1 Ср. С известным рассказом а. П. Чехова «Спать хочется».

крайней точкой которого явился ночной выстрел. Именно в этом определении подлинных истоков конфликта и проявляется автор­ская позиция. Он нигде прямо не называет вопиющее социаль­ное неравенство истинным преступником, но логика развития образа центрального персонажа, его речевая самохарактеристика, развитие его контактов с толпой и эволюция взглядов последней — свидетельство однозначности авторских позиций.

Толпа — коллективный образ. Ни речь, ни поведение, ни реп­лики, обращенные к Джиму и шерифу, не позволяют выделить из нее какие-либо индивидуальные лица. Этому способствует и анонимность наименования автором отдельных ее представителей. Толпа социально однородна, состоит из таких же издольщиков, как и сам Джим, так же невежественна, так же бесправна. Колдуэлл мастерски показывает эволюцию массового сознания: сначала смятение при сообщении о факте преступления, затем нелегкие попытки уложить ситуацию в испытанные практикой модели поведения, интуитивный вывод о невинности героя ("but somehow, it don't seem right") и, наконец, развязка, которая подчеркивает решительность и единство собравшихся. Джим не стал изгоем. Акт единения массы с ним, выражение коллективного мнения, завершающего эволюцию собирательного образа толпы, решитель­ный тон развязки (jumped, jerked, jabbed) — это тоже выраже­ние позиции автора.

Шериф, замыкающий треугольник образов, также представ­ляет собой чрезвычайно характерную для Колдуэлла фигуру и является действенным средством выражения авторской позиции.

Толпа не испытывает ни уважения, ни страха по отношению к нему: "The man... elbowed the sheriff out of the way"; "A man shoved the sheriff away"; "He was elbowed out of the way". К нему никто не обращается, в возбужденное обсуждение вопроса его не включают, он даже сам толком не знает, что и как случилось, и проталкивается к окну камеры, как любой другой из присут­ствующих, а не как облеченное властью лицо: "...pushing forward one moment and being elbowed away the next"; "...trying to push forward". По-видимому, такое обращение его не возмущает, тон всех его восьми реплик в адрес Джима привычно доброжелателен, и все они содержат полезные, но неуместные в данной ситуации советы. Весьма возможно, что он даже внутренне согласен с анти­юридическим вердиктом толпы, и последнюю фразу рассказа мож­но было бы рассматривать как свидетельство борьбы между чувст­вом и долгом у блюстителя закона. Однако последовательность развития его образа не разрешает нам этого сделать. Борьба чув­ства и долга предполагает наличие моральных устоев. Она свой­ственна натуре сильной и глубокой. Шериф же всем своим неза­дачливым поведением в камере и затем в толпе проявляет себя как человек совершенно иного склада. И его финальный шаг — это трусливый уход от ответственности принимать решение. Пре­пятствовать решению толпы он не может (неравны силы, и он отнюдь не борец) и не хочет: все-таки все эти люди — избира­тели, от которых в какой-то степени зависит его судьба во время очередных выборов в шерифы, и портить с ними отношения неже­лательно. Поддерживать же толпу еще более опасно, ибо это зна­чит идти против полковника Максуэлла, что уж наверняка озна­чает потерю теплого местечка. Так блюститель закона оказывается первым его нарушителем. Да и какой он блюститель закона, когда закон заменен беззаконием! К этому выводу Колдуэлл подводит читателя постепенно и неотвратимо.

Помимо четкого и недвусмысленного выражения своих идейно-этических позиций, писатель демонстрирует в рассказе и свои основные эстетические принципы. Одним из них является харак­теристика социально-значимого явления через внешне незначи­тельную деталь. Так, например, в начале завязки помещен неболь­шой абзац, в котором рассказывается о молодом негре, везущем хлопок мимо возбужденной толпы. В конце рассказа говорится о белом, тоже везущем хлопок на переработку. Ситуации обоих абзацев идеально параллельны, но выходы из них диаметрально противоположны: "the (coloured) boy whipped up the mules... and made them trot*'; "the man... pushed through the crowd to... where all the shouting and swearing was being done".

Негр, увидев толпу белых, не зная, что происходит, бежит от возможной опасности, ибо весь предыдущий опыт многих поко­лений цветных учит, что от толпы белых добра ждать не следует. Белый же в аналогичной ситуации реагирует тоже естественным и привычным образом: он хочет выяснить, что случилось.

Расовая проблема не находится в центре внимания писателя в данном рассказе. Но южанин Колдуэлл отлично знаком с поло­жением дел в своей стране и часто пишет о нем. Здесь перед нами освещение самого больного вопроса Америки через деталь внешнего действия, занимающую лишь фоновую позицию в общей структуре рассказа.

Через деталь охарактеризовано и бедственное материальное положение издольщиков, составляющих толпу. Эта деталь иного характера. Ее включение в систему художественных средств произведения осуществляется путем тщательного отбора язы­кового материала в речевую партию толпы. Действительно, раз­мышляя вслух о возможности взять голодного ребенка в свой дом, каждый использует слово "something" — "something for her to eat", "could have fed her something, somehow". Таким образом Колдуэлл подчеркивает, что в каждом доме еле сводятся концы с концами и прокормить лишний рот очень трудно, разве что за счет собственных желудков. Так проблема обнищания мелкого фермера и издольщика, постоянно волнующая Колдуэлла, тоже находит здесь свое отражение.

Рассказ очень невелик по размерам. Автор предельно скуп в своих квалификациях: в тексте всего 8 определений, из которых только три — "long, thin face" и "milling crowd" — имеют опреде­ленную субъективно-оценочную коннотацию. Это не мешает писа­телю затронуть ряд острейших проблем современной ему дейст­вительности, занять недвусмысленную позицию по каждой из них и довести ее до читателя в высоко художественной, яркой, индиви­дуальной форме.

William Faulkner (1897—1962)