Глава III. Способы действия партий

Политические партии, как и все явления человеческой жизни, имеют свои светлые и свои темные стороны. Выше была объяснена необходимость организованных партий при существовании политической свободы. Самое разнообразие общественных потребностей и различие человеческих взглядов ведут к образованию различных политических направлений, которые, для того чтобы получить силу и действовать в практической сфере, должны организоваться. Для государственной жизни это имеет весьма значительные выгоды.

Во-первых, политические вопросы получают всестороннее освещение. Каждая партия старается в пользу своего взгляда привести всевозможные доводы. Ничто не остается скрытым; всякая общественная потребность находит своих защитников и подвергается обстоятельному обсуждению.

Во-вторых, существование оппозиционной партии, всегда готовой воспользоваться промахами противников, служит самою сильною сдержкою бюрократическому произволу, а вместе и постоянным побуждением к деятельности. Правительство принуждено вечно стоять настороже, не упускать ничего, стараться отклонять удары, не оставлять открытого места для нападений. За всякое свое действие оно призывается к ответу, и этот ответ должен быть таков, чтоб он утвердил, а не поколебал его положение.

В-третьих, в самих партиях водворяется привычка к дисциплине, без которой нет совокупной деятельности, без чего нет даже возможности свести разнообразные мнения к единству. Только при этом свойстве может развиваться в обществе самодеятельность, которая составляет необходимое условие преуспеяния, и, наоборот, именно в обществах, обладающих самодеятельностью, партии получают наиболее крепкую организацию.

В-четвертых, в этой борьбе выдвигаются наиболее даровитые люди. Каждая партия, естественно, ставит во главе своей вождей, способных ею руководить и пользоваться ее силами для достижения намеченных целей. Правительство, с своей стороны, даже когда оно возвышается над борьбою партий, не может вверять управление общественными делами неспособным лицам, которые только роняют его достоинство и его авторитет. Угодливый министр, который, при других условиях, продержался бы целые десятки лет к великому вреду государства, подвергаясь критике оппозиции, с первых же шагов окажется несостоятельным. Правительственная деятельность, без сомнения, становится затруднительнее, но именно поэтому она требует высших сил.

Все эти совершенно несомненные и неоспоримые выгоды политического быта, который движется борьбою партий или, по крайней мере, ее допускает, имеют, однако, и свою оборотную сторону. При наилучших условиях партийная борьба всегда представляет множество весьма некрасивых явлений, а иногда она ведет к гибельным для государства последствиям.

Во-первых, принадлежность к партии неизбежно дает человеку систематически одностороннее направление. Всякое непредубежденное и беспристрастное отношение к явлениям общественной жизни исчезает; член партии на все смотрит с точки зрения ее направления и ее интересов. И этою односторонностью заражаются самые сильные практические умы, те, которые призваны руководить другими. Только теоретик, стоящий в стороне от политической жизни, может сохранить беспристрастный взгляд на вещи. В особенности партия, долго находящаяся в оппозиции, привыкает смотреть отрицательно на все действия правительства, а в конце концов и на самые потребности власти и государства. Значительною поправкой этому злу служит парламентское правление, которое движется сменою партий, а потому дает каждой из них возможность на деле познакомиться с задачами и требованиями власти. Но для того, чтобы партия сделалась способною управлять государством, надобно, чтоб она в себе самой носила уже сознание государственных начал и способов их осуществления, а долгое пребывание в оппозиции не содействует развитию этого сознания.

Беспристрастное отношение к интересам отечества становится тем более редким, что, во-вторых, при такой организации дух партии более и более заслоняет собою бескорыстное стремление к общему благу. Это составляет главную язву партийной борьбы. Общие интересы совершенно теряются из виду или выставляются только как прикраса для частных стремлений. Все внимание сосредоточивается на том, чтоб одолеть противников и стать на их место. Дух партии охватывает всю политическую деятельность, сверху донизу. Все приносится в жертву партийным целям, в крайних случаях даже частным интересам. Мы видели, что в Соединенных Штатах вся цель партий заключается в том, чтобы получить власть в свои руки и воспользоваться ею для личных выгод.

В-третьих, в этой ожесточенной борьбе, естественно, разгораются страсти. Спокойное обсуждение государственных вопросов заменяется бурной агитацией. Партии, в особенности оппозиционные, стараются возбудить общественное мнение, подвинуть даже народные массы против своих противников, нередко взывают к самым низменным их стремлениям. Злоба, зависть и ненависть водворяются в обществе. Там, где нет сильной власти, сдерживающей эту борьбу, она принимает революционный характер; раздоры партий ведут к междоусобиям, а вследствие того к падению той свободы, которая их породила.

В-четвертых, для достижения своих целей партии не пренебрегают никакими средствами. Всякий вопрос представляется в виде, приноровленном к целям партии. Все, что для нее невыгодно, обходится молчанием, а то, об чем говорят, представляется в искаженном виде. О добросовестном исследовании истины нет уже речи; пристрастие становится господствующим началом общественной жизни. Ложь охватывает все, сверху донизу; клевета расточается обильнейшими струями. Всякого противника стараются закидать грязью, прямо или косвенно подорвать его значение. И против этих потоков лжи и клеветы нет никакого лекарства. Можно сколько угодно восстановлять извращенные факты и опровергать клевету; всякий верит только своей партии и не верит другой. В этом хаосе нет даже возможности все опровергать, ибо ложь и клевета возобновляются ежедневно, ежечасно, по всякому поводу и во всех углах. Отсюда неизбежное понижение нравственного уровня общества. Люди становятся равнодушными ко лжи, как к явлению самому обыкновенному, а те, у которых чувства не загрубели, удаляются от политического поприща.

В-пятых, эта непрестанная борьба ведет к неизбежному ослаблению правительственной власти. Если правительство, опирающееся на значительное большинство, черпает из этого новые силы, то правительство, имеющее за себя лишь слабое большинство или даже вовсе отрешенное от партий, всегда является шатким. Оно принуждено вступать в постоянные компромиссы. Во всяком случае, значительная часть его сил тратится на борьбу с оппозицией. Спокойное занятие государственными делами невозможно для людей, которых все внимание обращено на то, чтобы постоянно отражать врагов и прикрывать свои позиции. Под ожесточенными нападками противников, особенно при возбуждении народных страстей, умеренное и разумное правительство с трудом может держаться. Слабое же правительство неизбежно приходит к падению; при разгаре страстей это ведет обыкновенно к установлению деспотизма, который полагает конец борьбе тем, что на место ее водворяется произвол.

Таковы выгоды и невыгоды, проистекающие из борьбы партий. Чем более она обостряется, тем ярче выступает невыгодная ее сторона: односторонность усиливается, страсти разгораются, дух партии заслоняет собою все и порождает самые безобразные явления. Напротив, когда борьба ведется в пределах умеренности, с уважением к противникам, с соблюдением нравственных требований, она является только естественным выражением разнообразия человеческих взглядов и потребностей и способствует правильному решению вопросов. Отсюда следует, что первое и главное правило относительно политики партий заключается в соблюдении умеренности. Это то же самое правило, которое было выставлено выше как руководящее начало правительственной деятельности. Как правительство, так и партии должны прежде всего остерегаться преувеличения собственного начала, памятуя, что всякое одностороннее начало не исчерпывает всей совокупности элементов и потребностей общественной жизни, а потому требует восполнения. Высшая цель состоит все-таки в соглашении, а борьба служит только средством. Поэтому разумная консервативная партия всегда должна быть готова сделать нужные преобразования, когда они вызываются общественными потребностями. Мы видели, что именно этой политики держатся английские консерваторы. С своей стороны, прогрессивная партия всегда должна уважать существенные основы государственной жизни и не посягать на те учреждения, которые имеют глубокие корни в истории и держатся собственною внутреннею силой. Можно сказать, что государственный смысл партий состоит в умении понимать истинную сторону в мнениях противников.

При такой постановке вопроса, очевидно, все сводится к своевременности принимаемых мер. Это и есть основной вопрос политики. Надобно знать, какие перемены вызываются жизнью, что ею подготовлено и что подверглось уже процессу разложения и держится лишь искусственными средствами, представляющими остаток отживших порядков. Это понятие о своевременности есть то, что ныне называется оппортунизмом. Крайние партии видят в этом отречение от своих начал, но в сущности оппортунизм есть не что иное как политика, которая имеет дело не с теоретическими принципами, а с изменяющимися потребностями и условиями практической жизни. Без внимания к своевременности деятельность партий обречена на бесплодие или может произвести только вредную агитацию. Чистые теоретики могут отрешаться от условий времени и места; практики ими связаны.

От этих условий зависит и преобладание той или другой партии в данную минуту. Общий закон состоит в том, что при нормальном течении жизни господствуют средние партии, а в борьбе выступают крайние. И в нормальном развитии могут потребоваться перемены: тогда преобладание естественно получает прогрессивная партия; наоборот, когда нужно упрочить совершившуюся перемену, снова перевес получает консервативная партия. Таким образом, при нормальном ходе вещей оба направления сменяют друг друга сообразно с изменяющимися потребностями и течением жизни.

Но совершенно иные явления наступают, когда жизнь долго была задержана в своем естественном развитии. Тогда, вместо постепенных и умеренных улучшений, приходится совершать их разом. Упорный консерватизм вызывает потребность радикальных перемен в жизненном строе. Если есть власть, сознающая эти новые потребности и способная руководить движением, преобразования могут совершиться законным путем, хотя и тут не обходится без борьбы. Если же бессильная власть предоставляет полный простор столкновению партий, борьба неизбежно принимает острый характер. Тогда средние партии разлагаются и сходят со сцены, а на место их выступают крайние. Усиление последних всегда служит признаком ненормального порядка вещей. Оно означает болезненное состояние общества, из которого оно может выйти только путем острого кризиса.

Крайние партии, вообще, лучше организованы для борьбы, нежели средние. Самая односторонность их начал крепче связывает людей и одушевляет их фанатизмом, способным увлечь колеблющиеся умы и разрушить воздвигнутые пред ним преграды. Поэтому нередко фанатическое меньшинство, особенно в минуты острой борьбы, получает преобладание, на которое оно не могло бы рассчитывать по своей численности. Отсюда, например, успехи якобинцев в первую Французскую революцию. Среди расстройства, а частью бегства умеренных элементов и полного бессилия правительства, они одни остались организованною партией, одушевленной самым крайним демократическим фанатизмом. Вследствие этого они не только получили преобладание, но успели одолеть всех врагов, как внутренних, так и внешних. В исступленной борьбе со всеми защитниками старого порядка они спасли революцию. Но орудие, созданное для битвы, совершенно негодно для установления или упрочения какого-либо нормального порядка. В мирное время якобинские стремления могут быть только опаснейшим из зол. В самый разгар борьбы временное их преобладание неизбежно влечет за собою последующую реакцию, ибо, могучие для разрушения, они бессильны для созидания. Вызванное ненормальным положением минутное преобладание радикализма уступает место обратному течению. Таков опять неизменный закон, которым управляется все движение общественной жизни. Одна крайность непременно вызывает другую. Обыкновенно и радикалы и реакционеры всю вину сваливают друг на друга, не замечая, что они сами первые виновники торжества противников. Разница между ними состоит лишь в том, что реакционеры, которые имеют за собой многовековое прошлое, опираются на потребности власти и порядка, а потому долее могут удержаться в своем положении, нежели радикалы, отрицающие то и другое и стремящиеся пересоздать общество на основании теоретических начал. Но и реакция чем она упорнее и чем менее она считается с потребностями времени и с изменившимися условиями жизни, тем неотразимее вызывает, в свою очередь, господство радикализма. Между этими двумя крайностями общество колеблется взад и вперед, пока оно не возвратится к нормальному положению, то есть к господству средних партий, подобно тому как маятник, выведенный из состояния равновесия, качается туда и сюда, делая все меньшие и меньшие размахи, пока не придет наконец к нормальному положению, определяемому центром тяжести. Но в маятнике этот центр тяжести дан раз навсегда самым его строением; в человеческих же обществах он изменяется движением жизни. Не надобно только воображать, что его можно произвольно переместить вперед или назад, выдвигая крайние требования. Он дается современным состоянием общества и изменяется лишь медленным историческим процессом. Насильственное же его передвижение неизбежно вызывает поворот в противоположную сторону, пока не будет найдена истинная точка. От непреложных законов общественного развития уйти нельзя. Они не нарушаются безнаказанно, и тот, кто хочет их насиловать, должен испытать на себе все невыгоды образа действий, идущего наперекор естественному порядку вещей.

Из этого можно видеть, что в политике партий весьма важную роль играют отношения крайних партий к средним. В эпохи борьбы первые враждуют не только между собой, но и с теми средними партиями, которые ближе к ним стоят. При разгаре страстей умеренность действий представляется величайшим злом, а потому удары крайних направляются столько же против настоящих противников, сколько и против слишком вялых союзников. Французские террористы истребляли друг друга. Но в мирное время, когда преобладают не крайние, а средние партии, возникает вопрос: в какие отношения должны первые становиться к последним?

Этот вопрос, как и все вопросы политики, решается обстоятельствами. Важнейшее условие заключается в самом характере крайних партий. Если они не выделяются в особые группы с определенною программой, а примыкают к соответствующим средним, образуя только крайнее их крыло, то вопрос решается очень просто. Тут нет необходимости сделок и уступок. Крайние элементы сами держатся в пределах умеренности, сознавая невозможность провести свою программу и поддерживая ту, которая всего более к ним приближается. Тогда борьба происходит собственно между двумя партиями, которые сменяют друг друга в правлении. Таково положение дел в Англии. Там радикалы всегда примыкали к либеральной партии, а реакционная партия вовсе не существует, вследствие того что политическое развитие в последние два столетия происходило медленным и правильным путем, без переворотов и без разрушения существующего строя. Глубочайшее из совершенных в это время преобразований - избирательная реформа 1832 года, которая отняла у аристократии преобладающее влияние в политических выборах, произведена была с такою обдуманностью и с таким вниманием к практическим потребностям, что для реакции не оставалось места.

Совершенно иное положение там, где вследствие исторических причин и характера партий крайние элементы образуют отдельные группы с определенною программой, которую они во что бы ни стало хотят проводить в своей политической деятельности. И тут средние партии иногда принуждены искать их союза, чтобы дать отпор общим врагам. Таково было положение республиканских партий во Франции, когда приходилось вести борьбу с монархической коалицией: оппортунисты соединились с радикалами и одержали победу. При таких условиях взаимные несогласия временно умолкают и все соединяются в дружном действии. Но когда победа упрочена, разногласия выступают наружу. Крайние партии предъявляют свои требования, а средние не могут на них согласиться, не отрекаясь от своей совершенно правильной точки зрения и не теряя почвы в стране, где с ослаблением борьбы умеренные элементы естественно получают перевес. Для всякой партии нет более опасных врагов, как собственные крайние союзники, которые своими необдуманными действиями подрывают ее положение и навлекают на нее справедливые нарекания. Как ни стараются умеренные элементы сваливать вину на отчаянные головы, которые представляются одинокими явлениями, они волею или неволею остаются солидарными с своими союзниками и несут на себе ответственность за их необдуманные поступки. Когда же эти поступки таковы, что они возмущают общественную совесть, или когда союзники провозглашают учения, разрушительные для общественного порядка, тогда все здоровые элементы общества отшатываются от партии, имеющей подобных друзей. Если умеренная партия хочет сохранить свое положение, она должна с ними порвать. Это и не представляет затруднений, когда партия сама по себе довольно сильна и располагает прочным большинством. Но когда этого условия нет, волею или неволею приходится входить в сделки или с прежними союзниками, или с прежними противниками. Последнее, в свою очередь, часто представляет неодолимые затруднения. Партии связаны своим прошлым; столь же трудно бывает порвать с прежними союзниками, как и вступить в союз с прежними врагами, против которых существуют и законные причины недоверия, и укоренившиеся предубеждения. С своей стороны, последние часто вовсе не расположены поддерживать своих старых противников. Они не отказываются от своей программы, которую они надеются провести при более благоприятных условиях, или же они предъявляют требования, на которые нельзя согласиться, не отрекаясь от своей собственной точки зрения и не подрывая своего положения. Нужно много политического такта, чтобы при таких условиях составить сколько-нибудь прочное большинство. Не имея достаточной опоры в собственной партии и принужденное вступать в постоянные сделки направо и налево, правительство остается в шатком положении; оно колеблется туда и сюда и может пасть при первом случайном толчке. Таково именно положение французских республиканских правительств со времени победы их над монархистами.

Нередко крайние партии, недовольные тем, что им не делают достаточных уступок, сами содействуют падению средних, с которыми они состояли в союзе; но этим они только пролагают путь своим противникам. Назидательный в этом отношении пример представляет выбор в Париже радикала Бароде, который привел к падению Тьера и к торжеству монархистов. Это была величайшая политическая ошибка, которая могла быть даже непоправима, если бы монархисты в свою очередь не наделали еще больших ошибок и тем не подорвали своего положения. Еще хуже, когда противоположные крайние партии вступают в союз между собою для низвержения средних. Это самая безнравственная из всех коалиций, подрывающая достоинство партий и ведущая к самой ожесточенной борьбе, иногда, в конце концов, к диктатуре. А между тем к этому всего чаще прибегают именно те партии, которые выставляют себя хранителями порядка. Они руководствуются гнусным правилом, что чем хуже, тем лучше. В надежде на то, что торжество крайней партии приведет к реакции, они усугубляют смуту и всячески противодействуют установлению сносного порядка вещей. Нет такого отчаянного средства, к которому бы они не прибегали для достижения своих целей. В этом отношении самый поразительный пример политической безнравственности представляет поддержка, которую французские монархисты оказывали генералу Буланже. Толкать свое отечество в руки политического авантюриста, в надежде, что среди этой смуты выпадет какой-нибудь шанс для монархии, это - такое забвение всего, что дает высшую цену политической деятельности, какое редко встречается в истории. И когда представитель монархического начала, который предводительствовал этим походом, выставляется своими приверженцами образцом благородства, то нельзя не сказать, что понятие о благородстве совершенно затмилось у французских монархистов. Они вполне заслужили свое падение.

С своей стороны, радикальная партия всегда готова прибегать к революционным средствам, как только представляются хотя бы призрачные шансы успеха. Там, где политическая жизнь упрочилась вековою практикой и вошла в правильную колею, революционные движения не имеют почвы. В Англии нет революционной партии; ее нет и в Северной Америке, хотя там народ привык к самовольной расправе. Но в странах, которые прошли через глубокие перевороты и приобрели свободу путем революций, крайние партии всегда готовы возбуждать народные массы, подвигая их на насилия и возмущение. Примеры успеха революционных движений действуют заразительно и на те страны, где вовсе нет политической жизни. Когда законный путь прегражден, кажется, что свободу нельзя иначе приобрести, как восстанием, а так как народные массы вообще легко поддаются увлечениям и настоящие их воззрения неизвестны, то их и стараются возбудить всякими обольщениями. Революционные движения в Германии в 1848 году представляют тому пример.

Когда политическая жизнь долго была насильственно задержана, общее движение, охватывающее целые массы, может, конечно, иметь успех; но революции, как мы видели, всегда оставляют по себе печальные следы. С одной стороны, остаются приверженцы старого порядка, которые стремятся его восстановить; а так как революция всегда влечет за собою реакцию, то часто они в этом успевают. С другой стороны, даже временный успех революции возбуждает надежды на лучший исход при более благоприятных условиях. То, что составляет прибежище крайней нужды, обращается в постоянную привычку. Революционный дух внедряется в общество. Уважение к закону, составляющее первое условие правильной свободы, исчезает; насилие и возмущение становятся обычными орудиями действия. Революция возводится даже в теоретическое учение или в историческое начало, которое противополагается существующему порядку как знамя будущего. Мы видим это во Франции. С своей стороны, правительства привыкают видеть во всяком либеральном движении революционное начало. Они становятся на сторону реакции, и тогда возгорается борьба, которая приводит к новым потрясениям. Для политической свободы нет большей опасности, как распространение революционного духа в более или менее значительной части граждан. При таком условии свобода никогда не может получить правильных и прочных основ; она всегда останется началом, висящим на воздухе и подверженным всем изменениям ветра.

По самому существу своему этим духом всего более заражена социалистическая партия. При существовании политической свободы радикалы всегда имеют надежду провести свои меры законным путем. Чтобы приобрести доверие избирателей, они должны представлять из себя партию, понимающую условия политической жизни и способную управлять государством. Но социализм, стремящийся к утопиям, не может иметь ни малейшего шанса приложить свои теории иначе как ниспровержением всего существующего общественного строя. Как бы социалисты ни притворялись партией, уважающею закон и стремящеюся действовать мирными путями, они остаются и всегда останутся революционерами по самой своей природе, по смыслу их учения. Все содержание их пропаганды заключается в том, что массы подвергаются несправедливому ограблению, что плоды их труда отнимаются у них тунеядцами, что весь существующий строй основан на насилии и неправде. Полная путаница понятий в соединении с воззванием к самым низким страстям - вот все, что подносится невежественной толпе, обольщаемой обещаниями фантастических будущих благ. Результатом такой пропаганды может быть только водворение в обществе непримиримой вражды классов. Кроме потрясений и переворотов, в которых могут погибнуть все высшие плоды цивилизации и которые неминуемо должны вызвать самую суровую реакцию, она ничего не сулит. А между тем, с демократизацией общественного и государственного быта, именно эта партия приобретает все большее и большее значение. Современное течение жизни ведет не к примирению партий, не к сглажению их различий, а, напротив, к обострению борьбы. Все то зло, которое они в себе заключают, достигает наивысшей степени с появлением социализма на политическом поприще. Тут дело идет уже не о тех или других политических вопросах; тут самое существование общества и все основы гражданственности ставятся на карту.

При таких условиях более чем когда-либо важно существование в государстве начала, возвышенного над борьбою партий и представляющего отечество в его постоянных основах и в его высшем единстве. Таким началом является наследственная монархия. Глава республики всегда есть избранник и представитель известной партии. Только наследственный монарх, как живой носитель исторической преемственности, государственной жизни, возвышается над временными и односторонними влечениями общества. В нем народ видит твердый центр, связывающий прошедшее с будущим и обеспечивающий правильный переход от одного общественного строя к другому. В эпохи брожения и внутренних раздоров этот прочный центр государственной жизни в особенности важен. Мы видели, что общий закон политического устройства и развития состоит в том, что чем меньше единства в обществе, тем сосредоточеннее должна быть власть. Поэтому и значение монархического начала в различные эпохи и при различных условиях неодинаково. Оно возвышается особенно там, где общество раздирается ожесточенною борьбою партий. Если историческая власть исчезла среди переворотов, то практическая потребность воздвигает новую. Последняя, однако, не может заменить старой. Она долго остается колеблющеюся, и только при большом умении и весьма благоприятных условиях она может упрочиться временем и пустить корни в народной жизни. Орлеанизм и бонапартизм во Франции служат тому живыми примерами. Даже такой гений, как Наполеон I, сокрушался о том, что его династия не имеет исторических корней.

Но для того, чтоб историческая монархия могла исполнить свое назначение, она должна, как уже было сказано, иметь в себе довольно эластичности, чтобы следовать за изменяющимися потребностями жизни и понимать настоятельные ее нужды. Монарх тогда только возвышается над партиями, когда он действительно стоит выше их, а не отождествляется с одною из них. Монархия, которая становится представительницею реакции, тем самым подрывает свое значение. Ничто так не содействовало ослаблению в Европе монархического начала, как политика Священного союза. Конечно, монарх, призванный охранять законный порядок, не может в то же время быть покровителем революционных стремлений. Но он не должен потребность законной свободы смешивать с революционными стремлениями и подавлять их безразлично, как делали главы Священного союза. Этим он становится во враждебное отношение ко всем либеральным и образованным элементам народа, чем самым между правительством и обществом водворяется глубокая рознь. Политика последних лет царствования Александра I вызвала движение декабристов, а политика его преемника еще более усилила внутреннюю рознь и подготовила явление нигилизма. Общественное брожение, вызванное борьбою различных направлений и партий, может временно заставить правительство принимать реакционные меры; но они не должны делаться постоянными руководящими началами политики. Реакционный дух столь же вреден для государственной жизни, как и революционный дух, ибо не борьба, а соглашение составляет высшую ее цель.

Таков результат, к которому приводит нас изучение политики как в правительственной деятельности, так и в борьбе партий.

КОНЕЦ.

ОГЛАВЛЕНИЕ.

КНИГА ПЕРВАЯ

Основания политики.

Стр.

Глава I. Политика как наука

Глава II. Политика и право 15

Глава III. Политика и нравственность 24

Глава IV. Разделение политики 40

КНИГА ВТОРАЯ

Создание государства.

Глава I. Способы происхождения государств 42

Глава II. Территориальная политика 55

Глава III. Политика народности 79

КНИГА ТРЕТЬЯ

Политика государственного устройства.

Глава I. Происхождение образов правления 105

Глава II. Политика чистой монархии 126

Глава III. Политика аристократии 154

Глава IV. Политика демократии 175

Глава V. Смешанная республика 210

Глава VI. Ограниченная монархия 223

Глава VII. Сложные государства 268

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Политика законодательства.

Глава I. Предания и прогресс 292

Глава II. Реформы и революции 302

Глава III. Общее законодательство и местное 341

Глава IV. Виды и способы обсуждения законов 356

КНИГА ПЯТАЯ

Политика управления

Глава I. Силы государства 381

Глава II. Утверждение законного порядка 400

Глава III. Попечение о благосостоянии 416

Глава IV. Духовные интересы 451

Глава V. Централизация и местное самоуправление 480

КНИГА ШЕСТАЯ

Политика партий.

Глава I. Партии в государстве 505

Глава II. Организация партий 525

Глава III. Способы действия партий 541