Смерть и бессмертие
Существенными аспектами религиозной антропологии являются танатология и эсхатология. Основной вопрос этих учений о смерти и событиях за ее порогом с предельной отчетливостью сформулирован в библейской Книге Иова: «Когда умрет человек, то будет ли он опять жить?». Смерть и бессмертие – это религиозная, нравственная, философская проблема, неразрывно связанная с пониманием сущности человека и смысла его жизни. Обещание спасения, бессмертия, загробной блаженной жизни составляет основу религиозной надежды, не удовлетворяющейся представлением о смерти как прекращении жизнедеятельности, когда заканчивается и индивидуальное существование человека как личности. Жизнь после смерти – это религиозное представление и богословское учение, согласно которому умерший продолжает существование либо как духовное существо в высшем мире – местопребывании божества (на небесах), или в низшем мире – месте наказания, обиталище враждебных божеству сил (преисподней); либо как целостное телесно-духовное существо, перевоплощающееся в этом мире (или иных, высших и низших мирах); либо существо, восстанавливаемое божеством в воскрешении из мертвых. Представления о посмертном существовании составляют базисный элемент религии с доисторической эпохи и реконструируются в палеолитических рисунках. В подавляющем большинстве религий существует воззрение, что смерть не означает конца личного существования, и между потусторонней жизнью и потусторонним миром есть необходимая связь. Смерть человека рассматривается как гибель его тела, от которого отделяется душа, продолжающая существование в потустороннем мире, дожидающаяся там воскресения, нового соединения со своим одухотворенным телом, воплощающаяся в новое земное или какое-то иномирное (райское, адское) тело. В архаических родоплеменных религиях загробная жизнь представлялась продолжением земной, а душа – двойником человека. Эволюция религий связана с усложнением этих представлений и введением в них спиритуалистического и этического компонентов.
В большинстве религий есть верования, что высшее начало в человеке, часто именуемое душой, продолжающее жить и после смерти, может оказывать влияние на дела живых людей.
Поэтому они стараются установить связь с душами, духами предков, заручиться их покровительством.
Смерть (основной экзистенциальный феномен, выражающий и подчеркивающий конечность человеческой жизни и связанное с ним вечное стремление человека избавиться от нее).
ЖИЗНЕННЫЕ МИРЫ ЧЕЛОВЕКА: ЕДИНСТВО И СПЕЦИФИКА Социальная антропология сосредоточивает свое внимание на людях как творцах, конструкторах социальной реальности. Важнейшей при этом является проблема изучения процесса социального бытия культуры, т.е. отобранного, ценностно окрашенного и семиотически выраженного позитивного опыта жизнедеятельности множества людей. Такой опыт возникает в различных сферах и, поскольку в опыте невозможно отделить друг друга сознание и действие, социальное бытие культуры может быть изучено лишь посредством исследования жизненных миров человека (людей). Различение миров человека по гносеологическому признаку (по соотношению бытия и сознания) позволяет нам описывать и объяснять общество и как объективную, и как субъективную реальность. Любое взаимодействие людей характеризуется «слитностью» условий, интересов, разума и реальных действий его участников, следовательно, необходимо применять феноменологический подход
Феномен (греч.)- являющееся, т.е. то, что воспринимается в чувственном познании, в отличие от сущности явления, обнаруживающейся в рефлексии.
В социальной антропологии это выражается в том, что в основу различения миров человека мы должны положить основные феномены существования человека.
Это труд (способ жизнеобеспечения), господство (доминирование и связанная с ним борьба в любых сферах жизнедеятельности), любовь (самоидентификация и солидарность с особо значимым существом, соучастие в его жизни: божеством, святыней, лидером, лицом противоположного пола, родственниками и близкими и т.д.), игра (свободная деятельность как дарящая блаженство), смерть (основной экзистенциальный феномен, выражающий и подчеркивающий конечность человеческой жизни и связанное с ним вечное стремление человека избавиться от нее). Жизненные импульсы, исходящие из этих феноменальных источников, формируют и миры человека, так или иначе регулируемые соответствующими институтами. В то же время эти миры являются компонентами общества как субъективной реальности, ибо эти феномены — не только бытийные способы человеческого существования: они также и способы понимания, с помощью которых человек понимает себя как трудящегося, как любящего, как борца, играющего и смертного, и стремится через такие смысловые горизонты объяснять одновременно бытие всех вещей.
Мои жизненные миры — это осознаваемые мною реальности, расположенные и за пределами моей повседневной жизни. Моя идентификация, самоотождествление с этими мирами зависит от силы воздействия на меня этих реальностей, с одной стороны, и от моего прагматического или познавательного интереса к ним — с другой. В то же время мы все живем как бы одновременно в прошлом (социальная и индивидуальная память, традиции), в настоящем (актуальные потребности, уровень и степень их удовлетворения), и будущем (надежды на лучшее будущее, индивидуальные и социальные проекты). Все это причудливо переплетается в жизни каждого. Каждый мой жизненный мир — и мир других, следовательно, наше взаимопонимание и взаимодействие в этом мире протекают в рамках той культуры, которая ценностно-нормативно скрепляет воедино эти миры. На поверхности иногда это выглядит как система субкультур, расположенных в едином социокультурном пространстве (культуры различных сообществ, этнокультуры). Известно, что обстоятельства в той же мере творят людей, в какой они сами творят эти обстоятельства. Участвуя в жизненных мирах, я соприкасаюсь и с «обстоятельствами» этих миров, следовательно, я так или иначе содействую формированию и развитию у себя и у других людей человеческих качеств, необходимых для жизни в данном мире. Этот момент, эмпирически наблюдаемый и фиксируемый, требует от нас методологического поворота в понимании человеческого сознания. Думается, что буквальное понимание сознания как результата отражения в мозге жизненных реалий, следовательно, некоторой его инерционности, приводящей к «отставанию сознания от бытия», сужает наши эвристические возможности в области антропологии. Сознание человека надо рассматривать в двух планах: в мире повседневной жизни, где основным актором всего сущего выступает действие (труд, деятельность вообще), сознание человека есть необходимый атрибут жизни, в трансцендентальных же мирах мышление, понимание и самопонимание человека являются способом жизни. В информационном обществе, в котором возникают символические и виртуальные миры, именно сознание человека является непосредственным творцом, главным актором этих миров. Поскольку высшим иерархом среди жизненных миров человека выступает мир повседневной жизни с ее принципами «здесь и сейчас» и «лицом к лицу», то в основе конструирования остальных миров лежит принцип жизнеподобия (образцом выступает повседневная жизнь). Это касается всех миров, как бы далеко они ни отстояли от повседневности и как бы фантастически в них ни переплетались друг с другом реалии повседневности. Принцип жизнеподобия этих миров (например, в картинах С.Дали либо в мире сновидений) реализуется посредством символико-знаковых систем, связывающих воедино все миры человека через него и в нем. Так мы выходим на проблему коммуникативных связей между жизненными мирами человека и с ним самим, а следовательно, связей между множеством людей как участников динамики этих миров.