1 D'Epinay l.C. Time space and socio-cultural identity // Intern, social sciences]. P., 1986. Vol. 38, №1. P. 99.

2 Цит. По: Добренькое в.И. Современный протестантский теологический модернизм сша. М., 1980гс. 27.

234

фактора. Привязанность к одному фактору, его абсолютизация неиз­бежно влекут за собой мифологизацию.

Национальный стиль мышления является производным от множест­ва факторов (социально-экономических условий, специфики общест­венного развития той или иной страны, нации т.д.). Вычленить все факторы, детерминирующие национальные особенности творческого мышления, не представляется возможным, поскольку отдельные факто­ры разновременны. Одни из них детерминируют в настоящее время, другие же действовали в неопределенном прошлом. В любом случае, как правило, национальные особенности стиля мышления объясняются комплексом одновременно или разновременно действующих факторов. Так, например, при объяснении национальных особенностей творческо­го мышления швейцарцев большое значение имеет религиозный фак­тор. Однако он оказывается недостаточным при объяснении нацио­нальных особенностей стиля мышления как швейцарцев, так и представителей любого другого этноса. Как отмечалось, в работах швейцарских историков очень часто роль военной истории непомерно принижается или вовсе игнорируется, хотя может исследоваться эпоха, когда войны нередко принимали бесконечный, затяжной характер. Это характерно, в частности, работам уже упоминавшегося известного швейцарского историка А. Меца. Английский историк С.Д. Гойтейн такое упущение объясняет тем, «что Мец был гражданином Швейцарии, которая на протяжении многих поколений не знала войн»¹. Такое пред­положение нам представляется оправданным, поскольку в работах дру­гих швейцарских историков (уже упоминавшихся выше) роль военной истории также непомерно принижается или вовсе игнорируется.

С другой стороны, историками некоторых стран (Германия, Турция и т.д.) история мира изображается часто как военная история или как история бесконечных войн, т.е. роль военной истории непомерно пре­увеличивается, иногда доводится до крайности. Истоки подобной ори­ентации историографии Германии, Турции и т.д. объясняются, вероятно, в первую очередь теми бесконечными войнами, которые вели указанные страны.

Трудности исследования национальных особенностей творческого мышления усугубляются тем обстоятельством, что оно является произ­водным множества факторов. Любой фактор, детерминирующий нацио­нальные особенности стиля мышления, каким бы существенным он не представлялся, не исключает воздействия других детерминирующих

¹ Гойтейн С.Д. Изменения на Ближнем Востоке (950-1150) в свете документов каир­ской Генизы // Мусульманский мир. 950-1150. М., 1981. С. 40.

235

факторов. Детерминирующее воздействие каждого фактора при этом происходит не в отрыве от других, а одновременно (или не одновремен­но) с другими факторами и во взаимодействии с ними. Детерминирую­щее значение различных факторов может значительно варьироваться (главные факторы, неглавные и т.д.). Один и тот же фактор в различное время или в разных регионах может обладать неодинаковой степенью детерминирующего воздействия.

Это требует при исследовании той или иной детерминанты всесто­роннего анализа исторической эпохи, специфики региона и других фак­торов. Все детерминанты национальных особенностей творческого мышления, хотя и обусловлены в конечном итоге определенными фак­торами, однако не вытекают непосредственно го них. Национальный стиль мышления является чрезмерно сложным образованием и объяс­нить его полностью историческими, природными, экономическими и другими факторами (с вычленением детерминирующего значения каж­дого фактора) не представляется возможным. Уверенность в возможно­сти «разложения по полочкам» всех факторов, детерминирующих национальные особенности творческого мышления, являлась бы чрез­вычайно упрощенным представлением о предмете нашего исследования и вела бы к вульгарному социологизму.

Трудности исследования национальных особенностей творческого мышления усугубляются тем фактором, что стиль мышления обладает относительной самостоятельностью. Смена социально-экономических условий не влечет за собою сиюминутное изменение стиля мышления. Не обладая абсолютной самодостаточностью, стиль мышления в опре­деленной степени все же развивается по своим внутренним законам, которые невозможно свести исключительно к детерминации внешних условий и факторов.

Исследование национальных особенностей творческого мышления затрудняется также тем обстоятельством, что каждый познающий субъ­ект- реализует себя в первую очередь как творческая личность, само­стоятельный индивидуум, а не как представитель определенного этноса, расы и т.д. Стиль творческого мышления каждого субъекта обусловли­вается множеством личностных переменных, уровнем способностей, теми специфически неповторимыми условиями, в которых он формиро­вался. Таким образом, реальность особенностей национального стиля творческого мышления не является отрицанием специфики индивиду­ального мышления. Между национальным и индивидуальным стилями мышления существует диалектическое единство. Одно составное не исключает, 'а предполагает другое. В этой связи национальные особен-

236

ности творческого мышления возможно рассматривать как нечто сред­нее, относительное, присущее индивидуальным стилям мышления представителей определенного этноса.

Если национальный стиль творческого мышления не является отри­цанием индивидуального стиля мышления каждого субъекта, то л по­следний не исключает реальность особенностей национального стиля творческого мышления. «Индивидуальный стиль мышления, - пишет преподаватель Манчестерского университета (Англия) Д. Харвуд, - от­ражает - даже в чисто научных вещах - социальную ситуацию в груп­пах, членом которых является данный индивид»¹. Разумеется, объяс­нить взгляды того или иного исследователя только как отражение позиции, занимаемой представителями его этноса, невозможно. Но в то же время нельзя игнорировать этническую принадлежность исследова­теля при анализе его индивидуального (именно индивидуального) стиля мышления. Этническое и индивидуальное в стиле мышления диалекти­чески взаимодетерминируется, и во всяком случае одно не исключает другого, а даже, в определенной степени, предполагает.

При анализе национальных особенностей творческого мышления особую актуальность приобретает проблема языка. Существует множе­ство гипотез и концепций о роли языка в процессах мышления и позна­ния, которые часто диаметрально противоположны и не имеют точек соприкосновения. В 60-70-х гг. нашего столетия доминирующее поло­жение в американской и западно-европейской лингвистике заняли рабо­ты Н. Хомского и его последователей. Хомский утверждает, что существенные компоненты языка являются врожденными, а не приоб­ретенными. Исследуя проблему соотношения языка и мышления, Н. Хомский писал: «Какими бы свойствами он (язык. - Т.Х.) ни обладал, они обязательно придаются ему посредством врожденных умственных процессов организма, который изобрел его и который изобретает его заново с каждым последующим поколением, наряду со всеми теми свойствами, которые связаны с условиями его использования. И снова мы видим, что язык должен по указанной причине быть весьма удачным пробным камнем, с помощью которого должна исследоваться организа­ция умственных процессов»². Предположение об исследовании органи­зации умственных процессов с помощью языка не вызывает возражений и представляется оправданным. Однако стремление Н. Хомского рас­сматривать язык как самодовлеющую формальную систему, лишь слу-

¹ Harwood J. The race-intelligence controversy. A sociological approach. 1. Professional factors // Social studies of science. L., 1976. Vol. 6, № 3/4. P. 382.

² Хомский Н. Язык и мышление. М., 1972. С. 113.

237

чайно связанную с коммуникацией, вызывает сомнения. Не оправдан­ным представляется также стремление Н. Хомского и его последовате­лей анализировать язык посредством концепции «врожденных идей». Согласно данной концепции, биологически предопределено, какими языками сможет овладеть ребенок в будущем. «Представляется, - писал Н. Хомский, - что знание языка - грамматика - может усваиваться толь­ко таким организмом, которому «заранее задана определенная установ­ка» в виде жесткого ограничения на форму грамматики. Это врожденное ограничение является предварительным условием, в канти­анском смысле, для языкового опыта и служит, по-видимому, решаю­щим фактором в определении направления и результатов овладения языком. Ребенок при рождении не может знать, каким языком ему пред­стоит овладевать, но он должен знать, что его грамматика должна иметь заранее предопределенную форму, которая исключает многие мысли­мые языки»¹.

Учение Хомского о «врожденных ограничениях» в овладении язы­ком опровергается уже на уровне «здравого смысла», поскольку в по­вседневной жизни подобные «ограничения» не обнаруживаются, и нормальный ребенок при определенных условиях овладевает любым язы­ком независимо от своего расового и этнического происхождения. Любой язык может стать для него родным без всяких «заранее предопределенных форм». Однако то, что легко опровергается на уровне «здравого смысла», не всегда оказывается научно несостоятельным. Диалектика «социального» и «биологического» в языке - проблема архитрудная для научного реше­ния. Аргументов как в пользу первого, так и второго более чем достаточно. Нам представляется неоправданным не предположение о биогенных фак­торах в овладении языка, а абсолютизация биологического фактора при одновременном отрицании социальных.

Можно привести множество примером, когда представители целого этноса и даже группа этносов теряют свой первоначальный язык и «чу­жой» язык становится для них родным. В этой связи нам представляется весьма интересным предположение известного лингвиста Э. Сепира: «Географическое положение германских языков делает в высшей степе­ни вероятной гипотезу, согласно которой они возникли в результате усвоения какого-то индоевропейского диалекта (возможно, келъто-италииского прототипа) балтийским народом; говорившим на языке или группе языков, генетически отличных от индоевропейских»². В под­тверждение высказанной гипотезы Э. Сепир приводит множество лин-

¹ Хамский Я. Язык и мышление... С. 108.

² Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.. 1993. С. 188-189.

238

генетических данных, которые нам представляются научно аргументи­рованными.

Тот факт, что язык и раса не соотносятся в обязательном порядке, подтверждается языковой переориентацией множества этносов как в далеком прошлом, так и в недавние времена, и этот процесс продолжа­ется в настоящем. Следовательно, нельзя согласиться с утверждением, будто тот или иной язык служит выражением расы и отражает особые качества темперамента и гения, присущие данной «породе» человечест­ва. Иначе говоря, не представляется возможным дифференцировать эт­носы по определенной иерархии на творчески одаренные, способные к абстрактному мышлению и недееспособные или малоспособные к науч­ному творчеству, исходя из данных языка. Уже в XVIII в., начиная с Гердера, предпринимались попытки дифференциации этносов на твор­чески одаренных и малоодаренных в зависимости от строя языка, нали­чия лексических единиц и т.д. Возникает закономерный вопрос: не служит ли доказательством творческого гения того или иного этноса лексическое богатство его языка? Например, в английском, русском языках и ряде других языков существует множество названий цветов и различных оттенков, а в некоторых языках их минимум. Так, Е. Хейдер, долгое время изучавшая коренных жителей Новой Гвинеи, говорящих на языке Дани, утверждает, что в их языке существует только два назва­ния цвета- мола (яркий, теплый цвет) и мили - (темный, холодный цвет)¹. Язык аборигенов Новой Гвинее в этой связи (наличие всего лишь двух названий цветов) не является чем-то исключительным. Известный лингвист Н.А. Глизон обнаружил, что в языке басса (аборигены Либе­рии) существует лишь два наименования цветов - Hui (означает одно­временно пурпурный, голубой и зеленый) и Ziza (означает одно­временно желтый, оранжевый и красный)². Чуть больше названий цветов (всего четыре) в языке шона (аборигены Родезии). Напомним, что в большинстве индоевропейских языков цветовой спектр делится на 6-7 цветов плюс множество промежуточных оттенков. Можно ли в этой связи утверждать, что у индоевропейцев лучшее восприятие цветового спектра? Современная физиология (как и психология) однозначно ут­верждает, что у всех нормальных людей зрительная система устроена одинаково (т.е. у них одинаковая физиологическая способность к виде­нию цвета и различению оттенков, независимо от этнорасовой принад­лежности). Нельзя не согласиться с предположением известного