Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
6_Leonov_i_Tolstoy.doc
Скачиваний:
1
Добавлен:
24.09.2019
Размер:
109.06 Кб
Скачать

Философский аспект образа Федора

Литература военных лет, прежде всего романистическая проза Л.Соловьева, Н.Тихонова, Б.Лавренева изображала подвиг как прямое действие, нередко имеющее субъективно-эмоциональную мотивировку. Здесь и вдруг пришедшее чувство предельного восторга самопожертвования, и отрешенность человека от самого себя. Есть такая трактовка и в романтической по тональности повести Леонова "Взятие Великошумска" (1944) о ратных днях 203-й танковой бригады. Потрясающи страницы о гибели танкистов Соболькова и Обрядина, они завершаются авторским реквиемом:

"...Герой, выполняющий долг, не боится ничего на свете, кроме забвения. Но ему не страшно и оно, когда подвиг его перерастает размеры долга. Тогда он сам вступает в сердце и разум народа, родит подражанье тысяч, и вместе с ними, как скала, меняет русло исторической реки, становится частицей национального характера. Таков был подвиг двести третьей".

Но в пьесе "Нашествие" автор выступил в присущей ему роли писателя философского склада. Подвиг Федора Таланова непосредственно в сценическом действии не воссоздан, а раскрывается как поступок в бахтинском смысле "отречения от себя или самоотречения". Говоря словами М.М.Бахтина из его "Философии поступка", поступок Федора "расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения". Этот последний можно определить как путь героя от "я - для - себя" к "я - для - другого", и он волею писателя проложен через обстоятельства почти экспериментальные. Помимо того душевного надлома, который, естественно, испытывает Федор, оказавшись в атмосфере недоверия и вынужденной лжи. в пьесе есть и некоторая изначальная противопоставленность его семье, когда он это недоверие и ложь еще ощутить не мог. И нетерпеливая интонация, с какой не дает он матери повесить его пальто, и то, что он ставит его "торчком на полу", и как здоровается с Демидьевной ("А постарела нянька. Не скувырнулась еще?") показывает его отчужденность от близких людей. В дальнейшем он тем более бравирует своим положением изгоя, фиглярничает, усугубляя мучительные психологические коллизии (в этом Леонов следует традициям Достоевского). Критика военных лет не без оснований видела во внутренней драме Федора расплату за индивидуализм и эгоизм (тем более, что истинные ее причины тогда не могли быть прояснены). Но и в современных изданиях можно встретить такие эпитеты в адрес героя, как "отщепенец", человек с "заскорузлой душой". Думается, такая категоричность не может быть ключом к характеру героя драмы философской. Его путь от "я - для - себя" к "я - для - других" достигает кульминации подвига, отраженного в саморефлексии: "Просто спеклось все во мне... после Аниски. Я себя не помнил, вот",- говорит Федор.

"Нашествие" как социально-психологическая драма

Леонов-драматург - подлинный мастер социально-психологической драмы. Современная критика, обращаясь к образу Анны Николаевны, нередко полагает, что драматург лишил ее материнских чувств, показал "потрясающую глухоту матери!". В леоновском тексте - иное. В самом начале действия, когда зритель впервые видит Таланову, она пишет Федору письмо (даже не надеясь получить ответ). Она помнит, что Федора с ними нет "три года уже... и восемь дней. Сегодня девятый пошел" (т.е., буквально, считает дни разлуки). Достаточно малейшего повода в разговоре, чтобы она тотчас вспомнила о сыне:

Анна Николаевна: Ломтево! Там Иван Тихонович работу начинал. Федя родился, на каникулы туда приезжал.

Вспомним, наконец, как готовится она к встрече с сыном, узнав от растерянной дочери, что та видела Федора в городе. И вот из передней слышен (цитируем авторскую ремарку) ее "слабый стонущий вскрик. Так может только мать". Тем сильнее впечатляют сцены, где действительно проявляется отчуждение матери, и это сознательный "пережим" автора, который показал деформирование естественных человеческих чувств в тоталитарном обществе, когда близкие и любящие люди отрекались друг от друга или просто не хотели понять тех, на кого наезжала репрессивная государственная машина. И об этом Леоновым было сказано еще в 1942 г. - свидетельство о духовном противостоянии писателя тоталитаризму. Автор "Нашествия" (как и "Метели") верил в то, что истинный гуманизм несовместим с мрачной подозрительностью, злобным недоверием к человеку.

Но было в редакции 1942 г. и то, что навязывалось художнику "кураторами" литературы - лобовой, плакатный финал. Настойчивые "советы" подействовали на писателя, которому "представилось тогда, что наступило время прямого действия взамен бокового отраженного показа событий". Увидев повешенного сына, Анна Николаевна, как сказано в ремарке, "во всю силу боли своей" склоняется к плечу дочери, но произносит неподобающие трагической ситуации слова:

- Он вернулся, он мой, он с нами...

Автору этих строк от самого Леонова довелось слышать сетования на фальшь заключительных слов, которые, однако, пришлись ко двору критике военных лет. Она увидела в них "апофеоз Анны Талановой": "Способна на величайшее самопожертвование и огромное волевое напряжение". В финале последней редакции мать на сцене не появляется. Только на вопрос Ольги: "Она уже видела?". Колесников отвечает: "Да..." "Как эхо" (ремарка) звучат повторенные за Колесниковым последние слова Ольги о "великой" победе, оплаченной такой дорогой ценой.

Как видим, пьесе "Нашествие", как и другим драматургическим произведениям Л.Леонова свойственны особые "косвенные" пути раскрытия психологии героев (из-за чего леоновские пьесы нередко считались не сценичными, но на деле требуют соответствующих режиссерских и актерских решений).

Алексе́й Никола́евич Толсто́й (29 декабря 1882 (10 января 1883), Николаевск, Самарская губерния, Российская империя —23 февраля 1945, Москва) — русский советский писатель и общественный деятель, граф. Автор социально-психологических,исторических и научно-фантастических романов, повестей и рассказов, публицистических произведений. Член комиссии по расследованию злодеяний немецких захватчиков (1942). Лауреат трёх Сталинских премий первой степени (1941; 1943; 1946, посмертно).

Эпоха Ивана Грозного и его сложная, противоречивая фигура привлекали внимание писателя давно, по крайней мере, с 1935 года. Время царствования Ивана IV Толстой считал одной из тех переломных эпох, когда формировалась русская государственность, складывался национальный характер. «Личность Ивана Грозного - один из ключей, которым отворяется тайник души русского человека, его характера. Он был разносторонне талантлив - политический деятель, воин, мыслитель, организатор, любитель философических диспутов, для которых приглашали людей из-за границы, сочинитель обличительных саркастических писем, язык которых даже и сегодня - свеж и своеобразно художественен, он сочинял духовную музыку. Его ум был в вечном горении, возбуждении от идей, владевших им… Он был жесток, но это было в духе того сурового времени, жестокость его никогда не была бессмысленной, но обусловлена борьбой за поставленные цели… В достижении своих целей он не останавливался ни перед какими трудностями, так как считал себя выполнителем исторически предначертанных идей» (статья «Русский характер», 1944). Цикл из двух пьес - дилогия «Иван Грозный» («Орел и орлица», «Трудные годы») наиболее совершенное по форме драматическое произведение Толстого. Однако содержание дилогии в разное время вызывало нарекания. «Пьеса А. Н. Толстого «Иван Грозный» не решает задачи исторической реабилитации Ивана Грозного»,- писал в 1942 году председатель Комитета по делам искусств, требуя от драматурга более решительного оправдания опричнины и жестокости царя. А пятнадцать лет спустя покойному писателю было предъявлено прямо противоположное обвинение - в идеализации опричнины и самого Ивана Грозного. Первую часть дилогии, «Орел и орлица», писатель заканчивал в Ташкенте, куда он переехал из Горького. 14 июня 1942 года он вернулся в Москву. «Военная Москва… - вспоминал писатель Н. Никитин. - Было накалено, душно, цвели липы, а люди точно немые, молча, сжав губы, смотрели на карту. Тогда в Москву из Ташкента примчался Алексей… - Не мог… - сказал он, объясняя свой приезд.- Противно в Ташкенте. Вроде прячешься. Вечером мы сидели в особняке на Малой Никитской, там, где раньше жил Горький… Толстой серьезен… Он встает, приносит из соседней комнаты портфельчик и, вынув из него рукопись, начинает читать свой рассказ о Судареве, русском характере. Прочитав, он кладет руку на рукопись и постукивает по ней пальцами. - Здесь остаюсь… Да, твердо говорит он, как будто успокоенный собственными словами».

Неподалеку от Барвихи, где жил Толстой летом 1942 года, рассказывает Ю. А. Крестинский, располагалась «специальная военная школа - своеобразные курсы повышения квалификации партизан. Курсанты и преподаватели школы, уже имеющие опыт года войны, часто встречались с Толстым, делились с ним воспоминаниями, рассказывали случаи из своей боевой жизни на фронте и в тылу у немецко-фашистских оккупантов». 23 июля в Калуге писатель встретился с бойцами и командирами Первого гвардейского конного корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова, вернувшимися из рейда по тылам противника. По впечатлениям от бесед, полученным материалам (один из курсантов, улетая в тыл врага, передал Толстому свой дневник) писатель создал цикл «Рассказы Ивана Сударева», который начала публиковать «Правда» 14 августа 1942 года: «Ночью, в сенях, на сене», «Как это началось», «Семеро чумазых», «Нина», «Странная история». В мае 1944 года был напечатан еще один рассказ из этого цикла - «Русский характер». Национальный характер русского человека советской эпохи в его различных проявлениях, его многогранность и составляют идейное содержание цикла рассказов Толстого. Так подошло к завершению грандиозное художественное исследование, предпринятое Толстым: изображение русского характера и русской государственности, взятых в переломные моменты национальной истории - в эпоху Ивана Грозного, петровское время, в период гражданской войны и годы Великой Отечественной войны. 9 января 1945 года Толстой закончил шестую главу третьей книги «Петра Первого». Больше он уже не смог работать…». 23 февраля 1945 года А. Н. Толстой умер. На следующий день было опубликовано сообщение: «Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет ВКП(б) с прискорбием извещают о смерти выдающегося русского писателя, талантливейшего художника слова, пламенного патриота нашей Родины, депутата Верховного Совета СССР Алексея Николаевича Толстого». Сотни тысяч москвичей прошли через Колонный зал Дома Союзов, прощаясь с любимым писателем, проводили урну с его прахом на Новодевичье кладбище. Руководимый совестью русского человека, А. Н. Толстой сумел преодолеть классовые и личные симпатии, классовые и личные связи и вырваться из «подвала» эмиграции. Движимый желанием «хоть гвоздик свой собственный, но вколотить в истрепанный бурями русский корабль», писатель вернулся на Родину. Литератор, общественный деятель, член правительства, А. Н. Толстой в полном и всеобъемлющем смысле слова стал активным строителем и защитником нового общества, первого государства Земли. Но главное - он стал писателем новой эпохи. Творчество А. Н. Толстого вообще является ярчайшим свидетельством и доказательством глубокой связи литературы реализма с лучшими традициями русской классической литературы. Художник редкостно индивидуального дарования, великолепный мастер русского слова, А. Н. Толстой после революции - писатель в полном смысле общенародный. Его творчество стало неотъемлемой, неотделимой частью культуры, оно прочно вошло в жизнь и сознание людей, а в числе лучших образцов литературы является частью культуры общечеловеческой, общемировой. Бывают писатели, наивысшие достижения которых связаны с литературой для детей. Другие мастера в такую форму, при которой бы дело… внешним образом отражалось на бумаге и при котором исключалось совершенно его личное воззрение». Иван Ильич и тысячи других подобных ему чиновников государственной царской службы ради благоденствия своего и своих семейных добровольно выключали «личное воззрение» на дела, которыми они занимались.

Алексей Николаевиҹ Толстой большой мастер слова, вошел в русскую литературу как создатель историҹеского жанра. Его роман Петр Первый и драматиҹеская повесть Иван Грозный создавались в тридцатые годы, когда в СССР шли массовые репрессии. Писатель хотел понять знаҹение сильной власти, необходимости жестокости и террора, ее влияния на народ и суд истории. В далеком прошлом ищет писатель ответы на современные вопросы. Он хоҹет отгадать тайну русского народа и русской государственности. Но внаҹале история не поддается пониманию писателя, и он лишь сводит все к параллелям. Приходится изуҹать историҹеские материалы: Слово и дело государево, документы Раскольниҹьих дел XVIII века, фольклор. Все это открыло писателю язык эпохи. Он стал мыслить и говорить языком людей, живущих в эту эпоху. Только тогда раскрылся писателю дух времени. Толстой пишет повесть На дыбе, историҹеский роман Петр Первый и драматиҹескую повесть Иван Грозный. В это время Сталин дал команду к безудержному прославлению Ивана IV. Ему нужно полуҹить историҹеское подтверждение необходимости жестокости и тирании. Тотальное прославление Сталина требовало пафосного изображения палаҹей и профессиональных убийц из ближайшего окружения Ивана Грозного и в первую оҹередь Малюты Скуратова. Беззакония сталинского времени обосновывались с помощью историҹеских аналогий. Малюта Скуратов у Толстого прежде всего резонер и апологет государственных усилий царя. Именно Скуратов объясняет Басманову: ...царь ворота на хребет взвалил да понес... Ворота от града Третьего Рима, сиреҹь от русского царства. И Малюта сҹитает себя свыше обязанным помоҹь царю: Единодержавие тяжелая шапка... Ломать надо много, по живому резать... Митрополит Макарий взял с меня клятвенное целование: жену и детей своих забудь, о сладостях мира забудь, о душе своей забудь... обрек на людскую злобу... Именно Малюта настаивает на том, ҹтобы царь был последователен в своей жестокости: ...разворошил древнее гнездо, так уж довершай дело. Один его вид внушает ужас врагам государства. Приходит Малюта в молельню у Старицких, где собрались представители оппозиции, все пугаются, а он, разумеется, лишь строг и справедлив. Для того ҹтобы подҹеркнуть обоснованность репрессий, драматург фабульно мотивирует бегство Андрея Курбского предварительным его сговором с гетманом Радзивиллом, который командовал войсками противника. И дело не в одном Курбском: он в драматиҹеской дилогии лишь ҹасть дворянской оппозиции, звено в цепи боярского заговора. В первой ҹасти дилогии Иван Грозный решает: ...боярскую неохоту буду ломать. Но Малюта Скуратов сҹитает царя не совсем последовательным: Государь доверҹив, нежен, без меры горяҹ. И он тоже ведь обреҹен на людскую-то злобу. Малюта служит царю не за страх, а за совесть. Скуратов душит митрополита Филарета не по приказу царя, а по собственному разумению берет грех на себя, так сказать, в видах государственной пользы. Тем самым еще раз заявляет о себе писательское стремление не только оправдать Малюту перед судом истории и литературы, но и возвелиҹить его службу, им возглавляемую. Царь Иван в последний раз выходит к зрителю в момент военных неудаҹ, однако его реплика, произнесенная под занавес, исполнена оптимизма: Горит, горит Третий Рим... Сказано ҹетвертому не быть... Горит не сгорает, костер нетленный и огонь неугасимый... Се правда русская, родина ҹеловекам... Конеҹно, художник волен спорить и с приговорами истории, с литературной традицией, предлагать свое толкование. Именно на этом пути можно в известном увидеть неизвестное, выйти на рубежи художественного открытия. В трактовке темы Ивана Грозного на эти рубежи автору выйти не удалось. Толстой отступил от историҹеской истины. Чем больше работал писатель над дилогией, тем более схематиҹным становился образ царя. Толстой пытался возвелиҹить и реабилитировать образ жестокого самодержца, но писателя постигла неудаҹа, так как он собирался грешить против истины.