно, правовые), но также и медиация, управленческое решение, голосование или случайное решение (условно,

559 Архипов В.В. Концепция права Лона Л. Фуллера. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Санкт-Петербургский государственный университет. – Санкт-Петербург, 2009. - С. 69–72.

357

неправовые).560 Если такое решение в обществе становится общезначимым и общеобязательным, хотя и не обязательно устанавливающим предоставительнообязывающие нормы, обладающие данными качествами, то можно исходить из презумпции, что предмет имплементации соответствующего «принципа социального порядка» является внешним референтом ценности. Такой способ рассуждения подразумевает, что с помощью позитивного права можно «сообщить» социальновалютную ценность практически любому предмету. Однако, выражаясь поэтически, это противоречит духу нашей методологии в целом и переносит нас в плоскость извечного спора между позитивизмом и юснатурализмом. Почему?

Имплицитная посылка всего настоящего исследования заключается в следующем принципе. Если правоприменительное решение нацелено на

общественное отношение, предмет которого несерьезен (не имеет социальновалютной ценности) и при этом фантазиен (его функциональность не соответствует функциональности, соотносимой с центральным значением понятия, используемого в соответствующем правовом тексте), такое решение будет абсурдным, и потому оно не может применяться и (или) должно быть отменено. У данной имплицитной посылки, очевидно, есть имплицитные посылки второго уровня:

недопустимо принимать правоприменительные решения в отношении тех общественных отношений, предмет которых, в том числе (помимо фантазийности), не имеет социально-валютной ценности на момент вынесения такого решения. В

данном случае, вне всякого сомнения, речь идет о методологии социологической юриспруденции.

в некоторых случаях правоприменительные решения не могут применяться и (или) они должны быть отменены даже в случае, если формально-

560 Там же.

358

юридически они соответствуют всем процессуально- и материально-правовым нормам. Аналогично, без сомнений, мы можем рассматривать эту посылку как соответствующую методологии юснатурализма.

С долей иронии можно отметить: очень похоже, что мы подходим на дистанцию опасной близости к субстанциальному юснатурализму. Опасность такой близости обусловлена тем фактом, что субстанциальные теории естественного права, в конечном счете, являются предметом веры, а вера в области юридической науки вполне может оказаться субъективной. Однако позволим себе альтернативную интерпретацию, которая, как мы предполагаем, позволит смягчить этот возможный удар.

В действительности, речь идет не о субстанциальном юснатурализме, а о процедурном и, как следствие, еще об одной возможной интерпретации «минимального содержания естественного права», которая помещает нашу концепцию семантических пределов права в условиях медиального поворота в контекст методологии инклюзивного позитивизма. Позитивизма при этом социологического толка.561 Что же следует сказать о «минимальном содержании естественного права»? Г. Харт говорил о биологическом выживании человека как о большей посылке силлогизма, в результате применения которой мы можем установить такое содержание. Но человек – не только биологическое существо, но еще и социальное. Физическое насилие над телом способно уничтожить человека как биологическое существо. Интеллектуальное насилие над здравым смыслом же способно уничтожить человека как существо социальное. Ведь абсурд и,

особенно, абсурд в праве – это разрушение социальной реальности. Таким образом,

561 Выскажем предположение о том, что представленная концепция вполне укладывается в отечественную традицию и может быть соотнесена с подходами, заложенными Л.И. Петражицким, в частности, о том, что право конструируется сознанием человека и вне сознания не существует. См.: Polyakov A., The St. Petersburg School of Legal Philosophy and Russian Legal Thought // Russian Legal Realism / Ed. by Brozek B., Stanek J. and Stelmach J. – Cham: Springer Nature Switzerland AG, 2018. – P. 7.

359

семантические пределы права в условиях медиального поворота, как они рассмотрены в настоящей работе, свидетельствуют о притязании права на серьезность, перефразируя Р. Алекси, а перефразируя Л. Фуллера, – об аналогичном девятом принципе «моральности права».

360

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ

ВРЦ – внешний референт ценности.

ГК РФ – Гражданский кодекс Российской Федерации.

Закон о защите детей – Федеральный закон Российской Федерации от 29.12.2010 г. № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию».

Закон об информации – Федеральный закон от 27.07.2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

КоАП РФ – Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. Критерии запрещенной информации – критерии информации, распространение которой запрещено в соответствии с ч. 5 ст. 15 Закона об информации.

НДС – налог на добавленную стоимость.

НК РФ – Налоговый кодекс Российской Федерации. ОСП – обобщенный символический посредник. РФ – Российская Федерация.

УК РФ – Уголовный кодекс Российской Федерации.

ФНС – Федеральная налоговая служба Российской Федерации.