1istoriya_i_filosofiya_nauki

исследователям представляется на сегодняшний день неактуальной: немецкий мыслитель или не видел тех принципиальных изменений, происходящих в современной науке, или сознательно их игнорировал. Но, как отмечал сам Хайдеггер, «эпоху никогда не отменить отрицающим ее приговором. Эпоха только сбросит отрицателя с рельсов»1.

Анализ новоевропейской науки выводит нас и на другую тему, безусловно, родственную и близкую данной. Какое место занимает философия в жизни современного человека? Каков ее статус, роль и значение в современном мире? Каковы взаимоотношения между наукой и философией, философией и религией, философией и искусством? Что значит философствовать? Что значит мыслить? Как соотносятся между собой философия и мышление?

Для Хайдеггера философия всегда была делом всей жизни, это одновременно судьба и дар человеку; то специфически человеческое, что только ему позволяет задавать вопрос: Почему? Зачем?: «Либо мы всерьез относимся к философии и ее возможностям как к принципиальному научному исследованию, либо мы как люди науки впадаем в глубочайшее заблуждение, продолжая барахтаться в произвольно выхваченных понятиях и наполовину проясненных тенденциях и работая только на потребу»2.

В интервью журналу «Экспресс» (1969 г.) Хайдеггер так определил свое понимание философии: «Это одна из редких возможностей автономного и творческого существования. Ее изначальная задача – делать вещи более трудными, более сложными»3. В этом смысле, философия ставит «вечные» вопросы («почему есть сущее, а не ничто?», «в чем смысл бытия?», «каково предназначение человека?», «что есть время?») и пытается докопаться до истинных оснований этого мира. Философия не справочное агентство и не энциклопедия жизненной мудрости; она не есть «знание», которое можно прочесть в учебниках, выучить и сразу же использовать. Хайдеггер недвусмысленно заявляет, что философия касается очень ограниченного числа людей, это элитарное занятие не для всех, и она не может оцениваться с помощью так называемых научных или экономических критериев. Философия «выводит» способных за пределы повседневного существования, она есть своеобразный опыт экзистирования. Этот опыт экзистирования есть одновременно опыт свобо-

1 Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993, с. 53.

2 Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963. – М.: Ad Marginem, 2001, с. 74.

3 Интервью М.Хайдеггера в журнале «Экспресс» // Логос. Философско-литературный журнал.

– № 1. – М.: Гнозис, 1991, с. 47.

231

ды. Философия освобождает, она застигает человека там, где он убегает от самого себя, она должна «заставить» «бодрствовать» человека ради самого себя.

В ранний период своего творчества Хайдеггер четко разводит религию и философию. Безусловно, религия и философия должны относиться друг к друг предельно серьезно и с бесконечным уважением, но, в отличие от религии, философия есть «свободное вопрошание предоставленного самому себе вот-бытия»1. В этом плане, Хайдеггер отрицает возможность существования религиозной и, в узком смысле, христианской, философии. Философское мышление есть свободное плавание одинокого, оставленного богами, человека.

Одновременно немецкому мыслителю чужда идея новоевропейской научности философии. Подлинное философское мышление нельзя запихнуть в прокрустово ложе сухих теорий и научных формул: «философия не поддается организации». В русле идей «философии жизни» и в унисон античному пониманию философии, Хайдеггер полагает, что философия гораздо глубже, основательнее и жизненнее ее позитивистски ориентированного понимания, сформированного в Новое время и получившего свое завершающее развитие в XIX веке, не только в рамках позитивизма и марксизма, но и в неокантианстве, и даже гуссерлевской феноменологии.

Хайдеггер проводит принципиальное различие между наукой и мышлением, соответственно, философией. Если философия есть мышление, стремящееся к поиску глубинных оснований бытия, то наука, несмотря на свою тотальную власть над миром и умами людей, никак с мышлением не связана и, соответственно, ответить на «вечные» вопросы она не в состоянии, несмотря на все ее претензии. Немецкий мыслитель отмечает по этому поводу: «…наука не мыслит. Ее путь и ее средства таковы, что она не может мыслить… благодаря тому, что наука не мыслит, она может утверждаться и прогрессировать в сфере своих исследований… только когда признают, что науку и мысль разделяет пропасть, – их взаимоотношение станет подлинным»2.

Крайне негативно оценивая современное ему состояние западноевропейской философии, Хайдеггер отмечает, что «сегодня в философии все поставлено на голову, спрашивать философа о его принципиальной позиции считается «некорректным», остается лишь вдосталь критико-

1 Цит. по Сафрански Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. – М.: Молодая гвардия, 2002, с. 205.

2 Интервью М.Хайдеггера в журнале «Экспресс» // Логос. Философско-литературный журнал, № 1, 1991, с. 50.

232

вать второстепенные вещи… во времена Платона и Аристотеля было наоборот. Покуда не решишься вступить в эту принципиальную борьбу, в эту схватку не на жизнь, а на смерть, находишься вне науки. Имеешь, конечно, прекрасный учебный процесс и каждый семестр дурачишь несколько десятков человек одним только безразличием, с каким сам относишься к принципам и взаимосвязям собственных научных выводов»1.

По поводу полезности и значимости современной философии очень хорошо сказал в свое время О. Шпенглер: «Что же касается профессиональной философии наших дней, все ее школы не имеют значения ни для жизни, ни для души;… эти взгляды годны служить только для цели писания о них диссертаций, которые, в свою очередь, будут цитироваться в других диссертациях, а их опять-таки никто не будет читать, кроме будущих доцентов философии»2.

После «Поворота», в своем позднем творчестве Хайдеггер все чаще отождествляет философию и «поэтическое мышление», точнее, в противовес академической философии отдает предпочтение именно мышлению: «философия и поэзия стоят на противоположных вершинах, но говорят одно». В это время немецкий мыслитель все увереннее отходит от академического стиля философствования и строго научного понимания философии, отмечая, что то, что сегодня называют философией, зачастую является слепком чисто технического и одновременно идеологического отношения к мысли. Либо так называемая философия поставлена на службу политике и является насквозь идеологически ангажированной, либо она рассматривается как некое прикладное техническое средство, использующее методы, свойственные физике или биологии, для решения мелких, скажем даже, мелочных, проблем. Показательно в этом плане, что современная философия больше не занимается так называемой «первой философией», онтологией и метафизикой, а все чаще превращается в антропологию, этику, эстетику, различного рода текстовую или социально-политическую аналитику, являясь, тем самым, своеобразным «интеллектуальным туризмом», который к тому же очень успешно себя продает. Для Хайдеггера такое понимание философии было неприемлемо.

Именно этой «философии» он предрекает «конец философии». В своем докладе «Конец философии и задача мысли» (1964) Хайдеггер прозорливо обозначит «конец философии» как знак исполненности, завершенности западной метафизики: «Развитие философии в самостоя-

1 Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963. – М.: Ad Marginem, 2001, с. 75. 2 Шпеглер О. Пессимизм? – М.: Крафт+, 2003, с. 24.

233

тельные, все решительнее коммуницирующие между собою науки есть легитимное исполнение философии. Философия кончается в нынешнем веке. Она нашла свое место в научности общественно действующего человечества. Основной же чертой-тягой этой научности является ее кибернетический, то есть технический, характер… Конец философии выказывает себя как триумф управляемого учреждения-устроения научнотехнического мира и соразмерного ему общественного порядка. Конец философии означает начало мировой цивилизации, имеющей основание в западноевропейской мысли»1.

Подлинная философия представляется ему «чудачеством», своего рода «роскошью»: «Философия несвоевременна по своей сущности, ибо она принадлежит к тем редким явлениям, судьба которых в том и состоит, что они не могут встретить непосредственного отклика»2. Поэтому подлинное мышление непрагматично, «бесполезно», не рассчитывает на успех, обитает в стороне от столбовых дорог; это мышление «проселка», «неторенных тропок». Это мышление, которое требует необходимой пустоты, уединения, отрешенности, но не означает, как отмечал Хайдеггер, озлобленности; оно возвращает нас и самим себе, и миру.

По этому поводу в контексте рассмотрения фигур Э. Юнгера и М. Хайдеггера, французский исследователь П. Бурдье отметил: «В противоположность этому отрицательному результату всех слагающих «технической» цивилизации – «Бунтарь», поэт, одиночка, вождь, чье «царство» (высшее, возвышенное и т.д.) есть «место свободы, зовущееся лесом». «Уход в леса», «рискованные прогулки», которые уводят не только в сторону от проторенных троп, но и за границы рассмотрения – как не вспомнить «Holzwege»? – обещают возврат к «родной почве», «истокам», «корням», «мифу», «мистериям», «священному», «потаенному», простодушной мудрости, говоря кратко, к «изначальной силе», принадлежащей тому, у кого «есть вкус к опасности» и кто предпочитает смерть падению в «рабство»3.

Библиография:

1. Бимель В. Мартин Хайдеггер, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 285 с.

1 Цит. по Бимель В. Мартин Хайдеггер, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. – Челябинск: Урал LTD, 1998, с. 261-262.

2 Интервью М.Хайдеггера в журнале «Экспресс» // Логос. Философско-литературный журнал, № 1, 1991, с. 47.

3 Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. – М.: Праксис, 2003, с. 46-47.

234

2.Брункхорст Х. Эгоцентризм в эпоху картины мира. Хайдеггер, Вебер и Пиаже // Философия Мартина Хайдеггера и современность. – М.: Наука, 1991. – 253 с.

3.Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. – М.: Праксис, 2003. – 272 с.

4.Генон Р. Кризис современного мира // Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. – М.:НПЦТ «Беловодье», 2004. – 304 с.

5.Интервью М.Хайдеггера в журнале «Экспресс» // Логос. Философско-литературный журнал. – № 1. – М.: Гнозис, 1991. – С. 47-58.

6.Козловски П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития. – М.: Республика, 1997. – 240 с.

7.Мартин Хайдеггер / Карл Ясперс. Переписка 1920-1963. – М.: Ad Marginem, 2001. – 415 с.

8.Сафрански Р. Хайдеггер: германский мастер и его время. – М.: Молодая гвардия, 2002. – 614 с.

9.Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – 447 с.

10.Хайдеггер М. Наука и осмысление // Время и бытие: статьи и выступления. – М.: Республика, 1993. – 447 с.

11.Хайдеггер М. Самоутверждение немецкого университета // Работы

иразмышления разных лет. – М.: Гнозис, 1993. – 464 с.

12.Шпеглер О. Пессимизм? – М.: Крафт+, 2003. – 304 с.

С.В. Шибаршина

ПРОБЛЕМА И ЕЕ МНОЖЕСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ В СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ

В социально-гуманитарном знании гипотеза играет значительную роль. Тем не менее, вопросы, связанные с ее выдвижением и разрешением в данных науках, мало освещены в методологической литературе. Различные аспекты гипотезы рассматривались в применении по преимуществу к естественным или точным наукам.

Научное исследование, – и это одинаково как для социальных, так и гуманитарных наук, – строится в основном как попытка решить четко определенные «проблемы», обычно составляющие отправную точку процесса исследования. Например, в западной историографии потреб-

235

ность определить проблему становилась все более очевидной – прежде всего, начиная с XX века и позже, когда от повествовательной или описательной истории XIX века она перешла к «проблемной истории». Для сегодняшнего профессионального историографа не имеет никакого смысла просто рассказывать последовательность событий или описывать определенный исторический сценарий, если данное повествование или описание не встроено в проблему1.

Врамках данного modus operandi формулировка проблемы является первой частью; вторая заключается в формулировке гипотез(ы), которая выдвигается как возможное решение проблемы. Будучи сформулированной, гипотеза запускает процесс демонстрации. Дело в том, что,

всоответствии с «гипотетико-дедуктивным» методом рассуждения, гипотезы должны действовать как пусковые механизмы для умозаключений: одни умозаключения производят новые суждения, и эти новые суждения, вместе с изначальной гипотезой, также произведут новые умозаключения. Данная конструкция из ряда связанных друг с другом суждений, в которых одно логически предшествует другому, составляет то, что называется «демонстрацией». Это проясняет этимологический смысл понятия «гипотеза» как «лежащего в основе суждения» – суждения, которое подкрепляет другое. То, что «лежит в основе», является именно утверждением, которое должно быть поддержано другими, или ясно

сформулированным рядом утверждений, так что гипотеза играет роль своего рода руководящей нити для построения знания2.

Вцелом, отметим, что для дисциплин социально-гуманитарного цикла вполне применимо – по крайней мере, на данном историческом этапе - широкое понимание гипотезы как «предположения». Здесь особенно заметна необходимость допущения плюрализма подходов в оценке гипотез. По замечанию Д. Сан Филиппо (David San Filippo), гипотеза здесь понимается как «утверждение вероятности» (probability statement)

или «обоснованное предположение», «догадка, основанная на фактах» (an informed guess)3.

Проблематичным является также использование понятия «теория», под которым в эпистемологии понимается развитая форма организации научного знания, в идеальном случае предполагающая дедуктивный метод построения и выведения знания. В точном смысле этого слова такого

1 Barros, José. Hypotheses in Human Sciences — considerations on the nature, functions and uses of hypotheses // Sísifo. Educational Sciences Journal 07, Sep/Dec 2008. – p. 148

2 Barros José. Hypotheses in Human Sciences ... – p. 149

3 San Filippo D. What Is Human Science? // MA, LMHC. February 20, 1991. www.lutzsanfilippo.com/library/general/lsfscience.html

236

сколькими сотнями испанских завоевателей». Он перечисляет семь различных гипотез, представленных как продуктивные ответы на вопрос, или, по крайней мере, пути возможного исследования. Кратко обозначим их. Гипотеза 1: «Бесстрашие, решимость и мастерство испанцев». Гипотеза 2: «Превосходящее оружие испанцев». Гипотеза 3: «Превосходящая военная стратегия испанцев». Гипотеза 4: «Политические разделения внутри этих империй, которые пошли на руку или были умело использованы испанцами». Гипотеза 5: «Мифология мезоамериканских народов, которая определила восприятие испанцев как богов». Гипотеза 6: «Культурный шок между испанцами и мезоамериканцами, сработавший против последних, по причине их большей неспособности иметь дело с инаковостью». Гипотеза 7: «Болезни, переданные испанцами местным жителям, не имевшим природной устойчивости к ним».

По замечанию Ж. Барроса, гипотезы часто формулируются с использованием данного подхода, особенно те, которые нацелены на выяснение отношений между событием или явлением и вызвавшими их основными факторами. Нередко историки предлагают комбинацию гипотез, нацеленных на обеспечение комплексного или многофакторного объяснения проблемы1. Но следует помнить, что даже в рамках плюрализма недопустима мешанина фактов или гипотез.

При этом, по выражению Д. Сан Филиппо, существуют «различные интерпретации истины, свойственные тому или иному сообществу» 2 . Здесь уместно упомянуть признаваемое в настоящее время обстоятельство, что в научном исследовании материалом для достройки эмпирии являются социальные нормы, ожидания, априорные установки, делающие возможными классовые, идеологически окрашенные и т.п. теории, совместимые с фактами3. В западной науке появилась даже такая разновидность эпистемологии, как «standpoint epistemology». Понятие «standpoint», введенное С. Хардинг для обозначения неявных, социально обусловленных базисных элементов интерпретации эмпирии, означает точку зрения, обусловленную принадлежностью к определенной социальной группе, взгляд с определенной социальной позиции. Подобные «точки зрения» имеют практически все социальные группы – представители определенного социального класса, определенной профессии или

1 Barros, José. Hypotheses in Human Sciences ... – p. 152 2 San Filippo D. What Is Human Science?

3 Мартишина Н.И. Феминистская философия науки в спектре науковедческих концепций // Философия и методология науки: Материалы Третьей Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 15-17 июня 2011) / Под ред.Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкина. Ульяновск, 2011. – с. 7-8

238

деятельности, связанной с хобби, также представители определенной конфессии и т.д.1.

В связи с этим, отметим, что первые объяснительные гипотезы относительно завоевания Америки, появившиеся сразу же после данного исторического периода, имели «европоцентричный» характер. Испанец Берналь Диас, который входил в экспедицию Кортеса, положил начало гипотезе (в сочинении «Правдивая история завоевания Новой Испании», 1557—1575), пытавшейся объяснить успех завоевания с точки зрения необычайно высокого искусства и доблести испанских завоевателей (гипотеза 1), что представляется понятным, учитывая его роль в завоевательной экспедиции как воина и участника Конкисты.

Гипотеза 4 о «внутренних политических подразделениях в пределах Мезоамерики» также имеет нюансы, очевидные при применении принципа социальной обусловленности. Если рассматривать ее с точки зрения того, что испанцы ловко использовали взаимное соперничество между народами Мезоамерики, мы, таким образом, помещаем испанских завоевателей в центр арены как главных действующих лиц и пишем историю с европейской точки зрения. Наоборот, если делать акцент на том, что событиям Конкисты предшествовала местная гражданская война, ослабившая ацтекскую империю и создавшая условия для установления испанцами своего господства, история тогда рассказывается с ацтекской точки зрения, и прибытие испанцев отодвигается на задний план как внешнее событие2.

Таким образом, социальные и гуманитарные исследования могут потребовать применение многоуровневых процедур для получения максимальных методологических преимуществ. С учетом априорных социальных установок исследователь должен постоянно вести и «работу над собой», используя личный психологический и социальный опыт для проникновения в суть события или явления, но, по возможности, освобождаясь от собственной «социальной обусловленности» там, где это необходимо.

Возвращаясь к множественности возможных ответов на вопрос в социально-гуманитарном знании, согласимся с мнением Ж. Барроса о том, что мы, возможно, никогда не получим единственного объяснения проблемы завоевания Америки. В действительности, развитие исторического знания состоит именно из этого постоянного пересмотра прошлого, трактовка которого основана на имеющихся источниках и определенных

1 Harding S. Is Science multicultural? Postcolonialism, Feminism and Epistemologies. Bloomington and Indianopolis: Indiana University Press, 1998, р. 149-150.

2 Barros, José. Hypotheses in Human Sciences ... – p. 153

239

точках зрения. Гипотезы здесь не могут быть представлены как абсолютные истины (если истины подобного рода существуют), потому что имеется очевидная широкая область интерпретации, заполняемая размышлениями историков или социологов по поводу современных или прошлых социальных проблем.

Библиография:

1.Мартишина Н.И. Феминистская философия науки в спектре науковедческих концепций // Философия и методология науки: Материалы Третьей Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 15-17 июня 2011) / Под ред.Н.Г. Баранец, А.Б. Верёвкина. Ульяновск, 2011. – с. 7-8

2.Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. – М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009. – с. 560.

3.Barros José D’Assunção. Hypotheses in Human Sciences — considerations on the nature, functions and uses of hypotheses // Sísifo. Educational Sciences Journal 07, Sep/Dec 2008. – p.147-158

4.Harding Sandra G. Is Science multicultural? Postcolonialism, Feminism and Epistemologies. Bloomington and Indianopolis: Indiana University Press, 1998, р. 149-150.

5.San Filippo David. What Is Human Science? // MA, LMHC. February 20, 1991. www.lutz-sanfilippo.com/library/general/lsfscience.html

Е.Ю. ФЕДОСЕЕВА

ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ РЕЛИГИОЗНОЙ ЭПИСТЕМОЛОГИИ В РАМКАХ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Знание - своеобразная социальная и индивидуальная память, способ сохранения и использования наследуемого или вновь используемого объёма информации [1]. Существуют различные виды знания в соответствии с существующими видами познания. Религиозное познание, имеет ряд своих особенностей, благодаря которым выявляются черты религиозных критериев научности, проявляющейся во всех аспектах религиозного познания.

Кант ввёл в гносеологию проблему априорного знания, полученного вне и до опыта. Это знание, которое носит всеобщий и необходимый

240