26 Введение £ философию

эмоции, чувства, хотя на чувства и эмоции нельзя указать паль­цем. Но тем не менее на эти состояния, переживаемые реально, тоже можно сослаться. Ведь что я сеГгчас делаю? Я объясняю вам не стакан, я слово "стакан" в качестве знака. Я говорю, что для него нужна операция указания на опыт и, следовательно, ссы­лаюсь на ваш опыт оперирования словами и указания на пред­меты. То есть объясняю не стакан, а употребление слова "стакан", хотя в самом употреблении - это не вещественный предмет, который можно было бы пощупать, но опыт употреб­ления есть. И я, ссылаясь на него, как бы объясняю, что такое слово вообще. Значит, можно объяснять конкретные слова, ссы­лаясь на опыт, а можно и абстрактные слова. Слово вообще. Слово "вообще", я могу тоже объяснить, хотя его нельзя, конеч­но, пощупать. Но оно все равно основано на опыте.

А есть слова (и они часто встречаются в философии), не имеющие предмета, который мог бы быть дан помимо слова на опыте. Например, одним из таких предметов является слово "Бог", встречающееся в религии. Такого предмета нет, как из­вестно. Но это не единственное слово, у которого нет предмета. Скажем, у Платона в свое время появилось слово "душа", а у Декарта - "врожденное знание". Это слова что-то, казалось бы, обозначающие. Но обозначающие не предметы. Души нет, как и врожденных идей. То есть нет таких идей, которые лежали бы в нашей душе, как в колодце могут лежать камушки. Пока я толь­ко предупреждаю вас о том, что в философии в принципе допу­стимо существование слов с особым значением, без указания на какие-то предметы опыта. Поскольку мы получили слова, имеющие сверхопытное значение, относительно которых существует предупреждение небуквального понимания. Я говорю: "души" - но не понимайте меня буквально' Или г. гово­рю: "знания нам врождены" - не понимайте это буквально. Л говорю: "идеи (на языке Платона) воплощаются в вещи" - не понимайте это буквально. А как правило, по привычке мы ведь буквально это понимаем, считая, например, что Платон якобы был идеалистом и полагал, что материальные вещи или матери­альный мир порождаются идеями, что вещи рождаются в акте мысли. Как-то сомнительно... Неужели он был такой дурак⁹

Так вот, сказав слово "дурак", я тем самым сделаю еще одно предупреждение: в обычных человеческих ситуациях существует такое правило, как вежливость - допущение, что другой человек не хуже тебя и не дурак. Значит, есть запрет на какие-то вещи, которые тебе приходят в голову относительно другого человека. Даже если они тебе пришли в голову, ты не должен их выражать

Л^1ашще^^еш^ил и АлЛие 27

или давать почувствовать. Запрет! И в философском деле есть это правило (также как и в юриспруденции, где аналогом вежли­вости является допущение отсутствия вины, если она не доказа­на, презумпция невиновности). А в философии есть презумпция ума. По определению, если берешь книжку в руки, то каким бы роковым именем ни назывался автор, Платон или кто-то еще -существует презумпция, касающаяся ума философа. И поэтому, очевидно, не случайно сито истории устроено так, что многое оно отсеивает, но все, что должно было остаться, - остается. Все забытое - должно быть забыто, а все, что достойно памяти -помнится. Ничего не пропадает в этом смысле слова. Хотя руко­писи, конечно, горят, это ясно. Но - это уже совсем другое.

Итак, презумпция ума - как простое и гигиеническое прави­ло вежливости, если мы еще не понимаем, о чем идет речь. На­пример, Платон говорит, что вещи - продукты идей. А правило презумпции ума предупреждает: простите, не может быть, чтобы он имел в виду, что акты мысли порождают вещи просто по смыслу этой фразы. Мысль порождает вещи? А может быть, он что-то другое хотел сказать? Что же это другое? И тогда, гигие­нически обезопасив себя от собственной глупости, мы можем на­чать понимать.

Значит, я фактически сказал следующее: тот язык, с которым мы сейчас будем иметь дело, во-первых, содержит в себе особые термины и слова, и, во-вторых, эти слова и термины указывают на то, что я назвал трансцендированием. То есть философия в этом смысле, ее язык, на котором она о чем-то говорит, содержит понятия, описывающие акт трансцендирования, который совер­шается в бытии человеческого существа (а отнюдь не в филосо­фии), потому что человека без трансцендирования нет. Его нет без выхода за рамки природно-данного и без построения чего-то другого, например, ритуала, подобно машине также производя­щего в человеке человека или в животном человека.

Я уже говорил, что мифы суть машины человеческой памяти. Не в том смысле, что они содержат информацию о чем-то реаль­но происшедшем - вы знаете, что в мифе не рассказывается о ре­альных событиях, поэтому миф и называется мифом. Так что не в том смысле память, что в таком-то году была битва на Калке, в таком-то году Куликовская битва и т.д. Разумеется, не в этом. Ибо миф есть память о том. чего не было и нет: память в смысле машины, которая организует саму способность человека по­мнить. У человека, который живет в мире мифа, сознание орга­низуется таким образом, чтобы он вообще помнил. Помнил предков, знал бы разницу, например (как у Левн-Стросса), между