2. Советский период: «от темной, бедной крестьянки» к «новой породе женщин» (с начала 20-х годов хх века)

Словосочетание «женщина и право», возможно, сразу же рождает у читателя ассоциацию с движением феминизма, имеющим давнюю традицию в американской и западноевропейской культурах и культивируемым в российском обществе последних лет. Кроме того, любой аспект исследования, так или иначе связанный с женщиной, закономерно получает общеизвест­ный штамп принадлежности к «женской истории», выделившейся в целое направление в современной зарубежной историографии и занявшей доволь­но прочные позиции в новейших отечественных исследованиях. Интересным в  данном вопросе для нас является то изменение положения женщины в общественном сознании, которое произошло в результате социалистической революции. Женщина в нашей стране становится социально активной, более деятельной, самостоятельной, расширяются ее права как человека и гражданина, имущественные права и многие другие. Имущественно-правовой статус женщины в данном случае играет роль своеобразного индикатора, наглядно демонстрирующего тенденции и динамику движения крестьянско­го права и изменения в гендерных отношениях.

Российское крестьянство - в рассматриваемый период большинство населения страны - представляло собой так называемый традиционный (или доиндустриальный) тип культуры, отличавшийся относительным консерватизмом и устойчивостью внутренних связей. Поэтому вопрос о масштабах реальных изменений именно в этой среде вызывает особенный интерес: ведь со второй половины 19 в., начиная с отмены крепостного права, россий­ская деревня становится полигоном активных законодательных маневров. В ходе реформ и революций в русле общекрестьянских трансформировались и «женские» нормы. Наиболее радикальные преобразования они испытали после революции 1917 г.

Проведение реформы 1861 г. и после­дующие преобразования системы местного управления и судопроизводства показали правовую самобытность российской деревни, заключавшуюся в наличии у крестьян особых неписаных правил в семейной и общественной жизни. Проблема модернизации русской до- и после- реформенной деревни, приобщения ее к «цивилизованному» миру, возможности применения обще­гражданского официального законодательства к этой части населения уже тогда стала предметом острейших дискуссий в кругах власти, науки, обще­ственности.

Благодаря политике нового правительства женщины получили реальную возможность выиграть имущественный спор в суде и после развода оказаться  на руках не только с приданным, но и с большей частью нажитого имущества, так 38 из 48 тяжб, т.е. 79% от общего числа супружеских имущественных споров завершились победой женской стороны. При этом в качестве оправ­дательных мотивов были использованы якобы смягчавшие волю судей (чле­нов земельной комиссии) формулировки: «в пользу обездоленной истицы», «постановлено в защиту слабейшей стороны - женщины, оставленной му­жем после кратковременного сожительства». Вместе с тем «слабейшая» сторона высказывалась порой весьма решительно, вполне в духе времени, ссылаясь на «непринужденность брака» и несоответствие решений ВЗК «понятию к свободе личности». Возможно, впрочем, что в соответствии с социальным заказом эпохи «озвучивали» подобные сценарии одни и те же авторы.

Безусловный перевес количества исков со стороны женщин по вопросам имущественных разделов свидетель­ствует об активной позиции крестьянки, которая подпитывалась откровенно проженской и «необычной» политикой правовых органов новой власти (особенно уверенно она проводилась на губернском уровне), нацеленной на поддержание «слабейшей» стороны. Сама по себе принадлежность к жен­скому полу предопределяла успех в решении имущественного спора. Ана­логичную функцию выполнял и «классовый подход».

Советская власть расширила социальное поле действия новых законов, распространив на женщин и мужчин равные имущественные права. Социальное поле в лице крестьянок оказалось чрезвычайно восприимчивым, готовым и способным адаптироваться к изменившимся реалиям. Все, что касалось сферы их интересов, вовлекалось в практический оборот и эксплуатировалось в нужной ситуации. Эпитет «слабейшая», которым пестрят документы 20-х гг., стал не только проходным билетом в очереди за правовыми привилегия­ми, но и эффективным способом перетягивания весов правосудия в пользу крестьянки. То обстоятельство, что «женщинам иногда бывает больше снис­хождения» со стороны судебных органов власти, встречало крайне негатив­ную реакцию со стороны старожилов и мужской части деревни.

Следует констатировать, что старые («традиционные») обычно-правовые нормы, ограничивавшие имущественную правоспособность кре­стьянки, уходили в прошлое: привилегии в праве обретали «женский» об­лик. Означало ли это, что вместе с трансформацией содержания норм исче­зали прежние принципы и механизмы обычно-правовой юстиции? При бо­лее внимательном рассмотрении аргументации решений волостных, уезд­ных и губернской земельных комиссий за вторую половину 20-х гг. 20 в. всплывают некоторые свойства, присущие и процессуальному праву волостных судов:

 1) изоляция от законодательных инструкций или же их несоблюдение;

 2) мотивационная неопределенность в отборе и отведении решающего голо­са непременно тому, а не иному фактору;

3) вариативность принимаемых постановлений в зависимости от конкретных обстоятельств дела;

4) прин­цип поддержки «слабейшего» или «слабейшей».

Некоторые из этих особенностей, характерных для «живого» права русской деревни, имели свои нюансы, диктуемые эпохой. Так, если в прошлом обычно-правовая практика была ориентирована прежде всего на под­держку «слабейшей» стороны - двора, возглавляемого домохозяином, то в 20-е гг. XX в. эпитет приобретает ярко выраженную феминистическую окраску. Исторически озвучена мотивация решений: документацией усваива­ется терминология времени: «свобода личности», «непринужденность бра­ка», «классовый подход» и др. И лишь специфическая черта прежней судеб­ной практики - лавирование между законом и реальностью, манипулирова­ние неформальными и формальными нормами, вариативность решений и возможность импровизации вплоть до нарушения законодательного права - осталась незыблемой. Творческий опыт российских дореволюционных крестьянских судов был унаследован советскими правовыми учреждениями.

Таким образом, после октябрьской революции отношение к социально-правовому статусу женщины в России координально меняется, если 30-40 лет назад она была фактически обречена на «семейное рабство», то в начале 20 века она может постоять за свои права и права своих детей и не оказаться обделенной в материальном плане.