2. Однако главная трудность в применении теории формаций к изучению

исторического процесса заключается в другом. Научное исследование всегда

начинается с формулировки проблемы. Ее постановка диктует тот вопросник, с

которым историк подходит к своим источникам. О том, о чем историк их не вопрошает,

источники ему и не расскажут. Учение о формациях предопределяет направление

мысли историков. Они отбирают в источниках материал, релевантный схеме,

отбрасывая и игнорируя остальное или оттесняя этот “иррациональный остаток” на

периферию своего сознания. “Кто ищет, тот всегда найдет”, распевали мы в детстве. В

этих словах горькая правда: идущий находит именно то, что ищет, и может не увидеть

или, во всяком случае, не оценить объективно всего остального. Априорные установки,

заложенные в схему, односторонне ориентируют исследователей, сужение горизонта

поиска неизбежно ограничивает его свободу.

Нет ничего проще, чем всюду и везде находить “феодализм”, если

руководствоваться упрощенным пониманием феодализма как строя крупного

землевладения, эксплуатирующего земледельцев. Здесь всегда налицо вооруженные

господа и бесправные крестьяне, к которым господа применяют внеэкономическое

принуждение, и связи между сюзеренами и вассалами. Оснащенный такими

критериями историй найдет феодализм и в древневосточных деспотиях - от

Месопотамии до Египта, и в Римской империи (колонат), и в Китае, и в Индии, и в

Иране, и в Византии, и в Русском государстве (крепостничество). Над культурами

мелкого земледелия постоянно и повсеместно воздвигались схожие между собой

системы угнетения1.

И столь же незамысловата процедура поисков рабовладельческого строя: в самом

деле, где в давние (и сравнительно недавние) времена не существовало рабства? Но

определяли ли рабство или поземельно-личная зависимость крестьян коренные,

структурные черты того или иного общества? Этот вопрос обычно не обсуждается.

Применение историками пятичленной схемы чревато упрощениями и

неоправданными сближениями разнородных и разнокачественных социальных систем

и слабо обоснованными генерализациями. Поглощенные взысканиями формационных

признаков в том или ином обществе, мы упустили из виду такие стороны исторической

действительности, которые объемлются понятиями “культура” и “цивилизация”. Но

что означает подобное “упущение”? На мой взгляд, не что иное, как игнорирование

самой сущности исторического процесса - истории людей. Категории “культура” и

“цивилизация” лежат в ином плане, нежели категория “формации”, и не могут быть к

ней сведены.

Как правило, не обсуждается возможность существования социальных структур,

которые не подходят под характеристику какой-либо из намеченных марксизмом

формаций и “выламываются” из схемы. Казалось бы, введение в научный оборот новых

материалов, открытие доселе неведомых обществ и выявление в давно изучаемых

структурах новых сторон должны были привести к усложнению категориальной сетки,

которую историки налагают на историческую действительность. Ведь функция

“идеального типа” в историческом исследовании заключается в том, чтобы

посредством верификации идеально-типической модели путем сопоставления ее с

конкретными наблюдениями добиться открытия новых сторон действительности,

моделью не предусмотренных; иными словами, в том, чтобы в свете

исследовательского эксперимента эту модель обогатить, видоизменить или вовсе

отбросить. Эвристическая ценность идеального типа обнаруживается именно в тех

случаях, когда это “предельное понятие” в той или иной мере опровергается

исследуемым материалом.

Между тем наложение формационной схемы на данные исторических

источников в лучшем случае вело лишь к некоторой детализации того или иного ее

компонента, но не к ее пересмотру в целом. Дело в том, что учение о формациях не

представляет собой “идеального типа” - орудия познания. Во-первых, идеальный тип,

по Марксу Веберу, не обретается в эмпирической реальности и представляет собой

“исследовательскую утопию”, тогда как общественно-экономическая формация, по

Марксу, есть не что иное, как материальное воплощение системы производственных

отношений, собственности, средств производства, а вовсе не логическая конструкция.

То, что “общественно-экономическая формация” и “идеальный тип”

представляют собой логически несопоставимые категории, побуждает нас затронуть

вопрос о гносеологических аспектах марксистской теории.

________________________________