Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Тлепцок Р.А. Процесс инкорпорации Кавказа в Рос...docx
Скачиваний:
2
Добавлен:
12.11.2019
Размер:
281.47 Кб
Скачать

Тлепцок Р.А. Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения из «Вестника Европы» (1802-1918 гг.) / Ред. И автор предис. Э.А. Шеуджен. М.: Издательство социально-гуманитарные знания, 2010. – 680 с.

Предисловие

В современном кавказоведении проблема исторических источников является наиболее актуальной. Обусловлено это рядом обстоятельств. Прежде всего, тенденциями развития исторического знания, проявляющимися в поиске новых теоретико-методологических оснований исторической науки, эволюции научной истории, воздействии «постмодернистского вызова» на историографическую традицию. Буквально на глазах изменяются концептуальные, предметные, ценностные позиции; методология научного исследования; социальная значимость истории и, в конце концов, сами историки.

Не менее значимым импульсом стало усиление исследовательского внимания к проблемам национальной истории этнических сообществ, не имевших в течение веков собственной письменной истории. Сегодня новая историографическая парадигма подрывает традиционное различие между тем, что представлялось «главным» в российских исторических исследованиях (русская история) и тем, что считалось «периферийным» (история народов национальных окраин, инородцев). Создается реальная возможность преодолеть оппозицию между «историческими» и «неисторическими» народами.

Хорошо известно, что в пространственно-временную структуру всеобщей (мировой) истории вписаны далеко не все народы. Обусловлено это рядом обстоятельств. В первую очередь характером дошедших до нас источников, ролью, реальной или мнимой, народов на исторической сцене. Тем не менее, по твердому убеждению Ф.Анкерсмита, любое сообщество должно получить такой «возвышенный исторический опыт», при котором прошлое и его осознание стало бы «такой же частью их самих, как наши конечности являются частью наших тел – «забвение прошлого станет тогда чем-то вроде интеллектуальной ампутации»1.

В течение последних десятилетий мы являемся свидетелями этнической революции в историографии. «Национальные» историки стремятся взять реванш, хотят быть наконец-то услышанными. Однако «историографический бум» приобретает специфический характер: проблемы исторического прошлого, утрачивая гносеологический смысл, все чаще смещаются в сферу идеологии.

При таком подходе из исторического прошлого народов выборочно извлекаются и используются события и факты, в наибольшей степени способные «обновить» сложившиеся представления, стать основой «конструирования» новых «образов» прошлого. Слияние усиливающегося идеологического и научного дискурсов, неизбежно приводит к деформации процесса исторического познания, к жесткой ориентации исследовательской проблематики в «заданном» направлении.

К определяющим чертам историографического «перехода» можно отнести попытки любыми способами «очистить» свою историю от негативных явлений, что в принципе, с позиции усиливающегося национального самосознания, понятно, но требует не голословных, «мифологически» аргументированных обоснований, а серьезных методик работы с различными видами исторических источников.

При этом как в историческом сознании все более закрепляется значимость любого письменного сообщения, отражающего наиболее «героические» события прошлого, позитивные факты, способные «повысить» уровень общественного развития своих народов. Настойчиво звучащие заявления о «любви к своей истории», в моральном плане объяснимы, но в исследовательском плане такое чрезмерное обожание приводит к крайнему субъективизму. Представление своего народа как избранного, мессианского, противопоставление его другим народам, влечет за собой негативные как исторические, так и историографические последствия.

Более того, в национальных историографиях все явственней проявляется отчуждение от русской истории. Внимание исследователей в значительной степени концентрируется на «разъединяющих» процессах: проблемах колонизации, колониальных войнах, русификации, депортации народов и других «обидах» прошлого и настоящего. В итоге культивируется «другая», перенасыщенная внутренним напряжением история, приобретая образ тотальной, перманентной войны. Нередко при этом «забывается», что, несмотря на все трагические события в исторической жизни народов, люди продолжали жить, обрабатывать землю, растить детей, слагать песни.

В сложившейся историографической ситуации особый смысл приобретает проблема выявления, систематизации и публикации исторических источников. В условиях изменения статуса источниковедения все явственней проявляется ощущение стагнации сложившейся источниковой базы, все реже в научный оборот вводятся новые источники по разным причинам, как объективным, так и субъективным оказавшиеся вне исследовательского внимания.

Учитывая, что большинство народов северокавказского региона, не имели письменной истории, методологическую значимость приобретает проблема реконструкции исторического прошлого по разрозненным свидетельствам, «уцелевшим островкам» памяти. В связи с этим возникает вопрос, поставленный еще И.Д, Ковальченко, что представляет собой источниковое наследие и насколько эффективно оно используется?2.

Документальная основа северокавказской истории представляет во многом типичную для молодых историографий конструкцию, складывающуюся из свидетельств устной памяти, фрагментарных сообщений «извне», документов, отложившихся в центральных и местных архивах, данных археологических и этнографических исследований. Именно они являются не только знаком другого времени, но и знаком связи разных времен, дают представление, пусть даже в общих чертах, об истории северокавказских народов.

Интенсивность «исторического интереса» особенно возрастает в переломные периоды истории, отражая стремление «пересмотреть» сложившиеся представления в сторону их углубления за счет привлечения новых источников или нового прочтения уже известных. Не ограничиваясь историческими данными, полученными в наследство от своих предшественников, историки упорно пытаются выйти за пределы достигнутого, выявить и заставить «заговорить» новые источники.

Важно учитывать, что новое знание, зачастую, не только не опирается на систему сложившихся представлений, но и может в корне «подорвать» предшествующие представления, казалось бы, незыблемые научные утверждения. Благодаря этому нередко происходит полное или частичное отрицание накопленного иследовательского опыта. Данное обстоятельство определяет характер «наращивания» исторического, и, в целом, гуманитарного знания.

Отличительной чертой историографии, которую принято называть современной, стала ее способность сделать широко доступными подлинники документов, хранящихся в архивах и библиотеках. При этом в мировой науке продолжает дискутироваться вопросы – какие знания, являющиеся исторически значимыми, должны быть сохранены и переданы последующим поколениям, каковы оптимальные способы и технологии трансляции исторического опыта? В этом смысле историки, выполняя своеобразную социальную миссию, являются ответственными за «отбор» и «толкование» свидетельств, достойных быть увековеченными в массовом сознании.

Именно стремлением расширить источниковую базу современных исследований обусловлена подготовка и публикация данного тематически ориентированного сборника извлечений из литературно-политического журнала «Вестник Европы». При этом учитывалось то обстоятельство, что периодическая печать стала в XIX веке основным каналом информации российской общественности о событиях на Северном Кавказе.

Начав Кавказскую войну, России пришлось столкнуться с неизвестным миром, с народами, имеющими другие традиции и обычаи. По мере развития событий, наряду с острейшими военно-политическими проблемами, актуальными становились знания о народах региона. Даже в специальные разведывательные отчеты и описания военно-стратегического назначения стали входить сведения по этнографии и истории горцев.

Предпринимались настойчивые попытки расширить представления российского общества о народах этого региона. Прекрасно знавший Кавказ генерал Г.И. Филипсон в своих воспоминаниях с глубоким сожалением отмечал, что в Петербурге «незнание Кавказа доходило до смешного»3. Это обстоятельство, быть может, и представлявшееся некоторым «усмирителям» «смешным», тем не менее, играло трагическую роль: обе стороны так и не смогли понять друг друга.

Все более осознавалось, что «всякая весть о Кавказе, какая бы она ни была, недостаточна и обрывочна, возбуждает живейшее любопытство»4. Реакцией на своеобразие «горского мира» стало стремление русских ученых более глубоко осмыслить историю народов региона. «Главная» деятельность по собиранию этнографического материала сосредоточивалась по преимуществу в двух учреждениях: в Академии наук, посылавшей экспедиции, издававшей крупные этнографические труды, и в Географическом обществе и его Кавказском отделении, собравшем обширные этнографические материалы 5.

Благодаря их усилиям закладывались основы российского кавказоведения, исторический опыт и судьба северокавказских народов открывались русскому сознанию, становились достоянием исторической науки. Однако сугубо научные знания были рассчитаны на узкий круг интеллектуалов, в то время как общественное мнение формировалось в основном на материалах опубликованных в журналах и газетах.

По оценке академика Н.Ф. Дубровина, сделанной во второй половине XIX столетии, «ни один уголок нашего отечества не имеет столь обширной литературы по всем отраслям знаний, какую имеет Кавказ, но за то все это разбросано отдельными статьями по различным газетам и журналам и не представляет ничего целого»6. Это высказывание стало для участников проекта в известном смысле программой к действию.

Общее представление об этом корпусе свидетельств и призван дать предлагаемый вашему вниманию сборник извлечений. Конечно, при работе с журнальными публикациями необходимо учитывать некоторые общие положения. Своеобразие журналов как источника заключается не только в его особой информационной функции, но и в сложности структуры, разнообразии жанров.

Все журнальные публикации условно делятся на группы: информационные, аналитические, художественно-публицистические. Для первой группы при всем многообразии вариантов (заметка, отчет, репортаж, интервью) общей чертой является стремление наиболее точно передать знание о событиях и фактах. Однако в этом стремлении к оперативности объективно заложена возможность появления недостаточно проверенной, надежной информации.

К аналитическим жанрам относятся статьи, корреспонденции, рецензии. Основная цель этих материалов – передача не столько информации о событиях, сколько авторских размышлений по их поводу. Художественно-публицистические жанры (очерк, фельетон, памфлет) сочетают документализм с литературным вымыслом, дают событиям оценку, сочетающую общественно-политическое и эмоциональное звучание.

В целом, сохранившиеся благодаря российским журналам материалы – от коротких заметок до объемных этнографических очерков – позволяют не только наполнить конкретными свидетельствами событийный ряд, но и представить скрытые, ментальные процессы, порожденные центральным событием северокавказской истории – Кавказской войной.

Понятно, что, учитывая «остроту» проблематики, оценки войны в российских журналах коррелировались с эмоционально-ценностными характеристиками. Сомнительного свойства оценочные клише («дикие народы», «отсталые народы»), сложившиеся в умах людей, зачастую не имевших ни малейшего представления о многовековом культурном опыте народов, применялись на протяжении многих десятилетий. Использование для характеристики народа понятий, имеющих негативный смысл, становилось своеобразным импульсом, запускавшим психологический механизм восприятия в массовом сознании россиян негативного образа «кавказца».

В то же время, благодаря письменной фиксации на страницах журналов многие события северокавказской истории приобрели статичность, избежали забвения и модификации под «напором» субъективных обстоятельств. Журнальные публикации, учитывая критерии, применяемые к документальным системам, достаточно четко фиксируют время, когда конкретные проблемы сохраняли значимость, выполняя основную функцию, ради которой они были созданы. Учитывая это, подобные публикации являются надежным источником оперативной и ретроспективной информации.

Очевидно, что подобные источники требуют не только публикации, но и развитых источниковедческих знаний, высокого уровня интерпретация и критического анализа, четких, отработанных методик. Профессиональному историку хорошо известно, какие сложные эвристические и источниковедческие проблемы приходится преодолевать, оперируя сообщениями источников, ориентированных на формирование массового сознания в период этнических конфликтов и, особенно, войн.

Тем не менее, сегодня заметно усилился интерес, причем не только специалистов, к документальным публикациям, позволяющим каждому желающему непосредственно вступить «в диалоговые отношения» с историческим прошлым. В общественном мнении утверждается мысль, что непосредственное обращение к историческим документам способно дать достоверные знания об историческом прошлом. При этом далеко не всегда учитывается, что по мере развития исторического знания, удалось достигнуть такого понимания прошлого, которое нельзя свести к тому, что буквально говорится о прошлом в источниках.

Р. Коллингвуд, один из крупнейших историков ХХ века, подчеркивал, что получить из источника «готовые факты» – это иллюзия практикующих историков. Историк вынужден с помощью инференции заполнять лакуны, выстраивая на основе фрагментов связный рассказ7. Результаты творческих усилий историка напрямую зависят от его способности, оставаясь человеком «своего» времени, в то же время органично «вписываться» в изучаемое, нередко весьма отдаленное, время.

Издание сборника обусловлено и прагматическими причинами. Историкам, работающим в архивах и библиотеках, с каждым годом становится все заметнее, что письменные документы утрачиваются, безвозвратно «гаснут» в наших мало приспособленных условиях хранения. «Письменные документы не вечны, – подчеркивал в свое время И.Шиллер. – Вследствие случайностей и разрушительного действия времени погибло огромное количество памятников пошлого…»8. Это опасение не потеряло драматического смысла и в наши дни!

В этом плане особенное значение приобретает деятельность по подготовке сборников документов. К подобного вида публикациям относится и предлагаемый вашему вниманию сборник извлечений из журнала «Вестник Европы», издаваемый в рамках исследовательского проекта «Историческая память народов Северного Кавказа»9. Данный сборники, по объему вошедших в него материалов и научному уровню комментариев, может быть поставлены в один ряд с наиболее удачными собраниями документов, изданными в последние годы.

В качестве основной задачи предопределившей составление данного тематического сборника извлечений, стала трансформация опубликованных в журнале материалов в исторический источник. Формулировка подобного подхода неоднозначна: немало исследователей склонны рассматривать журнальные публикации как исторический источник, независимо от степени их публичности. В этом смысле журналы прошлых веков, хранящиеся в единичных, зачастую неполных комплектах, в архивах и библиотеках трудно считать равнодоступными. В определенном смысле они являются потенциальным историческим источником или «предисточником»10, «мертвым» реликтом доступным лишь узкому кругу специалистов.

При составлении сборника извлечений проделан лишь первый этап источниковедческого исследования: выявлены тематически ориентированные публикации, проведена их систематизация на основе хронологического подхода, разработаны комментарии. Конечно на данном этапе характеристика, содержание имеющейся информации остаются скрытыми и могут стать достоянием исторической науки лишь на уровне индивидуальной источниковедческой деятельности историка, обратившегося к анализу представленных материалов, позволяющих понять обстоятельства и мотивов, определяющие поступки действующих лиц, мироощущение человека сложного противоречивого XIX столетия.

Работая с журнальными публикациями приходится учитывать своеобразие исторического пути народов, то обстоятельство, что в каждой системе ценностей имеются свои критерии, различающие явления существенные и несущественные. Более того, понятие существенного в истории постоянно меняется, и, по мере развития, идет как бы «естественный отбор» исторически значимых событий. Трудности связаны и с тем, что статьи и другие публикации, как правило, создавались людьми другой культуры, других религиозных убеждений, с разными целями.

С точки зрения современного историка, свидетельство источника указывает не на само прошлое, а на существовавшие интерпретации прошлого. Специфика такого способа анализа источников состоит в том, что он не столько нацелен на выявление скрытой в них исторической реальности, сколько подчеркивает, что эти свидетельства минувшего приобретают смысл и значение только в столкновении с ментальностью более позднего времени, в котором живет и пишет историк. Объектом исторической науки, исторической реальностью становится сама информация, а не только скрытая за ней действительность.

Заметим, что способность к воспроизведению прошлого опыта народов основана не только на информации содержащейся в исторических свидетельствах, но и желании общества вводить ее в сферу сознания и поведения людей. С того времени, когда Цицерон предложил свою знаменитую формулу «historia magistra vitae» («история – наставница жизни»), историки вновь и вновь с надеждой и сомнением обращаются к этому утверждению.

При этом важно учитывать, что история – строгая дисциплина, а отнюдь не литературный жанр, позволяющий свободно парить на крыльях собственных представлений и фантазий. Профессиональный историк не только должен постулировать свою приверженность принципу объективности, но и владеть приемами и методами научного исторического исследования, позволяющего отделить «зерна от плевел», действительное от вымышленного.

Думая об истории, ее месте и роли в обществе, В.О.Ключевский утверждал: «История – это власть, когда людям хорошо, они забывают о ней, и свое благоденствие приписывают себе самим, когда им становится плохо, они начинают чувствовать ее необходимость и ценить ее благодеяние»11. В наши дни мы получили, очередную в истории России возможность на собственном опыте убедится в правоте этого замечания. Очень многие, начиная от профессиональных историков и кончая далекими от этой деятельности людьми, с надеждой обращаются к историческому опыту народов, пытаясь в нем найти ответы на волнующие общество вопросы.

Э. Шеуджен