3.2. Фермерский каркас американской демократии

Американская индустриализация в XIX в. имела определённую схожесть с начальным этапом промышленной революции в Англии. Прежде всего – это наличие прочной аграрной базы, высокотоварного, основанного на частной собственности сельского хозяйства, обеспечившего поднимавшуюся промышленность сырьём, продовольствием и трудовыми ресурсами. Не менее важно, что индустриальная трансформация США осуществлялась в целом по законам рыночного развития, с абсолютным преобладанием частной инициативы, при ограниченном, в сравнении с неанглосаксонскими странами, «руководительстве» государства.

Глобальное сходство, разумеется, не означает тождества. Промышленный переворот на Альбионе сопровождался потерей аграрной самодостаточности, значительным ростом сельскохозяйственного импорта. Америка же с превращением в индустриальную державу не только полностью обеспечивала себя аграрной продукцией, но и в невиданных в мировой истории масштабах продолжала наращивать её экспорт. Если в Англии главными творцами сельскохозяйственного подъёма стали крупные земельные собственники и фермеры-арендаторы, то в США крупное плантационное землевладение было насильственно уничтожено и аграрное могущество страны во второй половине XIX в. обеспечивал преимущественно фермер-собственник земли. Семена британского либерализма, попавшие на почву Нового Света, породили колосья менее утончённого американского демократизма, предъявлявшего больше требований к государственной власти.

Демократизация американского общества получила сильное ускорение в связи с освободительной борьбой колонистов с метрополией. Совсем не напрасно Войну за Независимость оценивают как первую буржуазную революцию в Новом Свете. И дело здесь не в прогрессивных принципах, провозглашённых «отцами-основателями» нового государства в Декларации Независимости, Конституции США и Билле о Правах. Сталинская Конституция обещала куда больше. Важным был не только формальный отказ от рудиментов феодального права, вроде майората, которые и без того не слишком чтились в Новом Свете, но и то, что в ходе гражданского противостояния были осуществлены «точечные» конфискации крупных земельных владений активных сторонников британской короны, распроданных по частям победителями. В первую очередь это коснулось срединных и южных штатов, поскольку на севере латифундий практически не было.

В результате ещё больше окрепла социальная опора демократии – средний класс, который усиливал своё давление на немногочисленную торгово-плантаторскую верхушку общества, сдававшую одну позицию за другой. Основную же часть среднего класса составляло фермерство, поскольку молодая Америка была аграрной страной, и сельское население составляло подавляющее большинство. Именно в его интересах незаселённые западные земли были ещё в конце XVIII в. объявлены общественным фондом, распродаваясь властями в частную собственность всё более мелкими участками по всё более низкой цене. В отличие от английской, американская буржуазная революция шла по восходящей линии. Фермерство являлось её главной движущей силой вплоть до полного уничтожения плантационного рабства в Гражданской войне, с которой связывают завершение буржуазно-демократической революции в США.

Отдельные фермеры, конечно же, отличались друг от друга размерами своих доходов, величиной и специализацией хозяйств, религиозными убеждениями и т.п. Если поначалу подавляющее большинство сельской Америки составляли выходцы из Великобритании и, отчасти, из Нидерландов, то к середине XIX в. основная масса европейских переселенцев, занявшихся сельским хозяйством, шла из Германии, и в меньшей мере – из скандинавских стран. Тем не менее, очутившись в Новом Свете, разноязыкие искатели лучшеё доли стремительно американизировались, приобретали определённый набор социальных качеств, присущих североамериканскому фермерству. Учитывая удельный вес фермерства в населении и ту выдающуюся роль, которую оно сыграло в период формирования американской нации как таковой, не будет большим преувеличением сказать, что характерные черты местного фермерства одновременно стали профильными линиями общего портрета американского общества.

Это, прежде всего, ярко выраженный индивидуализм, не сглаженный традициями сельской общинности. Имея на порядок больше земли, чем средний землепользователь в Европе, американские фермеры расселялись на приличном расстоянии друг от друга, реализуя естественную потребность в общении в близлежащих городках, обслуживавших сельский уклад тогдашних Штатов. Практически нигде деревня не стала типичным видом поселения. Высокая степень автономности фермерской Америки в определённой мере, конечно косвенно, способствовала дистанционированию американцев от неспокойной Европы, преобладанию изоляционистских мотивов во внешней политике США.

Американский фермер отличался от трудящегося землевладельца в Европе и отсутствием трепетного отношения к Земле. Если в Старом Свете последняя ещё была окружена мистическим ореолом и представляла главную часть передававшегося из поколения в поколение наследства, то здесь земледелец относился к ней как к средству производства, которое, к его счастью, стоит не дорого, и потому не нуждается в тщательном уходе. Это чисто экономический подход, вытекавший из земельного изобилия и малой плотности населения в Америке - ситуации прямо противоположной той, что существовала в Европе. Как следствие, успехи сельскохозяйственного производства в Старом Свете измерялись урожайностью, количеством продукции с единицы площади, а в Америке – общим её сбором. Европейский земледелец преимущественно рассчитывал Землю, американский – свой Труд.

После обретения независимости достаточно отчётливо стали прослеживаться две заметно отличавшиеся линии экономической стратегии в США. Начало первой связано со взглядами и деятельностью на посту главного казначея Штатов А.Гамильтона. Имея своим идеалом индустриализировавшуюся Великобританию, он выступал за интенсификацию перевода на аналогичные рельсы США – государственное покровительство промышленности путём установления высоких таможенных тарифов, первоочерёдное внимание налаживанию денежного обращения через созданный им же Первый Национальный Банк и т.д. Однако промышленная буржуазия в аграрной Америке была ещё слишком слаба, чтобы подобный курс мог получить массовую поддержку и возобладать в реальной политике.

Сменявшие друг друга президенты в первой половине XIX в., особенно такие яркие, как Т.Джефферсон и Э.Джексон, считали, что залогом успешного развития страны является не скорейшая индустриализация, а полномасштабное раскрытие естественных аграрных преимуществ Америки. И в этом с ними было согласно абсолютное большинство американского населения, в первую очередь – фермеры и те, кто хотел стать ими. Руководители страны в полном соответствии с чаяниями своих аграриев вели курс на приращение территории США за счёт продвижения их границ всё дальше на Запад и преуспели в этом отношении. Купив у Бонапарта Луизиану и отобрав Техас, Нью-Мексико и Калифорнию у Мексики Соединённые Штаты к середине XIX в. вышли к Тихому океану. Тогда-то и выплеснулся долго назревавший конфликт между Севером и Югом внутри страны.

Провозглашённые в основополагающих документах свободы не распространялись на чернокожих невольников в США. Иное трудно представить, если не забывать ту огромную роль, которую сыграли респектабельные виргинские плантаторы в Войне за Независимость, разработке конституционного устройства Штатов и формировании политической элиты молодого государства. На немедленной отмене рабства особенно не настаивали и принципиальные его противники, уверенные в том, что в условиях общего демократического развития рабовладение отомрёт само по себе. Исходя из этого, был запрещён ввоз новых чернокожих рабов в страну. Д.Вашингтон, пользовавшийся огромным уважением во всех слоях американского общества, освободив собственных рабов по завещанию, казалось, подал наглядный пример того, как можно постепенно и относительно безболезненно изжить эту социальную метастазу. Но такие люди как он, к сожалению, в больших количествах не рождаются, и подобные поступки «погоды не делали».

Надежды на постепенное отмирание института рабства питались фактами достаточно плачевного состояния, в котором находились многие плантационные хозяйства к концу XVIII века. Табачная монокультура вела к истощению почвы, да и спрос курильщиков на «зелье» небезграничен. «Второе дыхание» плантационное рабство обрело в начале следующего столетия в результате резкого роста спроса на хлопок со стороны механизированной хлопчатобумажной промышленности Англии. А после того как американский учитель Э.Уитни изобрёл хлопкоочистительную машину, Юг США многократно увеличил производство и экспорт этого сырья за океан. В Луизиане, помимо хлопка, в массовых масштабах стал выращиваться сахарный тростник. Жить плантаторам стало и легче, и веселей. Накануне Гражданской войны не было никаких признаков свидетельствовавших об исчерпании «доисторическим» укладом своих возможностей. Зато статистика фиксировала, что 60 % самых богатых людей в США проживали на Юге, хотя доля южан не превышала 30 % в населении страны.

Их главное богатство составлял «человеческий капитал» - чёрнокожие невольники. Несмотря на действовавший запрет ввоза новых рабов, их общая численность увеличилась с 1 млн. в 1800 г. до 4 млн. в 1860 году, подавляющее большинство которых родились в рабстве уже в США. Дети чёрнокожих начинали работать с 6 лет, а к 12 годам полностью покрывали издержки на своё «воспитание». С продвижением на Запад некоторые старые штаты, вроде Виргинии, стали специализироваться на «выращивании» трудовых ресурсов для плантаций, организуемых в глубине континента - в Луизиане, Алабаме и других осваиваемых территориях.

В северных штатах рабство было под запретом. Со времени обретения независимости в США стремились поддерживать определённый баланс между рабовладельческими и нерабовладельческими штатами при продвижении на Запад. В новых земельных угодьях нуждались не только фермеры Севера, но и изрядно истощившие почву латифундисты Юга. Глубинной причиной Гражданской войны (1861-1865 гг.) стало столкновение интересов северного фермерства с южными плантаторами по вопросу о том, кому достанутся целинные земли Запада. Не случайно столкновению между штатами предшествовала победа в войне с Мексикой, закончившаяся присоединением к США огромных территорий. Свою роль сыграла и элементарная зависть северян к процветавшим латифундистам. Безусловно, были в США и люди готовые сражаться с рабовладением в силу своих гуманистических убеждений, исходя из высоких принципов гражданского равноправия, отрицания расизма и насилия, но преувеличивать их число не стоит. Во всяком случае, уже упомянутый А.Токвилль, которого пока ещё никто не упрекал в недостатке демократизма, отмечал, что предрассудки относительно негров и презрение к ним были гораздо сильней на Севере, чем на Юге, где проживала основная масса афроамериканцев..

Победу Севера предсказать было несложно, учитывая его большой перевес над Югом в ресурсах. Именно сюда направлялся основной поток иммигрантов. К началу военных действий в 23 штатах северной коалиции проживало около 22 млн. человек, а в 11 южных штатах – чуть больше 9 млн., из которых 3,5 млн. составляли негры. На Севере была сосредоточена практически вся промышленность страны. Индустрия только одного штата Нью-Йорк более чем в 2 раза превосходила по стоимости выпускавшейся продукции всю промышленность Юга. За исключением первого года войны промышленность северных штатов смогла полностью обеспечить все потребности воюющей армии, в то время как Юг мог рассчитывать только на заграничные поставки вооружений и даже боеприпасов. Осуществлять этот импорт было не просто, поскольку Север сохранил за собой почти весь флот. Феноменальная стойкость южан, сумевших продержаться 4 года войны, закончившейся с полным истощением их ресурсов, питалась отчаянием людей, терявших при поражении свой главный капитал – рабов.

Тем не менее они его потеряли – в ходе войны рабство было законодательно отменено на всей территории США. Многие сложившиеся хозяйства, широко использовавшие рабский труд, так и не смогли перестроиться по классическому буржуазному образцу и навсегда прекратили своё существование. Кроме того, колоссальные опустошения на Юге принесли сами военные действия: резко упало производство сахара в Луизиане, рисовые поля Каролины оказались необратимо испорченными после затопления их солёной водой. В Виргинии только через полтора десятка лет после окончания войны был достигнут довоенный объём урожаев табака и хлопка. Тысячи ферм были просто брошены. Победители же создали деморализованным южанам настоящий оккупационный режим. Взяв в свои руки властные полномочия на Юге, «саквояжники» (так назвали присланных с Севера управленцев) фактически разграбляли то немногое, что уцелело.

Не сладко пришлось и неграм, на глазах «дичавшим» после своего освобождения. Многими тысячами они неприкаянно слонялись по всей опустошённой территории Юга, напрасно надеясь, что бесплатно получат по «сорок акров земли и осла». Бывшие рабовладельцы не могли взять их по найму из-за отсутствия денег на зарплату. У негров же не было средств для аренды земли. Частично проблема решалась на принципах издольщины: землевладельцы предоставляли арендаторам жильё, сельскохозяйственные орудия, рабочий скот и, конечно, земельный участок, треть урожая с которого должна была принадлежать работнику. На издольщину соглашались и белые пролетарии. В дальнейшем такая организация производства себя дискредитировала, но всё же сохранялась в наиболее «медвежьих» углах Юга.

Однако - нет худа без добра. Послевоенные бедствия в южных штатах сопровождались и коренной ломкой землевладельческого строя. Земли обанкротившихся плантаторов настолько упали в цене, что десятки тысяч белых и чёрных пролетариев и полупролетариев всё же смогли стать земельными собственниками, а мелкие фермеры – существенно расширить свои участки. К 1870 г. на всём Юге число больших (свыше 1000 акров) владений сократилось более чем вдвое, примерно настолько же за двадцать послевоенных лет сократился средний размер фермы (с 335 до 153 акров). В этом, наверное, и заключается главный социально-экономический результат Реконструкции Юга. Местное фермерство в массе своей не страдало по рабовладельческому прошлому и стало оплотом Демократической партии США.

Победа Севера одновременно означала и торжество фермерского начала в колонизации присоединённых западных территорий. Ещё в начале Гражданской войны (в 1862 г.) был принят знаменитый Акт о Гомстедах, который можно было бы считать эталоном буржуазно-демократического решения аграрного вопроса, примером для других стран, если бы в других странах было бы столько же свободной земли, сколько её было в США. Согласно закону, все граждане и даже претенденты на гражданство США могли получить в пользование, после уплаты небольшого регистрационного взноса, 160 акров (64 га) земли сроком на 5 лет, по истечению которого участок переходил в их полную собственность, при условии, что они будут хозяйствовать на этой земле. Если же участок не обрабатывался – он отбирался. Желающие могли досрочно (но не раньше 6 месяцев) стать собственниками, однако уже заплатив 1,25 доллара за каждый акр. Великий А.Линкольн, дровосек и книголюб, истративший на свою президентскую избирательную компанию всего несколько долларов на угощение друзей-лесорубов, хорошо знал, что нужно «среднему» американцу - собственнику и труженику в одном лице.

Хотя правила Гомстед – акта формально ограничивались западными территориями, его основополагающие принципы составляли суть полностью возобладавшего с окончанием Гражданской войны американского подхода к аграрному вопросу. Во-первых, это стремление сузить поле для непроизводительных спекулятивных операций с землёй. Последняя должна «работать», кормить людей. В настоящее время использование земли по главному назначению обеспечивается достаточно высокими налогами, сдерживающими попытки держать её «про запас», в ожидании роста цен.

Во-вторых, американцы приобретали землю в свою полную собственность, а не получали её в «бесплатное и вечное пользование», как это случилось после большевистского переворота в нашей стране. Оставив по желанию большинства самих же крестьян права верховного собственника земли фактически за государством (как в древневосточных деспотиях при азиатском способе производства), селяне создали юридическую основу для экспериментов власти над собой (правда, большевики не очень-то нуждались в придании легитимности своим действиям). Установившийся в США механизм частной собственности на землю обеспечил возможность бесконфликтного её перехода к более эффективным производителям. В дальнейшем позиции фермерства были подорваны крупными аграрными предприятиями, но весь этот процесс шёл именно в русле повышения эффективности сельскохозяйственного производства и американцам, как нации, ни разу не пришлось «затягивать пояса» ради подъёма каких-либо других отраслей экономики.