16. Теоретические подходы к анализу культуры (институционализм, cultural studies, семиотика, феноменология и т.Д.)

Институционализм - направление социально-экономических исследований, в частности рассматривающих политическую организацию общества как комплекс различных объединений граждан — институций (семья, партия, профсоюз и т.д.)

Понятие институционализма включает в себя два аспекта: «институции» — нормы, обычаи поведения в обществе, и «институты» — закрепление норм и обычаев в виде законов, организаций, учреждений.

Смысл институционального подхода состоит в том, чтобы не ограничиваться анализом экономических категорийи процессов в чистом виде, а включить в анализ институты, учитывать внеэкономические факторы.

Сущность политических институтов в теории нового институционализма

Причины возникновения нового институционализма:

1) Недостатки бихевиорализма и теории рационального выбора, в рамках которых изучение институтов не уделялось должного внимания. Результаты многих исследований показали, что политические институты зачастую обладают большей объяснительной способностью, чем социальные, психологические или экономические проблемы.

2) Возрождение интереса к институтам в экономике, социологии и других социальных наук. Активное развитие междисциплинарных исследований, связанных с изучением различных общественных институтов и их взаимовлиянии.

Основные положения неоинституционализма

1. Синтетический характер. Стремление объединить достоинства традиционного институционализма, бихевиорализма и ТРВ, отказавшись от крайности этих теоретических направлений. Подчеркивание более самостоятельной роли политических институтов, ориентация на выявление механизмов взаимодействия различных факторов, влияющих на политику (институты, мотивы индивидуальных акторов, социальный контекст).

2. Точные методы исследования. Использования современных методов исследования в политике, созданных в рамках бихевиорализма и ТРВ.

3. Отказ от формально-легалистского подхода к определению политических институтов (политические институты как правовые нормы, регулирующие деятельность органов государственной власти), переход к более широкой трактовке данного понятия.

Основные направления неоинституционализма.

I. Социологический институционализм (культурный подход). Понимание человека как хомо социологикус, действия которого в решающей степени зависят от социального окружения и принятых в обществе стандартов поведения. Рассмотрение институтов в качестве элементов сознания индивида, которые усваиваются им в процессе социализации и определяют характер поведения индивида в конкретной ситуации (институты «встроены» в сознание действующего индивида). Таким образом, с точки зрения социологического институционализма социальные институты, усвоенные индивидами, диктуют им каким предпочтениям необходимо следовать в том или ином случае.

Виды социологического институционализма:

1) Нормативный институционализм (Дж. Марч, Й. Ольсен и др.). Признание решающего влияния на поведение индивида, ценности и норм, на основе которых он принимает решения в конкретной ситуации. Существующие институциональные реальности человек, как правило, не рассчитывает какое именно действие в большей степени соответствует его рациональным интересам. Вместо этого он задает себе вопрос: «кто я такой в данных институциональных условиях? (ученый, врач, судья, заключенный)» и думает о тех действиях, которые соответствуют его роли в сложившейся ситуации (поиск истины, лечение больных, стремление избежать правосудия и т.д.). При этом индивид не ставится в тотальную зависимость от существующих в обществе норм социального поведения в связи с наличием у него возможности как выбирать наиболее приемлемые для себя роли, так и подвергать их некоторой интерпретации.

2) Исторический институционализм (Д. Кинг и др.). Заострение внимание на роли институционального выбора, совершенного в историческом прошлом. По логике исторического институционализма, первоначальный исторический выбор будет оказывать глубокое воздействие на все последующие социальные и политические решения. В каждый данный момент можно преобразовать лишь немногие отдельные переменные характеристики существующих институтов, в целом определяемых исторической традицией.

II. Институционализм рационального выбора (экономический подход). Понимание человека как хомо экономикус, действия которого в решающей степени определяются не социальным контекстом, а стремлением к максимизации собственной выгоды. Рассмотрение институтов в качестве правил игры, которые создаются индивидами для облегчения взаимодействия друг с другом, снижения трансакционных издержек. Таким образом, с точки зрения институционализма рационального выбора, институты представляют собой внешнее ограничение, рамки, накладываемые на деятельность рационального индивида, поведение которого ориентировано на максимизацию собственной выгоды.

В рамках политической науки для изучения политической реальности используются достижения как социологического институционализма, так и институционализма рационального выбора, адаптируемые исходя из цели конкретного исследования.

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ

- направление в философии культуры, возникшее на рубеже 19-20 вв. в работах Гуссерля и развитое в дальнейшем его учениками и последователями. Первоначально рассматривалась не столько как культурологич., сколько общефилос. дисциплина, преодолевающая антиномию материализма и идеализма за счет снятия "осн. вопроса философии" - дилеммы первичного и вторичного в соотношении духа (сознания) и материи, субъекта и объекта. В этом своем понимании Ф.к. генетически близка, во-первых, феноменализму Беркли, Юма, Милля, Маха и др., к-рых объединяет трактовка в качестве единственно доступной человеч. восприятию реальности комплекса чувств, данных (ощущений, чувств, восприятий, наблюдений и т.п.), открытых человеч. опыту. Согласно феноменализму, все содержание познания может быть редуцировано к чувств, восприятию - в тех или иных его формах. Во-вторых, Ф.к. находится в родстве с другой филос. традицией - Канта и неокантианства рубежа 19-20 вв., согласно к-рой познаваемая действительность - мир феноменов - может быть упорядочена интеллигибельно, через ноумены, или "вещи в себе", т.е. как априорные смысловые структуры трансцендентального субъекта. Третья традиция филос. осмысления феноменов связана с представлением, что в основании человеч. опыта находится мир сущностей, идей, идеальных конструктов, проявлением и выражением к-рых и оказываются опытные феномены сознания- чувственная достоверность, мнение, восприятие, в т. ч. иллюзорное, здравый смысл и рассудок, самостоят, и несамостоят. мышление, "несчастное сознание" и т.п. (Лейбниц, Шеллинг, Гегель с его "Феноменологией духа"). Наконец , существует еще одна, четвертая традиция Ф.к., восходящая к учению Платона об эйдосах, Аристотеля об энтелехии, античных стоиков об огненном логосе, неоплатоников - о сущем, стремящемся к благу, к теории "прафеномена" Гёте, доказывавшего, что все явления и существа имеют свой идеальный тип, прообраз, к-рому морфологически соответствуют на всех фазах своей эволюции. Согласно этой традиции, мир феноменов - это совокупность "чистых сущностей", "идей", интеллигибельных, т.е. по самой своей природе доступных не чувственному, а собственно интеллектуальному созерцанию, и задача филос. познания состоит в том, чтобы минимизировать затемняющие подлинную сущность предмета наслоения преходящих, чувственно-эмпирич. смыслов. Гуссерль в своей философии сразу продолжает все четыре традиции, делая центральной для себя последнюю, рационалистическую. Ученик Ф.Брентано и последователь Б.Больцано, Гуссерль испытал также влияние и неокантианства (преимущественно марбургской школы), и интуитивистов - Джеймса и Бергсона, что создавало предпосылки для необычного интеллектуального синтеза Ф.к. Вслед за Декартом Гуссерль стремится определить последние логич. основания бытия, структуры "чистого сознания", для чего оказывается необходимым освободить сознание от вольно или невольно привносимых в него компонентов эмпирич. содержания. Для этого философ должен осуществлять "очищение" сознания методом редукции - путем отказа от "естеств. установок" обыденного сознания по отношению к миру, не только мешающих выделению чистых структур сознания и привносящих индивидуальные переживания или, напротив, общепринятые догматические утверждения в объективное познание, но и провоцирующих релятивизм и скептицизм в философии, принципы, которые ведут европейские науки к глубокому кризису. В частности, Гуссерль считал гл. препятствием объективному научному и филос. познанию "психологизм", т.е. зависимость познания от субъективности познающего субъекта и конкр. эмпирич. ситуации. Отсюда последовательная критика Гуссерлем той линии в истории философии, к-рая обозначена именами Локка, Юма, Милля и Вундта, Дилыпея. Морфологич. разновидностями психологизма, сохранившими свою актуальность и влиятельность на философию в 20 в., Гуссерль считал натурализм (психологич. установку естествоиспытателя, возведенную им в методол. принцип и некритически перенесенную в философию) и историцизм (аналогичную установку обществоведа, превращенную в доминанту филос. мировоззрения). Оба этих принципа представляются Гуссерлю опасными для развития философии, поскольку лишают познание объективности и беспристрастности, ограничивая его возможности и подчиняя его диктату той или иной заданной априорно концепции или аконцептуальной эмпирике. Освобождение познания от бремени психологизма, натурализма и историцизма, по Гуссерлю, возможно при соблюдении принципа epoche (epoche - греч. воздержание, отказ) , т.е. при воздержании от суждений о существовании или несуществовании тех или иных предметов. Принцип epoche позволяет философу последовательно раскрывать разл. феноменальные формы, затемняющие сущности (напр., мнения, клише обыденного сознания, оценочность разл. рода), и различать уровни и слои сознания (в том числе - языковые оболочки, психич. переживания, предметность сознания, смысловые структуры). В рез-те редукции философ имеет дело с последней , далее неразложимой реальностью сознания - Интенциональностью (от лат. intentio - стремление) - направленностью мыслящего сознания на тот или иной предмет, конституирующей его значения и смыслы. Два взаимодополнит. аспекта Интенциональности - ноэзис (предметная направленность сознания) и ноэма (предметное содержание интенционального отношения) связуют субъект и объект познания, а вместе с тем - общечеловеч. сознание и трансцендентный мир бытийственности, предметности. Сами структуры чистого сознания, составляющие Интенциональность, по Гуссерлю, не обладают онтологич. статусом, но лишь являются значениями, эпистемами, формами рефлексии. Переживание интенциональных актов, ведущих инвариантного субъекта к непосредств. "усмотрению сущности" (идеации) - независимо от возможных сфер приложения выявленных смысловых структур, - и составляет содержание Ф.к. как науки. Последовательно усложняя свое понимание Интенциональности, поздний Гуссерль полагал, что "чистое" (трансцендентальное) сознание всегда укоренено в дорефлективных, аморфных формах "жизненного мира" (повседневности) и опосредствовано ими в практической деятельности. Обоснование новой методологии филос. и прежде всего социокультурного познания Гуссерлем на рубеже 19-20 вв. имело далеко идущие последствия для обществ. и гуманитарных наук. Во-первых, Ф.к. Гуссерля противопоставила усиливавшейся на рубеже веков традиции позитивизма, игнорировавшей культуру как конститутивный фактор человеч. существования, филос. концепцию, делавшую культуру своим центр, смыслообразующим элементом и, далее, смысловым началом человеч. бытия, взятого в его динамике, а значит, открытого перед будущим. Во-вторых, Гуссерль рассматривал историч. познание как имманентно-личностное, т.е. в-себе-историчное, руководствующееся нормативным опытом предшествующего поколения мыслителей, что представило историю не только как самосознание человеч. субъективности, но и как многозначный и многомерный континуум рефлектируемой предметности. В-третьих, поставив в центр своей филос. системы человека как исторически конкретный и динамичный феномен, с его сознанием и самосознанием, деятельностью и поведением, развивающимися в контексте культуры, Гуссерль создал основания для нового понимания культурной антропологии, для к-рой культура не просто явлена в человеч. психологии и обычаях того или иного об-ва (нации, этноса, расы и т.п.), но является проблемой глобальной сущности и существования любого человеч. индивида. Т.о., переворот, произведенный в философии Гуссерлем, означал поворот философии лицом к культуре, тем самым становившейся полноправным предметом метафизики и понимаемой как феномен человеч. сознания и идеальный, гуманистич. фактор истории, ее целеполагания и творчества. В этом своем качестве Ф.к. Гуссерля оказала огромное и плодотворное влияние на разл. направления филос. и научной мысли в 20 в. Среди философов, так или иначе испытавших воздействие Ф.к. Гуссерля, экзистенциалисты - Хайдеггер, Ясперс, Сартр, Мерло-Понти; из русских экзистенциалистов - Н.Бердяев и Л.Шестов. Последователями Гуссерля стали: в этике Шелер, в эстетике Р.Ингарден, в социологии Ж.Гурвич, А.Шюц, П.Бергер, Т.Лукман, в философской онтологии Н.Гартман, в философии религии и теологии Р.Отто, Э. Штейн, и др. Идеи Ф.к. проникли в правоведение, психологию, психиатрию, языкознание, педагогику и др. частные гуманитарные дисциплины, тем самым выходившие за пределы конкретнонаучного знания и включавшиеся в широкий контекст культуры и культурфилос. знания. В отеч. философии культуры под прямым или косвенным обаянием гуссерлианства развивались Г.Шпет, М.Бахтин, А.Лосев, Н.Н.Трубников, Э.В.Ильенков, Г.С.Батищев, М.Мамардашвили, Ю.Лотман, А.В.Михайлов и др. Нельзя не отметить принципиальное значение идей и традиций Гуссерля в совр. постмодернизме (Гадамер, Фуко, Деррида, Ж.-Ф.Лиотар, Ж.Лакан, Рикёр, Ж.Делёз и др.). Главное, в чем сходятся все перечисленные и многие другие мыслители, продолжающие и развивающие в 20 в. традиции Гуссерля и его феноменологич. идеи,- это общая культурологич. направленность их изысканий в разных областях и формах человеч. сознания, что делает результаты этих исследований - филос. и конкретнонаучных - одинаково значимыми с т. зр. культурологии, поскольку затрагивают с разных сторон ее спец. предмет - культуру как ценностно-смысловой мир человека. Ф. к. открывает перед культурологич. исследованиями новые научные горизонты. Во-первых, культурология избавляется от наивного деления культуры на материальную и духовную, а общественных явлений - на социальные и собственно культурные (унаследованного от сциентизма эпохи Просвещения и позитивизма 19 в.). Соответственно культурным смыслом начинают обладать феномены, неправомерные с т. зр. той или иной оценочности: кажущиеся и мнимые, действит. и ложные, рац. и иррациональные, массовые и элитарные, повседневные и трансцендентные, - все они, с т. зр. Ф.к., в равной мере являются реалиями сознания и в качестве таковых входят в актуальный или потенциальный мир человеч. культуры. Во-вторых, культура освобождается от примитивной зависимости от кажущихся "внешними" по отношению к ней социальных факторов (в т. ч. экономич., собственно социальных, полит., идеологич.), что нередко заставляло превратно трактовать историю культуры, закономерности творчества, управление культурой, прогнозировать перспективы культурно-истор. развития, поскольку в этом случае культура представлялась всегда вторичной и производной относительно экономики, политики, административно-управленч. решений, тем самым превращаясь в необязательный "придаток" (или атрибут) социальной предметности. В-третьих, культура в ее феноменологич. интерпретации понимается как всеобщий аспект всех феноменов, попадающих в кругозор человеческого сознания, - экон., социальных, полит., идеологич., гуманитар-ненаучных, естественнонаучных, техн., математич., истор., природных, психич. (в т. ч. и бессознательно-психич.), психопатологических и т.п. Культурология, т. о., представляется междисциплинарной областью, объединяющей разл. конкр. науки и философию культуры универсальным предметом познания - культурой (представленной разл. смысловыми структурами) и общим методом феноменологич. редукции и рефлексии, позволяющим дифференцировать общий "поток сознания", разл. его уровни и слои, конкр. феноменальные формы и глубинную Интенциональность "чистого сознания" (ядерные структуры культурных феноменов). Все сказанное придает Ф.к. особо актуальный и совр. смысл в ряду иных методол. исканий в области культурологии.

Под семиотикой культуры понимается совокупность знаковых средств, с помощью которых кодируется социальная информация. Понимать какую-либо культуру - значит понимать ее семиотику, улавливать значение используемых в ней знаков и расшифровывать тексты, составленные из них (словом «текст» в культурологии называют не только письменное сообщение, но любой объект — произведение искусства, вещь, обычай и т. п., рассматриваемый как носитель информации).

Основные типы знаков и знаковых систем, используемых во всех культурах, таковы:

1) Естественные знаки. Это вещи и явления природы, которые ука­зывают на какие-то другие предметы и рассматриваются в качестве носителей информации о них. Чаще всего естественный знак явля­ется частью какого-то целого. Естественные знаки — этознаки-признаки. Простейший пример: дым как знак огня, приметы погоды, следы зверей.

2) Функциональные знаки. Функциональные знаки — тоже знаки-признаки. Но связь функциональных знаков с тем, на что они указывают, обусловленафункциями, которые они выполняют в деятельности людей. Например, обстановка квар­тиры — комплекс функциональных знаков (текст), несущий инфор­мацию о степени состоятельности хозяев, а подбор книг на книжной полке говорит об их вкусах и интересах. В качестве функциональ­ных знаков могут выступать и действия людей: учитель водит пальцем по классному журналу, это знак того, что он сейчас вызовет кого-то отвечать.

3) Иконические знаки. Иконические знаки (от греч.eicon — изображение) — это знаки-образы, имеющие сходство с тем, что они обозначают. Они искусственно создаются такими, чтобы их внеш­ний вид отражал облик обозначаемых ими вещей.

4) Конвенциональные (условные) знаки. Конвенциональный знак (от лат.conventio — соглашение, договор, условие) служит обозначением предмета «поусловию» — потому, что люди условились считать его знаком данного предмета. Конвенциональные знаки обычно имеют мало общего с тем, на что указывают.

Видами конвенциональных знаков являются:

- сигналы — знаки из­вещения или предупреждения (например, цвета светофора, авто­мобильные гудки);

- индексы — условные обозначения чего-либо (например, показания приборов, картографические знаки);

- символы обладают двухслойным строением: его внешний, «первич­ный» слой — образ некоего объекта, а «вторичный», собственно символический слой — мысленно сопрягаемая с этим объектом идея (иногда по своему содержанию весьма далекая от него). Язык символов выражает самые абстрактные идеи в конкретно-наглядной форме. Примеры символов: эмблемы, гербы, ордена, знамена; крест в христианской религии; «птица-тройка» у Гоголя; «голубь мира» у Пикассо и др.

   5) Вербальные знаковые системы — естественные разговорныеязыки. Это исторически сложившиеся знаковые системы, образующие основу (семиотический базис) всей культуры говорящих на них народов. Главная особенность языка, отличающая его от всех других знаковых систем - он представляет собой полиструктурную, развет­вленную, иерархическую, многоуровневую систему знаков, которая открыта для изменений и способна к неограниченному развитию. Благодаря своей организации язык оказывается уникальным и уди­вительно богатым по своим возможностям средством выражения, хранения, обработки и передачи самой разнообразной информации.

   6) Знаковые системы записи. Они возникают на базе других знаковых систем — разговорного языка, музыки, танца — ивторичны по от­ношению к ним. Появление и развитие письменности позволило человеческой культуре выйти из начального, примитивного состояния. Без письменности было бы невозможно развитие науки, тех­ники, искусства, права и т. п.

Развитие письменности:

1) зародышем письменности было так называемое «предметное пись­мо», возникшее еще в первобытном обществе использование пред­метов для передачи сообщений (например оливковой ветви как знака мира).

2) Первой стадией истории письменности было письмо в рисун­ках (пиктография).

3) На следующей стадии возникаетидеографическое письмо, в котором рисунки приобретают все более упрощенный и схе­матический характер (иероглифы).

4) На третьей стадии со­здается алфавитное письмо, в котором используется сравнительно небольшой набор письменных знаков, означающих не слова, а состав­ляющие их звуки устной речи.

Аналогичным образом развивалась и запись музыки — нотное письмо, и система записи танца. Одним из важных направлений развития систем записи стало со­здание формализованных языков, с разработкой которых связано раз­витие электронно-вычислительной техники.

Появление и развитие письменности порождает принципиально новые возможности культурного прогресса. Письменность позволяет обществу транслировать информацию, количество которой намного превосходит объем памяти отдельного человека. Снима­ются временные и пространственные границы общения: становится возможной коммуникация между людьми, живущими на больших расстояниях друг от друга и в разное историческое время. Письменность открыла путь к тиражированию текстов — книгопе­чатанию. Воз­никли условия для массового образования и просвещения народа.

Cultural Studies") — междисциплинарная сфера исследований культуры, конституированная в постнеклассическом ментальном пространстве. Появление "К.И." тесно связано с британской интеллектуальной традицией, и более конкретно — с созданием Бирмингемского Центра К.И., первым директором которого стал Р.Хогарт [на этом посту его сменили Уильяме и Холл (с 1968 по 1986)]. Позднее Центр был преобразован из исследовательской структуры в факультет К.И. и социологии при Бирмингемском университете. С конца 1980-х "К.И." начали активно институциализироваться также и в университетах CILIA, Канады и Австралии, однако в каждой стране они обретали свою "локальную" специфику. Так, главное различие между британским и американским подходами состоит в том, что британская школа в очень значительной степени подвержена идеям марксизма и вообще была тесно связана с левыми движениями, с анализом культуры рабочего класса и т.п. в противовес исследованиям культуры элитарной. Американские же исследователи, в целом невосприимчивые к марксизму, обратили эти идеи в сторону анализа расовых и гендерных проблем: для американских "К.И." теоретической базой явились проблемы, изучавшиеся в рамках культурной антропологии, исследований масс-медиа, проблем афро-американского населения, женского движения, которые в своей совокупности были подчинены вопросам идентичности субъекта в индустриальном обществе — идентичности национальной, расовой, этнической, культурной. "К.И." известны своим эклектическим характером (в частности, в области методологии) и специфическими политическими акцентами. "К.И." являются и академическим проектом, и социально-политическим движением; это интеллектуальная и политическая идеология в марксистско-пост-структуралистском смысле: письмо, текст рассматриваются в их рамках как форма политической практики. "К.И." основываются на представлении о том, что современный мир — это тотальная множественность — классовая, расовая, этническая, культурная (принцип "мультикультурализма" — "multiculturalism"). Это направление исследований вовлекло в свою орбиту множество ранее не изучавшихся, маргинальных объектов и феноменов — например, телевизионные новости, этнические меньшинства, поп-музыка, различные типы сексуального поведения и идентичности, семиотика современных торговых центров (моллов), комиксы о Супермене, фильмы ужасов, реклама, урбанистическая утопия Диснейленда, "феномен Барби" и т.д. Кроме того, разнообразные "меньшинства" или те, кто к таковым себя причисляет, получили академическую трибуну для выражения своих взглядов (поэтому иногда "К.И." называют "дискурсом меньшинств"). Зачастую именно с этим направлением связывают рост популярности принципа "политической корректности". "К.И." создавались в атмосфере напряженных дискуссий по поводу самых насущных проблем современности, изменивших стиль жизни и социальные реалии западных обществ: индустриализация, модернизация, урбанизация, усиливающаяся дезинтеграция локальных общин, коллапс западных колониальных империй и развитие новых форм империализма и неоколониализма, развитие массовых коммуникаций, создание глобальной экономики и повсеместное распространение массовой культуры, возникновение новых форм экономически и идеологически мотивированной миграции и возрождение национализма, расового и религиозного притеснения. "К.И." представляют собой своего рода "культурную антропологию" современных пост-индустриальных обществ. Главная задача Бирмингемского Центра "К.И." на ранних этапах деятельности состояла в том, чтобы инициировать широкие исследования современной британской культуры — повседневной, обыденной — с учетом социальных, политических и экономических контекстов. Публикации, с появлением которых связывают рождение "К.И." как отдельного направления исследований, — книга Р.Хоггарта "Выгоды образованности" (1957) и исследование Уильямса "Культура и общество" (1958). Холл, анализируя эволюцию Центра, считает, что эти две книги сыграли очень важную роль в осмыслении английского общества, тех его социальных и культурных феноменов, которые дали о себе знать в первое десятилетие после войны. Англичане, по мысли Холла, рассматривали на тот момент свое общество как находящееся в переходном состоянии, но нужно было еще выяснить: перехода от чего к чему — от индустриальной цивилизации к постиндустриальной? к какому типу общественной формации? А также совпадают ли "стадии экономического роста" с расцветом в сфере культуры? Изучение британского общества и культуры являлось отчасти реакцией на все более усиливавшееся американское влияние ("К.И." обозначили симптоматичное стремление выявить специфику культурной ситуации в Великобритании): Америка с ее глобалистскими тенденциями диктовала, навязывала свои представления о том, каким должно быть позднекапиталистическое общество, а британские исследователи пытались отстоять демократизм в ответ на тоталитаризм, поликультурность и полиэтничность в противовес моноэтничности и доминирующей модели культуры (будь то культура элитарная, "высокая" или массовая на голливудский манер). Хоггарт, например, попытался рассмотреть эту проблематику через конкретный срез современной ему культуры городского рабочего класса. Уильяме, в свою очередь, стремился рассмотреть метатеоретические основания дискурса о культуре, начиная с работ английских теоретиков 18 в. и кончая английскими интеллектуалами уже послевоенного периода (включая Ф.Ливиса с его работой "Массовая цивилизация и культура меньшинств"). Одним из первых британских теоретиков, обратившихся к изучению рабочей культуры, был также историк-марксист Э.Томпсон со своей работой "Созидание английского рабочего класса" (1968). Постепенно "Культура" с большой буквы начала сдавать позиции множественным, частным, исторически и социально определенным культурам. Эти культуры интерпретируются в рамках "К.И." уже не как способ жизни вообще (то есть как собственно человеческий способ жизнедеятельности), но как многообразные способы жизни (или проживания) ("the way of life"), имеющие качественную определенность, детерминированную материальными условиями жизни (антропологическое определение культуры как жизненной практики). Культура определяется также и как процесс, в котором происходит общесоциально значимая процедура обмена значениями, которые являются социальными и культурными конструктами и носят исторически изменчивый, преходящий характер. Нельзя сказать, что поворот к изучению культуры рабочего класса и вообще материальных детерминаций культуры был таким уж неожиданным для британской академии. Начав с постижения духа народных низов и вульгарно-социологических схем (поначалу это был механистически понятый классический марксизм), британская историческая наука и культурология постепенно становятся все более гибкими, антропологически ориентированными и начинают включать в свои исследования поведение, обычаи, ценности, представления, верования всех социальных групп, независимо от их положения в социальной иерархии, поставив перед собой задачу синтеза всей исторической действительности в фокусе человеческого сознания (в "субъективной реальности") — не случайно один из британских теоретиков Р.Джонсон определил объект "К.И." так: "социальная жизнь субъективных форм"; отсюда и интерпретации культуры как деятельности по производству сознания, "субъективных форм", в которые мы облекаем нашу жизнь. Несомненным достижением английских историков и культурологов в их подходе к изучению истории культуры явилась разработка методов реконструкции стереотипов сознания, осмысление глубинной программы человеческой деятельности, заложенной в культурной традиции и нашедшей выражение как в письменных источниках, так и в предметах материальной культуры. Постепенно собственно социологические и исторические методы исследования уступили место другим методам работы с культурными текстами — этнографическим (качественные методы), семиотическим и т.д. Не в последнюю очередь это оказалось связано с тем, что помимо неомарксизма свою роль в становлении парадигмы "К.И." сыграл и французский структурализм. Применение методов структурной лингвистики к изучению идеологии позволяло не просто выявить содержательную сторону некоей идеологической программы, а показать, как она работает, как структурируется сама и как структурирует культурные практики. В рамках парадигмы "К.И." "культура" перестает быть "объектом" и становится "способом проживания", совокупностью практик, формирующих идентичность субъекта, класса, расы и гендера. Однако изменить доминирующие определения и интерпретации культуры было не просто. Уильямс — один из основателей британских "К.И." — отмечал, что "мы все еще продолжаем смотреть на культуру пазами ученых XVIII века, испытывавших скрытое или явное презрение ко всем другим видам деятельности, за исключением интеллектуальных. Традиционные определения культуры (которыми оперирует и наша отечественная культурология) по иронии судьбы воплощают аристократическое понимание культуры, согласно которому культура неизменно ассоциировалась с философией, искусством, литературой, наукой — теми сферами деятельности, где главную роль играли представители господствующего класса. В русле этой стратегии пролетарская культура не вписывается в понятие культуры (как культуры высокой), поскольку она не репродуцирует и не культивирует вышеозначенные виды деятельности; не вписывается в этот канон и массовая культура. Точно так же многие социальные группы -— рабочий класс, женщины, "цветные"— не были представлены соответствующим образом в традиции "высокой культуры": они были маргинализованы или вовсе исключены". Не случайно Уильяме и его коллеги начали с того, что предложили отказаться от ряда старых стереотипов мышления, шаблонных делений искусства на высокое и низкое, технологию и культуру (и следовательно, отказаться от негативных коннотаций термина "культурная индустрия"), от оппозиции интеллектуала и массы, культуры и политики. Они попытались изменить "элитистскую" культурологию и с неомарксистских позиций исследовать надстроечные явления под лозунгом "все есть массовая культура" (Ф.Ливис), отказавшись от идеи культуры как Великой Традиции, "суммы достижений человеческого разума и духа", совокупности шедевров, домена интеллектуального и эстетического совершенствования. Культура не обязательно — "лучшее из всего сказанного и сделанного" человечеством (Холл); она не тождественна "высокой культуре". Культура — это, прежде всего, социальный феномен, а не "сумма эстетических идеалов красоты" и не "голос разума", который проникает через границы времени и нации и говорит от лица гипотетическою универсального человека. В таком понимании культуры — как способа жизни, как совокупности практик, как процесса создания ценностей, присущих данному обществу, — теоретики К.И. очень близки к позиции культурных антропологов. "Культура в обыденности" — так называлась знаменитая работа Уильямса, изменившая радикальным образом представления западных теоретиков (в том числе и феминистских) о том, что такое культура. Уильяме утверждал, что культура должна быть изучена как целостный "способ жизни" ("the total way of life"), как реальный мир, в котором живут (работают, любят, творят, отдыхают) обычные люди. Более того, речь должна идти о многообразных способах жизни, а не об одном типическом или едином. "Обычность" или "обыденность" культуры означает, что мы все участвуем в ее создании и приучаемся жить в ней посредством целого ряда повседневных практик, формирующих наш образ мыслей, — получаем образование, играем, учим родной язык, приобретаем навыки к труду в кругу семьи, приобретаем опыт межличностных отношений. Именно в этих обычных видах деятельности мы научаемся культуре. Культурные смыслы и значения обретаются в повседневном опыте. Взяв на вооружение тезис Л.Фейербаха о том, что "Человек есть то, что он ест" (или в формулировке Маркса "Бытие определяет сознание" — в любом случае речь шла о совокупности детерминаций, определяющих сознание человека в зависимости от его окружения, жилища, способа питания и т.д.), теоретики "К.И." предложили свое понимание "природы человека" — лаконичнее всех по этому поводу в свое время высказался А.Грамши: "Природа человека — это "история" (или же с помощью подстановки, которую также предлагает этот философ, можно сказать, что "Природа человека есть дух", если отождествить "дух" и "историю"). Тем самым отрицается и "человек вообще", и "культура" как нечто всеобщее и преимущественно "духовное", и одновременно утверждается идея о становлении, историчности и контекстуальности человеческого бытия и сознания. Среди исследователей, работающих в парадигме "К.И.", существуют определенные разногласия по поводу уместности традиционных терминов, использование которых неизбежно возвращает к дихотомическим парам "высокая — низкая", "массовая — элитарная" культуры и т.п. В связи с этим предпринимаются попытки обозначить объект "К.И." с помощью, например, такой категории, как "культура медиа", которая была призвана заменить перенасыщенный негативными коннотациями термин "массовая культура". Д.Келлнер полагал, что значение этого термина описывает одновременно природу и формы артефактов культурной индустрии, характеризует способ производства современной культуры и ее распространения, выделяя в особую сферу цикл производства, потребления и восприятия продуктов, произведенных средствами массовой коммуникации. На методологическом уровне использование этого термина позволяет объединить в одно целое "К.И." и теорию коммуникаций. Культура по определению коммуникативна — это модус ее существования (предполагающий различные формы символического обмена — от потлача и брачных союзов до феномена массовой коммуникации), а "медиа культура" к тому же — доминантная, господствующая форма, способ бытия культуры в современном обществе. Таким образом, британские теоретики "К.И." предлагали исследовать культуру в совокупности ее материально-производственных, социально-экономических, повседневно-бытовых, коммуникативных, политико-идеологических, эстетических и религиозно-философских форм. Они стремились к анализу культуры не в абстрактно-философских категориях, а в социально и исторически определенных контекстах; в поле их внимания оказывались не "доминирующие" культурные модели, а, скорее, маргинальные и оппозиционные культурные практики — все то, что традиционно относилось к категории "друговости". В рамках такой исследовательской стратегии любой культурный феномен анализируется не как явление "возвышенной автономности", а с точки зрения его принадлежности "совокупному способу производства" данной культуры (ср. эффект "структурной причинности" у Л.Альтюссера). Искусство перестает рассматриваться как квинтэссенция духовно-культурного опыта, здесь это всего лишь одна из форм общей социальной практики. Материалистической эта парадигма является потому, что основное внимание она уделяет изучению "материальной культуры" — не изучению роли экономического базиса по отношению к надстройке, а именно материальной, медиализированной, технологичной повседневной культуры, которая выступает как посредник между высокой культурой и искусством и собственно материальным производством, между властью и простыми людьми. Стирая различие между высокой и массовой культурой, "К.И." вскрывают природу этого различия, детерминированного борьбой политической и академической властей, — борьбой за культурный капитал и доступ к нему, за производство идентичностей внутри и посредством культурных репрезентаций. В своем понимании культуры Уильяме, Р.Хогарт и другие сторонники парадигмы "К.И." опираются на несколько основных марксистских принципов анализа общества (хотя не столько в классической его версии, сколько в неомарксистской): любые социальные феномены обусловлены способом производства (чтобы понять общество — необходимо исследовать детерминирующий его развитие способ производства), что культура есть прежде всего способ деятельности (или способ проживания), что культура имеет классовый характер (то есть она тесно связана с классовыми отношениями и формированием классового сознания, а культурный омыт — язык, образование, поведение — всегда приобретается через призму своего классового окружения), что культура не гомогенна — в любом обществе доминирует культура господствующего класса, функционирование которой обеспечено соответствующими образовательными учреждениями, масс-медиа, литературными нормами языка, "высокими" искусствами, в то время как некоторые культуры (например, культура рабочего класса или определенная этническая культура) остаются невидимыми. Переосмысление роли культуры в жизни социума стало ключевым пунктом расхождения бирмингемских теоретиков с ранним марксизмом. Неомарксисты отказались от интерпретации надстройки как вторичного, целиком детерминированного уровня социальных отношений, функция которого состоит в пассивном отражении реальности экономического базиса; они выдвинули на первый план проблему относительной автономности, действенности надстроечных структур: осмысление своего опыта и формирование сознательного отношения к реальным условиям существования способствует их изменению. Следует заметить, что для неомарксистов (начиная с Грамши) концепция экономического детерминизма представляет серьезную проблему и является, в конечном счете, непроверяемой. Речь, скорее, может идти о множественных детерминациях, о взаимозависимости и взаимообусловленности экономических отношений, культурных институтов, идеологии и политической власти, а также об определяющей роли "образа жизни". Кроме того, вопрос о детерминации культуры экономическими отношениями осложняется и тем, что культура в парадигме "К.И." тотальна, она переплетается со всеми социальными практиками и видами деятельности. Иначе говоря, сам экономический базис оказывается при таком подходе всего лишь проявлением культуры, одним из ее измерений. Грамши предложил модель гегемонии для описания сложной организации экономического и политического давления капитала в буржуазном обществе, указав на то, что решающую роль в проведении доминирующей идеологии (идеологии угнетения и подчинения) выполняют не непосредственные рычаги экономического принуждения, а культура — школа, церковь, масс-медиа, наука, индустрия развлечений. В прослойке культурных институций гаснут революционные импульсы эксплуатируемых классов и смягчается экономическое давление буржуазного способа производства. Для Грамши и представителей Франкфуртской школы культура выступала, прежде всего, как идеальный инструмент для навязывания идеологии доминирующего класса, как проводник властных стратегий (пространство, в котором происходит разжижение твердого тела власти и растекание этих импульсов по артериям культурного производства), а все ее институты и формы — в конечном счете как инструменты политического господства. При этом А.Грамши указывал, что борьба за переделку народного "склада ума" происходит в области культуры (силами философии). Для теоретиков Бирмингемского Центра К.И. идея безусловного торжества доминирующей идеологии в сфере культуры не приемлема — будучи медиатором политических амбиций классов-антагонистов, культура является, по их версии, пространством борьбы за символический капитал, она инициирует процесс обмена мнениями и выработку критических теорий. Культура не является ни полностью автономной, ни абсолютно детерминированной сферой, это, скорее, место проявления социальных различий и борьбы за идеологические приоритеты. "К.И." рассматривают культуру как деятельность ("agency") обычных людей по восприятию и производству культурных смыслов. Культура, с точки зрения адептов "К.И.", выступает не только средством легитимации социального неравенства — она так же предлагает способы его преодоления: любая "революция" (от социалистической до женского освободительного движения) начинается с борьбы за переоценку культурных ценностей и изменение культурной политики. Культурная политика класса, пола или расы — это борьба за то, чтобы сделать "видимой" историю и культуру данной социальной группы, это борьба за репрезентацию, это борьба с доминирующей идеологией, узурпировавшей право на "именование", на натурализацию так называемого "здравого смысла", на представление "официальных версий" и реконструкцию исторического прошлого (история феминизма является, возможно, наиболее ярким примером такой борьбы — включавшей в себя как критику доминантных (патриархатных) способов репрезентации женщин, так и создание анти-сексистских позитивных образов и значений фемининности). Роль критически настроенных интеллектуалов ("органической интеллигенции", в терминологии А.Грамши) повышается по мере того, как усложняются механизмы репрессии и доминирования в капиталистическом обществе, поскольку именно они берут на себя функцию разоблачения доминирующей идеологии и формирование стратегии культурного сопротивления власти. Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о том, как теоретики "К.И." понимают идеологию и в чем их интерпретация расходится с общепринятым в раннем марксизме представлением об идеологии как "ложном сознании". Вслед за Альтюссером (см. его концепцию "государственного идеологического аппарата") они полагают, что идеология — это набор мифических и иллюзорных представлений о реальности, выражающих воображаемые отношения людей к реальным условиям своего существования и присущих их непосредственному опыту. Идеология оказывается совокупностью бессознательных детерминаций, а не формой сознания (и не системой идей) в общепринятом смысле. Если у Маркса (а также в марксизме-ленинизме) идеология выступала как "уровень общественного сознания", в рамках "К.И." речь идет, скорее, об "общественном бессознательном". Кроме того, если основоположники марксизма были уверены в том, что в бесклассовом обществе идеология перестанет существовать, уступив место научному мировоззрению, то Альтюссер утверждал, что у идеологии нет истории и подобно бессознательному она вечна. По мысли сторонников "К.И.", идеология не только предлагает концепцию внешнего мира, но она также формирует и самого субъекта, вписывая его в эту картину мира. Идеология — это система репрезентаций, выполняющая не столько теоретическую функцию, сколько практическую — она пропитывает все общество, обеспечивая механизм формирования общественной солидарности. Общество нуждается в заведомо мифическом представлении о мире. Идеология мистифицирует и деформирует внешний по отношению к индивиду мир, в ней реальные отношения с необходимостью трансформируются в отношения символические, воображаемые. Идеология — это совокупность идеальных проекций индивидов, и в этом секрет ее эффективности как цемента социальных отношений и институтов. Основной целью любой идеологии всегда было конституирование индивидов в воображаемые "субъекты" (как центры свободной инициативы и автономности), чтобы обеспечить их действительное подчинение социальному порядку, отводя им роль либо слепых его сторонников, либо жертв. Альтюссер находит точку опоры для своей концепции идеологии у Лакана — только в Символическом формируется некая субстанциальная целостность индивида, которая в реальности недостижима; субъект сам по себе есть "ничто", пустая форма, которая заполняется содержанием символических матриц. Тем самым проблема идентичности субъекта, с позиций методологии "К.И.", — это проблема конституирования его символического статуса в системе социальных отношений. В культуре (через идеологию) субъект создает собственный нарциссический образ, социализируясь посредством вписывания себя в определенную символическую структуру социума. Вместо "истинной", всегда тождественной самой себе идентичности классического субъекта Альтюссер предлагает идею культурной (символической) идентичности. Таким образом, субъект в "К.И." — это не онтологическая сущность, но социальный конструкт. Все это позволяет понять, какую роль играют означивающие практики в конституировании идентичности субъекта — отсюда такое внимание теоретиков "К.И." к воображаемым, символическим отношениям, которые определенным образом репрезентируют реальные условия жизнедеятельности индивидов (что на уровне методологии выражается в эксплицитном интересе "К.И." к семиотике). Относительная автономность надстройки объясняется прежде всего тем, что идеология — это не статическая совокупность идей, непосредственно отражающих положение дел в материальной жизни, это динамическая социальная практика. Теоретики "К.И." принимают факт идеологической природы культуры как данность и интерпретируют ее функционирование как процесс формирования символической сетки, которую она набрасывает на действительность. Идеология невидима потому, что она конституируется в самых что ни на есть привычных средствах коммуникации и формах повседневной жизни — прежде всего в языке. Вне идеологии культуры не существует. То, что в "реальности" — на уровне материальных отношений по производству, распределению и производству материальных благ — принимает форму политической и экономической борьбы, в сфере культуры обретает единственно возможную форму — борьбы за легитимацию доминирующих значений, то есть той самой идеологически скорректированной картины мира. Вопреки собственным претензиям на универсальность господствующая идеология и то мировидение, которое она предлагает, с необходимостью являются узкими и избирательными. Поэтому, по мысли теоретиков "К.И.", одновременно в обществе существуют практики, которые доминирующая система отрицает или исключает из сферы "культуры". Такие практики воплощают собой значения и ценности, свойственные индивидам и социальным группам (при этом речь не идет только о группах, консолидированных по классовому признаку), чья позиция в общественном целом является маргинальной и бесправной. Наличие таких групп (субкультуры городской молодежи, группировки "фанов", гомосексуалы, эмигранты) позволяет говорить о постоянном присутствии в обществе напряжения и противоречий между основной системой практик, значений и ценностей и множеством маргинальных. Итак, культура в парадигме "К.И." мыслится как процесс, как "праксис", как нечто подвижное и быстро трансформирующееся, где имеет место множественность детерминаций, среди которых трудно отделить ситуативные, сиюминутные факторы влияния ("fresh determinations") от проявлений долговременных отношений и ценностей. "Культура с большой буквы" уступила место множественным, частным, исторически и социально определенным культурам. Культура, согласно "К.И.", — не едина и гомогенна, а дифференцирована, основана на принципе различия. Если это и единство, то сложное ("единство-в-различии", "артикулированная целостность").