Глава II

§ 1. Челобитные и оппозиция церковной реформе

В период времени, предшествовавший Московскому Собору 1666-67 гг., сторонниками старых обрядов было составлено множество челобитных, направленных к царю. Противники церковной реформы сохраняли надежду на возвращение старых порядков, поэтому считали своим долгом проинформировать царя о текущем положении дел, о нововведениях, принятие которых, с их точки зрения, угрожало поколебать устои русской православной веры. Старообрядцы стремились рассказать государю о своих тревогах за судьбу Церкви, а также просить монаршей помощи в защите традиционных обрядов. Поэтому в первое время после начала реформы, инициированной патриархом Никоном, обращения на высочайшее имя действительно писались с целью убедить адресата в неправомерности и незаконности церковной реформы. Данные челобитные составлялись с сохранением формуляра и с соблюдением соответствующих общепринятых норм. При их изучении содержательный анализ следует обязательно дополнять формулярным.

Разумеется, в начальном протоколе всех старообрядческих челобитных, как было отмечено ранее, содержалось уважительное обращение к адресату. Это было связано не только с общепринятыми в то время нормами, но и со следующим фактом: в ранний период противники церковной реформы были убеждены, что царь введен в заблуждение Никоном, и пытались открыть ему глаза на истинное положение вещей. Поэтому челобитные данной группы полны уверений в преданности по отношению к носителю верховной власти и искренней веры в благосклонность царя. Это просматривается уже в начальном протоколе рассматриваемых нами посланий.

Типичным примером такого рода документов могут служить челобитные протопопа Неронова, в частности, «Письмо протопопа Ивана Неронова к царю Алексею Михаиловичу из Спасокаменнаго монастыря, от 6-го ноября 7162 (1653) года»¹⁵⁶. Это первое послание царю Неронов писал с большой долей искренности и надежды, ведь речь здесь шла о его единомышленниках: протопопе Аввакуме, Данииле Костромском, Логине Муромском и других. Это позволило Н. Субботину предположить, что именно известия о наказании, постигшем названных выше лиц, и стали причиной написания данного послания¹⁵⁷.

Анализ начального протокола позволяет судить о соблюдении автором всех необходимых правил написания подобных документов:

«Еже от высочайшия десницы всемогущаго Бога, Царя царем и Господа господем, <…> нашему государю царю и великому князю Алексею Михаиловичу всея Русии. Богомолец твой, государев, царствующаго града Москвы соборныя церкви Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии честнаго и славнаго ея явления, иже во граде Казани, бывый многогрешный и недостойный протопоп Иоанн Неронов челом бью, еще же и слезы проливаю и зову…»¹⁵⁸

Почтительнейшее обращение к царю, употребление множества эпитетов, уничижительное определение самого себя, слезное моление – все это является не только простым соблюдением формальных правил написания подобных документов, но и свидетельствует о тех надеждах, которые искренне лелеял автор, отправляя царю данное прошение. Не менее красиво и пространно излагал Неронов и суть своего обращения. Основная часть документа начинается так: «Помилуй, поборниче по закон Господни и равноименн(ы)й древнего святым царем Давиду и Езекию и Осии, и новыя благодати равноапостольному благочестивому великому царю Константину, <…> мучении бо мирским судом, а не правилы святых апостол и святых отец, их же онии святи отцы предаша церкви на утвержение, а ересем на посрамление и потребление, тако, яко и в писании таковаго поругания обрести невозможно!»¹⁵⁹

Данное обращение содержит намек на незаконность суда, осудившего противников реформы. Неронов утверждал, что лица, преследуемые как инакомыслящие, в прежние времена не были замечены в противоправном поведении, из чего следовало утверждение об их честности: «А при отце твоем цареве, блаженныя памяти при великом государе царе и великом князе, Михайле Феодоровиче всея Русии, те страдалцы многа лета были, и порока в них, государь, никакова к вам государем не явилося»¹⁶⁰. Итак, посредством этой челобитной автор просил у государя заступничества за тех, кто являлись безвинно осужденными, поскольку их честность у Неронова не вызывала сомнения. Данная челобитная представляет замечательный по своей искренности пример реального обращения к монарху с надеждой на его покровительство и поддержку: «Благочестивый Царю, устави, молю, бурю, смущающую Церквы! Паче бо сия настоящия брани и сыны церковныя погубляющая»¹⁶¹. Неподдельная тревога о будущем Русской Церкви слышится в этих словах протопопа, на поверку оказавшихся пророческими.

Вместе с тем, в данном документе не содержится развернутой аргументации, направленной против нововведенных книг и обрядов: Неронов ограничился лишь просьбой о помиловании для своих единомышленников. В этой челобитной не встречается ни тени упрека в адрес самого государя. Напротив, с большой теплотой звучит конечное обращение к государю: «Мир ти, о христолюбивый царю и подражателю древним благочестивым царем! Такоже и ты, благочестивый царю, хотя подобитися им, соблюдаеши преданный нам закон, Богом нашим Исус Христом, соблюдаеши же крепко и непорочно, и благодать Святаго Духа да будет с тобою, ныне и в век века, аминь»¹⁶².

Таким образом, основной темой, которую затронул автор данной челобитной, является наказание, постигшее единомышленников Неронова вследствие их противостояния нововведениям. Из этого можно заключить, что при написании этой челобитной автором ставились две определенных цели: поведать царю о расправе, которой были подвергнуты противники реформы, и заступиться за них, а также просить государя о вмешательстве в церковные дела. Отношение, проявленное в данном послании к личности монарха, является самым дружелюбным и уважительным, что типично для посланий раннего периода старообрядческого движения.

Во второй челобитной Алексею Михайловичу Неронов вновь сетовал на то, что радеющих за благочестие Православной Церкви несправедливо осудили и наказали. Это послание также написано с соблюдением условного формуляра, по сравнению с первой челобитной оно гораздо более обширно по содержанию. Заступаясь за своих единомышленников, Неронов связал их личную судьбу с судьбой Церкви: «He наша бо страдания нудят нас, к тебе, государю, вопити, ниже скорбей ради и мучений наших моление к тебе, государю, приношу; но страх одержит мя о сем, дабы благочестие истинне в поругании небыло и гнев Божии да не снидет»¹⁶³. В то время учение старообрядцев только начало формироваться, и важно, что Неронов сформулировал мысль о том, что для Церкви последствия раскола и смуты, посеянной Никоном, будут трагическими: «Искушения бо прииде, потрясающее Церковь, и велико несогласие»¹⁶⁴. Подобно Аввакуму и Савватию, Неронов обвинил Никона в несправедливом суде и прочих неправомерных действиях¹⁶⁵. Автор данной челобитной подчеркивал, что не признает легитимности суда, осудившего его и сподвижников, а также не признает прав Никона на патриарший престол, несмотря на то, что ко времени написания этого послания (1664 г.) последний еще не был лишен патриаршего сана¹⁶⁶.

Следует заметить, что, как и в первой своей челобитной, самого царя Неронов не обвинял ни в чем, лишь прося его о милости и справедливом вмешательстве. В этом своем послании автор как бы вел беседу с государем, прерывая свое повествование следующими словами: «Прилежно молю, о благочестивый государь, еще мало потерпи на мне, да побеседую з государем»¹⁶⁷.

В своих посланиях протопоп Неронов затронул еще один вопрос, который был особенно актуальным в то время. Можно предположить, что, убеждая царя установить более демократичный порядок избрания патриарха, Неронов подразумевал главенство светской власти над церковной. Это позволило некоторым исследователям сделать вывод о том, что Неронов стремился к утверждению превосходства «царства» над «священством». По мнению А.С. Елеонской, Неронов, хоть и критиковал действия Никона, но делал это не с точки зрения старообрядцев, а именно с точки зрения борьбы «священство»-«царство»¹⁶⁸. Эта дихотомия «священство»-«царство» являлась важной идеей, проступающей через все его произведения.

Итак, во второй челобитной, обращенной к Алексею Михайловичу, автор более определенно выразил свое отношение к изменениям, внесенным в обряд и богослужебную практику Русской Православной Церкви, а также указал на то, что наказания, которым были подвергнуты их противники, являются излишне жестокими и неправомерными. Следовательно, ключевой темой для первых посланий Неронова была церковная реформа, начатая Никоном, и судьба оппонентов патриарха.

Из вышесказанного следует, что ранние послания Неронова царю содержат эмоциональное обращение с просьбой о помощи в разрешении конфликта, сложившегося в связи с введением новоисправленных книг и обрядов. Протопоп искал заступничества государя для своих друзей, выступивших против церковной реформы и несправедливо, по его мнению, осужденных и наказанных. Однако, несмотря на столь почтительную просьбу, царь не только не обратил особого внимания на эти челобитные, но и запретил Неронову в последующих обращениях к нему осуждать действия Никона. Но это не остановило Неронова. Он направил послание к царице, прося ее вмешательства и заступничества, а также к Стефану Вонифатьеву, видимо, при этом надеясь найти в нем единомышленника в вопросах церковной реформы¹⁶⁹.

Челобитная Неронова вселенским патриархам представляет собой обращение совсем другого рода. В ней он подробно изложил все обстоятельства своих злоключений, все подробности конфликтов, произошедших с Никоном. Автор проявил в этом послании даже больше смирения, чем то было в первых его челобитных: «У вас же, великих архиереев, милости и разсуждения, и истинного, правильного, аще буду достоин, со слезами разрешения прошу, и припадая к вашим святым и благотекущим стопам, челом бью»¹⁷⁰.

Неронов не только проявил полную покорность воле архиереев, но также в конце этой челобитной обещал обратиться с прошением к царю: «Впредь буду ему великому государю извещать, да не прииму казни от в дущаго тайная сердец наших, прося милости у него содетеля моего, дабы укрепил мя на таковыя дела»¹⁷¹. Действительно, вскоре была написана и отправлена челобитная «Покаянное послание старца Григория Неронова к царю, патриархам и всему собору, 1667 г.»¹⁷², в которой автор окончательно отказался от противостояния реформе, о чем подробнее будет сказано ниже.

Таким образом, послания, составленные протопопом Нероновым, содержали просьбу о вмешательстве монарха в церковные конфликты, возникшие в связи с реформой, инициированной патриархом Никоном, и со временем все обострявшиеся. В этих документах протопоп продемонстрировал искреннюю тревогу о судьбе Русской Православной Церкви и утверждал о необходимости мирного пути разрешения сложившейся ситуации. В связи с этим протопоп просил заступничества царя для своих соратников, преследуемых за оказанное ими сопротивление нововведениям.

На примере посланий Неронова было показано, что в первый период сопротивления церковной реформе идея обращения к Алексею Михайловичу с просьбой о помощи была весьма популярной в среде защитников старых обрядов. Важный пример документов подобного рода представляет собой Первая челобитная протопопа Аввакума¹⁷³, которую он начал так: «От высочайшая устроенному десницы, благочестивому государю, царю-свету Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, радоватися. Грешник Аввакум Петров, припадая, глаголю тебе, свету, надеже нашей»¹⁷⁴. Это обращение свидетельствует о том, что автор не просто почтительно относился к государю, но и возлагал на него определенные чаяния, надеясь на помощь в борьбе со сторонниками церковной реформы.

Анализ основной части позволяет получить еще более углубленное представление о взглядах автора, поскольку этот раздел обычно включал изложение причины челобитья и аргументы, которыми автор обосновывал свою позицию. Действительно, Аввакум высказывал искреннюю надежду на милосердие и помощь со стороны государя, убеждая его в том, что защитникам старого обряда не к кому больше обратиться за помощью, кроме царя: «Яко ты наш государь, благочестивый царь, а мы твои богомолцы: некому нам возвещать, како строится во твоей державе»¹⁷⁵.

В основной части Первой челобитной Аввакум, естественно, осуждал церковную реформу, перечисляя последствия введения Никоном новых книг: «Христа не исповедует ныне царя быти и воскресение его яко июдеи, скрывает; он же глаголет неистинна Духа Святаго; и сложение креста в перстех разрушает; и истинное метание в поклонех отсекает, и многих ересей люди Божия и твоя наполнил»¹⁷⁶. Из этого Аввакум сформулировал вывод, что «инде напечатано духу лукавому молимся»¹⁷⁷.

Протопоп оценивал в отрицательном ключе действия, совершенные Никоном, и, подобно Григорию Неронову, упрекал патриарха за излишнюю жестокость при проведении реформы и преследовании инакомыслящих: «Добро было при протопопе Стефане, яко все быша тихо и немятежно ради его слез и рыдания и негордаго учения: понеже не губил Стефанъ никого до смерти, якоже Никон, ниже поощрял на убиение»¹⁷⁸. При этом Аввакум соотнес моровое поветрие с действиями Никона и сделал вывод, что это было знамением, полученным свыше: «И моровое поветрие немало нам знамение было от никоновых затеек»¹⁷⁹. Это упоминание о знамении явно было призвано убедить царя в том, что проведение реформы не является богоугодным делом. Протопоп просил у государя остановить неправомерные действия, которые, с его точки зрения, могли нанести вред «истинной» православной вере и навлечь на всю державу небесную кару: «Потщися, государь, исторгнути злое ево и пагубно учение, дондеже конечная пагуба на нас не прииде, и огнь с небосе, или мор древний, и прочая злая нас не постигло. А егда сие злое корение исторгнем, тогда нам будет вся благая, и кротко и тихо все царство твое будет»¹⁸⁰. Как видно, протопоп обещал Алексею Михайловичу, что если положения церковной реформы будут отменены, все беды, которые приходилось преодолевать русскому народу, прекратятся, и в государстве наступит мир.

Несмотря на высказываемое протопопом осуждение нововведений, принятых в результате реформы, в данной челобитной еще не просматривается отрицательного отношения к самому государю. Подобно упомянутой челобитной Неронова, в этом послании протопоп как бы вел задушевный разговор со своим адресатом: «Вем, яко скорбно тебе, государю от докуки нашей. Государь-свет, православной царь! Не сладко и нам, егда ребра наша ломают и, розвязав, нас кнутьем мучат и томят на морозе гладом. А все Церкви ради Божия стражем. Изволишь, государь, з долготерпением послушать, и я тебе, свету, о своих бедах и напастех возвещу немного»¹⁸¹.

Далее следовал рассказ о мучениях, которые Аввакуму пришлось претерпеть из-за Никона. Автор прервал его вопросом: «Не скучно ли тебе, государю-свету?»¹⁸². В подобных обращениях просматривается очень доброе отношение к государю. Об этом позволяет говорить и завершающая послание совершенно неожиданная для челобитных просьба: «Свет-государь! Пред человеки не могу тебе ничтоже проговорити, но желаю наедине светлоносное лице твое зрети и священнолепных уст твоих глагол неких слышати мне на пользу, как мне жити»¹⁸³.

Аввакум неспроста высказал желание встретиться лично с Алексеем Михайловичем и все ему «наедине» рассказать подробно. По мнению некоторых исследователей, поводом к включению в текст Первой челобитной автобиографических материалов могло быть это чисто практическое требование – рассказать о себе, для того, чтобы просить царя о личной встрече¹⁸⁴. Более того, по заключению Е.В. Яроцкой, желание автора встретиться с государем с самого начала являлось одной из причин написания челобитной¹⁸⁵. Разумеется, Аввакум надеялся при личной встрече убедить царя в неправомерности церковной реформы. Это нашло ясное отражение в тексте челобитной.

Итак, главной мыслью, которую проводил протопоп Аввакум в своем первом послании к государю, было отрицание нововведенных книг и обрядов. Ясно прослеживается стремление автора убедить царя в неправомерности книжного исправления и склонить его на сторону противников реформы Никона. Действия самого патриарха протопоп называл жестокими и несоответствующими положению служителя Бога, однако к личности царя проявлял глубочайшее почтение, неоднократно выражая надежду на монаршую защиту и покровительство.

Как было показано на примере челобитной Аввакума, послания, составленные в ранний период сопротивления церковной реформе, чаще всего не содержали пространной аргументации в пользу старых богослужебных книг. Однако авторами некоторых челобитных, направленных царю, были предприняты попытки изложения доказательств своей правоты. Характерным примером подобных посланий, написанных в период до Собора, является «Челобитная Чудова Монастыря чернца Савватия»¹⁸⁶, написанная в 1661 г. Данный документ был вторым посланием этого автора: в 1660 г. Савватий отправил царю «Челобитную о книжном исправлении», в которой обвинял справщиков в изменении текста Священного писания. За это послание он был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь, однако в 1661 году послал царю еще одну челобитную, в которой более подробно изложил аргументы, доказывавшие неправомерность изменений, внесенных в богослужебные книги.

Начальный протокол, в соответствии с принятыми в то время нормами, содержит весьма почтительное обращение к адресату: «Царю Государю и Великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя России Самодержцу бьет челом нищей ваш государев богомолец Чюдова монастыря чернец Саватеище, что был в мире ваш государев дьячишко Сенька Васильев»¹⁸⁷. В этом обращении ярко выделяется еще одна обязательная для начального протокола челобитных черта: наличие не только уважительного отношения к государю, но и уничижительного обозначения автором себя самого, т.е. адресанта. Подобный вариант начального протокола был довольно распространенным явлением в рассматриваемый нами период¹⁸⁸. Поэтому относительно начального протокола можно сделать вывод о полном соблюдении условного формуляра, что, в свою очередь, позволяет констатировать факт предназначения этой челобитной для прочтения непосредственно государем.

Основная часть челобитной начинается с изложения обстоятельств написания: «В прошлом Государь в 168 году, по вашему государеву указу, сослан я с Москвы на Белоозеро в Кирилов монастырь за то, что извещал вам Великому Государю печатнаго двора справщиков о книжном неисправлении, а грамматическаго учения будто неумеючи. И я нищей бил челом вам Великому Государю на справщиков не о грамматичном деле, — извещал на них про то, яко книги портят и плевелы в них сеют»¹⁸⁹. Таким образом, автор упомянул последствия, которые имело написание первой челобитной, но не упрекал царя за совершенную расправу, а лишь описал произошедшие события. Сам факт написания второй челобитной свидетельствует о том, что цель, которую преследовал автор при написании первого послания, не была достигнута.

После изложения обстоятельств написания автор сразу же приступил к пространному изложению своего мнения относительно новых книг. Перечислив все ошибки и неточности, наблюдаемые в книгах, исправленных по новогреческим образцам, Савватий сделал вывод, что тексты, напечатанные в старых книгах, суть правильные, а «книжное исправление» посеяло в православной вере много «злых плевел»¹⁹⁰.

Савватий упрекал справщиков в неестественном и предосудительном стремлении ко всему новому: «Нрав по грехом таков у нынешних Московских грамматиков, что новое ни объявится — за тем и пошли, а старое свое доброе покинув»¹⁹¹. Автор выразил в своем послании важную мысль о том, что люди, которые занимались исправлением богослужебных книг, были недостаточно компетентны для успешного исполнения своей задачи. Савватием был сформулирован резонный вопрос, как можно по результатам работы специалистов, не вызывавших большого доверия, изменить традиционные книги и обряды, принятые в русском государстве.

Наряду с проблемами, связанными с церковной реформой, в данном послании автор не преминул затронуть и личные вопросы. Убеждая царя в своей правоте, Савватий не мог не воспользоваться случаем и не пожаловаться на наказание, которому его подвергли, и на несправедливость такого решения: «С сорок лет есьми убогой аз был у ваших государевых дел, а такова суда не видал, каким меня осудили на изгнание. Мало не целой день очной ставки было, а не единой строки не записали. И так, Государь, не судят по вашему государеву указу: и не в таких великих делах записывают очные ставки при исцах и при ответчиках, а исцы и ответчики к речам руки прикладывают, не сходя с суда и очной ставки. Буду на такой неправедной суд докончины живота своего плаката праведному и нелицемерному Судии, херувимскому Владыце Христу Богу нашему, за него же и стражду»¹⁹². Из этой цитаты ясно, что суд, которому подвергли противников нововведений, совершался неправомерным образом. Итак, наряду с приводимой в тексте челобитной развернутой аргументацией, направленной против новопереведенных книг, Савватий обращал внимание царя и на неправедный суд, совершенный над теми, кто защищал традиции.

Анализ содержания основной части челобитной в сочетании с формулярным анализом позволяет сделать вывод о том, что лейтмотивом данного послания является идея автора о неправомерности реформы, инициированной патриархом Никоном. Савватий сделал такой вывод на основании несоответствия новых обрядов русской богослужебной традиции, наличия многих неточностей, наблюдаемых в новоисправленных книгах, недостатка компетентности, который проявляли справщики при выполнении работы. Автор настаивал на том, что современные греческие обряды и книги содержали множество отступления от истинных православных традиций, из чего следовал тезис о невозможности их использования в качестве примера для исправления. Еще одна важная тема, затронутая в данной челобитной, - неправедный суд, совершенный над противниками нововведений. Эта идея была сформулирована на основе рассказа Савватия о суде, перед которым пришлось предстать ему самому.

Исходя из сказанного выше, можно заключить, что при написании данной челобитной автор преследовал две основные цели: продолжить попытки убедить царя в неправомерности изменений, вносимых в богослужебные книги, и несправедливости суда, которому предали противников реформы, а также просить самодержца о прощении - покаяться за инакомыслие и излишнюю дерзость и обратиться с просьбой о возвращении в Москву, - ибо никакой вины он за собой не ощущал, поскольку руководствовался исключительно добрыми намерениями.

Обращаясь к анализу конечного протокола челобитной, нужно заметить, что в нем присутствовали все необходимые составляющие, т.е. формуляр был полностью соблюден: «Милосердый и Благочестивый праведный Великий Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всея великия и малыя и белыя России Самодержец, вели меня на время из Кирилова монастыря отпустить к Москве для моих бедных убогих крох и с родительскими гробами простится, а о грамоте, коли моя грамота мало надобна, не буду ни с кем спору чинити. Вся возлагаю на Бога. Царь Государь смилуйся, помилуй!»¹⁹³. Столь эмоциональное обращение к государю еще раз убеждает нас в том, что автор искренне верил в его милосердие, надеялся на помощь в борьбе с церковной реформой.

Челобитная чернца Савватия является замечательным памятником раннего периода старообрядческого движения. Особую ценность данному документу придает развернутая аргументация, направленная против нововведений, которые были приняты в результате церковной реформы. Автором проявлено глубокое знание церковных обрядов и богослужебных книг и приведены весомые доводы в пользу отмены новых обрядов. Савватий указал на множество ошибок, присутствовавших в новоисправленных книгах по сравнению с традиционными изданиями, что позволило ему сделать вывод о некомпетентности лиц, ответственных за книжную справу. Поэтому вполне логичным представляется тот факт, что в данном послании присутствуют многочисленные направленные к царю просьбы об отмене нововведений и стремление убедить монарха в ее необходимости. Это подтверждает предположение о том, что автор питал большие надежды на Алексея Михайловича и искренне верил в то, что царь может повлиять на ситуацию и принять сторону противников нововведений. Такая позиция является отражением общих настроений, бытовавших в среде старообрядцев ко времени написания данного послания, т.е. к началу 1660-х гг. Аргументация, приводимая автором данного послания, впоследствии оказала большое влияние на формирование идеологии старообрядческого движения.

На примере посланий старца Неронова и чернца Савватия было показано, что, несмотря на то, что в большинстве своем челобитные были посвящены реформе и попыткам убедить царя в неправомерности введенных изменений, иногда авторы затрагивали в них личные вопросы. Из этого можно сделать вывод, что в основной части старообрядческих челобитных могла содержаться информация, не только касающаяся непосредственно обрядов и богослужебной практики, но и посвященная другим проблемам: судьбе противников реформы, ситуации, сложившейся вокруг церковной реформы, эсхатологическим ожиданиям и т.д.

Примером направленных царю до Собора 1666-67 гг. посланий, содержащих пространную аргументацию против нововведений, является челобитная дьякона Федора¹⁹⁴. Она была послана дьяконом через Чудовского архимандрита Иоакима – по версии Н. Субботина (основанной на упоминании дьяконом в письме к сыну Максиму того факта, что он послал с Иоакимом увещевательное послание к царю Алексею)¹⁹⁵. Причем сделано это было непосредственно перед расстрижением, значит, до 13 мая 1666 г.

Обширность текста этой челобитной наводит на мысль, что при написании автором преследовались конкретные и важные цели, а пространность аргументации, частые обращения к царю и явное стремление подробно объяснить собственную точку зрения не оставляют сомнения в желании дьякона Федора убедить государя в своей правоте. Соблюдение автором общепринятого условного формуляра позволяет утверждать, что данный документ не только формально назывался челобитной, но и являлся таковой фактически.

Следовательно, мы имеет дело с довольно редкой для изучаемого нами периода разновидностью челобитных: с одной стороны, она непосредственно обращена к Алексею Михайловичу, написана с явной целью не только прочтения ее государем, но и добиться его согласия с изложенной в челобитной точкой зрения автора. Датировка челобитной, формуляр и многочисленные личные обращения к царю позволяют утверждать принадлежность рассматриваемого нами текста к документам актового характера. С другой же стороны, это послание содержит развернутую аргументацию дьякона Федора по поводу результатов церковной реформы - явление, не столь часто встречающееся среди анализируемого нами круга челобитных, написанных до Собора 1666-67 гг. Из вышесказанного следует, что при исследовании данной челобитной, относящейся к документам актового характера, необходимо учитывать и формулярный анализ, наряду с анализом содержания.

Первая часть условного формуляра – начальный протокол – звучит следующим образом: «Святопомазанному царю, государю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, биет челом последний богомолец твой, худейший диакон Феодор Иванов»¹⁹⁶. Здесь соблюдены все составляющие условного формуляра, кроме первой - посвящения Богу,invocatio. Челобитье, обращенное к царю с явной надеждой и ясно выраженной покорностью, позволяет сделать вывод о том, что дьякон действительно рассчитывал на помощь и поддержку царя.

Основная часть челобитной является довольно обширной и весьма содержательной. Дьякон в самых первых ее строках декларировал цель челобитья, утверждая, что поводом для написания была тревога о судьбе Русской Церкви, а не забота о самом себе: «He своя хощу глаголати, ни о своих, но о матери нашей святей церкви Христове и о яже в ней положенном духовном богатстве, реку святых непорочных книг (чего ради мы, убозии, и стражем), иже переправления не требуют»¹⁹⁷. Тем самым Федор подтверждал бескорыстность своих намерений и желание ходатайствовать перед государем во благо всех правоверных христиан. В данном фрагменте хорошо заметна сильная эмоциональная составляющая – Федор в большой любовью и трепетом говорил о «матери нашей святей Церкви Христове», об исконных православных традициях – «духовном богатстве», о «святых непорочных книгах», которые являются истинными, «иже переправления не требуют», и о том, что именно ради защиты старых книг, основы истинной православной традиции, старообрядцы были готовы вынести все преследования: «Чего ради мы, убозии, и стражем».

Далее автор обратил внимание адресата на ситуацию, сложившуюся вокруг издания Служебников: «Ныне, государь, 6 выходов Служебников вышло при одном патриархе, а вси меж собою несогласны, якоже преж рех. И как, государь, о том всенародному множеству не смущатися и у тебя, праведнаго судии, милости как не пpocити?»¹⁹⁸. Федором были приведены примеры несовпадений, имевших место между разными вариантами текстов Служебников, и сформулирована просьба Государю навести порядок в этом деле. Автор указывал на смысловые неточности, наблюдавшиеся в других новоисправленных книгах, в том числе, в Скрижали: «Тут же Апостола Павла оболгали. Так ли он святый написа: не прелщайтеся, ни блудницы ни хищницы царство Божие наследят? Едва ли наследят! Везде Христов Апостол написал: не наследят пияницы царства небеснаго и прочии грехолюбцы»¹⁹⁹.

В своей челобитной дьякон Федор уделил внимание наиболее важным вопросам, волновавшим умы православных христиан того времени. К примеру, в данном послании затронута очень важная тема, встречающаяся во многих старообрядческих челобитных – вопрос о крестном знамении. Федор писал: «А трема, государь, персты, Троицею (без воплощения Христова и страстей его) крест знаменати хулно есть и нечестиво: в богострасник впадывают ересь, аще и не хотящим им»²⁰⁰.

Еще одним важным новшеством, введенным в результате реформы, было изменение в припеве церковных песнопений «аллилуйя». Дьякон Федор решительно возражал против этого, аргументируя свою позицию следующим образом: «А и о святой аллилуйи, государь, мощно правый разум знать, хотя бы и свидетелей святых не было. Идеже поем святая аллилуйя трижды (как в посты вместо Бог Господь) тут уже «Слава Тебе Боже» не поем; а где дважды «аллилуйя» глаголем, тут вместо третия: «Слава Тебе Боже». A пo нынешних мудрецов разуму, надобно им и в посты после третия «аллилуйя» в четвертые петь «Слава Тебе Боже», как ныне поют меж псалмов»²⁰¹. Дьякон утверждал, что введение трегубой «аллилуйи» противоречило не только исконной православной традиции, но и простому здравому смыслу: «Мощно правый разум знать, хотя бы и свидетелей святых не было», потому что петь трижды «аллилуйю» и затем добавлять «Слава Тебе, Боже» Федору представлялось невозможным.

Федор уделил внимание также вопросу о форме крещения, говоря о том, что современные греческие обряды не являлись исконными и истинными: «И не то едино, но и паче сих: крещения православнаго греки ныне не имеют, обливаются вси, а не в три погружения крещаются, еже начало спасению нашему»²⁰². По словам дьякона, крещение через обливание не являлось традиционно православным, а «есть римское еретическое». Очень важно утверждение Федора о том, что именно греки изменили традиционному способу крещения, - идея, ставшая очень популярной и получившая развитие в старообрядческой литературе последующих периодов.

Дьякон Федор в данном послании не только раскрывал несовершенства новоисправленных книг, но предпринял попытку проанализировать весь процесс церковной реформы, выявить ее причины. Он указывал на то, что источником смуты явилась греческая церковь, которая до недавнего времени придерживалась старых обрядов, но сама подверглась пагубному влиянию Церкви католической: «А в греках, государь-царь, благочестия зело много повредилося от утеснения поганых и от еретическаго насилования: так стеснены, яко овцы посреде волков,— едва уже дышут. Также у них говорили по дважды и аллилуию, и сложение перст имели якоже мы; но недавно изменили, смущаеми от римских наук»²⁰³.

Из этого, по словам Федора, следовало, что греческая Церковь уже отступила от истинной веры, и поэтому не следовало вносить изменения в книги и обряды, ориентируясь на нее: «В Козмографии написано: несть под солнцем такого благочестия и веры правыя, яко в московском государстве, a пo иным всем с ересми смесишася и навыкоша дел их»²⁰⁴. Московское государство автор челобитной назвал единственным оплотом православия, хранителями истинных традиций которого и считали себя старообрядцы.

Конечно же, главным виновником всех трагических событий в Русской Церкви Федор считал патриарха Никона, инициатора церковной реформы. Автор данной челобитной, как и протопоп Аввакум в рассмотренном нами первом послании, упрекал бывшего патриарха в нехристианской жестокости: «И ныне кажется ученик быти Христов, ноги умывает водою: а иным те же ноги ломает дубиною, а иным кнутом кожю одирает». По его мнению, подобное поведение противоречило заветам Христа: «Спас наш, смирении нам образ дал, сам бит был, а никово не бил»²⁰⁵.

Автор с горечью повествовал обо всех разногласиях, имевших место в Русской Церкви, но заявил о готовности приверженцев старой веры защищать свои убеждения до последнего: «И мы таковых прелагатаев боимся и лукавому исправлению их не покоряемся»²⁰⁶. Для защиты от подобных действий, заключил автор далее, православный народ отчаянно нуждался в покровительстве государя, помощи которого и просил дьякон Федор для всех православных христиан. Как и в первой челобитной протопопа Аввакума, царь для автора являлся последней надеждой правоверных.

Перечислив все несоответствия, наблюдаемые в новопереведенных книгах по сравнению с традиционными, высказав свое мнение о ситуации, сложившейся в Русской Церкви, Федор сделал вывод о том, что все конфликтные события, произошедшие в Русской Церкви, являлись предвестниками последних дней: «Видим, самое уже последнее время и конец века скоро, скоро приближается. А Божественное писание поведает нам,— последнее время не исправлению (веры) виновно быти глаголет, но отступлению от веры родително и ко антихристу присвоение»²⁰⁷. Далее, для того, чтобы придать веса своим словам о приходе антихриста и последних днях, Федор подтвердил их различными цитатами из Священного Писания. Эсхатологические мотивы, присутствующие в тексте послания, впоследствии сыграли большую роль в формировании старообрядческой идеологии и были очень популярны в среде старообрядцев.

Подтверждая мысль о приближении «последних времен», автор привел еще один очень важный аргумент: «А во твоем государстве не бывало еретков прежде, кои бы святыя книги превращали и противныя в них догматы вносили»²⁰⁸. Это замечание автора очень важно. Действительно, несмотря на то, что исправление книг происходило при всех патриархах, только во время патриаршества Никона оно приобрело такой широкий масштаб. Этот факт и позволил дьякону сделать вывод о том, что, действительно, близился конец света.

Изложив подробно все проблемы, стоявшие перед Русской Церковью, которые были вызваны церковной реформой, все страдания, претерпеваемые старообрядцами, Федор воскликнул: «Помилуй, государь-царь, не дай нас напрасно озлобити, сотвори праведный суд! Всем нам явитися подобает пред судищем Христовым»²⁰⁹. Эта мысль о том, что все люди, независимо от их положения в обществе, в конце предстанут перед Божьим Судом, также впоследствии широко использовалась в старообрядческой литературе, в том числе, и в других посланиях к царю.

В результате проведенного анализа содержания основной части челобитной можно сделать вывод о том, что главная тема, которой посвящено данное послание – неправомерность проведенной реформы. В казусной части дьяконом Федором были приведены исчерпывающие по своей убедительности аргументы, призванные убедить царя и его окружение в правоте старообрядцев и ошибочности церковной реформы. Большинство приведенных Федором аргументов касались книжного исправления, т.е. анализа внесенных в новопечатные книги изменений. Очень важную часть послания занимают высказанные дьяконом идеи об эсхатологических ожиданиях, о наказании, которое неизбежно ждет тех, кто нарушает верность истинными традициям. Поэтому приобретают еще большую искренность и эмоциональную силу просьбы о помощи, обращенные к государю как к последней надежде правоверных христиан. В отличие от авторов прочих рассмотренных нами челобитных, в этом сочинении Федор не затрагивал личных вопросов и не просил государя ни о чем, кроме справедливости по отношению к противникам нововведений.

Конечный протокол присутствует в тексте Челобитной в традиционной для этого жанра форме: «Умилосердися, государь, сотвори праведное о всех разсмотрение, яже суть писана. О сем паки ти колена приклоняю, и лицем землю покрываю, и слезами нозе твои мочу. Смилуйся, царь государь!»²¹⁰

Интересным является тот момент, что после концовки автор внезапно продолжил свое повествование, говоря вновь о неправде, которую «посеял» Никон. В конце последней фразы Федор вновь попросил царя о милости: «По сем, падши к ногам твоим, милости полезныя прошу у тебя, света нашего»²¹¹. Из этого можно сделать вывод о существовании в этой челобитной либо двух конечных протоколов, либо одного, который прерывается повествованием, что является отличительной чертой этого послания.

Резюмируя информацию, выявленную нами при анализе содержания с учетом формуляра челобитной Дьякона Федора, необходимо подчеркнуть, что это послание представляет собой большой интерес для исследования по нескольким причинам. Во-первых, благодаря сформулированным автором идеям этот документ сыграл весьма значительную роль в развитии старообрядческого учения. Во-вторых, он является уникальным в жанровом плане, т.к. представляет собой челобитную, направленную Алексею Михайловичу Романову, но не является попыткой решения автором личных вопросов, а содержит развернутую аргументацию позиции защитников старого обряда (что является редким явлением для челобитных, направленных непосредственно царю). В-третьих, было выявлено, что условный формуляр соблюден автором полностью. Конечный протокол присутствует в традиционной форме, но прерывается важной информационной вставкой и затем завершается традиционной просьбой о милости. Из вышесказанного можно сделать вывод об уникальности данного памятника литературы и важности его для нашего исследования.

Произведения дьякона Федора сыграли важную роль в формировании старообрядческой идеологии. Впоследствии основная часть догматико-полемических сочинений Федора вошла в состав сборника, которому инок Авраамий дал название «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения». Сборник этот состоит из 46 глав. По мнению первого издателя этого сборника — Н. И. Субботина, — Федору в нем принадлежат две главы: 21-я и 26-я, подписанные его именем. Однако, по версии исследователя Бубнова, дьякону Федору в этом сборнике принадлежит авторство еще ряда глав, а именно: 5-й, 12-й, 14-й, 17-й и 27-й, а также 34-й, 35-й и 36-й²¹². Сочинения Федора, были включены с состав сборника наряду с другими известными произведениями старообрядцев²¹³. В них формулировались мысли, впоследствии ставшие основой идеологии старообрядчества. Следовательно, в сборнике «Христианоопасный щит веры…» был подведен определенный итог развития идеологии движения, о чем подробнее будет сказано ниже.

Резюмируя вышесказанное, можно сделать вывод, что челобитные, составленные в первое время после введения новоисправленных книг и обрядов, были написаны с целью убедить государя в необходимости отмены нововведений, поэтому все без исключения содержат самые искренние заверения в преданности царю, а также выражают надежду на его милость и вмешательство в ход проводимой реформы. Старообрядцы протестовали против нарушения традиционных церковных укладов, сложившихся веками, которые они называли «истинными». Новые же книги, исправленные по новогреческим образцам, по их мнению, не могли претендовать на «истинность», из чего проистекала необходимость отмены нововведений. Таким образом, защитники старого обряда отстаивали свое право противостоять введению новых обрядов. Однако, если авторы рассмотренных нами посланий и обвиняли кого-то в происходящем, то скорее патриарха Никона и тех, кто занимался исправлением богослужебных книг. Фигура царя по-прежнему была священной и глубоко почитаемой в среде противников реформы, что позволяло им надеяться на его личное участие в урегулировании противостояния сторонников нововведений и их противников, - разумеется, на стороне старообрядцев.

Итак, челобитные указанного периода чаще всего не содержали достаточно убедительных аргументов в защиту отстаиваемой точки зрения. Это были, действительно, эмоциональные обращения с жалобой на притеснения и незаконность нововведений, отправленные государю с просьбой о помощи и покровительстве.