XIII в. И, видимо, было связано с возникновением рядом с ним нового, уже мусульманского города.

Но если Дженне-джено мог обойтись без связей с транссахарской торговлей — во всяком случае, не играть в ней сколько-нибудь заметной роли, то с новым, мусульман­ским, Дженне дело обстояло уже по-иному.

Падение ганской гегемонии в Судане сопровождалось, точнее — во многом совпало по времени, с переориента­цией западного торгового пути в «страну золота». Резкое ухудшение гидрологических условий в Сахеле, особенно в районе Аудагоста (ведь как раз на конец XII и на XIII в. пришлось заметное сокращение размеров поселения, сопро­вождавшееся очевидными признаками особого внимания к сохранению воды), сначала привело к перемещению торго­вого центра в Валату, или Виру — снова на террито­рии современной Мавритании, к востоку от Аудагоста и почти на одной с ним широте. Ясно, что в обстановке продолжавшегося высыхания Сахеля Валата, расположенная на тех же 17 с небольшим градусах северной широты, у самой границы с пустыней, могла быть только временным реше­нием проблемы. И перенос торгового центра отсюда ближе к Нигеру — главному водному пути региона — был шагом вполне естественным и неизбежным.

Это хорошо почувствовал автор все той же написанной в Томбукту в середине XVII в. хроники. «Томбукту, — гово­рит он, — сделался рынком для торговли. Большинство людей, приезжавших в него ради торговли составляли жители Уагаду (т.е. центральной части Древней Ганы. — Л. К.), потом жители всей той стороны. Ранее же торговля была в городе Виру... Потом мало-помалу все переместилось в Томбукту, пока не собралось в нем... И заселение Томбукту было запустением Виру».

Но теперь Дженне становился жизненно необходим для существования нового центра транссахарской торговли: без продовольствия из внутренней дельты Томбукту не смог бы прокормить ни свое собственное население, ни тем более многочисленных приезжих. И с этого времени малейший неурожай в округе Дженне неизменно отзывался нехваткой продовольствия, а то и просто голодом в Томбукту.

Так и возник тот самый треугольник нигерских городов, за обладание которым затем веками будут бороться сначала мандинги, потом сонгаи, потом марокканцы. И суть этой борьбы останется одна и та же: перехватить если не все пути торговли через пустыню, то, по крайней мере, как можно большее их число. И мандинги в лице преемников Сундьяты вели такую политику очень последовательно...

В 1270 г. мансу Уле сменил на престоле другой сын Сундь­яты — манса Уати. Но уже через пять лет он был сверг­нут своим братом Халифой, Однако Халифе суждено было продержаться у власти еще меньше: через несколько ме­сяцев командиры царской гвардии, составленной из рабов клана Кейта, сместили его и умертвили.

Так выступила на сцену новая политическая сила — рабская гвардия и ее начальники. Силе этой предстояло сыграть важнейшую роль во всей последующей истории Мали. В ко­нечном счете она совершенно оттеснила от власти старую родо-племенную аристократию, причем произошло это очень быстро. Между первым вмешательством манса-дьон-у — цар­ских рабов — в политику и захватом верховной власти одним из ее предводителей прошло всего десять лет: в 1275 г. рабы решили судьбу мансы Халифы, а уже в 1285 г., после смерти мансы Манде Бори, внука Сундьяты, правите­лем державы был провозглашен некий Сакура — вольно­отпущенник, дьонгорон, клана Кейта.

При этом правителе завершился территориальный рост Мали. Сакура окончательно подчинил себе главный центр ка­раванной торговли с Египтом — Гао. Сонгайское княжество, столицей которого был этот город, мандинги подчинили себе уже в правление мансы Уле. Однако во время смут, которыми сопровождалось свержение Халифы в 1275 г., двум сонгайским царевичам — Али Колену и его брату Слиман Нару — удалось сбежать из Ниани, где они содержались заложниками при малийском дворе. Они восстановили было независимость Гао, но продолжалась эта независимость не­долго. Уже через полтора десятка лет войско Сакуры вновь подчинило правителям Мали и сам Гао, и прилегаю­щие к нему сонгайские земли. И на сей раз — на полтораста лет, до конца XIV в.

В правление Сакуры очень вырос и укрепился между­народный авторитет молодой малийской державы. Ибн Халдун рассказывает, что как раз в это время в Мали стало приезжать множество купцов из Магриба и Ифрикии, т.е. из Северной Африки. Это свидетельствовало об успехе политики малийских царей в основном: стремлении взять в свои руки главные торговые пути и города Западной Африки.

Сакура погиб в 1300 г., возвращаясь из паломничества в Мекку. К этому времени мандингские владения простирались от Гао до побережья Атлантики, от Валаты до тропи­ческих лесов, прилегающих к Гвинейскому заливу. Уже не раз встречавшийся нам перед этим автор исторической хроники XVII в. «История Судана» — нам еще много раз придется иметь с ним дело и рассказывать о нем подробно — свидетель­ствует: «Государь Малли правил сонгаями, Дьягой, Мемой, Баганой и их владениями до соленого моря» (т.е. до Атлан­тического океана). Дьяга — это поселение в области Масина (междуречье Нигера и Бани выше внутренней дельты Нигера); с этим городом мы встретимся, когда будем говорить об исламе в средневековом Мали. Мема — район Сахеля к северо-западу от внутренней дельты, а Багана — то же самое, что Уагаду, но на языке малинке, т.е. централь­ная область Древней Ганы. Что же касается «соленого моря», то не стоило бы, по всей видимости, воспринимать это заявление слишком буквально. Эффективная власть мансы на западе едва заходила дальше упоминавшейся уже области Фута-Торо (хотя к этому времени Текрур был очень ослаблен нажимом кочевников и основное земледельческое его население — предки современных народов тукулер, волоф и серер — оказалось оттеснено далеко к югу и юго-западу от реки Сенегал). Другое дело, что продолжалась мирная земледельческая миграция мандингов на запад. В результате европейские мореплаватели XV—XVII вв. встре­тились, например, в долине реки Гамбия и южнее нее с неболь­шими мандингскими княжествами, правители которых но­сили титул манса. Сам по себе титул этот мог принад­лежать и простому деревенскому старосте (дугу-манса), и верховному правителю всего Мали (манден-манса). Так вот именно о манден-мансе как верховном правителе всех без исключения мандингов и рассказывали португальским, гол­ландским, английским и иным мореходам африканцы на Ат­лантическом побережье.

Так или иначе, но непосредственные преемники Сундьяты не уронили славу основателя великого Мали. И один из самых удачливых из их числа, вольноотпущенник Сакура (или Сабкара), правление которого завершило XIV в., оказался крупным и талантливым государственным деятелем и полко­водцем. Его царствование подготовило ту блестящую репута­цию, какую Мали приобрело в Средиземноморье после поездки в хадж (паломничество) и пребывания в Египте мансы Мусы I, одного из ближайших преемников Сакуры.