Глава 1. Гуго Гроций

Гуго Гроций (1583–1645) родился в голландском городе Дельфте. Уже в детстве проявились его необыкновенные способности: в восемь лет он писал стихи на латыни, в 11 — поступил в знаменитый Лейденский университет, ректором которого был его дядя, а куратором — отец; в 14 — публично защитил тезисы по математике, философии и правоведению, а в 15 — получил степень доктора права в Орлеанском университете.

Г. Гроций, при всей широте научных интересов, прежде всего юрист, и право — основной предмет его исследований. В трех книгах «О праве войны и мира» он поставил перед собой цель придать юриспруденции научную форму, которой она, по его мнению, прежде не имела. Наука, думал Гроций, оперирует вечными и неизменными категориями, поэтому ученый-правовед должен найти некие общие признаки права, существующие везде и всегда независимо от изменчивой воли людей. Вот как пишет об этом сам Гроций: «…теперь, когда мне осталось в удел лишь недостойное изгнание из отечества, столь прославленного моими трудами, мне захотелось усердными занятиями в частной жизни прийти на помощь юриспруденции, которой я служил прежде, насколько мог, честно, занимая общественные должности. Многие до сих пор предпринимали попытку придать этой отрасли научную форму, но никто не сумел сделать этого, да, по правде говоря, это и невозможно было выполнить иначе, как тщательно отделив то, что возникло путем установления, от того, что вытекает из самой природы; на подобное обстоятельство до сей поры как раз и не было обращено должного внимания. Ибо ведь то, что вытекает из природы вещи, всегда пребывает тождественным самому себе и поэтому без труда может быть приведено в научную форму; то же, что возникло путем установления, часто изменяется во времени и различно в разных местах, а потому и лишено какой-либо научной системы, подобно прочим понятиям о единичных вещах». В первом случае идет речь о праве естественном, во втором — о праве позитивном, или волеустановленном, как называет его сам Гроций. Факт существования естественного права — вечного и неизменного — доказывается Гроцием с помощью двух методов: «из первых начал» — априори, который «состоит в обнаружении необходимого соответствия или несоответствия какой-нибудь вещи с разумной и общежительной природой (человека. — И. К. — Подробно об этом речь пойдет дальше)»; «из вытекающих отсюда следствий» — апостериори, состоящий в отыскании «того, что признается таковым у всех или, по крайней мере, у наиболее образованных народов» (с. 73). Таким образом, Гроций предлагает использовать рационально-логический (дедуктивный) и эмпирический (индуктивный) методы исследования. Хотя последний метод и не может привести к абсолютно истинным выводам, Гроций полагает, что согласие во мнениях касательно какого-либо предмета, в данном случае естественного права, — важное свидетельство его действительного существования. Поэтому-то он и стремится привести как можно больше высказываний различных авторов: философов, историков, политических деятелей, писателей, поэтов и т. д.

Продолжая античную традицию, Гроций отождествляет понятия права и справедливости: «…право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит же справедливости то, что противно природе существ, обладающих разумом» (с. 68).

Источником естественного права является природа человека, который отличается от всех прочих существ тем, что наделен разумом, речью и общительностью. «К числу свойств, присущих человеку, — пишет он, — относится стремление к общению, или, что то же, общительность, но не всякая общительность, а именно — стремление к спокойному и руководимому собственным разумом общению человека с себе подобными…» (с. 45). Такого рода общение возможно только при соблюдении всеми участниками определенных правил. Поэтому-то «наряду со свойственной ему (человеку. — И. К.) преобладающей наклонностью к общению, для чего он один среди всех живых существ одарен особым органом речи, следует признать присущую ему способность к знанию и деятельности согласно общим правилам» (с. 46). Отсюда следует вывод, что «мать естественного права есть сама природа человека» (с. 48). Она с неизбежностью порождает некие вечные, неизменные и независимые от чьей-либо воли нормы поведения — естественное право. Вместе с тем Гроций отнюдь не отождествляет нормы морали и нормы естественного права, к последним он относит такие требования, как «воздержание от чужого имущества, так и возвращение полученной чужой вещи и возмещение полученной из нее выгоды, обязанность соблюдения обещаний, возмещение ущерба, причиненного по нашей вине, также воздаяние людям заслуженного наказания» (с. 46). Эти нормы вечны и неизменны, не устает повторять Гроций. Однако как ученый, прекрасно знающий историю и современные ему события, он не может не видеть, что эти нормы действуют далеко не везде и не всегда. В чем же дело? Во-первых, изменчивы отношения (или вещи, по терминологии Гроция), на которые нормы распространяются, что нередко создает иллюзию изменчивости самих норм. Во-вторых, естественное право предписывает правила не вообще, «а в расчете на известный порядок вещей» (с. 72).

Волеустановленное право подразделяется на божественное и человеческое. Божественное право своим непосредственным источником имеет волю Бога, но при этом не совпадает с естественным правом. Бог, полагает Гроций, конечно, не устанавливает чего-либо противного естественному праву, но может сделать из него изъятия. Дело в том, что право, понимаемое как система норм, что-либо предписывает, запрещает или дозволяет, и именно последнее, т. е. дозволение, может быть волей Бога ограничено. Таким образом, божественное право совпадает с христианской нравственностью, а она «предписывает нам более высокую чистоту, нежели может требовать естественное право само по себе» (с. 57). Например, по естественному праву человек должен предпринимать меры для сохранения своей жизни, христианский же закон предписывает «пойти на смерть друг за друга» (с. 91). Короче говоря, божественное право представляет собой систему религиозно-нравственных норм и, собственно, к позитивному (человеческому волеустановленному) праву непосредственного отношения не имеет.

Право волеустановленное человеческое — это право внутригосударственное и международное, или право народов. Его источник — соглашение между людьми, народами и государствами. Именно согласие придает ему общеобязательность. Поэтому, если матерью естественного права является природа человека, то матерью «внутригосударственного права является само обязательство, принятое по взаимному соглашению; а так как последнее получает свою силу от естественного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права» (с. 48). А что касается международного права, то оно возникает «в силу взаимного соглашения как между всеми государствами, так и между большинством их» (с. 48).

Получается, что человеческое право имеет конвенциональный характер и не может быть не связанным с пользой и интересами тех, кто его устанавливает: «...польза же послужила поводом для возникновения внутригосударственного права, ибо как самое сообщество, о котором была речь, так и подчинение возникли и установлены ради какой-нибудь пользы. Оттого-то и те, кто предписывает законы другим, обычно тем самым преследуют какую-нибудь пользу или, по крайней мере, должны ее преследовать» (с. 48). Сказанное касается и международного права, нормы которого устанавливаются «в интересах не каждого сообщества людей в отдельности, а в интересах обширной совокупности всех таких сообществ» (с. 48).

Вместе с тем Гроций не противопоставляет естественное право, олицетворяющее справедливость, человеческому, связанному с полезностью. Напротив, они не только взаимопредполагают друг друга, но и выступают в качестве единой нормативной системы, несущей и полезность, и справедливость. .

При такой постановке вопроса, казалось бы, снимается проблема соотношения права и силы, права и принуждения. Действительно, Гроций считает, что невозможно принуждать людей к соблюдению справедливости. Вместе с тем позитивное право в форме законов и иных установлений предполагает возможность принуждения и даже немыслимо без него: «...право не получает своего внешнего осуществления, если оно лишено силы для проведения в жизнь» (с. 49). Носителем такой силы становится государство.

Гроций — сторонник договорной теории происхождения государства, предполагающей существование догосударственного естественного состояния. Оно, согласно Гроцию, отличалось простотой жизни, общностью имуществ и чувством взаимной приязни. Постепенно жизнь усложнялась: развивались искусства, промыслы — земледелие и скотоводство; начали осознаваться различия между людьми, а «из различия способностей проистекли соревнования и даже убийство» (с. 203). Наконец, утверждается частная собственность, причем «не одним только актом личной воли, ибо тогда ведь одни не могли бы знать, что угодно другим считать своим имуществом, чтобы воздержаться от посягательства на него и чтобы многие не претендовали на одну и ту же вещь; но неким соглашением, или выраженным явно, как путем раздела, или молчаливо предполагаемым, как путем завладения» (с. 203). Однако соглашение о разделе собственности отнюдь не гарантировало порядок и безопасность; напротив, еще острее ощущалась потребность в организующей и упорядочивающей силе. В связи с этим люди пришли к идее о необходимости образования государства и «не по божественному велению, но добровольно, убедившись на опыте в бессилии отдельных рассеянных семейств против насилия, откуда ведет свое происхождение гражданская власть» (с. 166), цель которой заключается не в служении чьим-либо корыстным интересам, а в достижении общего блага и обеспечения действия права в общении между людьми. Государство есть «совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы», полагает Гроций (с. 74). Оно призвано осуществлять ряд функций, к которым относятся: законотворчество, осуществление непосредственного управления и правосудие. Отсюда проистекают и признаки государства: «обладание собственными законами, судами и должностными лицами» (с. 126). Сфера деятельности государства ограничена публичными, т. е. общими, делами, а в частные оно вмешивается «лишь в той мере, в которой это необходимо для поддержания общественного спокойствия» (с. 127).

Государственная власть обладает верховенством, т. е. суверенитетом: это «такая власть, действия которой не подчинены иной власти и не могут быть отменены чужой властью по ее усмотрению» (с. 127). В отличие от Ж. Бодена, полагавшего, что носителем суверенитета является личность правителя (или правителей), Гроций утверждает, что существуют два носителя суверенитета — в общем и особенном смысле слова. «Подобно тому, — объясняет Гроций свою мысль, — как общий носитель зрения есть тело, собственный же есть глаз, так общим носителем верховной власти является государство, названное выше совершенным союзом» (с. 127); носителем же верховной власти в собственном смысле слова является «или одно лицо, или же несколько, сообразно законам и нравам того или иного народа» (с. 128).

Государство независимо от конкретных исторических примеров и форм правления — это способ и форма бытия народа. В данном качестве государство представлено четырьмя элементами: народом, верховной властью, территорией и общим правом.

Народ, полагает Гроций, представляет из себя некое целое, имеющее «единое бытие» или «единый дух» (с. 312). Существование народа и государства взаимообусловлено: пока существует народ — существует и созданное им государство, сам же народ существует до тех пор, пока сохраняются связывающие его узы — власть и право, распространяющие свое действие на определенную территорию. Гроций, как мы знаем, относит себя к юристам и поэтому анализируeт государство в юридических терминах. Власть, принадлежащая суверену в собственном смысле слова, рассматривается Гроцием как особая, но все же вещь, поэтому частноправовые аналогии кажутся ему вполне уместными. Так, суверен может обладать властью на праве полной собственности, на праве узуфрукта и на праве временного пользования. Например, римские диктаторы получали власть во временное пользование, римские цари владели властью на праве узуфрукта, некоторые же правители обладали на праве полной собственности (с. 135).

Власть на праве полной собственности приобретается либо путем справедливой войны, либо по воле самого народа, который, по мнению Гроция, в целом ряде случаев может безоговорочно подчинить себя правителю. В этом случае правитель волен распоряжаться властью по своему усмотрению вплоть до ее отчуждения. Вместе с тем патримониальная теория государства плохо вписывается в общую канву рассуждений Гроция. Его симпатии явно на стороне владения властью на праве узуфрукта. Такая власть всегда вручается по воле народа и никогда не может быть безграничной.

Во-первых, правитель не обладает правом отчуждения власти и государственной собственности, «доходы от которой предназначены на покрытие расходов государства и поддержания королевского достоинства» (с. 138).

Во-вторых, если государь лишен возможности исполнять свои обязанности, то «регентство принадлежит тем, кому оно поручено основным государственным законом, или, при отсутствии последнего, согласием народа» (с. 138).

В-третьих, власть правителя ограничивается обещаниями, которые он дает подданным или Богу.

В-четвертых, Гроций различает действия правителя как носителя верховной власти и как частного лица; в последнем случае на него распространяется действие всех внутригосударственных законов как на любого другого члена государства .

В-пятых, народ может ограничить власть правителя законами и все действия, совершенные вопреки им, «могут быть объявлены недействительными как полностью, так и отчасти, ибо народ в полной мере сохраняет свои права» .

Наконец, в-шестых, в случае смерти избранного монарха или прекращения династии власть возвращается к народу. Более того, бывают моменты, когда народу следует выразить свое мнение.

Понятие войны у Гроция весьма широкое. «...Война есть состояние борьбы силою как таковое», — пишет он (c. 68). Войны не запрещены правом ни божественным, ни естественным, ни международным. Ведь каждое «живое существо немедленно же после своего рождения дорожит собой, заботится о собственном самосохранении и о собственном благосостоянии, а также о том, что способствует сохранению его благосостояния; с другой стороны, оно стремится избегнуть гибели или всего того, что, по-видимому, может причинить гибель» (с. 83). Поэтому защита себя и своего права с помощью силы в целом ряде случаев вполне оправданна; безоговорочно воспрещается лишь то насилие, которое нарушает чужое право. Сказанное касается как государств, так и частных лиц. Государствами ведутся публичные войны; частными лицами, соответственно, — частные. Последний вид войн оправдывается тем, что «по природе каждый является защитником своего права, для чего нам и даны руки» (с. 181). Однако право на ведение частной войны принципиально ограничивается после создания государства, а именно — судебной власти. Тогда вступает в силу принцип, гласящий, что никто не может быть судьей в своем собственном деле. «И несмотря на то, — пишет Гроций, — что государственные суды установлены не природой, но человеческой волей, тем не менее они несравненно совершеннее созданий природы и пригоднее для спокойствия людей; поэтому и обращение к ним ни для кого не представляет такой важности, как для отдельных людей, нередко слишком проникнутых заботой о самих себе и полагающих возможным осуществить свое право собственноручно, между тем как повиновение столь похвальному учреждению внушает сама справедливость и самый естественный разум» (с. 119). В тех же случаях, когда невозможно обратиться за судебной защитой, человек волен использовать свое естественное право на самозащиту.

Публичные войны ведутся по решению верховной власти в государстве в области таких отношений, «где отсутствует или прекращается действие судебной власти» (с. 196). Они могут вестись как против других государств, так и против частных лиц. Справедливой причиной войны может быть только правонарушение. Те нарушения, которые являются основаниями для судебных исков, одновременно являются справедливыми причинами для объявления войны.