Kolesnikova_A_V_Filosofy_novogo_vremeni

заключалась, можно сказать, абсолютная тенденция всего образования ифилософии– кэтомупунктуустремляласьвсярелигияинаука;только из этого устремления может быть понята всемирная история. […]

[Основные этапы и формы развития духа] Развитие духа состоит в том, что он:

1)существует в форме отношения к самому себе; что в его преде-

лах идеальная целокупность идеи, т. е. то, что составляет его понятие, становится таковой для него, и его бытие состоит в том, чтобы быть при себе, т. е. быть свободным, – это субъективный дух;

2)в форме реальности, как подлежащий порождению духом и порождённый им мир, в котором свобода имеет место как наличная необходимость, – это объективный дух;

3)как в себе и для себя сущее и вечно себя порождающее единство объективности духа и его идеальности или его понятия, дух в его абсолютной истине, – это абсолютный дух.

[ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО]

[Частная собственность и личность] […] Разумность собственности заключается не в удовлетворении

потребности, а в том, что снимается голая субъективность личности. Лишь в собственности лицо есть как разум. […]

[Экономические отношения как система потребностей]

[…] Существуют известные всеобщие потребности, как, например, потребность в еде, питье, одежде и т. п., и всецело зависит от случайных обстоятельств способ, каким эти потребности удовлетворяются. Почва здесь или там более или менее плодородна; годы различаются между собой по своей урожайности; один человек трудолюбив, другой ленив. Но этот кишмя кишащий произвол порождает из себя всеобщие определения, и факты, кажущиеся рассеянными и лишёнными всякой мысли, управляются необходимостью, которая сама собой выступает. Отыскивание здесь этой необходимости есть задача политической экономии, науки, которая делает честь мысли, потому что она, имея перед собой массу случайностей, отыскивает их законы. […]

[Сущность государства]

[…]Государствоестьбожественнаяидеякаконасуществуетназемле. Таким образом, оно есть точнее определяемый предмет всемирной

∙ 331 ∙

истории, в котором свобода получает свою объективность и существует, наслаждаясь этой объективностью. Ведь закон есть объективность духа

иволи в своей истинности; и лишь такая воля, которая повинуется закону, свободна, потому что она повинуется самой себе и оказывается у самой себя и свободной. Так как государство, отечество означает общность наличного бытия, так как субъективная воля человека подчиняется законам, то противоположность свободы и необходимости исчезает. Разумное необходимо как субстанциальное, и мы свободны, когда мы признаём его как закон и следуем ему как субстанции нашего собственного существа; тогда объективная и субъективная воли примиряются

иобразуют единое невозмутимое целое.

[ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ, ОСОБЕННОСТИ ЕЁ РАЗВИТИЯ]

[ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ, ЕЁ ПРЕДМЕТ] […] Философия истории означает не что иное, как мыслящее рас-

смотрениееё. Номы никак не можемобойтись безмышления; благодаря мышлениюмыотличаемсяотживотного.Ивощущении,взнанииивпознании, стремлениях и в воле, поскольку они являются человеческими, содержится мышление. Но здесь эта ссылка на мышление может показаться недостаточной, так как в истории мышление подчинено данному и сущему, основано на нём и руководится им, философии же, наоборот, приписываются самостоятельные мысли, которые умозрение порождает из самого себя, не принимая в расчёт того, что есть. Если бы философия подходила к истории с такими мыслями, то она рассматривала бы её как материал, не оставляла бы её в том виде, как она есть, но располагала бы её соответственно мысли, а следовательно, как говорят, конструировала бы её a priori. Но история должна лишь охватывать то, что есть и было, события и деяния, и она тем ближе к истине, чем более она придерживается данного; поскольку задача философии как будто противоречит этому стремлению, здесь следует выяснить это противоречие и опровергнуть вытекающее отсюда обвинение против умозрения. […]

Но единственной мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно. Это убеждение и понимание являются предпосылкой по отношению к истории, как к таковой, вообще; в самой философии это не является предпосылкой. Путём умозрительного познания в ней доказывается, что разум – здесь мы можем продолжать пользоваться этим

∙ 332 ∙

выражением, не выясняя точнее его отношения к Богу, – является как

субстанцией, так и бесконечной мощью; он является для самого себя

бесконечным содержанием всей природной и духовной жизни, равно как и бесконечной формой – проявлением этого её содержания.

[Закономерности исторического развития, роль личности в истории]

[…]Подобно тому как зародыш содержит в себе всю природу дерева, вкус, форму плодов, так и первые проявления духа виртуально содержат в себе всю историю. Восточные народы ещё не знают, что дух или человек, как таковой, в себе свободен; так как они не знают этого, они не свободны; они знают только, что один свободен, но именно поэтому также свобода оказывается лишь произволом, дикостью, тупостью страсти, обуздыванием страсти или же нежностью, которая сама оказывается лишь случайностью природы или произволом. Следовательно, этотодиноказываетсялишьдеспотом,анесвободнымчеловеком.Лишь

угрековпоявилосьсознаниесвободы,ипоэтомуонибылисвободны,но они,какиримляне,зналитолько,чтонекоторыесвободны,анечеловек, кактаковой;этогонезналидажеПлатониАристотель.Поэтомуугреков не только были рабы, с которыми были связаны их жизнь и существование их прекрасной свободы, но и сама эта свобода отчасти являлась лишь случайным, недолговечным и ограниченным цветком, отчасти она вместе с тем была тяжким порабощением человеческого, гуманного начала. Лишь германские народы дошли в христианстве до сознания, что человек, как таковой, свободен, что свобода духа составляет самое основноесвойствоегоприроды;этосознаниеспервапоявилосьврелигии, всокровеннейшейсфередуха,нопроведениеэтогопринципавмирских делах являлось дальнейшей задачей, разрешение и выполнение которой потребовали тяжелой продолжительной культурной работы. […] Всемирная история есть прогресс в сознании свободы, прогресс, который мы должны познать в его необходимости. […]

[…]… Ничто великое в мире не совершалось без страсти. …

Страсть признаётся чем-то неправильным, более или менее дурным:

учеловека не должно быть никаких страстей. Страсть и не является вполнеподходящимсловомдлятого,чтояхочуздесьвыразить.Аименно я имею здесь в виду вообще деятельность людей, обусловленную частными интересами, специальными целями их, если угодно, эгоистическими намерениями, и притом такую, что они вкладывают в эти цели всю энергию своей воли и своего характера, жертвуют для них другими предметами, которые также могут быть целью, или, скорее, жертвуют для них всем остальным.

∙333 ∙

[…] Историческими людьми, всемирно-историческими личностя-

ми являются те, в целях которых содержится […] всеобщее.

К числу таких людей принадлежит Цезарь […]. То, что ему […] принесло осуществление его прежде всего отрицательной цели, а именно единоличная власть над Римом, оказалось вместе с тем само по себе необходимым определением в римской и всемирной истории, оно явилось, таким образом, не только его личным достижением, но инстинктом, который осуществил то, что в себе и для себя было своевременно. Таковы великие люди в истории, личные частные цели которых содержат в себе тот субстанциальный элемент, который составляет волю мирового духа. Их следует называть героями, поскольку они черпали свои цели и своё призвание не просто из спокойного, упорядоченного, освященного существующей системой хода вещей, а из источника, содержание которого было скрыто и недоразвилось до наличного бытия, из внутреннего духа, который ещё находится под землей и стучится во внешний мир, как в скорлупу, разбивая её, так как этот дух является иным ядром, а не ядром, заключённым в этой оболочке. Поэтому кажется, что герои творят сами из себя и что их действия создали такое состояние и такие отношения в мире, которые являются лишь их делом и их созданием.

Такие лица, преследуя свои цели, не сознавали идеи вообще, но они являлись практическими и политическими деятелями. Но в то же время они были и мыслящими людьми, понимавшими то, что нужно ичтосвоевременно.Именноэтоявляетсяправдойихвременииихмира, так сказать, ближайшим родом, который уже находился внутри. Их дело было знать это всеобщее, необходимую ближайшую ступень в развитии их мира, сделать её своей целью и вложить в её осуществление свою энергию. Поэтому всемирно-исторических людей, героев какой-нибудь эпохи, следует признать проницательными людьми; их действия, их речи– лучшеевданноевремя.Великиелюдижелалидоставитьудовлет- ворениесебе,анедругим.Теблагонамеренныепланыисоветы,которые им могли бы дать другие, явились бы скорее ограниченными и ложными,потомучтоименновеликиелюдииявлялисьтем,которыевсеголучше понимали суть дела и от которых затем все усваивали себе это их понимание и одобряли его или по крайней мере примирялись с ним. Ведь далее подвинувшийся в своём развитии дух является внутренней, но бессознательной душой всех индивидуумов, которая становится у них сознательнойблагодарявеликимлюдям.Другиеидутзаэтимидуховнымируководителямиименнопотому,чточувствуютнепреодолимуюсилу их собственного внутреннего духа, который противостоит им. Далее,

∙ 334 ∙

если мы бросим взгляд на судьбу этих всемирно-исторических личностей, призвание которых заключалось в том, чтобы быть доверенными лицамивсемирногодуха,оказывается,чтоэтасудьбанебыласчастлива. Они появлялись не для спокойного наслаждения, вся их жизнь являлась тяжёлым трудом, вся их натура выражалась в их страсти. Когда цель достигнута, они отпадают, как пустая оболочка зерна. Они рано умирают, как Александр, их убивают, как Цезаря, или их ссылают, как Наполеона на остров св. Елены. То злорадное утешение, что жизнь исторических людей нельзя назвать счастливой, что так называемое счастье возможно лишь в частной жизни, которая может протекать при весьма различных внешних обстоятельствах, – это утешение могут находить в истории те, кто в этом нуждается. А нуждаются в этом завистливые люди, которых раздражает великое, выдающееся, которые стремятся умалить его и выставить напоказ его слабые стороны. Таким образом, и в новейшее время много раз доказывалось, что государи вообще не бывают счастливы на троне, а поэтому доказывающие это мирятся с тем, что царствуют не они, а государи. Впрочем, свободный человек не бывает завистливым, а охотно признаёт великое и возвышенное и радуется, что оно есть. […]

Итак, частный интерес страсти неразрывно связан с обнаружением всеобщего, потому что всеобщее является результатом частных и определённых интересов и их отрицания. Частные интересы вступают в борьбу между собой, и некоторые из них оказываются совершенно несостоятельными. Не всеобщая идея противополагается чему-либо; не она подвергается опасности; она остаётся недосягаемой и невредимой на заднем плане. Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причём то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб и вред. Ибо речь идет о явлении, часть которого ничтожна, а часть положительна. Частное в большинстве случаев слишком мелко по сравнению со всеобщим: индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на гибель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов.

[Роль отдельных народов в истории]

Народу, обладающему […] природным началом, поручено его исполнение в поступательном шествии развивающегося самосознания мирового духа. Он во всемирной истории для данной эпохи – господ-

ствующийнарод, и лишьоднажды он может […] составить в нейэпо-

ху. Пред лицом этого его абсолютного права быть носителем ступени развития мирового духа в настоящее время духи других народов бесправны, и они, равно как и те, чья эпоха минула, не идут больше в счёт во всемирной истории.

∙ 335 ∙

[ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ]

Введение в историю философии […] История философии показывает нам ряд благородных умов, га-

лерею героев мыслящего разума, которые силой этого разума проникли

всущностьвещей, в сущность природыи духа, всущность Бога,и добыли для нас величайшее сокровище, сокровище разумного познания. […]

Сотдельным народом может […] случиться, что его образованность, искусство, наука, вообще его духовное достояние приходит в состояние застоя, как это, например, произошло, по-видимому, с китайцами, которые две тысячи лет тому назад во всём, может быть, находились

втом же состоянии, в котором они находятся ныне. […]

Созданноекаждымпоколениемвобластинаукиидуховнойдеятельности есть наследие, рост которого является результатом сбережений всех предшествовавших поколений, святилище, в котором все человеческие поколения благодарно ирадостно поместили всёто,что им помогло пройти жизненный путь, что они обрели в глубинах природы и духа. Это наследование есть одновременно и получение наследств, вступление во владениеэтимнаследством.Оноявляетсядушойкаждогопоследующего поколения, его духовной субстанцией, ставшей чем-то привычным, его принципами, предрассудками и богатствами; и вместе с тем это полученное наследство низводится получившим его поколением на степень предлежащего материала, видоизменяемого духом. Полученное, таким образом, изменяется, и обработанный материал именно потому, что он подвергается обработке, обогащается и вместе с тем сохраняется.

[Конечный пункт историко-философского процесса]

Теперешняя стадия философии характеризуется тем, что идея познана в её необходимости, каждая из сторон, на которые она раскалывается, природа и дух, познаётся как изображение целостности идеи,

ине только как в себе тождественная, но и как порождающая из самой себя это единое тождество, и последнее благодаря этому познаётся как необходимое. Природа и духовный мир или история суть эти две действительности; существующее как действительная природа есть образ божественного разума, формы сознательного разума суть также и формы природы. Окончательной целью и окончательным устремлением философии является примирение мысли, понятия с действительностью,

илегко находить полное удовлетворение в других, низших точках зрения, тех или других видах созерцания и чувства. […] Результатом историифилософииявляетсямысль,котораянаходитсяусебяивместестем

∙336 ∙

охватывает универсум, превращает его в интеллектуальный мир. […] До этой стадии дошёл мировой дух. Каждаяступень имеет в истин-

ной системе философии свою собственную форму; ничто не утеряно, все принципы сохранены, так как последняя философия представляет собой целостность форм. Эта конкретная идея есть результат стараний духа в продолжение своей серьёзнейшей почти двадцатипятивековой работы стать для самого себя объективным, познать себя.

ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ЙОЗЕФ ШЕЛЛИНГ

Выдержки из произведения Ф.В.Й. Шеллинга даны по изданию: Антология мировой философии. В 4-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1971. С. 275– 282.

ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СВОБОДЫ

[Противоречие необходимости и свободы – условие жизни философии и наук]

[…]Не будь противоречия необходимости и свободы, философия,

ине одна только философия, а и всякое высшее хотение Духа, обречены былибынасмерть,являющуюсяуделомтехнаук,которыенезнаютэтого противоречия. Тот, кто отделывается от этой задачи путём отречения отразума,выбираетисход,болеепохожийнабегство,нежелинапобеду. Ведь кто-нибудь другой мог бы с таким же правом повернуться спиной к свободе для того, чтобы кинуться в объятия разума и необходимости; однако в обоих с случаях одинаково не было бы оснований праздновать победу.

[В доидеалистических системах нет истинного понятия свободы]

[…] Истинного понятия свободы в сущности нет во всех предшествовавших открытию идеализма системах нового времени; к Лейбницевой системе это приложимо в такой же мере, как и к Спинозовой.

[Ошибка спинозизма – в абстрактности понятия о субстанции и как её следствие – в механицизме]

Выскажем здесь раз навсегда своё определённое мнение о спинозизме. Эта система есть фатализм не потому, что она признаёт вещи существующими в Боге; ибо, как мы показали, пантеизм не исключает возможности по крайней мере формальной свободы; следовательно, фатализм Спинозы должен иметь какое-то совершенно иное, независимое

∙ 337 ∙

от этого основание. Ошибка его системы отнюдь не в том, что он помещает вещи в Боге, а в том, что он говорит о вещах, т. е. в абстрактном понятии мировых существ, в понятии самой бесконечной субстанции, также являющейся для Спинозы вещью. Вот почему его аргументы против свободы имеют совершенно детерминистический, отнюдь не пантеистический характер. Он говорит и о воле как о вещи и, исходя из такой точки зрения, весьма естественно доказывает, что во всяком отдельном случае своей деятельности воля необходимо определяется какой-нибудь другой вещью, в свою очередь определяющейся какой-нибудь третьей, и т. д. до бесконечности. Отсюда безжизненность его системы, бездушность формы, бедность понятий и выражений, неумолимая суровость определений, совершенно согласующаяся с абстрактностью его образа мышления; отсюда же вполне последовательно вытекало и его механическое воззрение на природу. Возможно ли сомневаться в том, что динамическое представление о природе ужо само по себе должно было бы существенно изменить основные воззрения спинозизма? […]

[Основа философии природы – познание единства динамического, душевного и духовного]

Прямой задачей стремлений автора было выразить взаимное проникновение реализма и идеализма. Основное понятие Спинозы, одухотворенное (и в одном существенном пункте изменённое) принципом идеализма, обрело в более высоком понимании природы и познанного единства динамического, душевного и духовного живую основу, из которой выросла философия природы. […]

[Философия природы становится системой разума только при восполнении идеализмом свободы]

[Философия природы] […] Как чистая физика [философия природы] могла быть […] не-

зависимой, по отношению же к целому философии признавалась лишь одной из её частей, именно реальной частью, которая становится способной возвыситься на степень системы разума в подлинном смысле, лишь когда восполнена идеальной частью философии, представляющей сферу господства свободы.

[Хотение, воля есть первобытие]

Именно в последней (т. е. свободе) – гласило утверждение автора – содержится последний потенцирующий акт, благодаря которому вся природа преображается в ощущение, разум и, наконец, в волю.

∙ 338 ∙

В последнем и высшем счёте нет иного бытия, кроме хотения. Хотение есть первобытие, и только к хотению приложимы все предикаты первобытия: безоснованность, вечность, независимость от времени, самоутверждение.Всяфилософиястремитсялишькотысканиюэтоговысшего выражения бытия.

[Всё действительное есть природа, мир вещей имеет основой деятельность]

Однако как высоко ни поднимает нас в этой области идеализм и как ни несомненно то, что мы обязаны ему первым совершенным понятием формальной свободы, но сам по себе идеализм менее всего представляет законченную систему и оставляет нас без всякой помощи, когда мы ищем более точного и определённого знания о свободе. По поводу первого из этих недостатков скажем, что развитый в систему идеализм отнюдь не должен ограничиваться утверждением, что только деятельность,жизньисвободасутьистиннодействительное(утверждение,возможное и для субъективного, неверно понимающего свою собственную сущность идеализма Фихте); напротив, его задача – показать и то, что и, наоборот, всё действительное (природа, мир вещей) имеет своей основой деятельность, жизнь и свободу, или, выражаясь термином Фихте, что не только яйность есть всё, но и, наоборот, всё есть яйность.

[Результат сведения всего содержания философии к понятию свободы]

Идея сведения всего содержания философии к понятию свободы дала человеческому духу во всех его проявлениях (а не только в сфере его внутренней жизни) свободу и вызвала во всех отраслях науки более мощныйподъём,нежеликакая-нибудьизпредыдущихреволюций. Идеалистическое понятие постоянно освящает более возвышенную философию нашего времени, особенно более возвышенный современный реализм. И если бы те, кто критикует последний или считает его своим воззрением, поняли, что свобода есть его основная внутренняя предпосылка, в сколь отличном свете предстало бы перед ними это учение!

[Идеализм даёт только формальное понятие свободы]

[…] Идеализм сам по себе не в состоянии указать (здесь) специфическое различие, т. е. определённое отличие именно человеческой свободы. Заблуждением было бы также думать, будто идеализмом уничтожается пантеизм; такое мнение могло бы возникнуть только благодаря смешению пантеизма с односторонним реализмом. Ибо для пантеизма, как такового, совершенно безразлично, существуют ли вещи, содержа-

∙ 339 ∙