1 В 1904-1906 гг. Работа под названием «Культура Италии в эпоху Возрождения» 6ы-|ла опубликована в Санкт-Петербурге в русском переводе.

~ Гойтейн С.Д. Изменения на Ближнем Востоке ... С. 39. .

3 Ясперс к. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 160.

* Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Минск, 1997. С. 656.

189

рассуждению будет вытеснена готовностью к подчинению, единичное и множественное - целостным и единым. Вместо культуры речь, будет вновь идти только о существовании,..Значительная часть процветаю­щих научных исследований и занятий, а также искусств, быть может, исчезнет, а то, что останется, должно будет вдвойне напрячь свои си­лы»¹. Примечательно, что весьма живо описывая общемировые катак­лизмы будущего, Буркхардт причиной и даже средством решения катаклизмов не рассматривал войны.

Если и возникает фактор войны в работе Буркхардта, то как случай­ность, как нечто второстепенное, как некое недоразумение. Война, в принципе, с наступлением всеобщего хаоса и анархии не исключается. «Господствующим типом жизни, - писал Я. Буркхардт, - станет жесткая целесообразность. Остальное сделают войны, они утвердят это положе­ние вещей. Само государство примет такой облик, что в течение целого времени нельзя будет и помышлять о том, что оно обретет другую на­правленность»². Как можно заметить из пространной цитаты, война не является для швейцарского историка существенным фактором даже в эпоху мировых катаклизм; в эпоху всеобщего хаоса. Война, в представ­лении Буркхардта, не меняет ситуацию, она лишь утверждает сущест­вующее «положение вещей», т.е. является второстепенным фактором в истории.

Примечательно, что два крупнейших швейцарских ученых-историков. (Буркхардт и Мец) объектом своего исследования избрали историю культуры. На основе такого факта нельзя делать далеко иду­щие выводы, но все же нам представляется, что существует определен­ное тяготение, пристрастие швейцарских. историков к исследованию именно культурной сферы истории человеческого общества. Такое ут­верждение тем более оправдано, что и другой крупный швейцарский историк, старший современник Буркхардта,, И. Бахофен (1815-1887) изучал историю культуры и права. В 1840-1850 гг. он выпустил не­сколько работ по истории римского гражданского права. В 1861 г. была опубликована основная работа И. Бахофена «Материнское право, ис­следование гинекократии древнего мира на основе его, религиозной и правовой природы». В этой работе аргументированно доказывается, что матриархат на определенной стадии развития был характерен всему человечеству. Основу универсального исторического развития семьи

¹ BurckhardtJ. WeltgeschichtlicheBetrachtungen. Bern, 1941. S. 218.

² Там же. . ;,-.-. ,

190

|Бахофен видел в эволюции религиозных идей¹. При анализе развития |человечества от первоначального беспорядочного общения полов к ма-ктеринскому, а затем к отцовскому праву швейцарский исследователь [наряду с религиозными факторами обращается также к психологиче-!ским, экономическим и другим детерминантам, но при этом он игнори­рует военный фактор или же рассматривает его как нечто г несущественное в процессе сложной эволюции первобытного общества. гХотя в работах ученых других стран, исследующих историю первобыт-[ного общества (и, прежде всего, немецких исследователей), одним из |первых исторических факторов рассматривается военный. & Преуменьшение или игнорирование военного фактора в швейцар-ft историографии нельзя абсолютизировать. В работах швейцарских «.историков, наряду с другими историческими явлениями часто описы-\ ваются и войны. Однако анализ работ швейцарских историков убеди-ггелъно показывает, что в них военный фактор явно преуменьшается по ^сравнению с работами немецких и турецких историков. •

Преуменьшение или преувеличение военного фактора не является ^единственным признаком при анализе национальных особенностей, ис­ториографии различных стран. Существует множество других черт, от-Ьличающих историографию одной конкретной страны или нескольких рстран от историографии других стран, Так, например, авторы (Г.А. Ко-нпеленко, В.И. Кузищин, ИЛ. Маяк, А.И. Немировский) фундаменталь-|*ttoro исследования «Историография античной истории» при характе­ристике голландского антиковедения отметили «большой интерес к (экономическим вопросам истории античности»². Подобная характери-Гстика голландского антиковедения нам представляется совершенно гобоснованной, поскольку все крупные голландские специалисты по ан-чной истории исследовали исключительно проблемы экономики. 1аиболее яркий ' представитель голландского антиковедения X. Бол-кештейн (1877-1942), профессор университета в Утрехте, в своей ос-£новной работе <<Экономическая жизнь Греции в ее золотой век»

je(1923 r.) исследовал все сферы экономической жизни. Он дал разверну-характеристику орудий труда и процесса их изготовления, описал

1-все формы земельной собственности, показал разницу между рабом и

[^свободным наемных рабочим, выявил центры производства и обмена в

IvДревней Греции. - »• •-. -•••••^•.^ • ••-•

' См.: Bachofen J. Mutterrecht. Eine Untersuchung iiber die Gynaikok ratie der alien Welt Lnach^ihrerreligiosenundrechtlichenNatur. Stuttgart, 1861. - ^< - :

² Историография античной истории. М., 1980. С. 316.

191

Доминирование фактора экономики при исследовании истории ха­рактерно для работ и других голландских историков. В упоминавшемся выше очерке историографии античности отмечается, что «интерес к экономике нашел выражение и в исследованиях Б.А. Ван Гронингена, издавшего в 1933 г. Псевдоаристотелеву «Экономику» (комментиро­ванное издание, считающееся лучшим до сего времени)»¹. Комментарии к названной работе античности по сути являются самостоятельным ис­следованием по истории экономической жизни античной Греции. «Ин­терес к проблемам античной экономики, - отмечается в очерке историо­графии античности, - по-прежнему велик в голландском антиковедении и послевоенного времени»². Наибольшее значение среди исследований этого типа имеют работы Р. Богарта, особенно «Банки и банкиры в гре­ческих городах» (1968 г.), которая представляет собой первую попытку в истории античной историографии дать обобщенную картину деятель­ности древнегреческих банков на всем протяжении времени их сущест­вования: от VI в. до н.э. по Ш в. н.э. По настоящее время в мировой историографии нет равноценного исследования банковской системы в древности.

Было бы неверно утверждать, что голландское антиковедение исчер­пывается исследованием экономических вопросов истории античности. Можно назвать несколько фундаментальных работ голландских истори­ков античности, в которых исследуются: 1) религиозные системы ан­тичности (2-томный «Корпус памятников культа Митры» М. Фермазе-рена, изданный в 1956-1960 гг.); 2) политические теории античности (Д. Аалдерс «Политическая мысль в эллинистическое время» (1975 г.)) и т.д.

Однако, как это не парадоксально, в перечисленных работах значи­тельное место занимает анализ истории античной экономики, хотя, судя по наименованию работ, они посвящаются исследованию других сфер жизни античного общества (политической, религиозной и т.д.). При этом особое внимание в работах голландских историков уделяется про­блемам торговли (например, в работе Д. Аалдерса «Политическая мысль в эллинистическое время» дается детальный анализ таких проблем, хотя своей непосредственной задачей автор ставил исследование политиче­ских теорий эпохи эллинизма). Разумеется, что политика диалектически связана с экономикой, в определенной степени детерминирована ею. Однако анализ работ историков других стран, исследующих политиче-

¹ Историография античной истории... С. 317.

² Там же.

192

ские проолемы, показывает, что в них, как правило, вопросам экономи­ки уделяется значительно меньше внимания.

В работах известного голландского историка, профессора М. Ферма-зерена исследуются различные религиозные системы античного мира, НО значительное внимание уделяется и проблемам античной экономики. Так, в работе «Митра. История одного культа» он описывает историю возникновения и развития культа Митры, давая одновременно деталь­ный анализ многих сторон экономической жизни античного общества.

Обращает на себя внимание тот факт, что доминирование экономиче­ского фактора характерно не только исследованиям голландских историков XX в. Большой интерес к экономическим вопросам проявляли уже гол­ландские историки прошлых столетий. Так, в' капитальном историческом труде Хофта Питера Корнегиуса (1581-1647) «История Нидерланд» изла­гаются события нидерландской истории XVI-XVTI вв., но при этом особое внимание уделяется экономическим вопросам'. Большинство событий XVI-XVII вв. объясняется экономическими причинами.

При сравнительном анализе невозможно не обратить внимания на определенное сходство голландской и бельгийской историографии. Это сходство проявляется прежде всего в том, что бельгийские историки, как и голландские, преимущественно разрабатывали социально-экономические проблемы. При анализе бельгийской историографии античности наибольшее значение обычно придают работе К. Прео «Царская экономика Лагидов»². В ней исследуются формы собственно­сти, система денежного обращения, развитие внешней и внутренней торговли, стремление к регулированию экономики и т.д. в Лагидском Египте. Анализу проблем экономики посвящена и другая известная ра­бота К. Прео «Греки и египтяне по архивам Зенона» (1947г.). В ней описывается меркантилистский характер экономики Птолемеев в Егип­те, в эллинистическую эпоху. Проблемы экономики исследуются также в, работах другого известного бельгийского историка античности О. Якоба. Его работа «Общественные рабы в Афинах» (1928 г.) посвя­щается исключительно выявлению значения общественных рабов в эко­номике Афин.

v Бельгийские историки Ж. Биде и Ф. Кюмон в совместной двухтом­ной работе «Эллинизированные маги: Зороастр, Остан и Гитасп соглас­но греческой традиции» большинство явлений религиозной жизни объясняют исключительно экономическими факторами. Роль этих фак­торов в развитии общества явно преувеличивается и в работах других

¹ См.: HooftP.K. Nederlandse historien. Amsterdam, 1947.

² См.: Историография античной истории...

193

историков Бельгии: П. Мартенса «Государственная гражданская служб;) и контроль за населением в Оксиринхе в III в. н.э.» (1958 г.); П. Видал я -Накэ «Посевная ведомость в Птолемеевском Египте» (1967 г.); Т. Рек-манса «Ситометрия в архивах Зенона» (1966 г.) и др.

Проблемы экономической истории приобретают особое значение также в работах большинства американских историков. Преувеличение экономических факторов в работах голландских, бельгийских и амери­канских историков нельзя объяснить влиянием определенной историче­ской школы, поскольку многие голландские и бельгийские историки получили образование за пределами своей родины, в Германии, Фран­ции и т.д. Преимущественную разработку экономических проблем можно объяснить национальными особенностями творческого мышле­ния голландских, бельгийских и в определенной степени американских историков. Можно утверждать, что преувеличение военного фактора в истории человечества немецкими и турецкими историками также объ­ясняется национальными особенностями творческого мышления. На­циональной особенностью творческого мышления швейцарских истори­ков является доминирование культурно-цивилизационных факторов при объяснении исторических процессов и явлений. Китайской историогра­фии характерно явное преувеличение, часто доходящее до абсолютиза­ции, роли правового, законодательного фактора в истории человечес­кого общества. В работах индийских историков на первый план выступает прежде всего религиозно-культурный фактор.

Перечень примеров можно продолжить, но при этом необходимо отметить, что в одних случаях национальные особенности творческого мышления выступают явно, обнаруживаются легко, в других случаях не так заметны, обнаруживаются с трудом¹. В любом случае само наличие национальных особенностей творческого мышления не вызывает со­мнений. Они проявляются во всех сферах процесса познания, и истори­ческая наука не является в этом смысле исключением. Так, например, философское восприятие бытия в значительной степени детерминирует­ся особенностями национального склада ума. При сравнительном ана­лизе хода мысли о бытии Вселенной немецких, французских, английских и русских философов Н.В. Грищенко пришел к следующему выводу: «В рассуждениях о бытии классики немецкой философии стре­мятся к его определенности, завершенности, непрерывности. Космос предполагается определенным и законченным, как «дом» (Кант), и эта

' Предварительно можно отметить также факторы, когда национальные особенности творческого мышления носят противоречивый характер и населению различных регионов одного и того же этноса характерны различные стили творческого мышления. ^:

194

завершенность бытия - основная предпосылка в системах каждого из гигантов немецкой классической философии» . С выводами Н.В. Гри-'щенко нельзя не согласиться, поскольку при всех прочих различиях классиков немецкой философии объединяет стремление к завершенно­сти, к определенности. Хотя завершенность, определенность представ­ляется различной. Так, в отличие от Канта Гегель завершенность бытия предполагает не в космосе, а в самопознании бытия. Для Фихте завер­шенность, определенность мира заключается в деятельности абсолют­ного «Я». Идеи завершенности общественного развития Фихте изложил в книге «Замкнутое торговое государство» (1800 г.). Полярность проти­воположных начал Шеллинга получила свою завершенность в «Абсо­люте», в абсолютном тождестве божества. В определенной степени можно утверждать, что философия Фейербаха также нашла свою за­вершенность в антропологическом принципе, хотя такую завершен­ность нельзя абсолютизировать. При этом необходимо отметить, что "представители классической немецкой философии принадлежали в "'принципе к различным философским течениям, их концепции не тожде-''ственны, порой диаметрально противоположны, но стремление к опре­деленности, к завершенности характерно каждому из них. >'' Совершенно верно, на наш взгляд, утверждение Н.В. Грищенко, что ^ув отличие от немецких философов, принимающих за исходное мир как 'целое, английские философы «отстаивают плюрализм бытия»². При "всем разнообразии философских течений, порой диаметрально проти-' воположных в объяснении как отдельных явлений, так и бытия в целом, Чцля английской философии характерен плюрализм бытия. Плюралисти­ческое восприятие бытия характерно как философии Бэкона и Локка, так и философии Юма и Беркли. Плюрализм бытия в английской фило­софии является в определенной степени отрицанием определённости, 'Завершенности. В философии Ф. Бэкона плюрализм бытия весьма про­тиворечив, поскольку он, с одной стороны, рассматривал «единое и Цельное строение Вселенной»³, но в то же время он утверждал о выс­шем и низшем роде бытия. Плюрализм бытия в философии Ф. Бэкона особенно ярко проявляется в утверждении, «что материя представляется как бы созданной руками (разумеется, руками Бога. - Т.Х.), введение же 'формы требует использования закона и декрета»⁴. Классическим приме-

¹ Грищенко Н.В. Национальные особенности творческого мышления // Национальная психология. Днепропетровск, 1992. С. 52.

² Там же. С. 53.

³ Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. М, 1977. Т. I. С. 210.

⁴ Там же. С. 117.

ром плюрализма бытия может служить скептицизм Юма. Особенно яр­ко идея плюрализма бытия, незавершенности бытия излагается в его работе «Диалоги о естественной религии». В, этой работе Юм устами Клеанта (древнегреческого мыслителя) задается вопросом: «...что опре­делило к существованию нечто, а не ничто, и притом вызывало к бытию именно одну определенную возможность, исключив все остальное?»'. Казалось, в самой постановке вопроса плюрализм идей, различных на­чал исключается, однако в процессе изложения различных вариантом ответа на поставленный вопрос становится ясно, что однозначный otbci маловероятен, неубедителен для Юма.

Плюрализм бытия характерен для английской философии не только в XVII-XVIII вв., но и в XIX-XX столетиях: Плюрализм бытия утвер­ждал крупнейший английский философ, логик, математик Бертран Рас­сел (1872-1970). «Плюрализм, - писал Рассел, - точка зрения науки и здравого смысла; поэтому его следует принять, если доводы против не­го неубедительны»². Английский философ не находит доводов против плюрализма и считает, что «плюрализм прав». Б. Рассел свою филосо­фию характеризует следующим образом: «Философию, сторонником которой я являюсь, можно назвать логическим атомизмом или абсолют­ным плюрализмом, поскольку, утверждая, что существует много вещей, она вместе с тем отрицает существование целого, состоящего из этих вещей»³. Очевидно, что Рассел не просто сторонник, а крупнейший тео­ретик плюрализма бытия. Любая философская система, не базирующая­ся на плюрализме, для него не приемлема. Рассел уверен «в том, что монизм основан на ошибочной логике, внушенной мистицизмом»⁴. По мнению английского мыслителя, все прежние «претенциозные метафи­зические системы» ошибочны, поскольку базируются на монизме. Весьма негативно он относится к философии Гегеля и его последовате­лей, поскольку они придерживаются монизма. Представляется, что плюрализм бытия можно с полным основанием рассматривать как на­циональный признак английской философии. В этом отношении анг­лийская философия является антиподом немецкой философии.

Существуют ли другие отличия мышления англичан?

В научной литературе имеются различные точки зрения на этот во­прос. В частности, учитывая давние материалистические традиции в английской философии, К. Маркс и Ф. Энгельс в работе «Святое семей-

¹ Юм Д. Соч.: В 2т. М., 1965. Т. 2. С. 517.

² Рассел Б. Философский словарь разума материи и морали. Киев, 1996. С. 201.

³ Там же. С. 136.

⁴ Там же. С. 201.

196

ство» писали, что

1

материализм - прирожденный сын Великобрита­нии»'.

Отрицать материалистические традиции в английской философии, давшей целую плеяду выдающихся материалистов, бессмысленно. Од­нако, признавая материализм «прирожденным сыном Великобритании», вряд ли будет корректным считать философов-идеалистов Беркли и Юма «пасынками» этой страны. Анализ истории философии показыва­ет, что философия любой страны представлена как мыслителями-материалистами, так и идеалистами, и Англия не является исключени­ем. Невозможно утверждать об абсолютном доминировании материа­лизма или идеализма в философии какой-либо страны. Но в то же время нельзя не отметить превалирование материализма или идеализма в фи­лософской мысли некоторых стран. Так, например, большинство пред­ставителей классической немецкой философии придерживались различных разновидностей идеализма. Однако, как известно, превали­рование идеализма в классической немецкой философии не принижает значения материализма Фейербаха. С другой стороны, немецкая фило­софия не исчерпывается классической философией. В конце XIX и в XX столетии в Германии творчески развивались традиции как идеалистиче­ской, так и материалистической философии.

Нам представляется, что материализм или идеализм невозможно считать национальной особенностью творческого мышления какого-либо этноса. Однако в определенную эпоху в одной стране может доми­нировать либо материализм, либо идеализм. Как уже отмечалось, в классической немецкой философии (2-я половина XVIII и 1-я половина XIX в.) доминировал идеализм. Во французской же философии XVIII в. явно преобладала материалистическая философия, что не дает основа­ний для утверждения об односторонней материалистической ориента­ции французской философии, поскольку в XIX-XX вв. работала целая плеяда известных французских философов-идеалистов, работы которых пользуются общемировой известностью.

Французскую философию в целом нельзя характеризовать исключи­тельно материалистической или идеалистической. Анализ истории французской философии показывает, что в этой плоскости бессмыслен­но утверждать о национальных особенностях. Это не означает отрица­ния национальных особенностей творческого мышления французских философов, отличающихся яркостью и эмоциональностью. Как заметил Н.В. Грищенко, французские мыслители бытие ощущают «как жизнь, а

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 142.

197

не как мастерскую»'. Эмоциональностью, своеобразной яркостью ха­рактеризуются уже работы Р.Декарта (1596-1650), которого на Западе не без основания обычно считают основателем современной филосо­фии. Особой эмоциональностью отличаются философские работы Де­карта «Начала философии», «Размышления о первой философии...» и т.д., что не принижает научно-теоретический уровень работ великого ученого и философа. В работе другого выдающегося французского уче­ного, философа П. Лапласа (1749-1827) «Трактат о небесной механике» наряду с убедительной аргументацией нельзя также не отметить яркость и эмоциональность изложения. Что касается таких французских мысли­телей, как Руссо, Вольтер, Дидро и т.д. то яркость и эмоциональность их работ общеизвестны. Трудно назвать французского философа, чьи рабо­ты не характеризовались бы яркостью, эмоциональностью, образно­стью. Один из самых глубоких умов Франции - Б. Паскаль (1623-1662), - математик, физик, философ-скептик, любую научную теорию излагает эмоционально, образно. Так, рассуждая о бесконечности мира вширь и вглубь, утверждал, что «видимый мир - лишь едва различимая черточка в необъятном лоне природы, которая неисчерпаема и «в сжа­тых границах атома: неисчислимые вселенные в этом атоме и у каж­дой - свой, небесный свод, свои планеты и своя Земля...и на этой Земле свои животные, которых опять-таки можно делить, не зная отдыха и срока»². Паскаль как бы считает научные факты недостаточной аргу­ментацией. Эмоциональность, образность выступают дополнительным аргументом при формулировке любой теории, учения.

Трудно согласиться с утверждением Н.В. Грищенко, что «французы экспонируют, открывают, проливают свет, излагают, но не обосновы­вают, доказывают, выводят»³. Нам представляется, что эмоциональ­ность и образность не только не лишают доказательности и обоснованности выводов французских ученых, а, как уже отмечалось, усиливают обоснованность научных выводов. Так, Паскаль, отвергая утверждения догматиков о возможности всеведения и безошибочных знаний, писал, что в нашем знании «все отчасти истинно, отчасти лож­но. Настоящая истина не такова: она совершенно чиста и беспримесно истинна. Примесь ложного ее пятнает и уничтожает»⁴. В действитель­ности же в наших знаниях, утверждал он, «нет ничего беспримесного

' Грищенко Н.В. Национальные особенности творческого мышления... С. 53.

² Цит. по: Богуславский В.М. Скептицизм XVI-XVII вв. // История философии: Запад- Россия-Восток. \А., 1996. С. 80.

³ Грищенко Н.В. Национальные особенности творческого мышления... С. 53.

⁴ Цит. по: Богуславский В.М. Скептицизм XVI-XVH вв... С. 82.

198

истинного, если понимать под истиной беспримесно истинное»¹. При этом Паскаль истину уподобляет настолько крохотной точке, что даже если, стреляя, мы попадаем в нее, то одновременно с точкой (т.е. исти­ной) попадаем также в окружающую ее поверхность (т.е. заблуждение). Проблема истины одна из самых сложных в гносеологии, и ввиду этого немецкие и английские философы, напротив, при анализе данной про­блемы избегают эмоциональности, образности, используют строгий, и в определенной степени сухой, язык науки. Разумеется, можно назвать ряд английских и немецких ученых, которым также характерны эмо­циональность, яркость, образность мышления. Однако то, что носит единичный, случайный характер в стиле мышления ученых других эт­носов, для французов является национальной особенностью творческого мышления.

При анализе национальных особенностей творческого мышления русских, как правило, отмечается незавершенность бытия, апелляция не к прошлому, а к будущему. Таким образом зародилась идея русского мессианизма в работах «славянофилов», Достоевского, Соловьева и т.д. В этой связи большой интерес представляет анализ философских идей «славянофилов», поскольку именно они впервые сформулировали идею русского мессианизма, хотя фрагментарно такая идея не раз излагалась в работах русских мыслителей прошлых столетий, начиная с митропо­лита Иллариона (XI в.).

В отечественной литературе советского периода славянофильство определяется как идея исключительно консервативная, апеллирующая к прошлому. Так, в «Философском энциклопедическом словаре» течение славянофильства характеризуется исключительно ретроградством: «Ис­торическим воззрениям славянофилов была присуща в духе романтиче­ской историографии идеализация старой, допетровской Руси, которую «славянофилы» представляли себе гармоничным обществом, лишенным противоречий, не знавшим внутренних потрясений, являвшим единство народа и царя, «земщины» и «власти»². На первый взгляд, такая харак­теристика представляется обоснованной, поскольку основоположники «славянофильства», И.В. Киреевский и А.С. Хомяков, в своих работах часто идеализируют историческое прошлое русского народа. А.С. Хо­мяков писал: «Англичане, французы, немцы не имеют ничего хорошего за собою. Чем дальше они оглядываются, тем хуже и безнравственнее представляется им общество. Наша древность представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в отноше-

' Богуславский В.М. Скептицизм XVI-XVII вв... С. 82.

² Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 258.

199

нии людей между собой... Западным людям приходится все прежнее отстранять, как дурное, и все хорошее в себе создавать; нам довольно воскресить, уяснить старое, привести его в сознание и жизнь»'. Однако анализ работ как А.С. Хомякова и И.В. Киреевского, так и их соратни­ков показывает, что славянофилы были весьма далеки от слепого обо­жествления всей русской старины. «При малейшем неурожае, - пишет о старой России А.С. Хомяков, - люди умирали от голода тысячами, бе­жали в Польшу, кабалили себя татарам, продавали всю жизнь свою и будущих потомков крымцам, или своим братьям русским, которые едва ли были лучше крымцев и татар»². Перед нами предстает картина ужас­ная, весьма далекая от идиллии. В другом случае автор, как бы продол­жая описание исторических ужасов и нагнетая страсти, замечает: «Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда была безграмотность, неправосудие, разбой, крамола, угнетение личности, бедность, неуст­ройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешитель­ной»³. Вряд ли автору можно приписать при всей предвзятости идеали­зацию русской старины. Негатив уклада жизни старой России показан в гипертрофированном виде во всей неприглядности. Он не мог стать идеалом общественного устройства России второй половины XIX века. Анализ старой России носит диалектический характер и наряду с поло­жительными моментами перечисляются также отрицательные.

Славянофилы рисуют устои жизни старой России отнюдь не с целью их возрождения. Отвечая на вопросы: Была ли лучше или хуже старая Россия теперешней России (середины XIX в.), где порядок вещей под­чинен преобладанию элемента западного? И если устои жизни прежней России были лучше устройства России XIX в., то необходимо ли возро­ждение прежних самобытных порядков и искоренение всего западного, проникшего в Россию и разрушившего ее самобытность?), соратник А.С. Хомякова И.В. Киреевский писал: «Если старое было лучше тепе­решнего, из этого еще не следует, что оно было бы лучше теперь. Что годилось в одно время, при одних обстоятельствах, может не годиться в другое, при других обстоятельствах»⁴. О реставрации старых порядков, какими бы привлекательными они не казались, нельзя рассчитывать всерьез. Новое время требует новых форм, нового содержания. И это