Структура мзс Україна

2001	2008
	ДЕПАРТАМЕНТ СЕКРЕТАРІАТУ МІНІСТРА
Управління інформації (УІ)	ВІДДІЛ РЕЧНИКА МЗС (ПРЕС-СЛУЖБА)
Перше територіальне управління (І ТУ)	ПЕРШИЙ ТЕРИТОРІАЛЬНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Друге терито­ріальне управління (II ТУ)	ДРУГИЙ ТЕРИТОРІАЛЬНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Третє територіальне управління (III ТУ)	ТРЕТІЙ ТЕРИТОРІАЛЬНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
	ЧЕТВЕРТИЙ ТЕРИТОРІАЛЬНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
	ВАЛЮТНО-ФІНАНСОВИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
	ДЕПАРТАМЕНТ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРІАТУ
Управління економічного та наукового співробітництві (УЕНС)	ДЕПАРТАМЕНТ ЕКОНОМІЧНОГО СПІВРОБІТНИЦТВА
Управління Європейського Союзу (УЄС	ДЕПАРТАМЕНТ ЄВРОПЕЙСЬКОГО СОЮЗУ
	ДЕПАРТАМЕНТ КАДРІВ
Консульське управління (КУ)	ДЕПАРТАМЕНТ КОНСУЛЬСЬКОЇ СЛУЖБИ
Управління контролю над озброєнням та ВІЙСЬКОВО технічного співробітництва (УКОВТС)	ДЕПАРТАМЕНТ КОНТРОЛЮ НАД ОЗБРОЄННЯМИ ТА ВІЙСЬКОВО- ТЕХНІЧНОГО СПІВРОБІТНИЦТВА
Управління культурного та гуманітарного співробітництва (УКГС)	ДЕПАРТАМЕНТ КУЛЬТУРНОГО ТА ГУМАНІТАРНОГО СПІВРОБІТНИЦТВА
Управління євроатлантичної інтеграції (УЄІ)	ДЕПАРТАМЕНТ НАТО
Управління міжнародних організацій (УМО)	ДЕПАРТАМЕНТ ООН ТА ІНШИХ МІЖНАРОДНИХ ОРГАНІЗАЦІЙ
	АДМІНІСТРАТИВНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Договірно-правове управління (ДПУ)	ДОГОВІРНО-ПРАВОВИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
	ПОЛІТИЧНИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Уп­равління державного протоколу (УДП)	ДЕПАРТАМЕНТ ДЕРЖАВНОГО ПРОТОКОЛУ
	ДЕПАРТАМЕНТ ІНФОРМАЦІЙНИХ ТЕХНОЛОГІЙ
	ВІДДІЛ ІНСПЕКТУВАННЯ ОРГАНІВ ДИПЛОМАТИЧНОЇ СЛУЖБИ
	КОНТРОЛЬНО-РЕВІЗІЙНИЙ СЕКТОР
	УПРАВЛІННЯ ВЗАЄМОДІЇ З ДЕРЖАВНИМИ ОРГАНАМИ ТА КООРДИНАЦІЇ ЗОВНІШНІХ ЗНОСИН
Історико-архівне управління (ІАУ)	УПРАВЛІННЯ ДЕРЖАВНОГО АРХІВУ
	УПРАВЛІННЯ З ПИТАНЬ ЗАКОРДОННОГО УКРАЇНСТВА
	УПРАВЛІННЯ РЕЖИМУ ТА ЗАХИСТУ ІНФОРМАЦІЇ
	УПРАВЛІННЯ ЮРИДИЧНОГО ЗАБЕЗПЕЧЕННЯ
	ВИЩІ КУРСИ ІНОЗЕМНИХ МОВ
	ДИПЛОМАТИЧНА АКАДЕМІЯ УКРАЇНИ ПРИ МЗС УКРАЇНИ
	ПРОФСПІЛКОВИЙ КОМІТЕТ МЗС
«Політика і час»,	РЕДАКЦІЯ ЖУРНАЛУ «ЗОВНІШНІ СПРАВИ»

Управління політичного аналізу та планування (УПАП)

П'яте територіальне управління (V ТУ)

До функціональних управлінь належали: Управління державного протоколу; Управління політичного аналізу та планування; Договірно -правове управління; Управління інформації; Управління між­народного економічного та науково-технічного співробіт­ництва; Управління контролю над озброєнням та роззброєння; Управління європейського регіонального співробітництва; Управління міжнародних організацій; Управ­ління культурних зв'язків; Консульське управління; Історико-архівне управління; Управління кадрів.

Серед адміністративно-технічних управлінь слід назвати: Загальний секре­таріат; Управління справами; Валютно-фінансове управлін­ня; Управління розвитку та забезпечення дипломатичних установ.

Слід наголосити, що з урахуванням подальшої розбудови центрального апарату МЗС України та його закордонних установ чисельність співробітників системи МЗС України становитиме в найближчі роки приблизно 1800—2000 осіб. Планується також проведення структурної перебудови цент­рального апарату міністерства, що сприятиме ефективнішому виконанню покладених на нього завдань.

Розглянемо, хоча б схематично, механізм функціонування центрального апарату зовнішньополітичного відомства. Оскільки міністр закордонних справ несе персональну відповідальність за виконання покладених на МЗС завдань і здійснення своїх функцій, він особисто визначає ступінь відповідальності своїх заступників, керівників підрозділів міністерства.

До спеціальних повноважень міністра закордонних справ належать: прийом іноземних послів та посланників напередодні вручення ними вірчих грамот главі держави; скріплення вірчих та відкличних грамот послів і посланників своєї держави, прийняття повноважень іноземних тимчасових повірених у своїй державі та видача таких повноважень тимчасовим повіреним своєї держави за кордоном; скріплення ратифікаційних грамот із відповідних міжнародних договорів; присвоєння дипломатичних рангів (крім найвищих, наприклад, міністр закор­донних справ України присвоює дипломатичні ранги від аташе до радника першого класу); призначення співробітників дипломатичного персоналу в посольствах і місіях за кордоном, а також у постійних представництвах при міжнародних організаціях; підписання консульських патентів для глав консульських установ своєї держави за кордоном та видача екзеква-'п урн іноземним консулам; скріплення повноважень представ­ників своєї держави при міжнародних організаціях, на міжнародних конференціях, делегацій, що беруть участь у роботі сесій або органів міжнародних організацій; видача повноважень на підписання міжвідомчих договорів та угод.

Заступники міністра закордонних справ керують роботою відповідних функціональних, регіональних, адміністративно-технічних управлінь та підрозділів (якщо за схему брати, наприклад, структуру МЗС України). В зовнішньополітичних відомствах багатьох країн існує практика, коли заступники міністра контролюють роботу не тільки закріплених за ними управлінь та відділів, а й відповідних посольств та місій за кордоном.

Крім вищеназваних напрямів роботи, керівництво зов­нішньополітичного відомства щоденно спілкується з по­слами, акредитованими в державі перебування, бере участь у різноманітних офіційних заходах, веде переговори з пред­ставниками інших держав, постійно виїжджає на міжнародні наради, бере участь у двосторонніх та багатосторонніх пере­говорах на вищому рівні.

Звичайно, дипломатична робота в центральному апараті полягає не тільки в тому, щоб отримувати інформацію від посольств, різноманітних організацій та агентств за кордоном і відповідно реагувати на неї, а й у тому, щоб вести постійну дипломатичну роботу з тими посольствами, місіями, консуль­ствами, що акредитовані в даній державі. Отже, прийом послів, посланників, повірених у справах становить значну частку праці керівництва зовнішньополітичного відомства. Такого роду прийоми мають важливе значення, оскільки через своїх послів уряди відповідних країн ставлять перед урядом держави перебування актуальні питання, що стосую­ться взаємовідносин між обома країнами, як на двосторон­ньому, так і багатосторонньому рівнях. Крім того, уряд дору­чає керівникові зовнішньополітичного відомства або його заступникам передання конфіденційної інформації через послів відповідних урядів. Нарешті, особисте спілкування з тим чи іншим послом дає змогу отримувати важливу інформацію щодо позиції того чи іншого уряду з важливих питань, причому нерідко більш детальну, аніж та, яка над­ходить через офіційні документи. Особиста зустріч з послом являє собою важливу дипломатичну акцію, до якої кожен із керівників зовнішньополітичного відомства належним чином готується, ознайомлюючись заздалегідь із колом питань, які можуть бути порушені під час бесіди, продумуючи різні варіанти цієї бесіди. Така підготовка відбувається, зазвичай, із залученням представників відповідних управлінь міністер­ства закордонних справ, фахівців з інших галузей та відомств.

У переговорах з урядовими делегаціями інших країн, як правило, бере участь міністр закордонних справ або його заступник. З питань, які обговорюються на переговорах, міністерство закордонних справ готує відповідні пропозиції, опрацьовує необхідні документи. Згідно з дипломатичною практикою результати переговорів фіксуються у вигляді комюніке або домовленостей, які підписуються сторонами, що брали участь у переговорах.

Крім того, керівники міністерства беруть участь у різно­манітних дипломатичних прийомах, у ході яких нерідко до­сягається більше позитивних домовленостей, аніж під час офіційних засідань. Ось чому прийоми, сніданки, обіди в дипломатичній практиці є важливим робочим моментом, особливо тоді, коли в них беруть участь вищі посадові особи держави.

До центральних державних органів зовнішніх зносин нале­жать також й інші міністерства та відомства (державні комітети), які за родом своєї діяльності безпосередньо причетні до міждержавних зносин. В Україні, наприклад, таким відом­ством, крім МЗС України, є Міністерство зовнішньо­економічних зв'язків та торгівлі. Йому, зокрема, доручено формувати склад торговельно-економічних місій, які діють безпосередньо у складі дипломатичного представництва України за кордоном. У налагодженні міжнародних зв'язків активну участь беруть також міністерства зв'язку, цивільної авіації, культури, освіти, оборони, економіки, науки тощо. Звичайно, в різних країнах ці базові органи зовнішніх зносин, головним із яких, безперечно, є зовнішньополітичне ві­домство, не в однаковій мірі задіяні у міждержавних стосун­ках, але саме вони складають систему державних органів зовнішніх зносин.

Щодо закордонних державних органів зовнішніх зносин, то, як уже згадувалося вище, вони поділяються на дві головні категорії — постійні та тимчасові.

Постійні органи ведуть повсякденну роботу за кордоном, представляючи і захищаючи інтереси своєї держави. Йдеться про посольства та місії, представництва в міжнародних орга­нізаціях.

Тимчасові органи — це різноманітні делегації, окремі пред­ставники за кордоном, а також: спостерігачі на міжнародних конференціях, з'їздах, у міжнародних комісіях, нарешті, окремі представники на державних ювілеях, коронаціях, траурних церемоніях та ін.

Постійні закордонні органи зовнішніх зносин за характером своєї діяльності, функціями, які вони виконують, можуть бути дипломатичними органами, наприклад — посольства або представництва при ООН. Ці постійні органи мають представницький характер і виконують політичні функції. На відміну від них, не вважаються дипломатичними представ­ництвами консульства. Міжнародно-правове становище кон­сульства наближається до дипломатичного представництва, але не є ідентичним останньому.

Представництва на різноманітних технічних чи спеціа­лізованих, галузевих виставках і конгресах також не мають дипломатичного характеру. Члени цих представництв не мають дипломатичного статусу, виїздять за кордон за служ­бовими паспортами. Такі представництва, у свою чергу, також можуть бути постійними або тимчасовими.

Таким чином, можна зробити висновок, що державні органи зовнішніх зносин, як центральні, так і закордонні, становлять загалом цілісну систему, центром якої є зов­нішньополітичне відомство. Ефективність роботи цієї сис­теми залежить від багатьох принципових чинників — еконо­мічного рівня розвитку держави, її військової могутності, кадрового потенціалу тощо. Всі ці органи мають спільну мету — захищати зовнішні інтереси держави, дбати про її між­народний авторитет, сприяти зростанню ролі держави у сві­товому співтоваристві.

НОВІ РЕАЛІЇ В ДІЯЛЬНОСТІ МІНІСТЕРСТВА. Вище ми вже торкалися питання використання мі­ністерствами закордонних справ світу сучасних інфор­маційних технологій. Насамперед із фінансових причин МЗС України дещо забарилося із запровадженням ІТ у своїй роботі. Ще на початку 1995 р. значна кількість документів виготовлялася в міністерстві на елемен­тарних друкарських машинках, а комп'ютери часта були привілеєм приймалень керівництва. Наступні ро­ки стали для МЗС періодом справжнього прориву на цьому напрямі, внаслідок чого нині ми маємо іншу картину. Комп'ютери стоять якщо не на кожному робо чому столі, то принаймні по кілька в кожному кабінеті, а друкарські машинки остаточно відійшли в минуле.

Протягом останніх років комп'ютеризація становила одне з пріоритетних питань, які перебували під особистим контролем міністра. Переломним став 2000 рік, коли міністерство відкрило власну сторінку в Інтереті. 27 березня в МЗС відбулася презентація веб-сайту міністерства, створеного в рамках трирічного спільного з Програмою розвитку ООН (ПРООН) проекту «Зміц­нення потенціалу МЗС України».

Компанії «Геос-інформ» та «Інтерактивні системи» створили комп'ютерну мережу та «Систему електрон­ного документообігу МЗС України», яка успішно пра­цює з 4 січня 2000 р. За 9 перших місяців роботи в неї було внесено дані про понад 60 тис. вхідних документів, 20 тис. вихідних та 2 тис. внутрішніх службових доку­ментів. Позитивною стороною системи є показники обладнання. Оскільки робота організована за принци­пом «клієнт—сервер», високий рівень апаратного за­безпечення не є необхідним, а відтак зменшується пот­реба у фінансових затратах на впровадження системи і збільшується кількість місць у мережі. Це також дає змогу одночасно працювати в мережі значній кількості користувачів, не сповільнюючи процесу обробки бази даних.

Система дала можливість значно прискорити та уні­фікувати способи обробки документів, створила умови для ефективного контролю їх використання, швидкого доступу користувачів до інформаційних ресурсів нагро­маджуваної за допомогою системи бази даних, довела свою ефективність при проходженні документів — об­робленні їх у підрозділах МЗС. Особливо корисною є можливість використання НТМL- технології для ста­тистичної обробки даних, альтернативних способів по­шуку документів, здійснення контрольних функцій. Система дає змогу швидко визначити місцезнаход­ження та виконавців документа на різних етапах його обробки. Ще однією позитивною стороною системи є лабільність — можливість внесення поправок та вдосконалень, не перериваючи її роботи. Успішний досвід використання системи в МЗС дав підстави запланувати впровадження «Системи електронного документообігу» В за кордонних установах у 2001 р.

Як і в багатьох міністерствах світу, спочатку локаль­на мережа створювалася на рівні окремих управлінь і пише потім була поширена на все міністерство аж до керівних ланок. Протягом кількох років до створення мережі на міністерському рівні вона вже була випробу­вана в рамках Консульського управління. Станом на жовтень 2000 р. в мережу об'єднано 62 персональні комп'ютери, дедалі більше робочих місць отримують вихід в Інтернет. Завдання комп'ютеризації мініс­терства було покладене на фахівців Управління організаційно-технічного забезпечення, які відповідають за встановлення та підтримання дієздатності комп'ютер­них систем. Найскладніше сучасне програмне забезпе­чення створювалося на замовлення МЗС професійними програмістами — фахівцями вже згадуваних фірм «Геос-інформ» та «Інтерактивні системи», з якими мі­ністерство має домовленості про співробітництво.

Спеціальні програми було складено для бухгалтер­ського обліку, кадрової політики, обліку та контролю за діяльністю міністерства і закордонних місій, створена й активно застосовується пошукова машина «Інтердок» для користування міністерською базою даних. Пара­лельно МЗС намагається підвищити рівень комп'ю­терної грамотності персоналу, для чого запроваджено спеціальні освітні курси. Курси спеціальної підготовки до роботи в мережі пройшли понад 100 осіб, які тепер мають доступ до міністерського інтернету. В цілому не можна не відзначити вражаючого прогресу, якого за короткий термін вдалося досягти в запровадженні новітніх інформаційних технологій. На цьому напрямі МЗС випереджає всі інші урядові установи України Водночас використання наявних технічних можливостей, наприклад, обміну документацією по мережі, ще не стало для українського зовнішньополітичного відомства таким атрибутом повсякденної роботи, як на 3аході. А саме активність використання інтранету на рівні рядових співробітників є першим показником ефективності цієї системи. Ще більший невикористаний потенціал існує в такій сфері, як інформаційний обмін між міністерством та закордонними місіями (нагадаймо, що під час згаданої Сінгапурської конференції держав Британської Співдружності саме це питання були виділено свого часу як одна з семи ключових проблем у діяльності нового міністерства закордонних справ)

Створення спільної мережі міністерства та закордонних місій за західними зразками є ще питанням майбут­нього.

Якщо тема комп'ютерної грамотності та обладнання МЗС ще 10 років тому не видавалася надто актуальною, то проблема кадрового забезпечення є для дипло­матичних служб вічною і, мабуть, найпекучішою для тих з них, що перебувають на перших етапах свого існування. Як уже зазначалося, МЗС України вирішує кадрову проблему дещо іншими способами, ніж це робиться в традиційних західних дипслужбах. Дипло­матичні кадри в Україні готують декілька навчальні заклади: з одного боку, дипломатичну освіту здобувають сту­денти Інституту міжнародних відносин Київського на­ціонального університету, Інституту міжнародних відносин На­ціонального авіаційного університетів та інших спеціалізованих ви­щих навчальних закладів, з іншого — слухачі Дипло­матичної академії при МЗС. У міністерстві також реалізуєтеся низка програм підвищення кваліфікації співробітників, які вже перебувають на дипломатичній службі.

Якщо Інститут міжнародних відносин існує вже кілька десятиліть, то відмітною ознакою змін у процесі підготовки освічених дипломатичних кадрів у незалеж­ній Україні стало заснування в 1996 р. Дипломатичної академії при МЗС. На відміну від західної традиції, вона не прив'язана на сто відсотків до кадрових потреб МЗС. В Указі Президента України № 379/95 від 30 травня 1995 р. «Про підготовку спеціалістів для роботи у сфері міжнародних відносин» як основне завдання Академії визначено «підготовку на базі вищої освіти та під­вищення кваліфікації кадрів дипломатичних, консуль­ських, зовнішньоекономічних та інших представництв України за кордоном для роботи в міжнародних організаціях та державних органах, що займаються питаннями зовнішніх зносин України, а також проведення і науково-аналітичних досліджень у галузі міжнародних відносин».

Проте головним споживачем кадрів, які випуска­ються Дипакадемієго, є Міністерство закордонних справ України. На навчання до цього престижного навчального закладу приймаються за державним замовленням або індивідуальними контрактами українські громадяни віком до 40 років із вищою освітою. За державним за­мовленням приймаються співробітники МЗС України зі стажем роботи не менше одного року та службовці інших органів державного управління, які за своєю посадою займаються питаннями зовнішніх зносин України і мають не менше трьох років стажу. Прийом слухачів до Дипломатичної академії здійснюється за конкурсом. Вступники складають три вступні іспити: з сучасних міжнародних відносин та зовнішньої політики України, української мови (диктант) та іноземної мови. Після закінчення Академії, складання державного іспи­ту та захисту магістерської роботи слухачі здобувають кваліфікацію магістра зовнішньої політики. Навчаль­ний процес в Академії організується та проводиться у відповідності до вимог IV рівня акредитації вищого навчального закладу. Основу навчального процесу ста­новлять навчальні плани і програми з дисциплін, які відображають основні кваліфікаційні вимоги до підго­товки магістрів зовнішньої політики.

Характерною рисою навчального процесу в Дипакадемії є так звана модульно-рейтингова система, за якою кожна дисципліна входить до складу тематичного блоку (модуля), під час вивчення якого слухач має набрати . певну кількість балів — рейтинг успішності. Так;і система дає можливість слухачам опанувати великим обсяг матеріалу, мобілізує навчальну дисципліну й за безпечує високу якість знань. Одночасно в Академії визначаються рівень викладання дисциплін та рейтинг викладачів.

Важливою складовою навчального процесу є професійна практика слухачів. її мета полягає в тому, щоб завершити фахову освіту й підготувати слухачів до виконання ними конкретних службових обов'язків. Тут передбачається практика в центральному апараті МЗС або в іншій державній установі, що займається питаннями зовнішніх зносин, та стажування в закордонних представництвах України. Професійна практика є інди­відуалізованою, максимально враховуються особливості майбутньої роботи кожного слухача на конкретній по­саді. Практика неодмінно має лінгвістичний аспект, надаючи слухачеві змогу вдосконалити рівень володіння іноземною мовою та перевірити ступінь придатності до праці в іншомовному середовищі.

Специфічною, навіть унікальною з погляду євро­пейської дипломатичної традиції рисою Дипакадемії при МЗС України є її відкритість: вона готує фахівців для дипломатичних служб зарубіжних країн. Академія вже задумувалася як відкритий міжнародний навчаль­ний заклад, у стінах якого набуватимуть професійної підготовки громадяни країн СНД. Іноземці приймають­ся на навчання до Дипломатичної академії на підставі міжурядових угод або договорів, укладених Академією з іноземними організаціями, навчальними закладами та громадянами.

Проблема підвищення мовної підготовки персоналу, актуальна для будь-якої дипломатичної служби світу, вирішується також завдяки Вищим курсам іно­земних мов (ВКІМ), які діють при МЗС і слухачами яких є нині близько 460 співробітників, у тому числі й керівного складу, аж до рівня начальників управлінь та заступників міністра (для них влаштовуються індиві­дуальні заняття). На відміну від західної практики, де мовна підготовка «прив'язується» насамперед до нових призначень співробітників за кордон, у МЗС України відвідання мовних курсів є тривалим процесом. Повний курс навчання (паралельно з роботою) охоплює три роки. Мовні курси мають III ступінь акредитації вищих навчальних закладів, на них викладаються нині ІЗ мов: англійська, арабська, болгарська, іспанська, італійська, німецька, польська, румунська, сербська, турецька, французька, хорватська та чеська. Крім того, запрошу­ються викладачі з інших вищих навчальних закладів для проведення консультацій та приймання іспитів з таких мов, як китайська, корейська та перська. Курси фінан­суються з державних бюджетних джерел МЗС.

Оскільки на Вищих курсах іноземних мов передба­чається можливість мовного вдосконалення для спів­робітників, які успішно склали мову за повний курс, ВКІМ є і важливою складовою системи підвищення кваліфікації в МЗС України. Проте головне наванта­ження на цьому напрямі лягає на так звану Школу мо­лодого дипломата, завдання якої — дати початківцям (молодим співробітникам, які працюють у системі мі­ністерства менше двох років) чітке розуміння сучасної зовнішньополітичної проблематики. Восени 2000 р. що школу відвідували 55 осіб, які прослухали доповіді своїх старших колег з таких «животрепетних» питань, як результати Саміту тисячоліття, сучасний стан реалізації євроінтеграційного курсу України, проблеми україн­сько-російських відносин, роль і нові завдання україн­ської дипломатії в умовах реформування ООН тощо.

Важливим і надзвичайно ефективним нововведен­ням стало створення в 1997 р. Генеральної інспекції, під­порядкованої безпосередньо міністру. З регулярністю її кілька місяців вона відвідує з перевіркою закордонні місії України, проте, як і західні аналоги, не обмежу­ється простими «ревізорськими» функціями. Інспекція послідовно намагається проаналізувати роботу дипустанов на всіх її напрямах, приділяє значну увагу не лише «виробничим показникам», а й психологічному клімату в установі, професійності та ефективності організації її роботи.

Завершуючи цей короткий огляд структури й засад роботи МЗС України, обов'язково треба підкреслити що це міністерство перебуває у стані перманентною пристосування до нових реалій та завдань, які ставляться перед ним. Як і дипломатичні служби інших країн світу, воно намагається виробити найоптимальніші підходи в кадровій політиці, організаційній побудові. Пер­сонал міністерства навчається «на ходу», в процесі ви­конання нових завдань, які ставляться перед ним, або, точніше, сиплються безперервним потоком. Якщо вра­хувати, в наскільки складних умовах відбувалося ста­новлення дипломатичної служби незалежної України, то її прогрес є вражаючим, але якщо оцінити тривалий шлях, який ще залишається пройти, аби почати працю­вати з ефективністю, сумірною з роботою західних дипслужб, то ейфорійний настрій сам собою зміню­ється на робочий.

(А.М.Зленко)

Украина конца восьмидесятых была в моем восприятии паровым котлом, в котором бурлила целая нация и которая могла или взорваться, или понемногу угаснуть, как это не раз случалось в нашей истории. Тем не менее, история готовила нам третий путь, наиболее ответственный и сложный — путь формирования собственного государства.

События, которые нам, украинцам, довелось пережить в те незабываемые дни, приходятся в истории народов раз на не­сколько столетий. Их внешняя сторона выглядела довольно просто: неожиданно для многих пружина истории распрями­лась и открыла перед Украиной дверь к независимости.

Строить собственное государство — такую задачу поставила история перед Украиной. Для дипломатической службы это означало прежде всего создание базовых атрибутов государства, в том числе дипломатическое признание международным со­обществом, подтверждение суверенитета, признание государст­венных границ и территориальной целостности.

Первая половина 1992 года — это время, когда Украину ста­ли связывать с внешним миром все новые и новые узы дипло­матического признания. За первый год существования незави­симой Украины нас признали сто тридцать стран мира. Сто одна из них установила с нами дипломатические отношения.

Государство Украина требовало дипломатической службы нового, государственного уровня. Пользуясь современной по­литической терминологией, это был «вызов новой эпохи» — са­мый значительный в профессиональной биографии всех украинских дипломатов, от министра до начинающего атташе.

Украина имеет главную способность, необходимую для успеха в современном мире — способность меняться вместе с миром.

Дипломатов, в первые дни, месяцы и даже годы независимости одной из наиболее актуальных задач был не внешнеполитический «ликбез» населения, а «ликбез» укра­инской политической элиты. На повестке дня появилась необходимость согласования действий на международной арене правительственных и парламентских структур, которые одно­временно и очень активно стали развивать отношения с други­ми государствами.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРИОРИТЕТОВ. Первые шаги Украины на международной арене были, ко­нечно же, интуитивными, и определялись они, главным обра­зом, тем, что считали важным в данный момент для страны Президент, правительство, парламент, отдельные партии. Но, кроме того, на наши действия оказывало значительное влияние и общественное мнение, довольно изменчивое в то время — в стране шел процесс государственного строительства, процесс очень сложный, противоречивый, с многочисленными ошиб­ками и, к сожалению, разочарованиями. Со временем из всех про­блем нашей внешней политики на первый план вышла главная, наиболее неотложная и очевидная: необходимость цельной и согласованной концепции действий государства на междуна­родной арене. Такая концепция появилась лишь в июле 93-го, когда Верховная Рада приняла «Основные направления внеш­ней политики Украины» — документ, который должен был стать основой внешнеполитической деятельности государства.

Размах и разнообразие задач, стоявших перед Украиной во внешнеполитической сфере, были настолько велики, что без четкого и продуманного системного подхода к их решению в долгосрочной перспективе двигаться дальше было просто не­возможно. Энтузиазм, романтизм, азарт, работа по авральному принципу — это были яркие и, должен признать, надолго за­помнившиеся особенности начального периода независимости.

Если говорить о закулисных сражениях, которые отечест­венная дипломатия вела на собственной территории, то, навер­ное, сражение за «Основные направления» было одним из са­мых ожесточенных и наименее заметных для широкой общественности. В каком направлении проходит магистраль­ный путь украинской внешней политики? Какие страны явля­ются нашими стратегическими партнерами? Ради чего появи­лось в Европе такое государство, как Украина? На все эти вопросы в системе окончательных и канонических ответов не было. Мало было сказать: мы европейцы и видим свое будущее в Европе. Надо было на деле показать, кто мы и куда идем.

Перед Украиной открывался неблизкий путь внешнеполи­тической самоидентификации, пройти который до конца мы смогли только в 2002 году, заявив о намерении вступить в НАТО. Сделав это заявление, мы заполнили последнюю из концепту­альных пустот на внешнеполитическом пути Украины и пол­ностью определились с нашей внешнеполитической направ­ленностью. В 92-м году этих пустот было так много, что поле действий отечественной дипломатии напоминало туннель, в конце которого брезжил один-единственный луч света — Ев­ропа. Насколько далеко был от нас этот луч и не был ли он просто миражом — точно не знал никто.

Противоречивость наших представлений о собственном будущем становилась очевидной хотя бы на примере дебатов по вопросу внеблокового статуса Украины, провозглашенного в Декларации о государственном суверенитете УССР. Как из­вестно, дословно там было заявлено следующее: Украина «тор­жественно провозглашает о своем намерении стать в будущем неизменно нейтральным государством, которое не принимает участия в военных блоках».

Но, во-первых, формально это было заявление УССР, то есть республики, которая прекратила свое существование в августе 1991 года. Во-вторых, его нельзя было рассматривать, не учи­тывая тех политических условий, в которых тогда находилась Украина. Принятие подобного заявления фактически ставило под сомнение саму возможность продолжения единой внешней политики союзным центром. Этот документ был одним из средств утверждения на национальном законодательном уров­не принципов будущей государственной независимости Ук­раины. В-третьих, с юридической точки зрения данная фор­мулировка не означала, что за Украиной законодательно закрепляется статус постоянного нейтралитета, поскольку в Декларации речь шла всего лишь о намерении Украины в бу­дущем стать нейтральным государством. Меняется мир, меня­ется политическая реальность в Украине и Европе — меняются и намерения. В этом нет ничего необычного. Это всего лишь естественный политический процесс развития любого государст­ва. Взять хотя бы характерный пример из европейской полити­ки — Австрию, которая постепенно отходит от концепций внеблоковости.

В первые годы независимости стало очевидно: в ситуации, когда во всей Европе начали происходить перемены, когда впервые с 1945 года европейские пасьянсы раскладывались абсолютно по-новому, Украина должна была обеспечить себе максимально широкий простор для действий. Ограничивать себя тезисами, которые объективно устарели уже через год после их принятия, было, как говорится, контрпродуктивно. Поэтому, когда в 1993 году принимались «Основные направле­ния внешней политики Украины», акценты относительно ней­тральности были расставлены несколько иначе, чем в 1990 году. В «Основных направлениях» формулировка звучала следую­щим образом: «Принимая во внимание кардинальные переме­ны, которые произошли после распада СССР и которые опре­делили современное геополитическое положение Украины, намерение стать в будущем нейтральным и внеблоковым госу­дарством, провозглашенное ею в свое время, может быть адап­тировано к новым условиям и не может считаться препятстви­ем к ее полномасштабному участию в общеевропейской структуре безопасности».

В утвержденной Верховной Радой 19 октября 1993 года Во­енной доктрине Украины, которая разрабатывалась с учетом положений «Основных направлений», тезис о внеблоковости вновь возник и прозвучал по-своему:

«Придерживаясь внеблокового статуса, Украина со­действует созданию надежных международных механиз­мов и общеевропейской структуры безопасности на дву­стороннем, региональном и глобальном уровнях с целью укрепления доверия и партнерства на основе принципов взаимопонимания и открытости в военно-политической деятельности».

В то же время в документе появилась и новая тональность относительно новых систем европейской безопасности: «Укра­ина выступает за создание всеобъемлющих систем универ­сальной и общеевропейской безопасности и считает участие в них важным компонентом своей национальной безопас­ности».

Упоминание о внеблоковом статусе в Военной доктрине 93-го года было первым и единственным случаем ссылки в национальном законодательном документе на неучастие Укра­ины в военно-политических структурах. Могу признать, что этот и другие документы были направлены скорее на избежание участия Украины в новых военных блоках, которые могли возникнуть на территории бывшего СССР, а не против сотрудни­чества с такими структурами, как НАТО.

Что же касается такого европейского гиганта, как Украина, то политическая неподвижность была бы для него равносильна стагнации. Мы расположены -на пересечении ключевых путей Европы и Азии. Уже в силу своих размеров и своего потенциала мы задеваем много стран. Мы не можем быть Швейцарией, для которой стабильность стала, в сущности, предметом националь­ного культа. Мы не можем быть Туркменистаном — страной, которая от природы получила главное, что необходимо для процветания на многие годы вперед: третье (или, по другим подсчетам, пятое) место в мире по объему газовых месторождений.

В моем понимании, нейтральные государства похожи на острова, расположенные в мягких климатических зонах миро­вой политики. И государства эти озабочены лишь тем, чтобы политическая погода оставалась для них благоприятной и без­облачной. Большинство же других стран, к которым, бесспорно, принадлежит и Украина, скорее похожи на корабли, которые постоянно должны маневрировать, чтобы не угодить в шторм и оставаться на плаву. И потому нейтральность и внеблоковость не могли быть нашим приоритетом и первейшей политической заповедью.

Еще одно признание министра иностранных дел: вопреки всем клятвам и декларациям, на заре независимости наш политикум не представлял собой подходящую почву для посадки европейского саженца. На первых порах украинские диплома­ты были вынуждены «маневрировать» не только в непривыч­ных условиях открытого моря мировой политики, но и между различными политическими вкусами, сложившимися стерео­типами и иллюзиями значительной части украинского истеб­лишмента. Однако уже через год после восстановления неза­висимости в официальной внешнеполитической терминологии Украины слово «нейтралитет» практически не встречалось. Оно было заменено более гибким оборотом «соблюдение внеблокового статуса на современном этапе».

Это изменение формулировок и акцентов достаточно четко отражало тот идеологический дрейф в сторону евроатлантической интеграции, который был характерен для первого десяти­летия независимости. Нейтральность, упомянутая в Декларации о государственном суверенитете УССР, оказалась неприменимой к европейским реалиям, в которых Украина очутилась, став действительно независимой. Избрав путь европейской и евро-атлантической интеграции, Украина априори не могла оста­ваться нейтральной. Тем более что это не соответствовало той активной роли, которую мы старались играть на региональном и международном уровнях. Поэтому фактический отказ от принципов нейтральности и внеблоковости — это не измена идеалам и не политическая конъюнктурщина. Это нормальный для молодого государства переход от первоначальных несколько идеализированных представлений к осознанию реалий и формированию на их основе практической политики.

В Конституции Украины, принятой 28 июня 1996 года, не следует искать каких-либо положений, которые бы определяли постоянный нейтралитет или неучастие в военных блоках как средство достижения национальной безопасности или как фор­му существования Украины в системе международных отноше­ний. А принятая 16 января 1997 года Верховной Радой Концеп­ция (основы государственной политики) национальной безопасности Украины окончательно закрепила выбор госу­дарства в пользу привлечения многосторонних механизмов безопасности, определив «вхождение в существующие и создаваемые системы универсальной и региональной безопасности» в качестве одного из основных направлений государственной политики в этой области.

В 2002 году Украина приняла по этому поводу правильное, зрелое и своевременное решение. Мое мнение по этому поводу всегда было следующим. Во-первых, государство должно иметь максимально широкую свободу действий на международной арене. Поэтому было бы, мягко говоря, неразумно с первых лет независимости зарекаться и отрезать себе путь к Альянсу. Во-вторых, в контексте глобаль­ного развития в начале XXI столетия НАТО превращается в основу европейской (а возможно, и мировой) системы безопас­ности. Поэтому Украина кровно заинтересована в поддержании максимально тесных отношений с этой организацией. Прекра­щение противостояния НАТО и России, о котором стало воз­можным говорить после образования «двадцатки», сформиро­вало благоприятные условия для того, чтобы открыто говорить о вступлении в Альянс как об одной из стратегических целей Украины.

23 мая 2002 года на заседании Совета на­циональной безопасности и обороны Украины, где обсуждался вопрос о новой стратегии наших отношений с НАТО. К этому моменту мнение было полностью сформировано. О чем я (А.Зленко) и сказал членам Совета: считаю, что решение о желательности членства Украины в Альянсе несет в себе как риск, так и новые шансы. Но шансы в данном случае явно перевешивают на по­литических весах. Поэтому выступил за принятие стратегии сближения с НАТО и считаю, что Украина шла к этому решению в течение всего первого десятилетия своей независимости.

Возвращаясь к дискуссиям 1993 года вокруг «Основных направлений», хотел бы сказать, что речь шла не только об ответах на ключевые вопросы внешней политики, но и о про­цедурных вопросах. В данном случае это было не данью формальности, а скорее политической символикой, которая долж­на была сопровождать определение приоритетов государства. Кто и как должен принимать «Основные направления»? Была идея, что их должен утвердить своим указом Президент. Но и Леонид Макарович Кравчук, и Министерство иностранных дел придерживались мнения, что документы такого рода должны быть результатом консенсуса всего политического истеблишмента государства. Лишь в этом случае можно верить, что они будут надлежащим образом вос­приняты и реализованы. Поэтому после согласования на уров­не исполнительной власти мы вынесли «Основные направле­ния» на обсуждение Верховной Рады — прекрасно понимая при этом, насколько трудно будет прийти к консенсусу в нашем парламенте.

18 марта 1993 года «Основные направления» проходили слушание в первом чтении в Верховной Раде. Засе­дание шло в закрытом режиме и носило довольно эмоциональ­ный характер. Хотя речь шла о масштабном стратегическом документе, который определял направленность государствен­ной политики на годы вперед, предметом особого внимания стали, прежде всего, два наиболее наболевших и актуальных вопроса: членство Украины в СНГ и ее безъядерный статус. Двадцать два народных депутата воспользовались возможнос­тью высказать с парламентской трибуны свои соображения по поводу украинской внешнеполитической доктрины. Большин­ство депутатских предложений противоречили друг другу, часто не соответствовали существующим международно-пра­вовым реалиям. Некоторые рекомендации касались не содер­жания документа, а вопроса о внешнеполитических прерогати­вах и привилегиях Верховной Рады — то есть того аспекта, о котором в «Основных направлениях» практически ничего не говорилось.

В целом от мартовских дебатов у Министерство Иностранных дел осталось двойственное впечатление. С одной стороны, подготовленный нами проект был оценен как достаточно взвешенный, чтобы служить основой внешнеполитической концепции Украины. То есть нашу мно­гомесячную работу оценили положительно (в тех условиях это было отнюдь не само собой разумеющимся). А с другой — я убедился в том, что за три года независимости большинство наших депутатов так и не вышли из плена абстрактных представлений о международных отношениях. Уверенные в необ­ходимости возрождения Советского Союза, многие из них на­поминали средневековых схоластов, до которых еще не докатилась весть о том, что Земля — круглая, да еще и вертится. У них не было четкого представления о международных реали­ях, в которых существовало государство, о тех границах, которые оно не может и не имеет права преступать. Верховная Рада образца 1993 года все еще переживала болезненный процесс перехода от советского стиля мышления, от привычки во всем полагаться на уже не существующий центр (то есть на Москву) к действительно государственным подходам. Это были старые меха, в которые по иронии истории было налито молодое вино.

Но нет худа без добра. Тогда, в 93-м депутаты Верховной Рады были поставлены перед необходимостью выработать стратегический подход к внешней политике.

Проблема состояла в том, что «Основные направления» не должны были отражать личное мнение той или иной группы политиков, дипломатов или депутатского корпуса, точно так же, как и быть этаким средним арифметическим внешнеполи­тических вкусов нашего истеблишмента, хотя, бесспорно, эле­мент политического компромисса имел место. Украина нужда­лась в действительно стратегическом документе, который раскрывал бы базовые подходы к ключевым проблемам на мировой арене: ее становление как европейского государства, обеспечение ее военно-политической, экономической, инфор­мационной безопасности, интеграцию в мировые рынки.

Второго июля 1993 года повторно представлено «Основные направления» в сессионном зале Верховной Рады. Выступая перед депутатами, напомнилось им о том, что в Российской Фе­дерации аналогичный документ был принят без всяких поли­тических осложнений и без привлечения Думы, личным реше­нием президента Б. Ельцина.

Поскольку в этом документе было официально заявлено, что Украина обладает ядерным оружием, российское прави­тельство тут же разразилось довольно резким заявлением по этому поводу. Нас обвиняли в нарушении всех возможных со­глашений на международном уровне и на уровне СНГ, в под­рыве существующего режима нераспространения и так далее и так далее. Некоторые другие страны тоже увидели в «Основных направлениях» лишь один-единственный пассаж, связанный с ядерным оружием.

Принятие «направлений» было для нас несомненным успе­хом, а победа имеет, как известно, много отцов.

В «Основных направлениях» главные внеш­неполитические цели Украины были определены таким образом:

Утверждение и развитие Украины как независимого демо­кратического государства. Обеспечение стабильности международного положения Украины. Сохранение территориальной целостности государства и не­прикосновенности его границ. Включение национального хозяйства в мировую экономиче­скую систему для его полноценного экономического развития, обеспечения потребностей граждан и улучшения благососто­яния народа. Защита прав и интересов граждан Украины, ее юридических лиц за границей, создание условий для поддержания контак­тов с украинцами, живущими за рубежом, и выходцами из Украины, предоставление им помощи в соответствии с меж­дународным правом. Распространение в мире образа Украины как надежного и предсказуемого партнера.

В девяностых годах акцент делался на первых трех направ­лениях: утверждение украинской независимости, обеспечение мирного и стабильного окружения и сохранение территориаль­ной целостности. Украина утвердилась как полноправный участник мировых политических процессов, как независимое и предсказуемое государство, которое поддерживает мирные, дружеские отношения со всеми своими соседями.

Что касается внешнеполитической деятельности по трем другим направлениям, особенно в экономической и информа­ционной сферах, то она в те дни находилась на этапе становле­ния.

Когда первый этап построения государства был завершен, на повестку дня встали вопросы более долгосрочного характера, что решение этих проблем и составит основное содержание работы отечественной дипло­матии в последующие десятилетия: Во внешнеполитическом плане это означало необходимость сосредоточения усилий на защите экономических интересов, на обеспечении положительного информационного имиджа государства и на защите интересов наших соотечественников за границей.

В целом, опираясь на опыт последних лет, можно говорить о том, что большинство формулировок и положений «Основных направлений» не утратили своей актуальности и поныне.

Бывший Генеральный секретарь НАТО Джордж Робертсон, бесспорно, одна из ярких политических фигур современной Европы, любит повторять, что в современном мире география уже не определяет судьбу нации.

Анализ процессов, которые происходят в мировой политике, дает основания и для новых обобщений, которые просто не могли быть учтены в 1993 году. Слишком размытыми были эти новые тенденции, и слишком далекой была от них Украина, озабоченная проблемой элементарного экономического выжи­вания и расстановки основных внешнеполитических акцентов. Безусловно, важнейшими из этих тенденций являются глоба­лизация и информационная революция. Его надо воспринимать как но­вый единый организм, имя которому — глобализованный и взаимозависимый мир.

Это — дело новых поколений украинских дипломатов. Хотел бы посоветовать им: не принимайте ничего на веру, мыслите стратегически, но всегда исходите из той ситуации, которая складывается на данный момент. За тридцать пять лет, прове­денных в дипломатии, я убедился в том, что внешняя политика только тогда чего-нибудь стоит, когда она обеими ногами стоит на земле. Она должна объединять стратегическое видение и мобильность, верность стратегическим приоритетам и опера­тивное реагирование на любые изменения ситуации в мире.(А.М.Зленко)

Достаточно посмотреть, как происходило формирование дипломатических служб в восточно-европейских странах, не говоря уже о бывших советских республиках. Везде просматри­вается аналогичная ситуация: «дипломатический призыв» начала девяностых привел в министерства иностранных дел представителей разных профессий, создав довольно неодно­родную кадровую основу, на которой и до сих пор базируются новые национальные дипломатии.

Образно говоря, для Украины, как и для большинства вос­точно-европейских стран, 1991 года стал годом, когда была по­сажена в почву дипломатическая лоза. Сейчас, в начале нового столетия, вокруг трудо­устройства в МИДе существует почти такой же ажиотаж, как и в советские времена. Работа дипломата снова стала престижной. Однако еще в середине девяностых дипломатические должнос­ти в центральном аппарате месяцами оставались вакантными. Представители управлений «на общественных началах» ходи­ли по киевским вузам, предлагая выпускникам поступить на работу в МИД.

Разница между Министерством иностранных дел и любым другим государственным учреждением состоит прежде всего в том, что МИД имеет дело не с какой-то ограниченной сферой. Ведь внешняя политика — это кристалл, в гранях которого от­ражаются практически все стороны человеческого бытия. МИД не отвечает за то, чтобы в стране открывались заводы и рабо­тали больницы, учились дети, собирался урожай и формиро­вался бюджет. Однако роль его от этого не становится менее важной: МИД является лицом и голосом страны в мире. Более того, он открывает для собственного государства возможности, которые каждый день появляются и, как правило, доволь­но быстро исчезают в водовороте мировой политики и эко­номики. А уж эти возможности имеют отношение и к промышлен­ности, и к сельскому хозяйству, и к банкам, и к университетам, и практически ко всем остальным сферам общественной жизни. Без их реализации путь Украины на мировые рынки и в систе­му международных отношений эпохи глобализации будет на­много длиннее и болезненнее. В этом и состоит уникальный характер министерства иностранных дел современного типа, все больше превращающегося в смесь консалтинговой конторы и пиар-агентства, которые должны работать на интересы госу­дарства. Современная дипломатия приобретает универсальный характер выходя за рамки сугубо политических вопросов, кото­рые были ее «епархией» на протяжении столетий. И потому наибольшая сложность для дипломатических служб XXI сто­летия будет состоять в том, чтобы привлекать людей, способ­ных работать именно в таком универсальном режиме, то есть осваивать деятельность не в одной раз и навсегда определенной сфере, а на десятках направлений.

Не помню точно, кому принадлежат эти слова, но, мне кажется, они довольно точны: для дипломата манера поведения – это важный элемент тактики. Элегант­ность в одежде точно так же входит в базовый инструментарий дипломата, как и способность сохранять спокойствие при не­удачах и поражениях.

Как здесь не вспомнить и классика

теории дипломатии Гарольда Николсона, который в свое время назвал семь основ­ных добродетелей дипломата: правдолюбие (!), точность, спо­койствие, уравновешенный характер, выдержка, скромность и лояльность. В продолжение этой мысли классик писал: «Но читатель может поинтересоваться, почему я не упомянул об уме, образованности, предусмотрительности, осмотрительнос­ти, гостеприимстве, шарме, трудолюбии, смелости и такте. Я не забыл о них. Я считаю, что эти черты дипломата являются сами собой разумеющимися».

Этот бесконечный перечень черт дипломата сегодня не только не утратил актуальности, но и пополнился новыми тре­бованиями.

Наверное, в самом деле, дипломат нового, совре­менного образца — это честный брокер между двумя государ­ствами, это настоящий менеджер на службе государства, мобильный, компетентный и способный в любой проблемной ситуации найти выход, оптимальный с точки зрения государственных интересов. В эпоху глобализации такие универсальные специалисты являются предметом поиска любого крупного концерна или банка. Я убежден в том, что они должны составлять ядро не только экономической элиты, но и дипломатии, возглавлять не только банки и концерны, но и посольства.

Как найти людей с такими задатками? Как развить их уни­версализм и нестандартные подходы? Как удержать их в дип­ломатической системе, когда частный бизнес предлагает им куда более выгодные условия, нежели государственная служба? Универсальный ответ на эти вопросы ищут (и пока не находят) все дипломатические службы. В том числе и украинская.

К сожалению, в первые годы становления дипломатии не­зависимой Украины было невозможно перенести универсаль­ные модели дипломатического образования и кадровой поли­тики на нашу почву. Слишком отличались специфические условия в Украине от условий, в которых действовали традици­онные европейские дипломатии.

К примеру, в других странах периодическое пребывание за границей не воспринимается как привилегия, по крайней мере, не в такой степени, как в постсоветском пространстве. Ведь постоянные переезды требуют от дипломатов значительных жертв: привычки жить «на чемоданах», отрыва детей от обыч­ной среды, и (вероятно, самый болезненный аспект) отказа жен дипломатов от собственной профессии и карьеры. Я уж не го­ворю об абсолютно неопределенном статусе мужа женщины-дипломата, в сущности, тоже обреченного на судьбу домохозяйки. Имеются и другие факторы неопределенности, с которыми связана сегодня профессия дипломата.

В Украине же дипломатия воспринимается в основном на стереотипном уровне. В одном из последних отечественных исследований речь идет о четырех основных мифах об этой специальности, бытующих в нашей стране: миф о дипломате как о «благородной особе, посланной за границу, чтобы лгать с пользой для Родины»; миф о дипломате как о бездельнике, который только и знает, что проедать деньги учителей и пенсионеров; миф о дипломате, который легко решает глобальные пробле­мы, общаясь с сильными мира сего за бокалом мартини; миф о дипломатии как о «законсервированной» специальнос­ти, которую не затрагивают все изменения, происходящие в мире. Я бы добавил к этому миф еще и о том, что дипломатия – это наука коварства и лицемерия. Эта околодипломатическая «мифология» не способствует адекватному восприятию дипломатической специальности в Украине. Кроме крайне неприятного и некорректного представления о дипломатии как об этакой аристократии, которая сидит на шее у народа, она создает мне­ние, что дипломатом может быть любая коварная личность, владеющая иностранными языками, любящая мартини и гото­вая лгать ради Родины. Невольно в памяти возникает гоголев­ский Манилов, который хотел «пустить сына по дипломатиче­ской линии» лишь потому, что тот доподлинно знал: самый приятный город Франции — это Париж.

Реальность дипломатической специальности состоит совсем в другом. Во-первых, дипломатия — это не просто специаль­ность, это высокая честь представлять свою Родину, это насто­ящее искусство, которому надо учиться всю жизнь. А во-вторых, при всей своей внешней изысканности и аристократичности дипломатия — это тяжкий труд работа на износ. Будни дип­ломатов — это ненормированный рабочий день, работа по выходным, чрезвычайно высокие требования и нагрузка при зарплатах обычных госслужащих. А главное — огромная ответ­ственность, которую разделяют все дипломаты, от молодого атташе до министра. Ведь решаются в МИДе и посольствах дела не частные, а государственные.

С этой точки зрения дипломатия — довольно неблагодарный труд, поскольку в любых осложнениях на международном уровне во все времена обвиняли дипломатов, а дипломатиче­ские победы «присваивали» другие. Так было всегда, это один из атрибутов профессии, который надо воспринимать как должное. Дипломат всегда был и будет в определенной степе­ни «бойцом невидимого фронта» (не в переносном смысле шпионского призвания, а в прямом понимании незаметности этой работы).

Один западный дипломат когда-то пошутил, что от заявле­ний министра иностранных дел пользы мало, но каждое не взвешенное им слово может обернуться скандалом для собст­венного государства. Со второй частью этой сентенции я полностью согласен. И думаю, что касается она не только министров, но и рядовых дипломатов. Поэтому в общении со своими подчиненными я всегда подчеркивал: «не навреди» — это пер­вейшее требование не только к врачу, но и к дипломату. Осто­рожность и взвешенность — вот основные заповеди дипломата, который не хочет нанести ущерб государству. А умение принимать решения и нестандартно мыслить необходимы, чтобы приносить ей пользу. По большому счету — это две стороны одной медали, имя которой — ответственность перед государст­вом и собственным народом.

И еще одна вещь, о которой хотел бы сказать. Ошибка многих новых дипломатий состоит в том, что за этими мораль­ными и профессиональными аспектами они забывают или просто не хотят видеть аспекты материальные. Старые европей­ские дипломатические службы таких ошибок не допускают, поскольку знают, что материальная сторона является ключевой, когда речь идет о воспитании и привлечении к дипломатии действительно топ-специалистов, я бы сказал даже топ-мене­джеров.

Рассчитывать на то, что дипломатия может систематически воспитывать и держать в своих рядах специалистов высочай­шего уровня лишь на голом энтузиазме и периодических загра­ничных поездках, было бы ошибкой. Поэтому в долгосрочной перспективе украинская дипломатия будет нуждаться в сущест­венном наращивании реального финансирования.

Ни для кого не секрет, что главным финансовым стимулом в работе дипломата были и остаются длительные заграничные командировки (это, кстати, касается не только Украины). Но длительная дипломатическая командировка — это не то же самое, что и длительная туристическая поездка. Погружение в иную языковую и общественную среду, так называемый «куль­турный шок», пребывание и общение в режиме подводной лодки, то есть в ограниченном круге сотрудников дипломати­ческой миссии, — все это серьезные психологические испыта­ния, с которыми не так легко справиться, в особенности но­вичкам.

Во всем мире процент разводов и самоубийств среди дипло­матов выше, чем среди представителей большинства других профессий.

Я всегда был сторонником классической структуры дипло­матического ведомства, разделенного по географическому, функциональному и административному принципу. В начале независимости появилась возможность и необходимость при­менить этот классический метод на практике при формирова­нии МИДа Украины.

Сначала отдел двусторонних отношений и регионального сотрудничества был трансформирован в управление, в котором были два отдела. Один из них отвечал за двусторонние отно­шения со странами Европы и Америки, а другой — с осталь­ными регионами мира.

Как показало время, распределение стран мира между тремя управлениями также было весьма схематичным. На протяжении последующих лет количество территориальных управлений, или, пользуясь дипломатическим жаргоном, «территориалок», постоянно возрастало, пока не достигло шести.

В 1992 году осуществился мой давний замысел — был создан отдел политического анализа и планирования (ОГТАП), во гла­ве которого стал бывший руководитель моего секретариата Борис Тарасюк. Подобная структура существует в любом европейском министерстве иностранных дел, и не в последнюю очередь от нее зависит, насколько эффективно и скоординированно функ­ционирует внешнеполитическое ведомство в целом. Десять лет независимости укрепили меня в убеждении: без квалифициро­ванной и творческой команды аналитиков-профессионалов не может быть высококачественной дипломатии.

Начиная с шестнадцатого июля 1993 года, когда Указом Президента было утверждено «Положение о дипломатической службе в Украине», делать структурные перестановки стало проще, работа дипломатии стала более системной и целена­правленной.

В 1992-1993 годах были созданы отдельные подразделения, которые занимались СБСЕ, Советом Европы и другими евро­пейскими организациями. Кроме того, сама жизнь поставила на повестку дня вопрос о создании отдельного Управления контроля над вооружением и разоружением. Его возглавил Константин Иванович Грищенко — дипломат, который работал в МИД Российской Федерации, а после распада Союза ушел в длительный отпуск, прорабатывая вопрос трудоустройства в Украине. Тогда такая циркуляция кадров была возможна и даже полезна, прежде всего, конечно, для украинской дипломатии. А в данном случае это была для нас настоящая находка — укра­инская дипломатия заполучила специалиста, который уже не один год занимался проблематикой международного разору­жения и имел определенный опыт в этой сфере.

Вообще говоря, новые кадры приходили в министерство отовсюду. Но я бы особо выделил три, так сказать, кадровых «первоисточника» за пределами МИД Украины. Первый — это Украинское общество дружбы и культурных связей с зарубеж­ными странами. В силу своей специфики оно набирало людей с прекрасным знанием иностранных языков и заграничных реалий. Мы небезосновательно рассчитывали, что из их числа можно «рекрутировать» высококвалифицированных и перспективных специалистов. И не ошиблись: из системы обществ дружбы пришли такие дипломаты как Константин Тимошенко, Георгий Чернявский, Ростислав Троненко, Михаил Оснач и многие другие.

Вторым источником, который питал нашу кадровую систему, были научные круги, в частности система Академии наук УССР. Когда в начале нового столетия в нашем правительстве ввели институт госсекретарей, то первыми госсекретарями МИД ста­ли бывшие преподаватели Киевского национального универ­ситета имени Шевченко Александр Чалый и Юрий Сергеев. Приходили в МИД и политологи, и экономисты, и филологи, среди них — нынешний посол в Южной Корее Владимир Фуркало, посол в Италии Борис Гудыма, бывшие послы в Велико­британии Сергей Комиссаренко и Владимир Василенко, наш первый посол в Соединенных Штатах Олег Белорус и другие. Наверное, украинская дипломатия в некоторой степени в долгу перед отечественной наукой, которая в начале девяностых утратила таким образом целую плеяду действительно перспек­тивных специалистов. НО иначе, мне кажется, и быть не могло: новое время требовало «большого переселения» способных людей и по горизонтали, и по вертикали. Украинская дипломатия открывала в этом плане чрезвычайно широкие и многообещающие перспективы, которые привлекали к себе многих.

Третьим и очень существенным источником поставки кадров для МИД Украины была бывшая система МИД СССР. После распада Союза многие дипломаты, которые родились и вырос­ли в Украине, обратили свои взоры в сторону «исторической Родины», которая неожиданно стала полноценным независи­мым государством. Мы в Киеве ощутили специфику этого мо­мента и начали осторожно вербовать выходцев из Украины в нашу систему. Это происходило или на уровне личных контак­тов (в советской дипломатии, как правило, все знали всех, а особенно земляки — земляков), или формальным способом -через объявления в МИД Российской Федерации и в посольствах бывшего СССР.

И люди начали приходить. Так в нашей системе оказались Анатолий Орел, Петр Сардачук, Иван Песковой, Анатолий Пономаренко и многие другие. Для них независимость Украины была шансом для беспрецедентного карьерного прыжка и вмес­те с тем испытанием на профессионализм.

В конце концов, было бы несправедливо не вспомнить пред­ставителей депутатского корпуса, которые стали первыми послами независимой Украины за границей: Левка Лукьяненко (стал послом в Канаде), Романа Лубкивского (посол в ЧСФР), Владимира Крыжановского (посол в России), Дмытра Павлычко (посол в Словакии, а позже — в Польше) и других.

ПЕРЕЕЗД НА МИХАЙЛОВСКУЮ ПЛОЩАДЬ

… Новые масштабы работы давали о себе знать на всех направ­лениях и во всех аспектах деятельности МИДа — начиная от вырабатывания привычки «мыслить государственно» и закан­чивая поиском нового представительного помещения, которое было бы достойно второго по размерам государства Европы. Поиск нового помещения для МИДа и борьба за бывшее гор­комовское здание на Михайловской площади — это целая ис­тория, которая по своему драматизму, напряжению, а иногда и комизму могла бы послужить отдельной материалом. …

Европейская Украина — такой была единственная реальная альтернатива Украинской Советской Социалистической Рес­публике с того дня, как УССР прекратила свое существование, оставив после себя лишь аббревиатуру на теперь уже устаревших политических картах и пятидесятимиллионный народ, испол­ненный надежд на будущее. Этот постулат оставался для меня неопровержимым и неизменным с первых дней существования Украины как независимого государства.

Впрочем, хотя идея о нашей европейской принадлежности с самого начала носила характер политической аксиомы, тол­кований этой «канонической» истины было так же много, как и версий того, каким путем и как быстро Украина должна стро­ить рыночную экономику. Для одних европейское призвание государства означало резкий поворот ее исторической судьбы в сторону Европы, для других — прокладывание собственного украинского пути на европейско-азиатской границе, для треть­их — фактическое восстановление советского государства «под европейским соусом».

На первых порах, то есть в промежутке между принятием Декларации о государственном суверенитете 16 июля 1990 года и Всеукраинским референдумом 1 декабря 1991 года, европей­ская Украина была для отечественных политиков и дипломатов скорее мечтой, чем настоящей целью. Это была мечта жить в нормальном европейском государстве без глобальных амбиций, но с европейским уровнем жизни. Убежден, что именно она побудила большинство украинцев проголосовать на референ­думе 1 декабря за независимость.

Именно Всеукраинский референдум расставил точки над «i» относительно будущего Украины и всего СССР. Начиная с этого момента, европейские устремления Украины перемес­тились из области эмоций в область конкретных действий. Мы понимали: став на путь независимости, мы стали на путь, веду­щий в Европу. И хотя «старые» европейские демократии вся­чески приветствовали и поощряли наше продвижение по этому пути, было, однако, понятно, что одолеть его мы сможем толь­ко своими собственными силами.

Начинать приходилось с элемен­тарного: с возвращения Украины на европейскую сцену, с уста­новления дипломатических отношений и вступления в основ­ные континентальные и евроатлантические организации. Старое сравнение, но, по-моему, довольно удачное: диплома­тическое признание, как и членство в СБСЕ, было свидетель­ством о рождении Украины как участника международных отношений. Если продолжить эту аналогию, то членство в Со­вете Европы стало своего рода аттестатом зрелости, а членство в ЕС и НАТО станет дипломом о высшем образовании. Для этого нам надо выполнять домашние задания и учиться на опыте, накопленном за годы независимости, критически пере­осмысливая его. Казалось бы, так просто, но на деле все оказа­лось чрезвычайно сложно.

В начале декабря, когда Л. М. Кравчук стал Президентом, а Украина — государством, украинская дипломатия оказалась в условиях нового бешеного ритма работы, связанной с дипло­матическим признанием нашего государства и подготовкой важных визитов.

Однозначность ситуации сразу дала о себе знать в изменив­шемся отношении европейских политиков к Украине. Если до декабрьского референдума и распада СССР украинская независимость устно приветствовалась, но признание это не подтверж­далось формальными шагами, то теперь настало время для полного официального признания и установления дипломати­ческих отношений.

Второго декабря, то есть на следующий день после референ­дума, нас признали Польша и Канада. В четыре часа дня я принял официальную ноту от польского генерального консула Ежи Казакевича, а канадский представитель Нестор Гаевский, который опоздал только из-за разницы во времени между Украиной и Канадой, прибыл к Леониду Макаровичу Кравчуку прямо на государственную дачу в Конча-Заспу. Семья Кравчуков приняла его не просто как представителя огромной страны, но и как хорошего гостя: после обязательного в таких случаях шампанского был чай и щедрая украинская выпечка. Третьего и четвертого декабря Украину признали Венгрия, Литва и Латвия. Пятого декабря к ним присоединилась Россия. Потом настала очередь (в порядке хронологии) Болгарии, Эс­тонии, Чехословакии, Швеции, Израиля, Таиланда, КНДР, Перу, Китая, Швейцарии, Монголии и Афганистана. На католическое Рождество, 25 декабря, нас одновременно признали США и Иран. Двадцать шестого декабря это сделала Германия. Нака­нуне новогодних праздников, 28 декабря, к ним присоедини­лись Бразилия и Япония, 2д декабря — Бангладеш, 30 декаб­ря — Финляндия и Корея, а 31 декабря (как новогодний подарок всей нашей дипломатии) — Великобритания.

Но вернемся к визиту Ролана Дюма. В очень хорошей ат­мосфере прошел официальный ужин в честь французского министра. Дюма — харизматический человек, интересный и приятный собеседник, а как опытный адвокат имеет незауряд­ное ораторское дарование. Разговор был откровенным и содер­жательным, в нем не было и намека на недоверие к нашей стране или нотки превосходства, которые в последующие годы временами ощущались у некоторых французских чиновников в их отношении к Украине.

Мы много говорили о том, в чем состоит самобытность Украины. Дюма вспомнил, что читал когда-то книгу известного 30 - 40 годы французского историка и публициста П. Бенуа-Мешена «Украина, призрак Европы» о драматической судьбе нашей страны, развитие которой на столетия заторможено из-за гнета Российской империи. В конце ужина мы под­няли бокалы за самобытность Украины, за ее европейское бу­дущее, за то, чтобы ее больше никогда не постигла судьба «политического призрака».

Новой Конституции Украины, проект которой тогда был вынесен на всенародное обсуждение. Мало кто предполагал, что принятие Основного Закона затянется на целых четы­ре года.

Отсутствие консенсуса среди элиты, бесконечное многого­лосие по базовым политическим вопросам постоянно мешали Украине занять достойное место среди других европейских демократий. По большому счету, мы достигли общих идеалов, главный из которых — необходимость построения цивилизованной, евро­пейской Украины с рыночной экономикой.

В 1992 году до этого было еще очень далеко. О каком соот­ветствии европейским стандартам можно было говорить, если в Украине не было собственной Конституции? Вступив на путь независимости, Украина довольно туманно представляла свое будущее. Как и в большинстве других демократий, в основе нашей независимости была великая мечта, но не было четкого плана. Это была мечта о европейской Украине. На протяжении последующих лет она постепенно превратилась в полномас­штабный политический проект. Лишь начиная с 2002 года, когда все основные политические силы выступили практически с одинаковым видением европейской интеграции, возникла качественно новая ситуация. Это был политический момент истины, после которого можно со всей ответственностью сказать, что над реализацией проекта «европейская Украина» готово сообща работать большинство политических сил в государстве.

23 — 24 февраля 1993 года в Брюсселе состоялись первые политические консультации Украина — НАТО.

Когда я договаривался об их проведении с Генеральным секретарем Альянса, то это была наша общая идея. Она состояла в том, чтобы наладить постоянный и регулярный обмен мнениями по вопросам безопасности европейских поли­тических процессов. Как говорится, сопоставить взгляды Запа­да и Востока на процессы европейского единения и расширения ЕС и НАТО (к тому времени необходимость расширения уже практически не вызывала сомнений у европейских государств). С годами эта практика доказала свою эффективность. Именно на таких консультациях Украина имела наилучшие шансы прорабатывать вопросы своего сближения с НАТО и довольно откровенно, не прибегая к эзоповому языку, говорить о пробле­мах, с которыми мы встречались на этом пути.

Новая Европа поднималась над старой подобно тому, как молодые деревья вырастают над вековыми дубами, поваленны­ми ураганом. И я убежден: если новая система европейской политики выстраивается не на год и не на одно десятилетие, то следует побеспокоиться, чтобы эти деревья имели достаточно простора и света на годы вперед. Осознавая эту ответственность и стремясь определить оптимальные параметры новой Европы, европейская дипломатия тех лет находилась в постоянном движении. К 93-му году это движение достигло апогея.

Настоящий дипломат всегда остается настоящим диплома­том. Даже в качестве главы парламента Нестасе старался найти политические точки соприкосновения и смягчить противоречия вокруг территориального вопроса, хотя иногда ему приходилось нелегко: некоторые члены делегации были явно далеки от того, чтобы проявлять дипломатичность. Правда, на этот раз претен­зии выдвигались не по поводу границ, а по поводу прав румын­ского меньшинства в нашем государстве. Мы согласились, что проблема здесь действительно есть, но решать ее надо, как го­ворят дипломаты, «на паритетных основах»: то есть одновре­менно создавать оптимальные условия как для румынского меньшинства в Украине, так и для украинского — в Румынии.

Этой линии мы старались придерживаться и в последующие годы, и мне кажется — небезуспешно. Поэтому, когда в 2001 году мы снова встретились в Бухаресте, нам было что вспомнить и по большому счету было чем гордиться: украинско-румынские отношения начинались сложно, но между нашими государства­ми была заложена и сохранена партнерская основа. И роль дипломатов была здесь далеко не последней. Кстати, во время этой последней встречи Нестасе был уже в третьей ипоста­си — премьер-министра Румынии. Я в шутку сказал ему, что перед ним остается последняя вершина — президентская, и по­желал новых свершений.

Не может быть сомнений в том, что дипломатия должна работать на перспективу, но эта работа только тогда будет иметь смысл, если цель постепенно будет становиться более близкой. Политические инвестиции тоже должны давать дивиденды. И отношения Украина — ЕС не могут быть исключением. Даже из-за отсутствия политической перспективы на этом направле­нии нужны конкретные успехи, ощутимые для рядовых граж­дан. Скажем, либерализация торгового режима для украинских экспортеров, предоставление Украине статуса страны с рыноч­ной экономикой, либерализация визового режима, новые программы студенческого обмена, общие проекты в сфере ин­формационных технологий и тому подобное. Европейская и евроатлантическая интеграция не должна превратиться в фан­том, за которым Украина будет гнаться, как в свое время Совет­ский Союз гнался за фантомом коммунизма.

Если Европейский Союз не готов открыть Украине полити­ческую перспективу, то это можно расценить по крайней мере как честную позицию: Брюссель не хочет давать фальшивых обещаний. Но если ЕС видит Украину частью новой Европы, то ему, мне кажется, следовало бы пересмотреть некоторые моменты в отношении к Украине. Честные партнеры не лиша­ют друг друга цели и мечты, не теряют надежду и не ставят крест друг на друге. Честное партнерство — это танго, которое нельзя танцевать в одиночестве. Здесь нужны два партнера, даже если один из них — это постсоветская страна со сложны­ми реалиями, а второй — гигант мировой политики и почти глобальный игрок.

В этом смысле идея распространения на Украину четырех базовых свобод, которая возникла в 2003 году, — это, по-мое­му, то разумное зерно, из которого, надеюсь, в перспективе прорастет принципиально новая стратегия ЕС по отношению к Украине.

Иракская война 2003 года показала, что у восточных ев­ропейцев гораздо больше общего, чем об этом кто-либо мог подумать раньше. В геополитическом плане мы все являем­ся выходцами из времен «холодной войны». Это печальное родство, но отрекаться от него сейчас было бы контрпродук­тивно. Геополитическое окружение является далеко не по­следним фактором при формировании реальной политики. Европейский Союз скоро станет геополитическим окружением Украины, а Украина — это геополитическое окружение Чехии, Польши и других стран-аспирантов. Поэтому закрывать на нее глаза и забывать о ней даже после вступления в ЕС было бы нелогично.

Итак, за первое десятилетие независимости Украины нам не удалось избежать горьких разочарований на европейском направлении. Но кто боится разочарований, тот не должен идти в политику. Каждый политик обречен существовать в своеоб­разном треугольнике: между политической желательностью, политической необходимостью и политической реальностью. Если политическая желательность входит в жесткое противо­речие с политической реальностью, все, что нам остается, — это политическая необходимость. То есть проглотить возможные обиды, оставить в стороне препирательства по поводу того, кто прав, а кто виноват, и сосредоточиться на преодолении неот­ложных международных проблем.

Этот вывод необходимо сделать в европейской политике Украины. Надо признать: путь Укра­ины в Европу десять лет назад мы представляли себе не таким, каким он оказался на самом деле. Не все цели удалось реали­зовать. А если мы это признали, то ключевым становится вопрос «что делать?», а не «кто виноват?». Политическая необходи­мость должна возобладать над политическими обидами, разо­чарованиями и другими эмоциями.

Политическая необходимость для Украины состоит в том, чтобы сделать выводы из собственных ошибок и с новыми си­лами начать новый этап своей внешней политики. Она состоит в том, чтобы делать то, в чем заинтересована именно Украина, то есть реализовать политическую и завершить экономическую реформы, вступить во Всемирную организацию торговли, адап­тировать собственное законодательство к европейским нормам, создать выгоднейшие условия для иностранных инвесторов. Конечно, нам было бы легче, если бы и Европейский Союз как наш главный ориентир расставил новые акценты в отношени­ях с Украиной. Но это уже не наш выбор.

Цель Украины остается неизменной — построение сильного и демо­кратического европейского государства, достойного членства в ЕС. Но изменение тактики на этом направлении, мне кажется, неминуемо. Среди прочего, оно состоит в том, чтобы не требо­вать на каждом шагу политической перспективы членства. И дело не в том, что мы к этому не стремимся, а в том, что ев­ропейская «усталость от Украины» не должна перерасти в раздражение и категорическое моральное неприятие Украины. Мне намного больше будет импонировать, если она перерас­тет в «оптимизм относительно Украины» и «европейский ре­нессанс Украины». Убежден, что рано или поздно случится именно так.

ООН: политико-дипломатический кратер. Объединенные Нации постоянно находились на орбите украинской дипломатии еще до провозглашения государствен­ной независимости Украины. Можно сказать, что это было самое большое «небесное тело» на этой орбите, поскольку система ООН стала, по сути, единственной масштабной ареной для практической деятельности украинских дипломатов в советский период.

Волею судьбы и политической конъюнктуры Украина ока­залась в числе стран — соучредителей ООН. И какие бы сооб­ражения ни стояли за этим событием из советских времен, оно было действительно счастливым для МИД независимой Украины.

Постоянные представительства Украины всегда были шко­лой отечественной дипломатии — и школой, на мой взгляд, удачной. Я всегда придерживался мнения, что настоящий дип­ломат «замешивается» на хорошей академической подготовке и практическом опыте. После создания Киевского института международных отношений отечественная дипломатия полу­чила солидную академическую основу, а Постпредства Украины при ооновских структурах, прежде всего при самих Объединен­ных Нациях, стали ее жизненными университетами. Благодаря им Украина вошла в исторический 1991 год, имея хоть и очень немногочисленную, но умеющую работать, профессиональную дипломатию.

Говорят, в японской дипломатии все руководство МИД про­шло через Посольство этой страны в Вашингтоне. В Украине все три первых руководителя внешнеполитического ведомства времен независимости прошли через ооновскую систему. Боль­шинство заместителей министров, начальников управлений и послов системы МИД образца девяностых также прошли эту ооновскую школу дипломатии. Эта тенденция наблюдается не только в Украине. Достаточ­но посмотреть биографические данные министров иностранных дел многих стран мира, чтобы убедиться в этом. Да и количест­во бывших министров среди постпредов при ООН еще раз подтверждает неопровержимую истину: эта должность входит в высочайшую политическую номенклатуру независимо от того, о какой стране идет речь. ООН была, есть и, думаю, еще долго будет не только клубом отставных министров, но также инку­батором наиболее перспективных дипломатов.

Специфичность ооновского дипломатического котла усили­вается и специфическим характером многосторонней дипло­матии, которая, как мне кажется, отличается от двусторонних контактов примерно так, как исландские гейзеры — от финской сауны. Двусторонняя дипломатия может осуществляться за счет третьих сторон, а многосторонняя — предусматривает изготов­ление сложного и зачастую довольно хрупкого консенсуса всех причастных сторон. Возможно, поэтому многосторонняя дип­ломатия иногда имеет более опосредованную причастность к международной реальности, чем двусторонняя. Ооновским резолюциям часто бывает присущ характер нейтрально-идеа­листических политических призывов, которые потом сводятся на нет на двустороннем уровне. Впрочем, ООН была и всегда будет нужной политической структурой — не только как высо­чайшая международная инстанция, но и как высочайший мо­ральный авторитет в международной политике.

Так же, как случайно попавший на биржу посторонний че­ловек не может сразу понять, что к чему, так и начинающий дипломат несколько теряется, впервые попав в ооновскую сис­тему. Никогда не забуду свое первое впечатление от ооновских дебатов: все говорят на понятном языке, и тем не менее почти ничего не понятно. Заклятые враги обмениваются комплимен­тами, а ближайшие партнеры устраивают настоящую «потасов­ку» из-за элементарных и, на первый взгляд, сугубо протоколь­ных формулировок.

Твердое убеждение, что искусство дип­ломатии — это прежде всего искусство владения словом, искус­ство убеждать и понимать. К сожалению, в нашей политической элите, включая дипломатию, и сейчас еще не так много лич­ностей, которые бы владели этим искусством. Слишком часто она проявляет себя как каста чиновников, а не элита интеллек­туалов.

ООН — это мир, где на первый взгляд может показаться, что элементарные законы политики в нем не действуют и уступают место законам во многом виртуальным, проверенным годами и поэтому неприкосновенным, как индийские священные ко­ровы. Это обстоятельство дает основание многим критикам говорить о том, что структура ООН якобы устарела, что она, дескать, излишне самодостаточна, и-что это уже не политика, а бюрократия, не практическая дипломатия, а театр, устроенный ради самих актеров.

В течение сорока шести лет Украинская Советская Социа­листическая Республика была членом Объединенных Наций. Украинская делегация активно участвовала в формулировании Устава, процедурных правил и других ключевых документов Объединенных Наций. В 1945 году Украинская ССР стала чле­ном Международного суда, в 1946 — Всемирной организации здравоохранения, в 1947 — Всемирного почтового союза, в 1948 — Всемирной метеорологической организации, в 1954 — Международной организации труда (МОТ) и ЮНЕСКО, в 1956 — Европейской экономической комиссии, в 1957 — членом МАГАТЭ. В апреле—июне 1945 года украинская делегация принимала участие на правах члена-основателя в Конференции Объеди­ненных Наций в Сан-Франциско. Делегацию УССР возглавлял народный комиссар по иностранным делам Дмитрий Захарович Мануильский, который был избран председателем первого комитета первой комиссии. Если в истории ООН, как и в биб­лейской истории Вселенной, сначала было слово, то это слово было сказано с участием и даже под руководством украинской делегации. Ведь задачей органа, который возглавлял Мануиль­ский, была разработка преамбулы и первого раздела Устава ООН «Цели и принципы». Украина одной из первых подписа­ла Устав и вошла в группу основателей ООН, которая состояла из 51 государства. Сегодня членами ООН является 191 государ­ство. Дважды (в 1948—49 гг. - и 1984—85 гг.) Украинская ССР избиралась непостоянным членом Совета Безопасности ООН. Один раз по этой проторенной дороге прошла независимая Украина (в 2000—2001 гг.).

Украинская дипломатия показала, что в роли самостоятельного игрока она чувствует себя гораздо увереннее и работает более эффективно, чем выполняя унизительные функции марионетки. С первых дней независимости ООН стала для нас главным окном в мир. Перстом судьбы было то обстоятельство, что первым загранич­ным деятелем, который осуществил визит в независимую Украину, стал председатель 45^_й сессии Генеральной Ассамблеи

Таким образом, стартовая экспозиция, с которой все начи­налось для украинской дипломатии в Нью-Йорке, не сильно отличалась от советских времен. На 67-й улице все еще остава­лись кабинеты немногочисленных украинских дипломатов. Здесь же, в нескольких метрах от моего кабинета, находилась резиденция постпреда — обычная трехкомнатная меблирован­ная квартира.

Должен пояснить, что по дипломатическим правилам рези­денция главы дипломатической миссии — это не только личное жилище, но и место работы, в том числе — торжественных приемов, рабочих завтраков и официальных ужинов. Это место, предназначенное для неформального, непринужденного обще­ния послов. Нужно ли говорить, что это помещение в много­квартирном доме советского образца мало соответствовало этим целям?

Более того, это был первый и, надеюсь, последний раз в моей жизни, когда я работал и жил практически в одном и том же месте. Конечно, «дом» — это понятие относительное для любо­го дипломата, поскольку эта профессия не дает ему слишком много возможностей для выбора нового дома и слишком мно­го времени, чтобы сделать его уютным.

Эпическое полотно «Украинская дипломатия в чужом доме» довершали ответственные сотрудники российского представи­тельства, под внимательным взглядом которых в дом не мог пройти ни один посторонний субъект, или по крайней мере ни один, который казался им посторонним. Я уже не говорю о том, что российские сотрудники внимательно отслеживали челове­ческий поток в Постпредство (что само по себе должно было быть конфиденциальным моментом, не касающимся никого, кроме украинской делегации).

Кстати, Украина — одно из немногих государств, которые имеют отдельный закон «Об участии в миротворческих опера­циях». Принятый в 99-м году и подкрепленный в 2000 году Законом «О порядке направления подразделений Вооруженных сил Украины в другие страны», он регулирует вопросы, связан­ные с откомандированием украинских военных и других спе­циалистов в рамках миротворческих операций, которые прово­дятся ООН и другими международными организациями. По количеству миротворцев Украина является безусловным евро­пейским лидером. Это еще одно обстоятельство, говорящее в пользу нашего государства как международного игрока. У нас большая армия, у нас значительное количество опытных спе­циалистов, которые могут и стремятся принимать участие в миротворческих операциях. Наконец, мы проводим активную внешнюю политику. Все эти факторы являются солидной осно­вой для миротворческой деятельности Украины.

Важным вопросом в контексте балканских событий была имплементация положений статьи 50 Устава ООН, в которой речь идет о предоставлении помощи странам, могущим понес­ти урон в результате применения Советом Безопасности санк­ций против тех или иных государств. Соответственно, Украина несла тогда миллионные убытки вследствие блокирования судоходства на Дунае. Постпредство выступило координатором действий придунайских и других стран с тем, чтобы убедить участников Генеральной Ассамблеи обратиться к Генсеку ООН с предложением уделить этому вопросу должное внимание. Если быть откровенным, то речь шла не столько об активизации, сколько о реанимации этого важного, но хорошо призабытого дипломатического средства. Восемнадцатого января, во время одного из своих первых выступлений перед Советом Безопасности я предложил возложить задачу активной превентивной дипломатии на ин­ститут международных посредников при Генеральном секрета­ре ООН.

В дальнейшем я также не упускал ни единой возможности обратить внимание на необходимость не только гасить между­народные пожары в виде войн, но и беспокоиться о «пожарной безопасности» в мирное время. В последующие годы Украина неоднократно выступала с инициативами по урегулированию так называемых замороженных конфликтов, которые челове­чество привыкло игнорировать. Продолжая «пожарные» ана­логии, можно отметить, что в течение своей истории мировая политика часто была подобна человеку, который, спокойно глядя на тлеющий огонь, гадает, не превратится ли он в пожар.

Лишившись ядерного потенциала, Украина начала заявлять о себе как о международном игроке, способном брать инициа­тиву в свои руки и жестко бороться за реализацию собственных интересов. Для этого использовались все дипломатические средства, на которые, надо сказать, система ООН довольно бо­гата — если знать все входы и выходы. В нашем Постпредстве было достаточно опытных сотрудников, чтобы работать дейс­твительно масштабно, охватывая все комитеты, региональные группы и группы интересов, так широко представленные в Объединенных Нациях.

Интересовались и ядерным потенциалом (не со­жалеет ли Украина об утраченном ядерном статусе?), и эко­номическими реформами (удастся ли ввести гривну?), и отно­шениями с Россией и массой других, иногда неожиданных вещей.

Дипломат должен регулярно сверять свои интересы и взгляды на внешнюю политику с интересами и взглядами средних граж­дан, которые в конечном итоге являются главными «потреби­телями» внешнеполитической деятельности. А студенты, неза­висимо от страны и времени, — это потребители особые, которые просто так ничего на веру не принимают. Поэтому и встречи с ними — это проверка, в некотором роде мозговая атака. Иногда эта мозговая атака бывает направлена против тебя, твоей пози­ции. Тем больше пользы и самоуважения выносишь из этих интеллектуальных поединков. Всегда рассматривал эти споры как взгляд в будущее, как драгоценную возможность общения с людьми, которые будут вершить большую политику в новую эпоху.

Политика, как и дипломатия, — это вообще, как мне кажет­ся, единичное производство для массового потребления. В том понимании, что политикой, как и дипломатией, занимаются избранные единицы, а результаты потребляют все. И для по­литика, и для дипломата работа только тогда носит осмыслен­ный характер, когда она подчинена общему интересу нации. Любые другие соображения — это обман самого себя или обман своего народа.

Тот факт, что дипломатия — это работа для единиц, особен­но ощущается в системе ООН. Объединенные Нации являются своего рода политической площадкой для кадровых соревно­ваний между членами этой организации. Регулярные конкурсы на замещение должностей разного уровня — от простого клер­ка до Генерального секретаря — превращаются в настоящие политические сражения за влияние в системе ООН. За первые десять лет нашего независимого существования Украина запи­сала на свой счет не одно ооновское кадровое сражение, которое ей удалось выиграть. Два из них были действительно принципиальными: избрание Геннадия Удовенко председателем 52-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН и принятие Украины в число непостоянных членов Совета Безопасности на 2000— 2001 годы.

Совет Безопасности всегда был основным нервным узлом мировой политики, а в последние годы и вообще главной аре­ной, на которой выясняют отношения между собой влиятельные политические игроки. Само присутствие Украины в этом орга­не значительно расширяло пространство для наших действий на мировой арене. В рамках системы ООН статус члена Совета Безопасности, который вообще можно сравнить со статусом присяжного в суде, пусть на относительно короткое время, но все же дает полномочия решать вопросы войны и мира во всем мире. Это огромная ответственность и честь для страны. Укра­ина была готова взять на себя и то, и другое.

Мы рассуждали по аналогичной схеме, заявляя о нашем желании, чтобы украинец стал председателем ГА. Руководство­вались при этом как соображениями политической и диплома­тической целесообразности, так и стремлением сработать на международный авторитет Украины. Учитывая недавнюю эпо­пею с украинским ядерным потенциалом, нашему государству было крайне необходимо как усиление политического влияния, так и восстановление авторитета в глазах мирового сообщества. Сила украинской дипломатии состояла не только в том, что мы имели кандидата, вполне авторитетного, чтобы реализовать эту цель, но и в том, что мы располагали достаточным потенциалом для его продвижения на эту должность. Геннадий Иосифович Удовенко был в течение многих лет одним из наиболее извест­ных в ооновских кругах украинских дипломатов. Не в послед­нюю очередь его высокое политическое реноме сформировалось во время удачного председательства УССР в Совете Безопаснос­ти в 1985 году, когда мы были одним из непостоянных членов СБ и когда Удовенко возглавлял наше Постоянное представи­тельство в Нью-Йорке.

Однако высокий авторитет кандидата — это лишь половина дела, когда речь идет о такой вершине, как председатель Генассамблеи, и когда этой вершины стремятся достичь многие страны. Продвижение нашего кандидата требовало согласован­ных усилий всей дипломатической системы Украины. Пост­предство при ООН выполняло здесь основную координирую­щую функцию.

Украинские посольства за границей не только разослали формальные ноты с просьбой поддержать нашего кандидата. Была развернута масштабная работа, которая включала регу­лярные встречи с теми, от кого непосредственно или опосредо­ванно зависело принятие решения: поддержать украинского кандидата или «прокатить» его с вежливой дипломатической улыбкой на устах.

И все же в региональной группе наши позиции были силь­нее: нашу сторону принимали все страны СНГ, Балтия, Польша, большинство балканских стран. Несмотря на это очевидное преимущество, словаки довольно настойчиво начали добивать­ся избрания своего кандидата на должность председателя ГА.

Определенную роль здесь сыграла позиция крупных стран, прежде всего Соединенных Штатов Америки. Американская дипломатия поддержала наши усилия. Аналогичную позицию заняли и другие страны, с которыми мы до недавнего времени общались главным образом через узкое окошко переговоров о ядерном потенциале, — Россия, Германия, Франция и другие влиятельные игроки. Теперь, когда наши контакты вышли на открытое пространство, появилась возможность для диплома­тических альянсов по важным политическим вопросам, в том числе в рамках системы ООН. Бесспорным было преимущес­тво Украины и среди африканских стран, у многих из которых была элита, получившая в свое время образование в вузах Украины.

Наконец, впервые в истории Украины наш представитель получил уникальную привилегию возглавить наиболее пред­ставительный международный форум всех времен и наро­дов — Генеральную Ассамблею ООН.

Это была непростая победа. Кандидатуру Украины в Совет Безопасности удалось провести только в третьем раунде голо­сования в рамках Генассамблеи. Первый раунд так называемо­го ограниченного голосования принес нам 98 голосов при 72 голосах, отданных за Словакию. Второй раунд закончился со счетом 113:57 в пользу Украины. При таком раскладе слова­кам не оставалось ничего иного, как снять свою кандидатуру. И все же состоялся и третий раунд (поскольку в предыдущем не было набрано надлежащего большинства в 114 голосов). Расклад голосов за и против членства Украины в СБ говорит сам за себя: 158:3.

* * *

В начале нового столетия ООН является ключевым факто­ром, благодаря которому современная система международных отношений принципиально отличается от тех порядков, кото­рые царили на Земле, скажем, во времена Римской империи. Если авторитет Объединенных Наций будет подорван, то меж­дународное право по большому счету снова будет сведено к праву сильного.

Судьба Объединенных Наций — это в значительной мере и судьба мирового порядка, установленного глобальными игро­ками в 1945 году на руинах Третьего рейха. Сейчас, когда в мире остался только один глобальный игрок, станет ли «последний бойскаут» играть по общепринятым правилам? Будет ли он считаться с другими игроками несмотря на то, что они явно дышат ему не выше пупка? Наконец, найдет ли Вашингтон в себе моральные силы для того, чтобы удержаться на той тонкой грани, Которая отделяет мирового лидера от мировой империи? Ответ дадут время и ООН. Исторический опыт свидетельствует: нарушение такого баланса рано или поздно приводит к кровавым ката­клизмам, в которых не могут быть заинтересованы ни Соеди­ненные Штаты, ни любое другое большое или маленькое госу­дарство. В конце концов, старая метафора справедливо отражает состояние вещей: глобальные игроки и карликовые страны, влиятельные и периферийные нации — мы все плывем в одной лодке.

Вообще, ООН — это бесконечная тема для размышлений, широчайшее поле шансов, побед и потерь, а также уникальная возможность встретить в одном месте весь мир.

Поскольку политика — это занятие не столько коллективное, сколько индивидуальное, то и оказывать влияние на нее можно прежде всего через людей — тех, кого принято называть decision-makers. Помнится, один известный дипломат поучал своих молодых подчиненных: я не требую от вас, чтобы у вас в одно мгновение были ответы на все мои вопросы. Но я требую, чтобы вы в одно мгновение вывели меня на человека, который ответит на них. Не имея таких контактов, вы не можете считать себя настоящими профи.

Приблизительно такими же были и мои требования к дип­ломатам Посольства. Я требовал живой работы с людьми в стране пребывания, а не ежедневного бюрократического си­дения над бумагами. Постоянно напоминал, что личного обще­ния в дипломатии должно быть так же много, как воды в огурце. По моему глубокому убеждению, дипломат, который не умеет или не хочет общаться, подобен курице, которая не несет яиц. Поэтому, если посторонним наблюдателям случа­лось заглянуть в наше уютное здание в первой половине дня, а это бывало нечасто, они были крайне удивлены: Посольство пустовало, а все дипломаты — в разъ­езде, на встречах. Зато после обеда народ съезжался и отчиты­вался передо мной о проведенной работе, а потом — до поздней ночи готовил материалы для Центра.

Для посла очень важно выделиться из многочислен­ного и пестрого дипломатического корпуса в стране пребыва­ния, стать не просто лицом из дипломатической «тусовки», а представителем страны — и страны интересной. Где бы я ни работал, я всегда стремился к тому, чтобы слова «Украина» вызывало не просто вежливую улыбку, а реальную заинтересованность. Достичь этого можно было только за счет активной и достаточно, профессиональной работы в столице и за ее пределами. Дипломатия — это не лотерея, победы в ней можно добиться только в результате системной и последовательной работы. Капля точит камень — это о нас, дипломатах. Не стану скрывать, выстраивая систему контактов, я имел опреде­ленную фору по сравнению с другими — большинство коллег знали меня как первого главу внешнеполитического ведомства Украины. Дверь, которая не открывалась для новичка или политического незнакомца, открывалась для меня. Но тот, кто ориентируется в реалиях дипломатической специальности, подтвердит: только на старых заслугах здесь далеко не уедешь. Перед политическим реноме дверь может отвориться лишь раз, и если ты не сможешь расположить к себе человека, этот шанс будет утрачен, и дверь закроется навсегда.

Во многом дипломаты выступают на международной арене в роли первопроходцев. Они проторяют дорогу для представителей бизнеса, культуры, науки, образования — этот перечень можно продолжать бесконечно, и чем профессиональнее работает посол, тем шире будет этот перечень. Для меня, наряду с политической деятельностью, основными направлениями ра­боты в Париже стали деловые и культурные круги. Когда я го­ворил выше о роли личности в политике, то эти соображения с полным правом можно было перенести и на бизнес. Как шутят американцы, главное в бизнесе — это витамин С, то есть соппесtions, связи. Знать верных людей и поддерживатъ с ними дружеские отношения — это половина успеха не только тогда, когда речь идет о частном бизнесе, но и когда предметом твоей работы являются государственные интересы.

Посещая регионы, много и с несомненной пользой был встреча со студенческой молодежью. Хочу отдать долж­ное французскому студенчеству: оно оказалось более информи­рованным об Украине, чем американская молодежь, но и здесь ощущались довольно серьезные пробелы в эрудиции. Во многих регионах нас знали благодаря Чернобылю и Сергею Бубке, который много лет выступал и тренировался во Франции. Моя задача состояла в том, чтобы немного расширить диапазон знаний об Украине, а самое главное — пробудить интерес у французской молодежи к нашей стране.

Государственного визита Леонида Кучмы в Португалию (24—27 ок­тября 2000 года), были подписаны четыре важных двусторонних документа, включая Соглашение о друж­бе и сотрудничестве, но самое главное — мы наладили действи­тельно хорошие контакты со страной, где на сегодняшний день, по разным подсчетам, находятся на заработках несколько де­сятков тысяч украинцев.

Чем объясняется тот политический прорыв, которого мы смогли достичь на французском направлении в 1998—2000 го­дах? Как после нескольких лет молчания удалось подобрать ключ к сердцам французской элиты? Здесь было много факто­ров. Новая энергия, которую принесла в Париж моя команда, стала действительно вторым дыханием для украинско-фран­цузских отношений. Кроме того, общаясь с французским истеб­лишментом, мы выбрали именно тот язык, который наиболее понятен для него, — язык европейской культурной нации. Это своеобразный, специфический для Франции культурный код, в рамках которого политика предстает перед нами не только как ремесло элиты, но и как совокупность многих факторов, в том числе культурного, экономического, наконец просто эмо­ционального. Известную русскую фразу «умом Россию не по­нять» можно в определенной-мере применить и к Франции. Чтобы понять эту большую нацию, надо прежде всего почув­ствовать ее культуру, овладеть языком, проникнуться исто­рией.

Французская дипломатия взяла лучшее от старых диплома­тических времен — изысканность, культурную рафинирован­ность, элитарность в лучшем понимании этого слова. Она ни­когда не движется прямолинейно, а всегда красиво и логически. Чтобы полноценно общаться с французским истеблишментом, надо в полной мере постичь эту логику, настроиться на его волну и ощутить внутреннюю гармонию, присущую француз­ской дипломатии и политике. Не знаю, насколько понятно я объясняю эти вещи, но почему-то убежден, что любой человек, который знает и любит Францию, меня поймет.

Чем были для нас Соединенные Штаты в начале девяностых? Прежде всего гарантом независимости, страховым полисом на случай худшего сценария развития событий, которым могла быть прямая агрессия против Украины или другая угроза ее территориальной целостности. Как бы парадоксально это ни звучало, присутствие за спиной такого мощного глобального игрока, как Соединенные Штаты, придавало нашей дипломатии уверенности даже в тех ситуациях, когда этот игрок не очень дружелюбно дышал нам в затылок.

Провозглашение независимости было одновременно и пе­реходом от тоталитаризма к демократии. В крупной геополи­тической игре, в которую мы тогда так отчаянно ввязались, демократия и тоталитаризм — далеко не единственные ориен­тиры. В ней присутствуют и такие до боли знакомые термины, как «зоны влияния», «финансовая выгода» и «сепаратные договоренности». Впрочем, надо отдать должное американской дипломатии девяностых годов: она не пускала в эту игру Укра­ину в качестве разменной монеты.

Чем еще были для нас Соединенные Штаты? Не в последнюю очередь местом, где живет большая украинская диаспора — еще один фактор поддержки и надежды для независимой Украины. Наши братья за рубежом старались создать для Украины поло­жительный пиар, что, надо признать, было довольно неблаго­дарным занятием во время глубокого экономического кризиса и дискуссий вокруг ядерного потенциала. Они старались при­внести в Украину свой опыт и демократические традиции стран, которые стали для нашей диаспоры второй родиной. Мы видели и ценили эти усилия со стороны отдельных украинцев и украинских организаций в Канаде, США, Аргентине, Франции, Великобритании, Бразилии, Австралии и других странах.

С другой стороны, очевидно и то, что надежда Украины на поддержку диаспоры была во многом преувеличенной: и фи­нансовые, и политические возможности зарубежной украин­ской диаспоры оказались более ограниченными, чем, скажем, у еврейской или армянской.

Позже были такие критические моменты, как постанов­ление Верховного Совета Российской Федерации по Севастопо­лю, когда американцы поддержали нас совершенно однознач­но.

В то же время очередное недовольство американцев вызвала позиция Верховной Рады, которая 18 ноября внесла существенные поправки в Договор о СНВ-1 и Лиссабонский протокол. Уже 19 ноября у меня на сто­ле лежало заявление Госдепа, в котором высказывалась «оза­боченность» этим решением и выдвигалось требование «безо­говорочного выполнения» Украиной всех ее обязательств по Лиссабонскому протоколу

«Особое мнение» Верховной Рады привело к новым пробле­мам в отношениях с американцами. В частности, возникли осложнения с организацией визита Леонида Кравчука в США, который намечался на конец 1993 года. Появились также труд­ности с окончательным согласованием Хартии о партнерстве, дружбе и сотрудничестве — документа, каждое слово которого взвешивалось и просеивалось сквозь сито всех возможных ана­литических центров.

Двадцать девятого ноября Леонид Кравчук говорил по те­лефону с Биллом Клинтоном, в голосе которого на этот раз звучали стальные нотки. Молодой президент в довольно резкой форме высказал свое недовольство действиями украинского парламента. В аналогичном ключе прошла и моя встреча с Уорреном Кристофером во время заседания Совета Североат­лантического сотрудничества (ССАС) в Брюсселе в начале де­кабря. Не поднимая глаз от заранее подготовленных тезисов, Кристофер заявил, что «терпение Соединенных Штатов не может быть безграничным». Как всегда, эти угрозы повисли в воздухе — впечатление было такое, что американцы сами не знали, к каким мерам следует прибегнуть, если бы, упаси Гос­поди, Украина пересмотрела свою позицию относительно от­каза от ядерного оружия. Но в любом случае отказываться от давления они не собирались.

Однако, несмотря на давление, наша позиция оставалась неизменной: Украина отказывается от ядерного оружия, но только в обмен на гарантии безопасности со стороны ядерных стран. Но мы были убеждены: сточки зрения международного права, и Соединен­ные Штаты, и любая другая страна имеют одинаковые права.

Справедливости ради следует отметить: американцы не только оказывали давление, но и обещали, и даже помогали. Так, 14 декабря Госдеп официально сообщил о выделении для Украины 155млн. долларов, предназначенных для поддержки малой приватизации, поддержания правопорядка, реализации программ в области здравоохранения и модернизации ядерных реакторов. В заявлении было указано, что к этой помощи доба­вятся и 175 млн. долларов в рамках программ, предусмотренных законом Нанна—Лугара, — если Украина присоединится к «со­глашениям, закладывающим соответствующую юридическую базу для реализации договоренностей в сфере разоружения».

Так или иначе, снова кривая украинско-американских от­ношений поползла вниз. Немного улучшить ситуацию удалось вице-премьеру Валерию Шмарову и Борису Тарасюку, которые провели исключительно активные переговоры в Вашингтоне 4—7 января 1994 года. Этот визит и встречи были, по существу, продолжением политических консультаций, которые прошли непосредственно перед этим в Киеве. В американской столице была достигнута предварительная договоренность по важным вопросам ядерного разоружения, в том числе относительно выработки соответствующего документа.

Для окончательного согласования всех вопросов, связанных с ядерным разоружением, 12 января в Киев прибыл Клинтон. Особенно запомнились его знаменитые бориспольские перего­воры с Кравчуком. Впервые американский лидер ступил на землю независимой Украины. Позже Тэлбот охарактеризовал эту встречу как «наиболее политически мотивированную до­заправку самолета в истории человечества».

Состоялась короткая конфиденциальная встреча лидеров, после чего были продолжены полномасштабные переговоры в расширенном составе. По словам Клинтона, Украина стояла перед выбором: ядерный потенциал или экономический рост. И он был рад, что выбор сделан не в пользу ядерной дубинки. Американский президент пожелал Леониду Макаровичу му­жества в противостоянии противникам реформ и предложил «открытый диалог по всем вопросам».

На переговорах было окончательно решено, что 14 января в Москве Президенты Украины, США и России подпишут согла­шение, которое будет предусматривать уничтожение 176 бал­листических ракет и 1500 ядерных боеголовок. Мы снова по­ставили вопросы справедливой компенсации за оружейный уран и плутоний, который изымался из ядерных боеголовок, в том числе в виде твэлов для наших атомных электростанций.

Вторым вопросом (уже в который раз!) были гарантии бе­зопасности. Мне запомнилась лаконичная фраза Клинтона по этому поводу: «Какое государство может чувствовать себя в безопасности, если оно не является экономически сильным?» И хотя в данном случае это был ответ скорее дипломата, неже­ли политика-практика, в последующие годы я его часто вспо­минал.

Американский лидер также говорил о том, что будет содейст­вовать открытию Международным валютным фондом новой кредитной программы помощи нашему государству. Вместе с тем Кравчук делал ударение на необходимости предоставления помощи для создания стабилизационного фонда под внедрение гривни.

В дополнение к договоренности «расширять и укреплять экономические связи» Клинтон провозгласил создание пред­принимательского фонда для Украины с целью содействия приватизации малых предприятий, а также заявил о готовнос­ти США значительно увеличить финансовую помощь Украине по мере ее продвижения по пути реформ.

Четырнадцатого января Кравчук, Клинтон и Ельцин в тор­жественной обстановке подписали известное трехстороннее заявление, призванное поддерживать необходимый баланс-отношений между Украиной, США и Россией. Украина взяла на себя обязательства осуществить ядерное разоружение, а США и Россия — предоставить Украине гарантии национальной бе­зопасности и соответствующую компенсацию.

В результате трехстороннего заявления 3 февраля 1994 года Верховная Рада приняла решение снять предлагаемые поправ­ки к статье 5 Лиссабонского протокола и поручила Кабинету Министров осуществить обмен грамотами о ратификации Договора о СНВ-1, а также активизировать деятельность прави­тельства по заключению ряда международных соглашений.

Подписав московское трехстороннее заявление, Украина сделала еще один важный шаг к установлению настоящего партнерства с Соединенными Штатами Америки.

К Украине было тогда привлечено внимание многих госу­дарств. Они ожидали от нас двух шагов — отказа от ядерного оружия и прогресса в деле реформ. На этом фоне Вашингтон практически безоговорочно подтвердил свою поддержку стрем­ления Украины к утверждению политической и экономической независимости, территориальной целостности. Перед нами было поставлено лишь одно условие: сначала должен вступить в силу Договор о СНВ-1, и Украина должна присоединиться к Договору о нераспростра­нении ядерного оружия как безъядерное государство.

Открылись возможности для получения справедливой ком­пенсации в процессе ядерного разоружения. США пообещали увеличить размер помощи на конверсию оборонной промыш­ленности и уничтожение стратегических ядерных вооружений. В целом было обещано 352 млн. долларов на ядерное разоруже­ние и 350 млн. — на экономические реформы и развитие демо­кратии. Кроме того, Вашингтон обещал взять на себя ведущую роль в мобилизации дополнительной многосторонней помощи в рамках «Большой семерки».

Это был очередной визит экспертов, которым было поручено разработать взаимовыгодные общие проекты на волне тоталь­ного потепления украинско-американских отношений. Одним из вопросов, которые обсуждались с американской делегацией, была подготовка к неапольському саммиту «Большой семерки», запланированному на июль. По предложению Билла Клинтона на повестку дня саммита был вынесен вопрос о поддержке украинских реформ, а также о закрытии Чернобыльской АЭС.

На переговорах с Бернсом мы откровенно говорили о том, что обещанные 700 млн. долларов, которые Украина должна получить после отказа от ядерного оружия, — далеко не астро­номическая сумма по сравнению с 18оо ядерными боеголовка­ми, от которых мы отказались. Для сравнения напомню, что в том же году МВФ под влиянием тех же Соединенных Штатов выделил Мексике кредит в 50 млрд. долларов для преодоления финансового кризиса. Когда мы поднимали вопрос о финансо­вой поддержке реформ и выделении дополнительных средств в качестве компенсации за ядерные боеголовки, то слышали довольно убедительные обещания, что Международный валют­ный фонд, Мировой банк, страны ЕС и Япония «вот-вот» под­держат Украину. Дескать, дело лишь за малым — за украин­скими реформами.

Позже, когда Украина так и не получила обещанных мил­лиардов, каждая сторона нашла этому свое объяснение. Запад говорил о медленных темпах реформ. А мы говорили, что пе­далировать реформы с пустой казной — это все равно, что от­правляться в далекое путешествие, имея в запасе бутерброд и полбутылки воды. Если бы это не было так грустно, ситуацию можно было бы сравнить с классической дилеммой «сначала стулья, а потом деньги».

Весной 1994 года, по мере того как обострялась ситуация в Крыму, этот же вопрос о причинах и следствиях конфликтов также стоял на повестке дня украинско-американских контак­тов. Двадцатого мая Украина послал Уоррену Кристоферу письмо, в котором изложил позицию Украины по этому вопросу, сделав ударение на сохранении территориальной целостности и недо­пустимости любых международных дискуссий в отношении «статуса Крыма». Каково же было мое удивление, когда всего лишь через три дня (!) встречи со мной попросил американский посол Уильям Миллер, у которого был с собой ответ главы аме­риканского внешнеполитического ведомства.

В письме говорилось о полной поддержке территориальной целостности Украины. Более того, на словах Миллер согласил­ся с тем, что так называемый президент крымской автономии Мешков должен признать Крым неотъемлемой частью Украи­ны. Такой быстрый ответ показал, во-первых, что Соединенные Штаты проявляют стойкий интерес к нашей ситуации, а во-вторых, что американские дипломаты во главе с самим госсек­ретарем находятся, что называется, «в теме».

Новый толчок был дан украинско-американскому сотруд­ничеству в военной сфере 11—13 мая, когда Соединенные Шта­ты вновь посетил вице-премьер-министр Валерий Шмаров. По итогам переговоров был подписан меморандум о взаимопонимании по вопросу передачи ракетного оборудования и техно­логий. Этот документ был важен, поскольку открывал Украине дорогу к международной кооперации в ракетно-космической области, без него проекты вроде «морского старта» так и оста­лись бы на бумаге. С подписанием меморандума мы становились субъектом мирового аэрокосмического рынка.

В то время республикан­цы (за которых, кстати, стабильно отдавала свои голоса украин­ская диаспора) не менее последовательно, чем демократы, сим­патизировали Украине. Это было еще одним доказательством того, что в украинско-американских отношениях постепенно преодолевалась психологическая травма «ядерной эпопеи» и они приобретали действительно партнерский характер.

Летом теперь уже для Украины настала очередь президент­ских выборов. Борьба была более ожесточенной, нежели во время гонки Буш—Клинтон, когда уже за несколько месяцев до дня выборов со значительной вероятностью можно было про­гнозировать победу демократов. Десятого июля 1994 года Пре­зидентом Украины стал Леонид Кучма. Практически сразу после этого Билл Клинтон прислал новоизбранному главе го­сударства теплое приветственное письмо, в котором отмечал, что «Украина имеет огромное значение для Соединенных Шта­тов и для Запада». Обращаясь к Леониду Даниловичу, он писал также, что готов лично сотрудничать с ним «в решении жизненно важных вопросов безопасности», которые стоят перед двумя странами.

А после того как в 94^_м году Ле­онид Кучма был избран Президентом Украины, на горизонте украинско-американских отношений стало четко прорисовы­ваться стратегическое партнерство: основные проблемы были решены, и Украина, образно говоря, стала превращаться из «проблемного ребенка» во многообещающего вундеркинда.

Двадцать второго июля Леонид Кучма впервые встречался как глава государства с дипломатами, аккредитованными в Украине. Тогда у всех на устах был один вопрос — предвидятся ли изменения во внешнеполитической ориентации Украины? С этого вопроса Президент и начал свое выступление. Он заве­рил, что Украина будет продвигаться на международной арене тем же путем, которым шла последние годы. Внешняя полити­ка остается последовательной, сказал Леонид Кучма, но она не может не меняться.

Помню, что хорошее впечатление произвели на дипломатов четко выраженный прагматический подход нового Президента к внешней политике, а также та откровенность, с которой он говорил о проблемах, которые накопились в этой сфере.

После избрания нового Президента стало совершенно понятно, что он приведет на ключевые правительственные должности свою команду, призванную реализовывать новый курс, в том числе во внешне­политической сфере.

Во-первых, в ходе своей карьеры дипломат учится и привы­кает каждые три-четыре года менять место своего назначе­ния — страну, должность, сферу ответственности. К августу 1994 года я уже давно переступил ту черту, за которой у дипло­мата, как у моряка или альпиниста, появляется довольно силь­ное желание сменить обстановку.

Во-вторых, для дипломата вершиной карьеры, признанием профессионального успеха является должность посла, руково­дителя дипломатической миссии, а не министра. Специфика должности министра состоит в том, что, находясь на ней, дип­ломат в значительной степени становится политиком и чинов­ником одновременно. Вместе с тем должность посла — это квинтэссенция всего того, что превращает работу дипломата в престижную и почитаемую во всем мире: утверждение пред­ставляемого имиджа государства за границей, создание благо­приятного внешнего окружения для развития государства, от­крытие для государства новых шансов, предотвращение новых опасностей, наконец постоянное общение с коллегами из других стран, от которого я всегда получал огромное моральное удов­летворение.

Хотел бы детально рассказать о визите Леонида Кучмы в Соединенные Штаты — первом в истории отношений двух стран государственном визите Президента Украины. Людям, далеким от «дипломатического официоза», объясню, что заграничные визиты в дипломатии подразделяются на три категории: рабо­чие, официальные и государственные. Предыдущий визит Кравчука имел статус официального.

В роли вновь избранного Президента Леонид Кучма нахо­дился в Вашингтоне 19—23 ноября 1994 года. Это был тот прорыв, ради которого много лет работали украинские дипломаты.

Кульминацией визита стало подписание президентами Хартии украинско-американского партнерства, дружбы и со­трудничества. Хартия, которую я имел честь перед этим пара­фировать, определила перспективы двусторонних отношений в направлении развития «широкого и крепкого партнерства», провозгласила намерения двух сторон установить полномас­штабное межгосударственное сотрудничество в различных областях политики, безопасности, военного дела, экономики, культуры, охраны окружающей среды. Всего во время визита было заключено четырнадцать двусторонних документов.

Американская администрация также согласилась подпи­сать во время Будапештского саммита ОБСЕ Меморандум о гарантиях безопасности Украины в связи с ее присоединением к ДНЯО.

Заметным событием политического календаря стал госу­дарственный визит Билла Клинтона в Украину 11—12 мая. Американский лидер прилетел к нам сразу же после своего визита в Москву, который, по оценкам наблюдателей, получил­ся не очень продуктивным. Американские дипломаты говорили, что главная цель визита — заявить о поддержке наших реформ и независимости. Возможно, именно это и не понравилось в Москве.

Во время визита Украина четко артикулировала свое отно­шение к расширению НАТО, которое, кстати, не менялось в течение последующих лет: расширение Альянса — это расши­рение зоны безопасности и демократии в Европе. Украина только приветствует такое развитие и настаивает на том, чтобы двери НАТО оставались открытыми для новых членов. В свою очередь, находясь в Киеве, Клинтон постоянно делал акцент на том, что отношения Украины с НАТО должны быть образцом для отношений России с этой организацией.

О положительном характере переговоров свидетельствовало то обстоятельство, что американский президент отошел от сво­ей привычки не составлять документов о результатах перего­воров и подписал с Леонидом Кучмой совместное заявление. Оно и стало основным двусторонним политическим документом визита, в котором подчеркивалась поддержка со стороны США процессов демократических и рыночных реформ в Украине, ее политического суверенитета и территориальной целостности, процесса интеграции Украины в европейское и мировое сооб­щество.

Надо понимать, что обсуждение экономических проблем не ограничивалось вопросом новых кредитов и других видов фи­нансовой помощи. Так, постоянно на повестке дня стоял вопрос антидемпинговых расследований против Украины, вследствие которых доступ украинской продукции на американский рынок ограничивался, — как нам кажется, искусственно.

На первом плане постоянно находилось сотрудничество в аэрокосмической области. В ноябре 1994 года было подписано украинско-американское соглаше­ние о сотрудничестве в этой сфере. В результате этого соглаше­ния начались переговоры между Национальным космическим агентством Украины (НКАУ) и ИА8А по вопросам коммерче­ского использования ракет-носителей украинского производ­ства и подготовки к подписанию соглашения о международной торговле в области коммерческих услуг по космическим запус­кам. Двадцать первого февраля оно было подписано Президен­тами Украины и США.

В 1996 году активный политический диалог стал типичным для украинско-американских отношений, а личные контакты лидеров приобрели регулярный характер. Украинско-амери­канские отношения достигли самого высокого уровня с момен­та установления дипломатических отношений — уровня стратегического партнерства. Это был кульминационный момент их развития в новейшей истории.

Речь шла и о полете украинского астронавта на американ­ском космическом корабле «Колумбия» (именно на том, кото­рый в дальнейшем постигла трагическая участь). А уже через полгода, 19 ноября, Президент Кучма провожал Леонида Каденюка в полет на космодром на мысе Канаверал. Вообще, можно сказать, что визит 19—20 ноября прошел под знаком космиче­ских проблем. Президент встретился с директором Националь­ного аэрокосмического агентства США (НАСА) Дэниэлом Болдином, который выступил с рядом интересных предложений. Например, речь шла о создании в Украине украинско-амери­канского института космической биологии и медицины для реализации общих проектов в космической области и о приме­нении высоких космических технологий в наземных условиях. Обсуждали возможность участия Украины в проекте Междуна­родной космической станции, в «Морском старте» и других проектах.

Следующий 1998 год, год азиатских и российских финансо­вых кризисов, был особенно трудным для Украины. Следует отметить, что тон заявлений о развитии отношений с нами, сделанных высокопоставленными представителями админист­рации США после кризиса, был в целом доброжелательным. Деятельность нашего правительства в кризисных условиях и ситуация в стране вообще выгодно выделялись на фоне отри­цательных процессов в России.

Завершения эпопеи с разоружением и очевидного совпадения интересов Украины и США по ряду вопросов европейского развития, на том этапе было еще не­сколько факторов, которые оказывали положительное влияние на наши отношения, прежде всего, следующие:

утверждение Украины как участника европейской политиче­ской жизни; развитие пограничного сотрудничества с соседними странами, в частности Польшей и Россией; успешное украинско-польское сотрудничество в военной об­ласти, прежде всего создание украинско-польского миротвор­ческого батальона; улучшение украинско-российских отношений, особенно ре­шение вопроса разделения Черноморского флота; ведущая роль Украины в многостороннем сотрудничестве со странами СНГ, в частности в создании ГУУАМ; — активное участие в миротворческой деятельности ООН и ОБСЕ.

Решение проблемы ядерного разоружения все еще оказы­вало по инерции свое положительное влияние на американском направлении украинской внешней политики. В результате разоружения Украина приобрела значительный политический капитал, который мы, к сожалению, использовали недостаточ­но эффективно. Причины этого следует искать как в Украине, так и за ее пределами. На что мы надеялись, дав согласие на ядерное разоружение? Прежде всего, на получение гарантий безопасности и финансовой помощи на реализацию реформ. Гарантии Украина получила, но обещанная помощь поступила далеко не в полном объеме.

Безусловно, это можно до некоторой степени списать на счет «изворотливости» Соединенных Штатов. Как только проблема разоружения была решена, начали выдвигаться новые требо­вания в качестве условий предоставления финансовой помощи. Причем такие требования, которые не упоминались на этапе переговоров о будущем нашего ядерного потенциала.

И все же я бы не стал оценивать эту ситуацию слишком ка­тегорично. Во-первых, нельзя было ожидать от американцев активной финансовой поддержки при существовавших тогда условиях, когда в украинской экономике все еще властвовал если не хаос, то, по крайней мере, глубокий кризис. Во-вторых, нелегко давать кредиты под гарантии правительства, когда правительством руководили личности, к которым не было до­верия. По собственному опыту знаю, что американцы хорошо ориентировались в наших реалиях. В-третьих, Украина вообще была в то время для Соединенных Штатов непонятным госу­дарством, этакой «страной антиподов», где бездействовали обычные для американцев экономические законы, в которые они верят так же самозабвенно, как и в Библию.

Дай Бог, чтобы этого не произошло, но мне кажется, что комплекс Гулливера может сыграть с американской внешней политикой плохую шутку. Каким бы беспрецедентным ни было влияние США в современном «Рах Атепсапа», американцам не меньше, чем кому бы то ни было, нужна стабильная система международных отношений, которая, в свою очередь, может базироваться только на взаимном уважении государств и про­зрачности мирового порядка. Эти две базовых предпосылки имели место в международных отношениях даже во времена «холодной войны». Было бы очень горько, если бы они исчезли сегодня, когда мир уже не является ареной противостояния систем и, как никогда, требует единства всех политических партнеров для решения глобальных задач.

Ядерный барьер. В первые годы независи­мости всем украинским дипломатам так или иначе невольно пришлось стать экспертами по вопросам разоружения. Пробле­ма ядерного потенциала нависла над внешней политикой Украины, словно густая туча, - заслонявшая свет и мешавшая нормальному росту нашего национального древа.

«Быть или не быть Украине ядерным государством?» — от нашего ответа на этот вопрос в значительной степени зависели как наша национальная безопасность, так и возможность занять место среди цивилизованных государств мира. С позиции сто­роннего наблюдателя ответ на этот вопрос кажется довольно очевидным: конечно, быть. Ядерный потенциал, как считали и поныне считают многие украинцы, — это как пистолет в кобуре. Есть он у тебя — и тебя все уважают, никто не осмелится обидеть. При этом забывают: чтобы носить пистолет, надо иметь разре­шение, которого Украина не получила и не могла получить. Тот, кто носит оружие без разрешения, является нарушителем и должен нести ответственность.

Мне могут возразить, что в политике действуют несколько иные законы, нежели в обыденной жизни: чем дольше страна находится в статусе такого «нарушителя», тем больше у нее шансов перейти в разряд честных людей, у которых есть лицен­зия на ношение оружия. Недавние примеры: Пакистан и Индия. При всем желании не могу согласиться с такими параллелями, и, прежде всего, по той простой причине, что давление, которое оказывалось на Украину в начале девяностых, даже не подда­ется сравнению с теми протестами, которые звучали после

Игрока в международной политике, игрока, который сам при­нимает решения, сам оплачивает политические счета и сам получает политические дивиденды. Именно поэтому белорус­ский или казахский сценарий отказа от ядерного оружия был для нас изначально неприемлем.

Конечно, не по собственному желанию Украины на ее тер­ритории оказался потенциал вооружения, которого бы, навер­ное, хватило, чтобы устроить несколько «ядерных зим» в гло­бальном масштабе. Однако Украина несла на себе значительную часть финансовых расходов, связанных с хранением ядерного оружия и с поддержанием его в состоянии боевой готовности. Наконец, это оружие базировалось на нашей земле, что само по себе не улучшало экологическую ситуацию в Украине. Поэтому свернуть в один день это оружие и разрешить России без каких-либо предварительных договоренностей его вывезти, оставив отравленные ракетным топливом ангары и, словно шрамы на земле, ненужные ракетные шахты, было бы для Украины убы­точным, политически и экономически крайне несправедливым вариантом.

Итак, провозгласив себя собственником ядерного оружия, размещенного на собственной территории, Украина рассмат­ривала его не как реальную военную силу, а, во-первых, как материальную ценность и, во-вторых, как экологический фак­тор. Поэтому отказываясь от этой ценности, мы рассчитывали на адекватную компенсацию. Учитывая, что, провозгласив независимость, Украина на полном ходу влетела в такой глубо­кий экономический кризис, который только можно было себе представить, такие расчеты были полностью оправданными. Однако, на фоне беспроблемного белорусского и казахского вариантов такая позиция Украины оказалась неожиданной и для Запада, и для России. Официальный Киев превратился в этакого нарушителя покоя идиллического и мирного процесса безоговорочной и безусловной концентрации бывшего ядерно­го оружия Советского Союза в одних руках — русских.

Необходимость отказа от ядерного оружия и вывода с тер­ритории Украины как стратегических, так и тактических ядер­ных боезарядов, объяснялась еще и сугубо практическими со­ображениями. Дело в том, что вся инфраструктура по разработке, изготовлению и испытанию ядерных боеприпасов в бывшем СССР была сосредоточена на территории России. К тому же Украина не имела возможности для обслуживания имеющихся на ее территории ядерных боеприпасов.

Если бы гипотетически предположить, что Украина резко изменила курс и решила сохранить ядерный статус, то для это­го необходимо было бы располагать возможностью собствен­ными силами вырабатывать и постоянно совершенствовать ядерные боезаряды. А это, в свою очередь, повлекло бы за собой необходимость создания: соответствующей научно-технологической базы; индустриальной базы для производства ядерных материалов (в первую очередь, высокообогащенного урана и плутония); индустриальной базы для изготовления ядерньгх боезарядов и поддержания их в соответствующей кондиции; необходимых условий для производства средств доставки ядерного оружия; инфраструктуры, которая обеспечивала бы транспортировку, техническое обслуживание, безопасное хранение, физическую защиту ядерных боезарядов; - инфраструктуры для боевого обслуживания ядерного оружия и полигонов для испытания ядерных боезарядов.

Отсутствие любого из этих элементов делало всю конструкцию под названием «ядерный потенциал», мягко говоря, неста­бильной.

Конечно, украинская дипломатия, которая еще только про­ходила сложный этап становления, была далеко не тем контр­агентом, который мог бы нейтрализовать информационное давление со стороны глобальных игроков. В те годы мы, к со­жалению, убедились в том, что, в отличие от заявления извест­ной рекламы, в политике имидж — это все. По крайней мере, основа, опираясь на которую можно решать (или же тянуть и вовсе не решать) многие другие проблемы. Ухудшение имиджа, как грипп, дало в Украине осложнение на другие сферы госу­дарственного организма, и прежде всего на экономику. Это было время, когда доноры и инвесторы отворачивались от нас. Когда отток капитала из нестабильной, «дезинтегрированной» пост­советской среды принимал массовый характер.

В таких условиях продолжение внутри украинских дискуссий по этому вопросу становилось просто опасным. Украина долж­на была поставить точку в этой истории — и сделать это как можно быстрее. Здесь далеко не все зависело от нас, дипломатов. Поскольку и Президент, и правительство заявили о своем же­лании как можно скорее оставить ядерный барьер позади, центр дискуссий переместился в парламент, от которого теперь зави­село, сможет ли Украина появиться на международной арене, имея на вооружении не только ядерные бомбы, но и консоли­дированную политическую позицию. Впрочем, такой позиции у нас не было. Украинский парламент продолжал интриговать мир все новыми толкованиями условий, при которых Украина может пойти на ядерное разоружение.

Общаясь с нами, американцы не забывали делать акцент на том, что после решения ядерного вопроса Украина станет парт­нером Соединенных Штатов «со всеми вытекающими положи­тельными последствиями» (особенно часто об этом говорили представители администрации Клинтона). Не спорю, эти воз­можные «вытекающие положительные последствия» были весомым аргументом, особенно для молодой страны, которая стояла на краю экономической пропасти.

Важные переговоры о будущем советского ядерного оружия состоялись в марте—апреле 1992 года. Одиннадцатого апреля министры иностранных дел Беларуси, Казахстана, России и Украины встретились в Москве. Целью встречи было достиже­ние договоренности по процедуре присоединения Украины к Договору о СНВ, а также по дальнейшему ядерному разоруже­нию. Во время переговоров стало понятно, что у Москвы иная точка зрения на этот вопрос, нежели у ее бывших побратимов по СССР.

На этом заседании Украина чётко сформулировала, при каких условиях она разрешит вывезти ядерное оружие со своей территории. Наши требования сводились к трем аспектам: предоставление гарантий национальной безопасности нашей стране со стороны ядерных держав; финансовая помощь для уничтожения ядерного оружия; получение справедливой компенсации за ядерные боеголовки и помощь в решении ряда экологических проблем.

Как и Вашингтон, Москва была не готова даже выслушать наши условия. Русские продолжали оказывать на нас давление, с тем чтобы мы признали исключительное право Москвы на владение ядерным оружием. Таким образом, в апреле 1992 года на дипломатической арене бесследно и бесславно прошел еще один раунд общения глухих братьев по бывшей советской ко­лыбели народов.

Американцы были очень быстро и полно проинформирова­ны о результатах переговоров в Москве. С Вашингтоном посто­янно общались и мы, и русские. Вскоре начались украинско-американские консультации по вопросам ядерного разоружения. Перед этим почти каждый день, как по часам, между пятью и шестью по киевскому времени в моей приемной звонил теле­фон — Джеймс Бейкер хотел быть в курсе всех последних со­бытий. В телефонном режиме мы отрабатывали взаимоприем­лемые формулировки текста протокола, который мы готовили к подписанию в Лиссабоне во время международной конферен­ции по вопросу технической помощи новым независимым го­сударствам.

Готовясь к конференции, мы исходили из того, что пробле­ма ядерного наследства бывшего СССР могла быть преодолена путем решения двух вопросов: о присоединении к подписанно­му 31 июля 1991 года и еще не действующему договору между США и Советским Союзом о сокращении и ограничении стра­тегических наступательных вооружений (Договор о СНВ), а также о вывозе с территории Украины ядерных боезарядов (тактических и стратегических) для их дальнейшей ликви­дации.

Об этом шла речь в письме Президента Кравчука Бушу от 7 мая 1992 года. Среди прочего, в нем говорилось о наших на­деждах на «уничтожение в течение семи лет всего ядерного оружия, вывезенного с территории Украины, включая страте­гические наступательные вооружения в соответствии с догово­ренностями, предусмотренными Договором о СНВ».

Это заявление открыло возможности для отработки текста Лиссабонского протокола из Договора о СНВ, в котором Укра­ина, в сущности, заявила о своей готовности стать безъядерным государством.

Кульминацией политической напряженности вокруг ядер­ного потенциала Украины стал Лиссабон. Это был тот случай, когда каждой из сторон было уже некуда отступать: для амери­канской дипломатии наш ядерный потенциал портил весь расклад на постсоветском пространстве, а для Украины он стал решающим препятствием на международной арене. Ехать в Лиссабон значило ехать на подписание протокола. Не ехать в Лиссабон значило бросить вызов глобальным игрокам и отойти от данных ранее обещаний. Мы приняли решение ехать, но «биться до последнего» за надлежащие компенсации и гарантии безопасности.

Атмосферу, которая господствовала на конференции, харак­теризует такой эпизод. Двадцать третьего мая на протяжении всего дня мы отрабатывали положения проекта протокола. Для нас было чрезвычайно важно включить в статью вторую поло­жение, которое бы предусматривало необходимость дополни­тельных договоренностей в отношении «лимитов и ограниче­ний» СНВ, обеспечивавших «равноправное и последовательное выполнение договора на территории четырех государств-пра­вопреемников СССР». Так вышло, что Украина была единствен­ной страной за столом переговоров, которая осмелилась поста­вить вопрос о справедливом «пропорциональном» выполнении обязательств СССР по договору СНВ его новыми участниками. Переговоры были на грани провала. К ним подключились гла­вы внешнеполитических ведомств, в том числе Бейкер. В тече­ние дня делегации в разном составе пять раз садились за стол переговоров и пять раз расходились ни с чем. Во время послед­ней встречи Бейкер начал повышать голос и терять контроль над собой.

Чрезвычайно важное значение имела статья пятая, в которой было зафиксировано обязательство Украины «в кратчайшие сроки» присоединиться (вместе с Беларусью и Казахстаном, которые также подписали этот документ) к Договору о нерас­пространении ядерного оружия в качестве «страны-участницы, которая не владеет ядерным оружием».

Конечно, я был удовлетворен достигнутым результатом. Мы «дожали» американцев и русских. Однако это была еще не победа. Победа должна была прийти, когда Президент, прави­тельство и (что в данном случае было самым сложным) Верхов­ная Рада сознательно объединят свои усилия для реализации компромисса, достигнутого в Лиссабоне.

На сухом языке официальных заявлений наша позиция заключалась в следующем: предусмотренные Договором сокращения и ограничения должны достигаться путем пропорционально равномерного уничтожения ядерных боеголовок и средств их доставки, ко­торые дислоцируются на территории сторон Договора; Украина, которая добровольно идет на сокращение и ограни­чение ядерного оружия, будет настаивать на гарантиях своей национальной безопасности, в том числе от возможной угро­зы силой или ее применения против Украины со стороны какого бы то ни было ядерного государства; Украина будет добиваться того, чтобы Российская Федерация немедленно перешла к практическим действиям по созданию совместно с Украиной системы технического контроля за не­применением ядерных стратегических наступательных воо­ружений, расположенных на территории Украины.

Я согласен с мнением журналистки Юлии Мостовой о том, что Лиссабонский протокол был одним из наиболее важных внешнеполитических документов в истории Украины. Без это­го документа она бы так и осталась в глухом углу международ­ных отношений, лишенная стратегического партнерства с Америкой и Россией, не имеющая реноме нормальной предска­зуемой европейской демократии, без кредитов и поддержки, прижимающая к сердцу последнее, что у нас тогда бы осталось (и что мы все равно бы не удержали): ядерное оружие.

Американская сторона считала, что в Лиссабоне проблема ядерного потенциала Украины была окончательно решена, и настаивала на немедленной ратификации Верховной Радой Договора о СНВ. Но мы стояли на позиции «утром деньги (то есть гарантии) — вечером стулья (то есть отказ от ядерного оружия)».

Шестнадцатого ноября 1994 года Верховная Рада подавля­ющим большинством голосов приняла Закон о присоединении Украины к ДНЯО. В этом документе подтверждалось, что Укра­ина является собственником ядерного оружия, унаследованно­го от бывшего СССР. В нем содержалось также предупреждение о том, что угроза силой или ее использование против террито­риальной целостности и неприкосновенности границ или по­литической независимости Украины со стороны какого бы то ни было государства, равно как и применение экономического давления, будут рассматриваться нашим государством как ис­ключительные обстоятельства, поставившие под угрозу его высокие интересы. В пункте шестом этого документа также отмечалось, что закон вступит в силу после предоставления Украине ядерными государствами гарантий безопасности, оформленных путем подписания соответствующего международно-правового доку­мента.

Пятого декабря 1994 года в ходе Будапештского саммита государств—участников ОБСЕ состоялся обмен ратификацион­ными грамотами по Договору о СНВ-1. С этого момента документ вступил в силу и началась его практическая имплементация сторонами. В тот же день документы о присоединении Украины к ДНЯО были переданы Президентом Украины Л. Кучмой го­сударствам-депозитариям. Лидеры четырех государств — Украины, США, Великобритании и России — подписали в Бу­дапеште Меморандум о гарантиях безопасности Украины. В этом документе фиксировались обязательства ядерных госу­дарств, связанные с национальной безопасностью Украины в соответствии с общепризнанными принципами международ­ного права. Кроме того, в этот же день в одностороннем поряд­ке гарантии безопасности были предоставлены Украине Фран­цией и Китаем.

Однако эпопея ядерного разоружения на этом не закончи­лась. В 1995 году мы ожидали важного форума — конференции стран—участниц ДНЯО, на которой должны были принять решение о продлении действия настоящего Договора. Украине была отведена одна из ведущих ролей на этом мероприятии. Во-первых, мы только что присоединились к настоящему До­говору как государство, которое не владеет ядерным оружием. Во-вторых, впервые в истории наша страна продемонстрирова­ла пример добровольного отказа от ядерного оружия, которое было размещено на ее территории.

Делегация Украины первой выступила на официальном заседании Совета Безопасности по этому вопросу. Как постпред при ООН, я приложил немало усилий к тому, чтобы именно украинский представитель открывал дискуссию. Вопрос о ра­зоружении был у меня на особом контроле. На одном из приемов я узнал от коллеги о подготовке заседания и поручил подгото­вить ноту в адрес председателя Совета Безопасности с просьбой пригласить украинскую сторону принять участие в обсуждении упомянутого вопроса согласно временным правилам процеду­ры Совета Безопасности. Поскольку наш документ первым поступил в секретариат, в соответствии с существующей прак­тикой мы и открывали официальное заседание Совета Безопас­ности.

По итогам дебатов была принята резолюция 984 Совета Безопасности. В ней было указано, что постоянные члены СБ ООН — США, РФ, Франция, Великобритания и Китай — будут принимать безотлагательные меры согласно Уставу ООН в случае, если государства, не владеющие ядерным оружием, станут жертвой акта агрессии или объектом угрозы агрессии с применением ядерного оружия. Пятерка ядерных стран также согласилась предоставлять необходимую помощь государствам, ставшим жертвой агрессии.

Это заседание стало прелюдией Конференции 1995 года по рассмотрению и продлению срока действия Договора о нерас­пространении ядерного оружия (ДНЯО), которая состоялась между 17 апреля и 12 мая в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. В рабо­те форума приняли участие делегации 175 стран — участников ДНЯО (по состоянию на 12 мая 1995 года сторонами Договора были 179 стран).

Работа конференции проходила в три основных этапа. На первом этапе состоялась общая дискуссия, во время которой делегации изложили свои принципиальные позиции в отно­шении функционирования ДНЯО и продления сроков его действия. На втором этапе состоялось рассмотрение процесса выполнения участниками Договора его положений. На треть­ем — заключительном — этапе конференция окончательно согласовала ряд финальных документов и одобрила ряд прин­ципиальных решений, в том числе связанных с бессрочным продлением срока действия Договора.

В последующие годы Украина вступила на путь эволюции своих отношений с НАТО от категорического неприятия до особого партнерства. Мы уже говорили о важности того факта, что наше сближение с НАТО было эволюционным, а не революци­онным. В основе этого сближения всегда лежало не желание быть с кем-то против кого-то, а четкое осознание того, что Украина должна стать неотъемлемым элементом европейской и мировой архитектуры безопасности, зоной стабильности на довольно неспокойном постсоветском пространстве.

В то время как в начале девяностых Украина находилась в водовороте геополитических перемен, охвативших континент, НАТО, как мне кажется, сумело не только в совершенстве изу­чить природу этих процессов, но и выработать адекватные модели и формы поведения, с помощью которых можно было бы эффективно отвечать на брошенный вызов. В ходе «холодной войны» усилия НАТО были направлены на противодействие Советскому Союзу как самой реальной существующей угрозе.

Первые контакты Украины с НАТО состоялись осенью 1991 года. Это были довольно несмелые и осторожные движе­ния как с одной, так и с другой стороны. Государство с третьим ядерным потенциалом в мире и мощнейший в мире военно-политический блок словно присматривались друг к другу. Од­нако уже тогда стало очевидным, что в этих взаимных взглядах совершенно нет враждебности, а доминирует доброжелатель­ность, возможно — вместе с некоторой неуверенностью.

Следующим этапом в отношениях с Альянсом стал первый визит в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе Президента Украины Леонида Кравчука 8 июля 1992 года. Визит преследовал двой­ную цель: с одной стороны, это был первый шаг в развитии двусторонних отношений с Бельгией, а с другой — это была своеобразная презентация возрожденной Украины в штаб-квартирах центральных европейских структур — Европейского Союза и НАТО.

Здесь необходимо отдельно рассказать о штаб-квартире НАТО. Это, по сути, политический штаб Альянса и место по­стоянного пребывания Североатлантического совета. Там раз­мещаются национальные делегации стран-членов, в состав которых входят глава делегации или постоянный представитель и национальный военный представитель. Каждому из них в работе помогают гражданские и военные советники, а также должностные лица, которые представляют свои страны в раз­личных комитетах НАТО. Здесь также размещаются Генераль­ный секретарь НАТО, международный секретариат, председа­тель военного комитета НАТО и международный военный штаб, а также ряд специализированных учреждений Альянса. Всего в штаб-квартире НАТО на постоянной основе работает более трех тысяч человек. Почти половина из них являются членами национальных делегаций или дипломатических представи­тельств и миссий связи. В главном здании штаб-квартиры располагаются не только кабинеты и конференц-залы, но и почта, банк, парикмахерская, ресторан, кафетерий и даже бюро путешествий. Одним словом, город в городе. Первая штаб-квартира НАТО находилась в Лондоне. В 50-х и 60-х годах НАТО базировалось в Париже, а уже позже передислоцировалось в Брюссель.

В потоке мирового развития. В силу профессиональной специфики дипломат привыкает измерять свою жизнь определенными отрезками времени: от визита до визита, от командировки до возвращения. Отсюда и стремление привязать течение времени к определенным событиям, происходившим в профессиональной карьере и в жизни Украины, стремление придерживаться более или менее четкой хронологии событий, которые сопровождали деятельность украинской дипломатии на каждом отдельном направлении в первые годы независимого существования на­шего государства.

Украинская внешняя политика также выстраивалась от события до события, от проблемы до проблемы. Исторические события перемежались с рутинными, сливаясь в единый все время меняющийся и шумный поток. Это так называемый «комплекс повара»: если через твои руки проходит весь материал, из ко­торого делается политика, то и события воспринимаешь не­сколько в иной перспективе по сравнению с читателем первых полос центральной прессы. Так, например, повар смотрит на меню в ресторане иначе, нежели гурман, который зашел пола­комиться новыми деликатесами.

Еще труднее быть на все сто процентов объективным по отношению к стране, которую любишь и которой отдал свою жизнь. В этой невозможности быть полностью объективным, очевидно, состоит еще одна проблема и одновременно привле­кательность мемуарного чтива. Ведь сухие и объективные дан­ные можно получить в любой энциклопедии.

Итак, позволю себе в заключение дать еще несколько своих заранее субъективных и поэтому необязательно истинных оценок первых двенадцати лет Украины на международной арене.

За эти годы Украина повзрослела. Те взгляды и представления, с которыми мы отправились в независимое плавание, кажутся с позиций сегодняшнего дня несколько на­ивными и романтичными. Но это был наш путь, который мы должны были одолеть собственными усилиями.

Что касается внутреннего развития государства, то этот путь был долгим и более сложным, нежели у наших соседей, таких, например, как Польша. Следует признать, что наша политиче­ская элита оказалась во многом не готовой к существованию в условиях независимости. В костюм национальной элиты независимой Украины в значительной степени втиснулся все тот же бюрократически-партийный аппарат, против которого голода­ющие студенты протестовали на холодном мраморе площади Октябрьской революции в 1990 году.

В первые годы независимости многих «реформато­ров», которые всем сердцем радели за то, чтобы Украина по возможности скорее стала богатым европейским государством, но все, на что они были способны, — это использовать старый советский инструментарий с легким украинским «флером».

Даже если «наверху» принимались верные решения, их выполнение возлагалось на бюрократический аппарат, который априори не мог решать проблемы Украины. Он был частью этих проблем.

Поэтому не будет преувеличением сказать,

что первые попытки реформ в Украине в значительной степени разбились о «кадровый вопрос». Отсюда — сложность и непоследователь­ность реформ, отсюда — хрупкость моральных критериев, ко­торая так быстро передавалась от «верхов» к «низам». Отсю­да — крайности, в которые Украина так легко впадала в начале независимости.

Во внешнеполитическом плане эта внутренняя болезнь Украины сначала была не очень заметной для наших партнеров за границей. Но с течением времени, когда наши соседи нача­ли — более или менее быстро — обгонять на автомобилях ре­форм Украину, которая все еще плелась на обочине в своем устаревшем автомобиле советского образца, стало понятно, что мы живем не в таких реалиях, как наши соседи на Западе.

Украинскую дипломатию я бы вынес за скобки устаревшего государственного аппарата, который был частью проблемы. Прошу усматривать в этом не корпоративную солидарность и не попытки оправдать себя, а констатацию фактов.

Вместо утопических представлений о мгновенном вхожде­нии Украины в Европу мы выработали достаточно стройную линию европейской и евроатлантической интеграции. Украин­ская дипломатия стала соавтором разумной и положительной стратегии Украины в направлении расширения ЕС и НАТО. В конце концов, я не был бы дипломатом, если бы еще раз не отметил: из довольно спорадических зачатков, которые су­ществовали в советские времена, мы создали собственную стабильную дипломатическую службу, способную решать слож­ные вопросы. Службу, которая пока еще уступает мировым стандартам дипломатии, но, как мне кажется, отличается от других постсоветских систем МИД более высоким профессио­нализмом, инициативностью и мобильностью. Мы создали разветвленную систему дипломатических представительств за границей — обязательный атрибут независимого государства. Во многом именно благодаря этой инфраструктуре наша стра­на перешла из разряда политических новичков в разряд поли­тических средневесов Европы.

Основные вопросы, которые беспокоили нашу дипломатию в начале независимости, на сегодня решены: найдено равнове­сие в отношениях с Россией, над Украиной больше не нависает проблема ядерного потенциала, у нас достаточно высокое ре­номе на международной арене, мы поддерживаем партнерские отношения с ключевыми международными игроками.

В начале XXI века внеш­няя политика — это уже не минное поле для независимой Укра­ины. Я бы его сравнил с ржаным полем, которое принесло бо­гатый урожай и принесет еще не один.

И хотя впереди остаются проблемы, не менее сложные и важные, чем наше признание в мире и развитие положительных отношений с нашими соседями, моя интуиция (или врожден­ный оптимизм?) подсказывает, что их решение украинскому государству по силам. Украина займет достойное место в Ев­ропе, станет богатой и сильной.

Тринадцати лет независимости было вполне достаточно, чтобы осознать: в долгосрочном плане удачную внешнюю по­литику можно сформировать только в сочетании успешной дипломатии с положительным внутренним развитием государ­ства. По большому счету, успешная внешняя политика — это оптимальное объединение экономической мощи и интеллек­туального потенциала нации. И если это так, то становление современной, высокообразованной и высоконравственной эли­ты (частью которой должна быть дипломатическая служба) является не менее важной задачей, чем успешная реализация экономической реформы.

Эта новая элита должна найти для Украины прямой и опти­мальный путь в непростых реалиях современных международ­ных отношений. Каким будет этот путь?

Когда Украина стала независимой, начался процесс стремительного роста новой дипломатической службы, у кото­рой с системой МИД УССР был разве что общий корень. Этот «пубертатный прыжок роста» украинской дипломатии длился, по крайней мере, до 1995 года. В результате появилась молодая дипломатия, надо признать, с немалым количеством слабых мест. Но политическая зашоренность, характерная для советской бюрократии, не входила в число ее недостатков. Наша молодая дипломатия была скорее слишком романтичной, не­жели циничной, скорее слишком нетерпеливой, нежели безна­дежной.

В сложных условиях первых лет независимости у нашей дипломатии были свои, довольно жесткие ограничения. Мы могли разъяснить иностранцам проблемы Украины, мы могли убедить их в искреннем желании реализовать реформы, но мы не могли предъявить реальные успехи. «Москва слезам не ве­рит», — говорит пословица. Еще меньше верят Брюссель и Вашингтон, Лондон и Париж клятвам на верность рыночным реформам, если они своевременно не подкрепляются успехами. И все же, по моему твердому убеждению, украинская диплома­тия выполнила свою главную обязанность перед нацией — от­крыла для нее дверь в мир и обеспечила постоянное присутствие Украины в международных отношениях.

Сегодня мы, украинцы, более объективно оцениваем свои силы, нежели десять лет назад (хотя, наверно, и не показали еще полностью, на что способны). Мы закрепились на между­народной арене, перестали быть в представлении наших парт­неров, где могут подкарауливать опасности. Вместе с тем мы перестали быть в собственном представлении и пупом земли, претендующим на исключительное место в мировых структурах.

Мы знаем, что, с определенной степенью упрощения, дости­жение успеха в современной Европе строится по четкой и в принципе доступной для всех схеме: демократические ценнос­ти плюс продуманная либеральная экономика. Последова­тельное применение в государственной политике этих двух ингредиентов приводит к экономическому росту и внешнепо­литическому утверждению так же неизменно, как атлантические циклоны вызывают на нашем континенте дожди и снег. В сугубо психологическом плане я добавил бы к этим полити­ческим ингредиентам терпение и веру народа в успех. Украин­ский народ известен своим терпением. Нам, кажется, не свойст­венно впадать в крайности. И все же, когда речь идет о внешней политике, то наша самокритика нередко выходит за пределы допустимого. Если внешнеполитические достижения Украины не приводят к стопроцентному успеху, то они истолковываются как ошибочный компромисс. А когда мы действительно идем на компромиссы, то они истолковываются как поражения. А поскольку внешняя политика процентов на девяносто пять состоит из более или менее «ошибочных» (в соответствии с нашей классификацией) компромиссов, то соответственно критическим является и отношение рядового украинца к до­стижениям собственной дипломатии.

На самом деле я убежден, что во внешней политике Укра­ины в девяностые годы XX века наряду с некоторыми ошиб­ками и непоследовательностью были и безусловные достиже­ния. Народу Украины необходимо осознание этого позитива. Он, как воздух, нужен всем нам для морального самоутверж­дения в собственных глазах. Прежде всего, Украина может гордиться своим весомым вкладом в копилку европейской безопасности. Благодаря тому, что она смогла решить очень сложные проблемы в украинско-российских отношениях, вы­играли не только наши страны, но и весь европейский конти­нент. Можно сказать, что мирное урегулирование украинско-российских коллизий вокруг Севастополя и Черноморского флота, а также стабилизация ситуации вокруг АРК стали клю­чевыми факторами для преобразования Черного моря в зону мира и стабильности.

Основой стратегического партнерства с Соединенными Штатами и Европейским Союзом стало решение вопроса о ядерном потенциале Украины. Он был еще одной опасной ми­ной, доставшейся нам по наследству от «холодной войны», которую нам удалось успешно обезвредить. Действительно, это была уступка, но уступка достаточно зрелого государства, осо­знающего собственные интересы. Взамен мы получили безу­словный политический капитал — гармоничное и быстрое вхождение в мировое сообщество государств.

Убежден лишь в том, что Украина и в дальнейшем будет продолжать утверждаться как европейское государство. Опасе­ния относительно потери независимости (де-юре или де-факто) я считаю безосновательными.

Одним из важных достижений последних лет я считаю то, что мы больше не воспринимаем независимость как конечную цель исторического развития нашего народа.

Независимость является действительно ключевым моментом на нашем пути, но после того, как этот момент пройден, независимость превра­щается из цели в инструмент — идеальный инструмент защиты национальных интересов. Поэтому задача Украины состоит не в том, чтобы побить все возможные рекорды независимости, а в том, чтобы использовать этот инструмент максимально ра­зумно.

На географической карте можно найти слишком много таких стран, которые добились независимости, но дальше этой про­межуточной станции их поезд так и не тронулся на пути к успеху. Ни для кого не секрет, что для некоторых из этих стран независимость стала, по сути, подтверждением невозможности самостоятельно решать свою судьбу. Украина не должна при­соединиться к этой печальной плеяде геополитических аутсай­деров. Этого не произойдет, если мы не утратим основной способности, необходимой любой стране в эпоху глобализации: способности меняться вместе с миром, способности находиться в потоке мирового развития, а не в спокойной, но стоячей при­брежной воде.

Европейский путь развития является для Украины действи­тельно безальтернативным, хотя сегодня уже с уверенностью можно сказать, что он не будет точным повторением польского пути. Одна из сложностей интеграции Украины в европейские и евроатлантические структуры состоит в том, что, независимо от наших внутренних коллизий, Европа пока не научилась (или просто не готова по политическим соображениям) видеть в украинцах полноценных европейцев, способных в перспективе претендовать на место в ЕС. О причинах этого можно говорить довольно долго, а еще дольше — спорить. Чем многие полито­логи и рядовые граждане успешно занимаются и будут зани­маться в последующие годы. В этом таится и определенная опасность: вопрос «кто виноват?» может в определенное время затмить действительно ключевой для Украины вопрос «что делать?». Надеюсь, что этого не произойдет.

Я рассматриваю споры по поводу прошлого и будущего Украины как дипломат, а не как политик. Меня интересуют возможность, время и условия вступления Украины в европей­ские и евроатлантические структуры, а не те игры, которые могут вестись вокруг этого внутри Украины.

С этой сугубо праг­матической точки зрения профессионала, не первый год зани­мающегося проблемами внешней политики, осмелюсь дать следующий совет. Нам не надо слишком сильно переживать по поводу того, что мир пока не видит того положительного и действительно европейского, что заложено в Украине.

Конечно, государству, как и отдельному человеку, необходимо признание, но не всегда оно дается авансом. И в нормальной жизни, и в политике случаются ситуации, когда определенные вещи надо доказывать своими действиями. Украина должна доказать, что политическая перспектива участия в объединенной Европе, в свое время, в сущности, автоматически открытая для ее соседей, должна быть открыта и для нее.

Как бы там ни было, наша судьба находится в наших руках. Лучшим аргументом, который устранит любые имеющиеся или предполагаемые сомнения по поводу нашей европейской пер­спективы, было бы успешное экономическое развитие и даль­нейшее демократическое становление Украины. Если Европа будет заинтересована в сотрудничестве с нами, она сама снимет все искусственные барьеры, которые пока еще существуют на пути Украины к европейскому дому.

Да, мы были и, я думаю, еще долгое время будем располо­жены на геополитической границе между Европейским Союзом, Россией и Азией. В условиях слабой экономики и непоследова­тельной дипломатии такое расположение могло бы прямо привести к созданию на нашей территории «санитарной зоны» в худших традициях XIX века. Но в условиях последовательной реализации реформ, открытости для инвестиций, стабильной внутренней ситуации и общего мирного развития на евразий­ском пространстве такое расположение может стать для Укра­ины бесценным геополитическим подарком.

Чтобы воспользоваться им, мы должны, во-первых, разви­ваться как европейское государство (так как европейский путь — это залог экономического и политического успеха), во-вторых, поддерживать добрососедские отношения с Россией и, в-третьих, проявлять последовательность, оперативность, нестандартность дипломатических подходов к развитию парт­нерских отношений с США. Рискую получить очередную пор­цию критики со стороны внешнеполитических ортодоксов, но я все же не вижу для Украины иного пути, нежели поддержание партнерских отношений на всех трех направлениях, избранных нами в качестве стратегических: ЕС, США, Россия. Без парт­нерства с США и Россией не будет настоящего партнерства с ЕС, а без партнерства с ЕС не будет европейской Украины. Мы должны направить экономические возможности Укра­ины на формирование крупного, стабильного, выгодного и близкого к основным инвесторам рынка. Тогда как целый ряд политиков в Европе все еще мыслит категориями «холодной войны» (это проявляется в том, что они все еще продолжают считать континент разделенным на зоны влияния), Украина должна вырваться из плена этих стереотипов и показать: одно­временное партнерство с ЕС, Россией и Соединенными Штата­ми — это не абсурд, а нормальное развитие для транзитной страны в многополярном региональном окружении. Тем более, что в мире существуют прецеденты подобной расстановки при­оритетов в исполнении стран, которых отнюдь не назовешь неудачниками. Южная Корея, например, имеет трех стратеги­ческих партнеров — США, Россию и Китай.

Я согласен с теми политологами, которые утверждают, что в начале нового столетия геополитический вес Украины явля­ется более низким, нежели десять лет назад, когда от России, нависавшей над Европой, исходила потенциальная опасность. Однако, во-первых, никто не говорит, что геополитический вес должен быть нашим главным козырем. А во-вторых, как бы там ни было, геополитический вес Украины всегда будет более высоким, чем у большинства наших соседей по Центральной и Восточной Европе.

Украина была и остается кратчайшим и самым естественным путем из Европы в Азию. Украина и Турция определяют поли­тическую погоду на Черном море. Наконец, Украина — это «солнечное сплетение» газотранспортных путей, паралич ко­торого за считанные недели обесточил бы двигатель Европы. В этом наша великая сила и ответственность, которую мы пока еще не осознаем в полной мере, а кое-кто и вообще восприни­мает ее как фактор зависимости Украины от других государств. Напротив, я вижу в нашем геополитическом расположении фактор зависимости других государств от Украины. Правда, мы еще должны научиться цивилизованно использовать этот фак­тор, не допуская превосходства, самоуверенности и безответ­ственности, которые могут на многие годы испортить реноме транзитной страны.

Понимая все эти вещи, элементарные с точки зрения геопо­литики, мне особенно досадно видеть, насколько упрощенно иногда воспринимаются в Украине наши отношения с ЕС и НАТО. В соответствии с этими представлениями,.3апад ждет от нас однозначного заявления о том, что мы переходим на их сторону в противостоянии с Россией. Поэтому любой украин­ско-российский саммит, любая договоренность о реализации крупных проектов с Россией воспринимаются как измена евро­пейскому выбору. Как мне кажется, это опасная и вредная для Украины иллюзия.

Современная Европа — это не поле битвы между двумя ла­герями. Это новое политическое пространство, которое все еще находится в процессе своего становления и которое, к счастью, дает таким государствам, как Украина, возможность самим определять свою судьбу. Может быть, пройдут годы, прежде чем мы все полностью осознаем, насколько исторически изменилась и непривычно новой для нас стала та Европа, в которой Укра­ине после ее многовекового отсутствия выпало снова занять свое место.

В этом новом политическом окружении Украина тем большую ценность представляет для Европейского Союза и НАТО, чем лучше у нее складываются отношения с Россией. Разумеется, все это соответствует действительности лишь при условии, что в развитии украинско-российского стратегического партнерства мы не переступим ту грань, за которой нас может подстерегать утрата суверенитета.

Понятно также, что на границе Европы и России Украина не должна уподобиться геополитической летучей мыши, кото­рую птицы не признавали своей, поскольку она была мышью, а грызуны не принимали к себе, поскольку она все же летала. Украина — это Европа, а не Россия, и наш исключительный приоритет состоит в построении сильного государства именно в европейских политических традициях. Но этой цели мы не достигнем, если в отношениях с Россией подозрительность и отрицательное мышление одержат верх.

Поэтому повторяю: что с теми или иными коррек­тивами, но внешнеполитический курс, определенный в первые годы XXI века, будет сохранять свою актуальность для Украины и в дальнейшем: европейская и евроатлантическая интеграция при поддержании стратегического партнерства с Россией. Важ­но, чтобы эта политика проводилась искренне и последователь­но — не как следствие непостоянной политической конъюнк­туры, а как результат сознательного выбора нации. Нации, которая, с одной стороны, избрала проверенную и успешную европейскую модель развития, а с другой — стремится под­держивать дружбу и партнерство со своим самым большим соседом.

Искренней и последовательной должна быть и наша поли­тика по отношению к другому стратегическому партнеру Укра­ины — Соединенным Штатам Америки. В геополитическом плане мы для американской внешней политики еще более важны, чем для ЕС (он, в сущности, все еще формирует консо­лидированную внешнюю политику, и неизвестно, когда завер­шит это формирование). Независимо от того, останутся США мировым лидером или превратятся в мировую империю (скорее всего, они так и будут балансировать между этими двумя перс­пективами), Украина будет привлекать к себе пристальное внимание американской дипломатии. Американские стратеги лучше остальных понимают: Европа с независимой Украиной и Европа без независимой Украины — это две абсолютно разные геополитические величины.

Причины этого довольно хорошо отразили в свое время такие признанные аналитики, как Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский. К их видению я могу добавить лишь одно. Соеди­ненные Штаты, Россия, ЕС — все они имеют свой сугубо инди­видуальный интерес к Украине. Мы существуем на рубеже этих интересов и вправе их использовать, но это не означает, что наша внешняя политика должна стать средним арифметиче­ским интересов наших партнеров. Украина должна стремиться утвердиться в международных отношениях как самостоятель­ный фактор, а не как средство усиления или ослабления рос­сийского, американского или любого другого влияния.

Размышляя абстрактно, Украина могла бы с легким сердцем променять свой хваленый геополитический вес на экономиче­ское и политическое влияние, характерные для успешных восточно-европейских стран. Ведь геополитический вес — это свойство определенной территории. А экономическое и поли­тическое влияние — свойство определенной нации, и нации успешной.

Украина оставалась бы геополитически важной для России, Европы, Соединенных Штатов, даже если бы она была безлюд­ной пустыней. Не рискуя ошибиться, скажу, что целый ряд политиков во всем мире именно так и воспринимают нас — как важную территорию. Мы же должны стать важной нацией. Таким я вижу наш путь во внешней политике — от территории к нации. Успешность этого пути тоже определяется, прежде всего, элитой, людьми, которые на американском политическом сленге называются «лица, принима­ющие решения».

Учитывая историческую специфику Украины, не стал бы исключать, что в перспективе наша национальная элита, как и сто пятьдесят лет назад, снова разделится на крыло «западни­ков» (на этот раз не только проевропейских, но и проамериканских) и «славянофилов» (как всегда, ориентированных на Россию).

Украина пока еще не прошла этот путь до конца. Украино­язычный Запад и русскоязычный Восток живут довольно обо­собленно, занятые собственными представлениями и интере­сами. На данном этапе их объединяют скорее исторические обстоятельства, из-за которых они оказались в одном государс­тве, нежели общее историческое призвание и принадлежность к одной нации.

Нет сомнений в том, что в дальнейшем эта ситуация изме­нится. Украинцы возродятся как единая нация благодаря национальной идее, которая объединит Запад и Восток нашей страны. И мне кажется, что лучше всего на эту роль подходит идея построения европейской Украины. Скажем, по польским, венгерским, чешским образцам. Но, конечно, с украинской спецификой, которая состоит, в частности, в стратегическом партнерстве с Российской Федерацией. Осмелюсь прогнозиро­вать, что показателем успешности этого развития будет членство в ЕС. Но не самым главным показателем. Еще раз повторю: главным признанием нашего успеха будут не внешние, а внут­ренние факторы: богатство и демократичность Украины, уве­ренность украинцев в будущем своих детей и в собственной обеспеченной старости.

И еще одно, на первый взгляд, из другой области, но на са­мом деле — из той же. Достаточно вспомнить коллизии вокруг ядерного потенциала и прочие проблемные вопросы первого десятилетия независимости, чтобы понять: проблемы внешней политики Украины носят не только политический и экономи­ческий, но и психологический характер. Если мы хотим быть успешными на мировой арене, то должны усвоить, что искус­ство международной политики — это искусство принимать решения и после их принятия идти по выбранному пути до конца. Слово, сказанное на переговорах каким-либо чиновни­ком, — это честное слово, данное от лица государства.

К сожалению, во внутренней политике Украины честное слово политика весит не так много (за очень редкими исклю­чениями), и это, бесспорно, наносит вред развитию государства. Впрочем, этот вред намного больший, если непродуманные или несогласованные вещи звучат за столом переговоров с ино­странными партнерами. Тем самым подрывается авторитет государства. И при этом неважно, насколько весомые аргумен­ты звучат позже в оправдание отхода от данного Украиной обещания. В международной политике сказанное слово весит иногда больше, чем приговор самой высокой судебной инстан­ции. Поэтому, кстати, к базовому инструментарию дипломата испокон веков принадлежала способность рассыпать направо и налево вежливые, но политически пустые фразы, не говорить ни «да», ни «нет».

Как ни парадоксально это звучит, но современные между­народные отношения живут по довольно четким, хотя и несколько странным моральным законам. Образно говоря, в международной политике допускается увидеть тонущего чело­века и молча пройти мимо. Но если ты все же откликнулся на зов о помощи, то должен идти и спасать.

В качестве иллюстрации можно привести позицию Ев­ропейского Союза относительно возможности вступления Украины в эту организацию. ЕС, бесспорно, заинтересован в положительном развитии отношений с нашей страной, но пока мне не понятно, станет ли она когда-нибудь членом ЕС. По­этому, невзирая на довольно настойчивые призывы Украины, европейские политики не открывают для нее перспективы членства, ограничиваясь намеками на «политику открытых дверей».

Вывод: пока у европейцев нет уверенности в том, что в момент Икс они могут принять Украину в свои ряды, не стоит ждать от них авансов в отношении возможного; принятия Украины в Евросоюз. Должен признать, что это было доволь­но неожиданное осознание не только для украинской внешней политики в целом, но и для меня лично. В начале девяностых, наблюдая за тем, как быстро была дана европейская перспек­тива нашим восточно-европейским соседям, я рассчитывал, что аналогичные авансы получит и Украина.

И вместе с тем свидетельством того, что позиция ЕС по отно­шению к собственным партнерам является достаточно честной. Пустых обещаний ЕС не дает.

Эти сомнения могут еще больше укрепиться, учитывая те глубокие трещины, которые прошли по корпусу корабля под названием «Европейский Союз» во время иракской войны 2003 года. И все же, каким бы сильным ни был американский фактор, из-за которого произошел раскол, я все-таки уверен, что будущее Европы — в руках европейцев. Они сами будут решать, на какие политические жертвы они готовы пойти для осуществления европейской мечты и насколько серьезной ока­жется эта мечта в свете иракских событий. Конечно, этот аспект не столько дает ответ, сколько выносит на поверхность новые вопросы. Но, как мне кажется, он все еще оставляет для объ­единенной Европы все варианты открытыми и дает основания надеяться, что трещины не превратятся в пробоину, из-за ко­торой пойдет ко дну колоссальный политический проект евро­пейского единения.

Что касается НАТО, то, несмотря на иракскую войну, думаю, что будущее этой организации более определенное. В отличие от ЕС, в этом случае американский фактор является консоли­дирующей силой. Пока США являются единственной мировой сверхдержавой, которая в политическом, экономическом и военном плане возвышается над другими, как Эверест над монгольскими степями, НАТО, несомненно, будет самой мо­гущественной военно-политической силой, способной на вме­шательство в любой точке планеты. Интерес Украины к Аль­янсу является четко выраженным и очевидным.

На направлении евроатлантической интеграции перспек­тива Украины является значительно более близкой, чем в случае с Европейским Союзом. В отличие от ЕС, НАТО декла­рирует по отношению к Украине политику открытых дверей. Причин для этого много. Не последняя из них состоит в том, что проездной билет на натовский поезд стоит меньше, чем на еэсовский. Кроме соображений безопасности и политического эффекта, вступление Украины в НАТО имело бы и сугубо пси­хологический, но, возможно, самый важный эффект: оно по­может преодолеть ту разделительную линию, которая суще­ствует в сознании многих европейцев, оставляя Украину за бортом основной Европы.

Еще раз повторяю: мы получим полноценное европейское признание тем скорее, чем скорее абстрагируемся от этих ис­торических комплексов и чем скорее сосредоточимся на развитии экономически сильной и демократической Украины. Выход из исторического заколдованного круга можно найти, лишь разорвав его за счет принципиально новых факторов, которые разрушают старые схемы. В данном случае новым и решающим фактором может стать успех Украины как демо­кратии и как экономики. Конечно, более выгодным был бы вариант, испытанный восточно-европейскими странами: эко­номический успех с одновременным вхождением в новую Европу. Но, к сожалению, этот путь пока остается для нас за­крытым. С точки зрения сегодняшнего дня, это довольно пе­чальная констатация, но отнюдь не вердикт против европей­ской Украины.