Глава шестая

Дипломатический протокол

Sacrum… inter exteras gentes legatorum ius¹. Тацит. История. III. 8о

Нет людей, более склонных к церемониям, чем дикари. Когда два туарега встречаются в Сахаре, то, заметив друг друга издали, они останавливаются, слезают с верблюда на землю, садятся на песок и приветствуют один другого, а копьем и щитом, сделанным из кожи газели, делают жесты, составляющие какой-то ритуал. Только признав встречного таким образом, они решаются к нему приблизиться. Покойный г-н Маскерэ, профессор филологи­ческого факультета в Алжире, рассказал мне однажды, что в 1889 г., отправляясь в Париж, он привез туда туарега, взятого нами в плен, и сводил его на Всемирную выставку. Этот чело­век признался, что из всего увиденного его особенно сильно поразил вид оживленной улицы. Он не мог понять, как это мы решаемся ходить в толпе без всяких предосторожностей и не имея оружия.

Возможно, вежливость ведет свое происхождение от страха. Так, вероятно, обстояло дело в отношениях между частными лицами и уж наверняка в отношениях между нациями. В биб­лейской Книге Царей рассказывается о том, как беспощадно Давид отомстил моавитянам, оскорбившим его послов. А когда азиатский царь, какой-нибудь Фарнак или Антиох, принимал послов римского сената, то в многочисленных знаках уваже­ния, коими он их осыпал, несомненно, было больше страха, чем почтительности. Так постепенно установился обычай окру­жать иностранных представителей всевозможными атрибута-

¹ Священно право послов... у чужеземных народов (лат.).

8 4 Жюлъ Камбон. Дипломат

Жюлъ Камбон. Дипломат

ми вежливости. Когда посольства превратились в постоянные миссии, обычай стал правилом.

Так родился дипломатический протокол. Это своего рода религия, со своеобразными обрядами и таинствами. Жрецами ее служат церемониймейстеры. В их ремесле огромное число подводных камней: не так-то просто придавать видимость чего-то реального в сущности суетным вещам и не задевать ни­чьего самолюбия. Для этого нужно особое призвание. Из всех церемониймейстеров, которых мне приходилось встречать, наиболее убежденным в значимости своей должности был маркиз де Сарко, исполнявший эти обязанности при испанском дворе. Это был человек невысокого роста, внимательный и ус­лужливый, пунктуальный, точный до мелочей, не забывавший ничего, что могло бы облегчить иностранным дипломатам их деятельность, в изобилии дававший хорошие советы, и к тому же великолепный рассказчик; он был изумителен и призна­вался, что, по словам короля Альфонса XII, само Провидение предопределило его на этот пост.

Разумеется, правила протокола кажутся сейчас несколько старомодными. Если находятся еще люди, относящиеся к ним с неким благоговением, то есть и такие, которые их высмеи­вают. И те и другие неправы. Таково уж свойство обычаев: критикуя их, следует им подчиняться. Не делать этого так же глупо, как не снимать шляпы при входе в церковь или обуви при входе в мечеть.

В сущности, не все так уж бессмысленно в этих торже­ственных пустяках. Иностранные дипломатические агенты представляют нечто, что выше их самих. Воздаваемые им почести обращены к государству, представителями которого они являются. Недостаточно, между прочим, отмечено то об­стоятельство, что протокол не знает народов-победителей и народов побежденных и даже враждующим нациям предписы­вает взаимное уважение, независимо от соотношения их сил. Это, конечно, только формальность, которая по существу еще

ничего не предрешает, но на сей раз Бридуазон* прав, прида­вая значение форме. Данная формальность свидетельствует об уважении к достоинству и независимости слабых наций, что уже немало. В этом заключено все международное право. Лига наций, которой мы так гордимся, только осуществила на практике принцип равенства суверенных государств.

Наиболее важной прерогативой иностранных официальных представителей является экстерриториальность, то есть приви­легия для них и членов их семьи не подчиняться юрисдикции той страны, где они аккредитованы. «По самой природе ве­щей, — говорит Монтескье*, — не могло быть допущено, чтобы послы находились в зависимости от государя, к которому они посланы, или подчинялись его судам. Они — голос пославшего их государя, и этот голос должен быть свободен. Никакие пре­пятствия не должны стеснять их действий. <... > Поэтому относи­тельно послов следует держаться соображений, заимствованных из международного, а не государственного права»¹.

Но в силу существования привилегий, которыми пользуются послы-, их правительство должно позаботиться о том, чтобы им был оказан хороший прием. Стало правилом не назначать посла, не получив агреман от верховной власти той страны, куда его посылают. В агремане редко отказывают, но все же рекомендуется, прежде чем просить о нем, прощупать почву.

Раньше, когда посол прибывал, чтобы занять свой пост, его прием обставляли церемониями. Он совершал торжественный въезд, как это тогда называли. Все послы выезжали к нему навстречу в своих каретах и провожали его до дома. Это показ­ное проявление вежливости чаще всего служило поводом для конфликтов, ибо каждый из этих господ оспаривал у других право на более почетное место.

Дипломатическая история полна примеров таких ссор. В 1661 г. в Лондоне, во время торжественного въезда шведского

¹ Пер. А. Г. Горнфельда и М. М. Ковалевского.

86 Жюлъ Камбон. Дипломат

Жюлъ Камбон. Дипломат 8 7

посла, слуги испанского посла графа де Ватвиля поссорились с лакеями французского посла графа д'Эстрада и перерезали постромки у его коляски; были пущены в ход шпаги, и много испанцев, французов и англичан было убито на месте.

Благодарение небесам, теперь не бывает таких сражений; это следует приписать смягчению нравов, а также тому об­стоятельству, что послы нынче отправляются к месту своей службы, как и все прочие люди, по железной дороге. К тому же Венский конгресс установил порядок старшинства дипломатов (orde de prèsèamce), и, может быть, из всех его постановлений это останется в силе дольше других. Старшинство послов ус­танавливается исходя из даты прибытия на занимаемый ими пост. Самый старший говорит от их имени, когда они в полном сборе; этот дипломат называется дуайеном, или старшиной (doyen), дипломатического корпуса.

Из всего церемониала, которым раньше было обставлено вступление послов в должность, в настоящее время ничего не осталось. Однако вручение верительных грамот главе государ­ства совершается еще с некоторой торжественностью.

В Испании частично сохранились обычаи XVIII века, и инос­транцы всегда приходят в изумление, когда видят на улицах Мадрида кортеж, сопровождающий нового посла во дворец, совсем как во времена Карла III. Король принимает посла в тронном зале, в окружении членов правительства и всего двора, блистающего великолепием. Происходит любезный, но торжественный обмен речами и комплиментами. Однажды случилось так, что некий рассеянный посол забыл верительные грамоты дома. Тогда он передал королю тщательно сложен­ный лист бумаги, — и церемония от этого ничуть не утратила внушительности. Нет нужды говорить, что, как только посол вернулся к себе, он поспешил исправить допущенную оплош­ность, передав грамоты государственному секретарю.

Чтобы покончить со скучными вопросами этикета, напом­ню еще, что послов титулуют «Ваше Превосходительство». Это

повсеместно принятый обычай, заимствованный из Италии в конце XVI в. Французам было очень трудно приноровиться к нему, и они последними привыкли к этой манере обращения, которой с легкостью пользовались дипломаты в Риме, Мадриде и при германских дворах. Когда же это обращение вошло в обы­чай, французы в своей галантности распространили его и на жен послов; мы были тогда самым учтивым народом в мире.

Когда миссия послов заканчивается, вручение отзывных грамот совершается запросто. Раньше, однако, существовал обычай преподносить послам по окончании их миссии роскош­ные подарки. Во Франции, когда венецианский посол являлся на прощальную аудиенцию, король вручал ему шпагу, которую носил, и заключал его в объятия. Он дарил ему серебряную посуду и свой портрет, украшенный бриллиантами. Всюду считалось одинаково невежливым не делать таких подарков и отказываться их принимать: когда кардинал д'Осса, покидая Венецию, вознамерился было нарушить этот обычай, ему дали понять, что тем самым он нанесет республике оскорбление. Венеция, впрочем, вела себя очень своеобразно в этих делах: против посланника, вернувшегося после выполнения миссии без общепринятых подарков, могли даже возбудить следствие. В Англии королева Елизавета, которая отличалась гордым нра­вом, делала весьма богатые подарки. Что же касается Папы, то о нем одни старинный автор говорит: «Он не скупился на благословения, медали и индульгенции — плоды, произраста­ющие на его земле».

В то время никому не приходило в голову, что подарки могут в известной мере поставить под сомнение бескорыстие по­сланников, которые их получают, а также их преданность своей стране. Этим до некоторой степени объясняется та легкость, с которой в начале XIX в. некоторые дипломаты — и среди них самые крупные — принимали подарки от государей, с кем вели переговоры: они еще оставались людьми старого режима. Сегодня такая позиция уже не встретила бы понимания.