Вопрос 1. Начало биоэтики как нового типа мышления. Происхождение термина и проблема определения биоэтики, ее междисциплинарный характер. (Естественнонаучные, философские, религиозные предпосылки и основания биоэтического знания. Этико-мировоззренческие основания биоэтики. Антропоцентризм и биоцентризм. Этика «благоговения перед жизнью» А. Швейцера. Понятие «биоэтика» в работе В.Р. Поттера «Биоэтика: мост в будущее». Биоэтика как наука о выживании. У.Т. Райх о «двойственном» происхождении биоэтики. А.Хеллегерс о биоэтике как синтезе биомедицинского и этического знания).

Биоэтика как «этика жизни» в качестве особого междисциплинарного направления возникает в начале 70-х годов XX века и начинает интенсивно развиваться в США и странах Западной Европы. Согласно определению, данному в Энциклопедии по биоэтике (1978), «биоэтика - это такая область исследования, которая, используя методологии различных наук, имеет своим предметом «систематический анализ человеческого поведения в области наук о жизни и здоровье в той мере, в какой это поведение рассматривается в свете нравственных ценностей и принципов».

Биоэтика — одно из направлений современной этической мысли, которое рассматривает жизнедеятельность человека как проявление универсальности жизни. С одной стороны, это - определенная сфера человеческого знания, закономерный продукт и необходимый компонент философской культуры и человеческой духовности вообще, а с другой - она выступает в качестве профессиональной деонтологии — свода норм и правил практической и теоретической деятельности человека. В условиях развития глобальных технологий биоэтика становится объединяющим началом для различных направлений духовной и социокультурной деятельности человечества, своеобразным «мостом, в будущее» - (В. Р. Поттер), открывает новые горизонты для сознания человека, расширяет границы его деятельности и понимание сущности и смысла жизни.

Возникновение новой формы этики было обусловлено рядом социокультурных причин, обусловленных процессами разработки и использования современных глобальных технологий и поисками средств их ограничения и контроля. К числу таких причин можно отнести:

1. Осознание негативных последствий использования технологий как реальной угрозы выживанию человечества (опыт мировых войн и военных конфликтов, авария на Чернобыльской АЭС, экологические катастрофы и др.).

2. Надэтнический, транснациональный и планетарный характер технологий, невозможность их контроля отдельными государствами.

3. Технологизация личной и общественной жизни человека, массовая инспирация общественных вкусов, идеалов, оценок и систем ценностей, основанная на деперсонализации («компьютеризация» образа жизни, усиление тенденций потребительства и накопительства, нравственного нигилизма и т.д.).

4. Использование технологий для изменения оснований природы человека и жизни в целом (генная инженерия, репродуктивные технологии для воспроизводства человека и животных, клонирование, сельскохозяйственные технологии).

Возникновение биоэтики связано с разработкой обновленной системы моральных и духовных ориентиров, формированием нового духовного потенциала науки. В контексте биоэтики происходит переосмысление и обогащение содержания многих традиционных понятий естественнонаучного и гуманитарного знания - природа, человек, телесность и др. Создается биоэтическая концепция жизни как целостного феномена, который перестает однозначно отождествляться только с ее непосредственными материальными носителями и начинает включать в себя аспект духовности. Это качественно изменяет всю систему социально-культурных и духовных смыслов научной деятельности.

История более чем тридцатилетнего развития биоэтики свидетельствует о том, что её объект, предмет, содержание и функции невозможно ограничить узкими рамками корпоративной (например, медицинской, экологической или какой-либо другой формы) этики. Её объектом выступает жизнь как феномен, а предметом - изучение системы условий, при которых возможно сохранение и развитие жизни на Земле (состояние окружающей среды, социальных отношений, роль политики и экономики, соблюдение прав человека, особенности культурных традиций и др.). В отличие от большинства традиционных этических систем, объект и предмет биоэтики имеют глобальные характеристики и измерения. Это вызвано рядом причин - интернационализацией науки и научной деятельности, развитием единой системы связи в мировом сообществе, ослаблением контроля со стороны отдельных государств за развитием и использованием новейших технологий, активизацией деятельности транснациональных корпораций, усилением борьбы за рынки сбыта и т.д.

Основателем биоэтики является американский биолог и ученый-гуманист Ван Ранселер Поттер (1911—2001), который в начале 70-х годов XX века вводит в научный обиход термин «биоэтика» и определяет ее основные направления. Многие годы Поттер работал в Висконсинском университете (г. Мадисон, США) сначала профессором онкологии, а затем-заместителем директора лаборатории МакАрдла. В 50-е годы он одним из первых продемонстрировал положительный терапевтический эффект комбинации ингибиторов клеточного роста и химиотерапии при лечении рака.

В.Р.Поттер стремится объединить принципы и положения антропоцентризма и биоцентризма. Он считает, что применение этики не должно ограничиваться исключительно сферой человеческих отношений – её следует распространить на всю биосферу как целое с целью регуляции вмешательства человека в область разнообразных проявлений жизни. В своей фундаментальной работе «Биоэтика: мост в будущее», опубликованной в 1971 году, В.Р. Поттер стремится использовать антропоцентризм и показать, что именно противостояние и противопоставление фундаментальных общечеловеческих моральных ценностей и ценностей науки становится одной из главных причин кризиса, угрожающего человечеству, всему существованию жизни на Земле. Он подчёркивает, что на смену природным инстинктам человека, ранее способствовавшим сохранению вида, приходят механизмы культурной адаптации (в частности, борьба за власть) на основе регулирующего действия социального отбора, механизмы которого создаются самим человеком. Поэтому необходима особая наука - биоэтика, как наука выживания человечества, которая была бы действенной в условиях минимизации природных инстинктов человека:

«Человечеству срочно требуется новая мудрость, которая бы являлась знанием о том, как использовать знание», для выживания человека и улучшения его жизни. Концепция мудрости как руководства к действию и знание, необходимое для достижения социального блага и улучшения качества жизни, называется Наукой выживания. Я считаю, что эта наука должна строиться на знании биологии и в тоже время выходить за границы ее традиционных представлений; включать в сферу своего рассмотрения наиболее существенные элементы социальных и гуманитарных наук, среди которых особое значение принадлежит философии, понимаемой как «любовь к мудрости».

Одна из принципиальных философско-методологических новаций Поттера заключается в его стремлении синтезировать мировоззренческие особенности антропо- и биоцентризма при создании концепции «опасного знания». Современное представление о том, как бороться с опасным знанием продолжает оставаться достаточно консервативным, так как отражает сциентистскую позицию, согласно которой выход из сложившейся ситуации состоит в получении еще больших знаний за счет интернационализации науки. Однако сами по себе знания не могут быть ни плохими, ни хорошими. Они становятся таковыми только в процессе реализации практических целей, которые ставит перед собой человек.

В качестве доказательства истинности этой идеи Поттер приводит ряд убедительных примеров: научные открытия, предотвратившие дальнейшее распространение малярии в странах Африки, привели к впечатляющему снижению детской смертности. Спасенные дети выросли, создали свои собственные семьи, в которых снова родились дети, и это способствовало дальнейшему обострению демографической ситуации в мире. Использование беременными женщинами препарата против бессонницы - талидомида, недостаточно исследованного в отношении отдаленных эффектов, стало причиной рождения в различных развитых странах нескольких тысяч детей с тяжелыми нарушениями физического развития и последующей инвалидностью. Процесс химического синтеза пестицидов и последующее их широкое применение повсюду в мире привели к значительному загрязнению окружающей среды.

Изученные факты позволили Поттеру сформулировать важный для развития цивилизации вывод о том, что решения, принимаемые человечеством на основе научно обоснованных прогнозов, как правило, имеют краткосрочный характер и практически не учитывают интересы и потребности будущих поколений. Этический вывод из этого очевиден - наука может создавать достаточно сложные и трудно прогнозируемые ситуации, последствия которых нельзя предвидеть, если не изменить присущий ей, как особой социокультурной сфере, традиционный способ мышления и этическую оценку получаемых результатов.

Именно поэтому, биоэтика «рождается из тревоги и критической озабоченности перед лицом научного и общественного прогресса». В современном мире она, в первую очередь, выполняет функции этики предостережения: в ее основе лежит страх человека и желание его предотвратить негативные последствия своей деятельности. Но может ли быть страх ценностью и основанием всех других ценностей? И следует ли обосновывать биоэтику — этику сохранения Жизни — результатами предполагаемых и негативных последствий сегодняшней деятельности человека?

Э. Тоффлер, Г. Йонас, У. Бек и др. утверждают, что новая этика должна быть футурологией предостережения. Ее основная задача — не бесконечное приумножение производительной силы человека, а контроль за использованием знаний — тем джином, которого взрастило и освободило естествознание XX века. Чувство страха способствует переоценке всех предшествующих ценностей, а имманентная ответственность за будущее, которую испытывает человек, делает это чувство источником долженствования, моральным актом. Нам представляется, что пока в современном мире существуют определенные сферы деятельности человека (например, атомная энергетика, военная и химическая промышленность), опасность функционирования которых очевидна, состояние страха будет оставаться элементом адекватного восприятия и моральной оценки человеком сегодняшней ситуации. Эвристика страха будет еще достаточно долго выполнять важную роль при определении экзистенциальной ситуации человека в мире.

Но безраздельное господство страха как социально-культурного и психологического феномена, пронизывавшего всю историю человечества, заканчивается. Известный немецкий социолог У. Бек считает, что мы являемся свидетелями зарождения нового общества эпохи постмодерна -общества риска. Желание рисковать не просто дополняет чувство страха, но и является фундаментальной антропологической способностью, сопоставимой с такими базовыми для человека характеристиками как, например, свобода или рациональность. По-видимому, жизнь, лишенная риска, была бы невозможна: страх и риск позволяли человеку выполнять свое предназначение и преодолевать опасности потери самого себя. Однако в современном контексте риск приобретает еще и другой, дополнительный смысл: «Разумеется, — пишет У. Бек, — риски не изобретение нового времени. Кто, как Колумб, пускался в путь, чтобы открывать новые страны и части света, тот мирился с неизбежностью риска. Но это был личный риск, а не глобальная угроза для всего человечества, которая возникает при расщеплении атомного ядра или складировании ядерных отходов. Слово «риск» в те времена имело оттенок мужества, приключения, а не возможное самоуничтожение жизни на Земле».

Таким образом, первоначально биоэтика задумывалась и мыслилась В.Р. Поттером как этика выживания, как область знания, не только рационализирующая страхи и риски последствий человеческой деятельности, но и наука их преодоления для выживания цивилизации.

В конце 80-х - начале 90-х годов В.Р. Поттер постепенно приходит к идее глобальной биоэтики. В качестве её цели он предлагает достижение приемлемого выживания (acceptable survival) человечества, которое им понимается не только как выживание, устойчивое развитие общества (sustainable society), но и развитие здоровой экосистемы (healthy ecosystem). Основными условиями жизнедеятельности человека становятся: (а) сохранение окружающей среды и (б) контроль за репродуктивной функцией человека.

Для достижения и сохранения достойного уровня жизнедеятельности люди должны не только осознать опасность глобальной экологической катастрофы и перенаселения планеты, но и взять на себя обязательства: по изменению своего образа жизни, мыслей, улучшению качества здоровья, воспитанию молодого поколения, развитию экономики и политики и т. д. - реализации всего того, что отвечает целям глобальной биоэтики.

Программа глобальной биоэтики - это секуляризированная программа эволюции человеческой нравственности, призывающая к принятию ответственных решений в сферах охраны здоровья человека и сохранения естественной природной среды. По В.Р. Поттеру, биоэтика должна строиться на принципах демократии и толерантности и быть свободной от чрезмерного влияния как религии, так и светского гуманизма.

«Глобальная биоэтика может сосуществовать с секуляризированным гуманизмом до тех пор, пока он будет признавать, что естественные законы, управляющие биосферой, более того - универсумом, не изменяются в соответствии с желаниями индивидов, правительств и религиозными предпочтениями».

По сути, глобальная биоэтика — это своеобразная дуалистическая концепция, объединяющая биоцентрическую этику земли и антропоцентрическую концепцию индивидуального здоровья (person health). Индивидуальное здоровье - это один из двух основных приоритетов глобальной биоэтики, целью которой является не только выживание, но и улучшение человеческого рода. По мнению В.Р. Поттера, ученым - врачам, психологам, философам - следует направить свои усилия на создание концепции позитивного здоровья популяции и разработать для отдельных людей и их семей способы и методы достижения и сохранения здоровья. Медицине необходимо изменить свои приоритеты на превентивные, начать рассматривать здоровье индивидуума не только как отсутствие болезней, но и как некоторое позитивное качество, зависящее от многих факторов, важнейшими из которых является перенаселение и загрязнение окружающей среды.

Развитие медицинской биоэтики в США связано с деятельностью врача А. Хеллегерса - основателя Института этики Кеннеди. Именно он предложил рассматривать биоэтику как маевтику - науку, обретающую смысл в процессе диалога и сопоставления с медициной, философией и этикой. Он также разработал ее специфическую методологию как основание «врачебной морали». В это же время, Т.Л. Бошам и Дж. Ф. Чайлдрес в своих работах формулируют четыре принципа медицинской этики, которые впоследствии закладываются в основу американской доктрины биоэтики: автономии, не навреди, благодеяния, справедливости. Именно такое понимание биоэтики как особой дисциплины, синтезирующей медицинские и этические знания, становится в США господствующим, оставляя в тени поттеровские идеи. Биоэтика в таком виде превращается в академическую дисциплину и начинает преподаваться как учебный предмет. Она понимается как теория биомедицинского познания, политики и общественных дискуссий по проблемам выживания.

В самом общем виде основная идея биоэтики как своеобразной формы эко- и биоцентризма была сформулирована известным немецким философом, гуманистом, общественным деятелем и врачом А. Швейцером (1875-1965) как благоговение перед жизнью. Этика благоговения характеризуется осознанием самого факта жизни как фундаментальной ценности. Она рассматривает сакральное, уважительное отношение к жизни как центральный этический принцип, который должен стать основой этического обновления человечества, условием возникновения космической этики, этики Универсума.

В одной из своих работ «Философия культуры» А. Швейцер проанализировал причины духовного кризиса Европы и пришел к выводу, что своими истоками он уходит в несовершенство и противоречия европейских этических систем и возникающего на их основе этического мировоззрения. Он считает, что все многообразие этих систем может быть сведено к двум разновидностям: этике самоотречения и этике самосовершенствования. Этика самоотречения (этика христианства, утилитаризма и коммунитаризма) исходит из долга жертвенности ради других людей или общества в целом. Этика самосовершенствования (А. Шопенгауэр, И.Г. Фихте, И. Кант) исходит из индивидуальной духовной практики и возводит личность в абсолют. Возможен ли синтез этих двух исторических вариантов этики? Имеет ли основания идея трансформации этики самосовершенствования нравственной личности в этику самоотречения? Если первая - защищает и оправдывает индивидуальность как не регламентированную и абсолютную ценность, то вторая - провозглашает самоотречение ради процветания общества и имеет надиндивидуальнвый, регламентированный и релятивный характер.

А. Швейцер предлагает свой вариант индивидуальной элементарной этики, этики нравственной личности, как синтеза идей внутреннего самосовершенствования и самоотречения. Условиями такого соединения становится, во-первых, Бытие, которое обнаруживается в своих бесконечных проявлениях, в многообразии всего живого, и, во-вторых, нравственность, которая существует как ощущение сакральной, внутренней связи с миром. Знание о бытии и нравственности обогащается чувствами человека и в таком, измененном виде, становится его переживанием. Переживание познания наполняет нас чувством благоговения перед таинственной, проявляющейся во всем волей к жизни.

Этика благоговения перед жизнью - это этика ответственности, которая квалифицирует как добро лишь то, что служит сохранению и развитию жизни: «Поистине нравственен человек только тогда, когда он повинуется внутреннему убеждению помогать любой жизни, которой он может помочь, и удерживается от того, чтобы причинить живому какой-либо вред. Он не спрашивает, насколько та или иная жизнь заслуживает его усилий, он не спрашивает также, может ли она и в какой степени ощутить его доброту. Для него священна жизнь как таковая».

Сегодня швейцеровская этика благоговения перед жизнью продолжается в современных экоэтических и биоэтических концепциях, которые не только расширяют ее традиционные границы, но и дополняют содержание.

Мировоззрение современного этического биоцентризма как формы холизма базируется на ценных идеях и представлениях экологической и экофилософской мысли XX века:

1. Целостности и системности - все формы жизни взаимосвязаны, изменение в одной части биоценоза может привести к непоправимым последствиям - в другой части;

2. Пределов роста - всякое развитие имеет свои границы. Рост популяций коррелируется территорией, конкуренцией, запасами пищевых ресурсов, что отрицает возможность неограниченного роста человеческой популяции.

3. Экологической устойчивости - равновесие и порядок в природе - это динамический процесс, который зависит от биоразнообразия и беспорядка.

4. Масштабных последствий локального вмешательства человека в природу.

А.Н. Уайтхед, Дж. Кобб, С.Армстронг-Бак и др. предложили философию процесса, которая рационалистически обосновывает приоритет отдельного человека в иерархии ценностей других людей и всех остальных живых существ. Центральным ядром философии процесса становится индивидуум, а не целое, как в этике классического биоцентризма. Каждый индивидуум ценен сам по себе, поэтому эта философия исходит из приоритета человеческих нужд и потребностей, не будучи при этом антропоцентрической. Все живые существа обладают различным опытом, отличия которого связаны с его интенсивностью, глубиной и своеобразием. Каждое сложное живое существо - это центр опыта, репрезентирующий внутренне присущее благо, которое может выступать и как инструментальное благо для других. Иными словами, различные формы жизни обладают не одинаковой ценностью, поэтому их взаимные обязательства несимметричны - они являются более строгими по отношению к существам, обладающим более значимым опытом. С. Армстронг-Бак доказывает, что этот принцип позволяет преодолеть противоречия между принципом индивидуализма, который как приоритетный отстаивается защитниками прав животных, и принципом биоцентрического коллективизма в экологической этике.

Известный американский экофилософ П.Тейлор развил и конкретизировал эти идеи, предложив четыре базовых правила и шесть этических принципов отношения человека к природе, в которых он попытался синтезировать антропо- и биоцентрические подходы.

Правила:

• непричинения вреда - не причинять вреда живой природе, которая сама по себе есть благо;

• невмешательства - не ограничивать свободу отдельных организмов и экосистем;

• верности - нести ответственность за прирученных животных;

• восстановления справедливости - исправлять неправильные поступки человека по отношению к природе.

Принципы:

• защиты человека — действия, направленные на защиту человека от агрессии, допустимы, даже если они сопровождаются убийством отдельных животных или уничтожением целых видов и экосистем;

• сохранения человека — действия, необходимые для осуществления жизненных потребностей одного человека или многих людей, допустимы, даже если они посягают на жизненные потребности отдельных животных и растений, целых видов и экосистем;

• пропорциональности - действия, направленные на удовлетворение несущественных интересов людей, не позволительны в случае их конфликта с жизненными интересами животных и растений, и несовместимы с позицией уважения к природе;

• минимального вреда - действия, направленные на осуществление некоторых жизненных интересов людей, но противоречащие жизненным интересам животных или растений, допустимы в том случае, если они совместимы с позицией уважения природы и при отсутствии других способов, приносящих меньший вред;

• справедливости распределения - каждая сторона должна рассчитывать на равную долю при наличии равенства их жизненно важных интересов и существования природного источника блага, который может быть использован любой из сторон;

• восстановления справедливости - используется после применения принципов минимального вреда и/или справедливости распределения для компенсации воздействия человека на природные объекты и сохранения уважения к природе.

Исторический анализ становления и развития биоэтики позволяет выделить ряд важных условий, способствовавших ее формированию:

(1) развитие современной глобальной морали толерантности, основанной на признании уникальности всех проявлений жизни;

(2) усиление противостояния процессам деперсонализации личности, технологизации и стандартизации моральных принципов, тенденциям нравственного релятивизма;

(3) обоснование личной ответственности субъекта морального поступка;

(4) усиление процессов коммуникации и гуманитаризации международного научного сообщества;

(5) расширение пространства аксиологической стратификации научного сознания, осмысления традиционных понятий «жизни» и «смерти».

Для современной биоэтики характерен процесс видоизменения, модификации, когда в рамках единого проблемного направления одновременно сосуществуют различные ее репрезентации: вариации секуляризированной биоэтики, разнообразные религиозные версии - биоэтика православная, католическая, евангелистская, иудейская и т.д. Все это свидетельствует, с одной стороны, о глобальном характере тех проблем, которые пытается осмыслить биоэтика, с другой стороны - о синкретическом характере тех ценностей, которые являются для нее ориентиром.

НАУЧНЫЕ, РЕЛИГИОЗНЫЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ОСНОВАНИЯ БИОЭТИКИ

Своими корнями биоэтическое мировоззрение уходит вглубь европейских философских традиций конца XVIII - начала XIX века - либерального индивидуализма и утилитаризма. Одновременно с этим, этика жизни связана тысячью незримых нитей с единым пространством научной, религиозной и философской мысли Европы, которое начинает формироваться в начале XX века, а впоследствии принимает форму культуры постмодерна. В качестве основных предпосылок биоэтики выступают идеи, разработанные в философии жизни, экзистенциализме, феноменологии, персонализме - тех философских учениях, в которых понимание феномена жизни получает новую пространственно-временную размерность и внутренние перспективы для философской рефлексии.

Одна из причин нашего стремления подвергнуть анализу основные предпосылки и возможные теоретико-мировоззренческие основания биоэтики объясняется той ситуацией, которая сложилась на сегодняшний день - «многоукладностью» подходов и истолкований предмета, методов, целей и задач биоэтики, а также неопределенностью, неоднозначностью и релятивизмом ее теоретических конструктов. В настоящее время в качестве предпосылок и оснований биоэтики рассматриваются различные религиозные представления и философские концепции. Так, например, существуют особые направления биоэтики, основанные на рецепции ее проблем традиционной аксиологией христианства, буддизма, иудаизма, ислама и т. д. С другой стороны, отчетливо просматривается тенденция сведения биоэтики к этике науки либо к прикладной, профессиональной этике за счет преувеличения роли ее научных предпосылок.

Биоэтика возникает как ответ на необходимость разработки нового духовного потенциала развития науки в эпоху развития глобальных технологий. Эта междисциплинарная область, как особый социокультурный феномен, является результатом современной трансформации науки и техники, прогресса новейших технологий.

XX век становится веком небывалого в истории человечества развития науки и техники, которые неузнаваемо изменяют мир и человека, прежде всего, его сознание и психологию. В человеческой истории впервые возникает ситуация, когда мир науки становится миром обыденной жизни человека. Он вторгается в повседневность через совокупность явлений материальной и духовной культуры (идей, слова, телевидения, информации, компьютерных систем и технологий) и, тем или иным образом, наука становится частью жизни каждого цивилизованного жителя Земли. Во всей предыдущей истории человечества только религия обладала таким абсолютным господством над человеком и всей его жизнью.

Результаты научно-технического развития становятся предпосылками и основами новой нравственности общества постмодерна, которой присущи критический подход к своим основам, осознание объективных границ своего действия, плюрализм мнений и взглядов, междисциплинарный характер, демократизм, стремление к универсальности, интеллектуальная независимость. Но ни естественные, ни общественные науки не способны разработать самодостаточную основу, из которой можно было бы непосредственно вывести этические принципы. Наука же, в целом, разрабатывает четыре важные принципа как предпосылки и основания биоэтики:

принципы критической самостоятельности научного сомнения и методологического скептицизма;

принципы универсализма и демонополизации притязаний на познание истины.

Оценивая последствия человеческой деятельности, наука вынуждена взять на себя роль не только разрушителя запретов, но и «конструктора табу». Научная рефлексия дополняется важными компонентами - научно обоснованным анализом последствий в свете соотношений «затрата-прибыль» и «риск-прибыль», оценкою технологий и стандартов воздействий на окружающую среду. Научная экспертиза становится необходимой частью принятия нравственных решений в социальной политике. А сама этика - экспертом состояния общественных отношений и таким их критиком, который обладает необходимой для этого интеллектуальной независимостью и способностью давать нравственную оценку (вплоть до табу) имеющихся ситуаций через практику деятельности этических комитетов. Для этого в биоэтике используется мнение различных «экспертов», в том числе, и представителей ее западных и восточных религиозных версий.

Наука - один из главных источников представлений о меняющемся мире, о месте человека в нем. Метафизические категории и существующая концепция реальности согласуются с научными данными и пониманием потенциальных возможностей человека. Наука помогает сформировать мировоззрение, в рамках которого возникает та или иная этическая система. Научная рациональность - это подвижная система, свидетельствующая о том, что проекты Просвещения и Модерна еще не закончены. Незавершенность присущая науке, ее многообещающий характер выступают в качестве отправного пункта становления нового мировоззрения и формирования новой этики, которая, подобно науке, стремится включить в сферу своего исследования и критического рассмотрения все новые представления, расширяющие ее горизонты.

Безусловно, что истоки биоэтики, как особого явления европейской интеллектуально-духовной культуры - в идеалах и ценностях эпох Возрождения и Просвещения, в традиции гуманизма, имеющего выраженный светский характер. В.Р. Поттер для подтверждения этого тезиса приводит следующее высказывание Т. Энгельгарта:

Биоэтика - это элемент секуляризированной культуры и правнучка Просвещения. В связи с тем, что 80-е годы ... повсюду в мире ознаменовались попытками вернуть традиционные ценности и, несомненно, ценности религиозной веры, кто-то, возможно, спросит, чем это может обернуться для биоэтики в специальном секуляризированном смысле. Однако, похоже, что мир пока не стоит перед необходимостью объединения отдельных ортодоксальных учений, и если на ортодоксию не возлагается надежд ... биоэтика неизбежно развивается как секуляризированная фабрика рациональности в эру неопределенности. Это означает открытую мирную дискуссию между различными группами атеистов, католиков, иудеев, протестантов, марксистов, гетеро- и гомосексуалистов об общественной политике, возникающей в здравоохранении, которая будет неизбежно приводить к поиску нейтрального общего языка. Биоэтика развивается как lingua franca мира, озабоченного сохранением здоровья человека, но не придерживакщегося одной точки зрения. Т. Энгельгарт акцентирует внимание на дихотомии светской и религиозной точки зрения и рассматривает биоэтику исключительно как явление секуляризированной культуры. Нам все же представляется, что как светская, так и религиозная версия биоэтики исходят из общей, очень важной в методологическом плане, предпосылки - признании ценности человека как личности, уважении его права на жизнь, свободу и счастье. И если обратиться к центральному принципу биоэтики - принципу автономии, то мы увидим, что в его основании лежит то понятие личности, которое обосновано христианством при помощи ряда мирвоззренческих тезисов и постулатов.

В христианстве, более чем в других религиозных традициях, утверждается полная реальность, великолепие, красота и праведность жизни, созданной Богом. Природа и человек понимаются как благородное творение рук Божьих и место божественного самооткровения, и уже, хотя бы по этой причине, вызывают к себе благоговение. Человек рассматривается как образки подобие Бога, а его тело и душа - как неделимая единица жизненной силы. Тело - сосуд духа, его храм и воплощенное выражение. В христианстве множественность проявлений природы человека рождена любовью и не является свидетельством его несовершенства. Эта множественность (многоликость) возводится в абсолют и таким образом признается божественное предназначение каждой отдельной человеческой личности.

Более того, человек является не случайным средоточием ряда реальностей, а неделимым целым. Нерушимый союз духовности и телесности - ось христианского мышления. Когда же эта целостность отдельного человека противопоставляется его сверхприродному, божественному призванию, христианство говорит о плоти, обозначая этим словом силу, сковывающую как душу, так и чувства. Устремляясь к Богу, тело и душа действуют сообща, а греховность рассматривается скорее как умысел и искажение духа, а не как проявление физической плоти. Иными словами, постижение и достижение Божественного образа возможно только на основе совместного совершенствования души и тела. Согласно христианскому мировоззрению, жизнедеятельностью человека управляет не слепая судьба или равнодушная Идея, но личность. Эта личность - Бог. Приобщение к Божественному возможно только в индивидуальном акте, на основе признания личности и личностного. И поэтому каждый христианин воплощает собой тайну души, которая известна только Творцу. С другой стороны, человек обладает свободой, ибо он создан по образу и подобию Божьему. И созданный Божественною силою человек сам выбирает либо греховность, либо божественность.

Именно христианская этика провозглашает в качестве главной человеческой заповеди — любовь к ближнему как высшую ценность и бесконечное проявление человеческой духовности.

Христианское мировоззрение способствовало формированию понятия личности. Именно к этому понятию постоянно апеллирует биоэтика, когда говорит о правах личности, ее автономии, компетентности, информированном согласии, справедливости и т. д. Христианство в данном случае выступает как определенная духовная и социокультурная традиция, которая в значительной степени обосновывает и обогащает биоэтическое сознание. Поэтому несомненно, что принципы христианской этики внесли весомый вклад в формирование биоэтики, ибо они установили бесконечную ценность любой человеческой души, человеческой жизни и индивидуальности. Хорошо известно, что этика Иисуса Христа требует безграничного творения добра, но при этом достижение человеком совершенства есть всего лишь способ для преобразования реального мира в Царство Божие, так как вместе с грехопадением и человек, и природа теряют божественное достояние и благословение. В этом содержится исток той раздвоенности, которая обнаруживает себя в отношении христианства к физическому, телесному, тварному миру вообще. С одной стороны, для христианского мировосприятия характерно обожествление любого проявления жизни, а с другой - четко зафиксированная тенденция к отрицанию внутренней самоценности земной жизни, природного мира и статуса природной телесности человечества в божественной иерархии. Мир человека есть лишь определенная степень отчуждения, совокупность относительно статических и преходящих условий, в которых человек существует со времени своего грехопадения. В этом мире человек только с помощью Церкви реализует замысел своего спасения. С Богом в потустороннем царстве соединяется только часть человека, а именно - его душа. Физическому телу нет места в этом чисто духовном искуплении. Эта этическая проблема трагически преломляется в христианстве как конфликт закона и благодати.

Христианство не смогло выработать этики любви, понимания, сочувствия и справедливости к тварному. Любовь к ближнему понималась (и понимается до сих пор) как любовь к другому человеку - образу и подобию Божьему, как путь индивидуального самоспасения, как аскеза, целомудрие, достижение добродетели. Понятно, что все эти характеристики в основном духовной жизни человека. Они не применимы для понимания жизни вообще. Действительность тварного, всего живого — греховна. Поэтому в истории христианства постоянно повторяются поиски расширения границ христианской этики, такого способа решения этических проблем, при котором любовь к человеку, ко всему живому были бы «не только путем искушения и спасения, но и творчеством новой жизни» [5].

Вера в творение выступает основанием христианской формы биоэтически-экологического мировоззрения. Бог создал изначальную форму мира, потенциал которого поручил человеку исследовать и, по мере возможности, реализовать. Человек неразрывно связан с природой и в ней укоренен; природа — базис возможной человеческой истории, благодаря которой человек и все другие виды жизни становятся сопричастными в своем существовании и развитии. Благословение дает христианской вере указания для правильной направленности человеческой деятельности в мире и окружающей среде. Поступки против человека, природы, Универсума -грехи перед Богом, ибо разрушают Его творение. Фома Аквинский пишет: «Бога мы обижаем исключительно тем, что действуем против нашего собственного добра». Благословение не только препятствует грехам, но и призывает человека к Сотворчеству с Богом.

В идее Сотворчества реализуется позитивный потенциал науки и техники, экономики и культуры. Это благословенное поручение остается постоянно актуальным, так как живое стремление к развитию протекает через все сотворенное бытие (Ф. Аквинский). И если на предыдущих этапах истории самоосуществление человека происходило за счет внутренних способов - веры, медитации, философских рассуждений, аскезы, милосердия, то в эпоху научно-технического прогресса реализация внутренних духовных планов личности требует иных, «внешних» способов и механизмов самоосуществления, изменения и усовершенствования внешнего мира. Такое широкое и повсеместное использование в обыденной жизни «внешних» способов самоактуализации значительно усиливает нравственную ответственность каждого человека.

В условиях кризиса духовности и общечеловеческой морали теологи ссылаются на существование естественной нравственности, связанной со спасительным действием Бога, но при решении конкретных проблем они вынуждены прибегать к ценностям осмысленного опыта и разума человека. Сегодня нравственные решения, которые предлагает христианская этика, основаны не только на толковании Ветхого и Нового Заветов, рассуждениях нравственного догматического богословия и социальной этике. Они обобщают достижения социальных, естественных (биологических и медицинских) наук, результаты социально-культурной истории и научной практики человечества.

Таким образом, в основаниях христианской и биоэтической мысли лежат ряд общих мировоззренческих установок антропоцентрического характера. Только человек:

может жить, упорядочив свои отношения с природой; знает (хотя и несовершенно) природу;

выступает в качестве целостного, планетарного социоприродного преобразователя природы;

обладает личностью и самосознанием, что является основанием нравственности и права.

Наука и религия являются основными элементами единой метасистемы социокультурной деятельности человека. Несмотря на фундаментальные различия, эти элементы имеют много общего. Именно поэтому многие религиозные и светские мыслители, пытаясь в XX веке осуществить синтез теологии и науки (Т. де Шарден), теологии и философии (А. Швейцер), вышли на новый уровень осознания традиционных этических проблем. С другой стороны, многие ученые и философы в своей деятельности совмещали научные и религиозные концепции и признавали существование «параллельных миров», способных влиять друг на друга (Платон и Аристотель, И. Ньютон и П. Лаплас, А. Эйнштейн и Н. Умов, И. Павлов и В. Вернадский).

Большое значение объединению принципов и ценностей религии и науки придавал основатель биоэтики В.Р. Поттер. В своей книге «Биоэтика: мост в будущее» он посвящает специальную главу анализу взглядов П.Тейяра де Шардена - теолога-эволюциониста, философия которого представляет, по мнению Поттера, своеобразный и действительный синтез науки и религии. «Тейяр де Шарден смог реализовать нашу общую цель, - пишет он, - соединить биологическое знание и традиционные человеческие ценности таким образом, чтобы на этой основе стремиться к осознанному будущему человечества». Отличие Тейяра от всех других эволюционистов состоит в его вере, как в поступательное движение культурной эволюции, так и в человека, который один знает ее направление и цель. Он утверждает, что при помощи науки, а также индуктивных процессов, присущих христианской вере, можно найти единственно правильный путь развития человеческой культуры к точке, названной им «Омега», в которой разум человека найдет общий язык с научным гуманизмом.

Подобно Тейяру, многие великие ученые признавали существование особого религиозного космического чувства. «Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде слабого косвенного отзвука — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен» - писал А. Эйнштейн. В истории религии он различи три стадии: первая и вторая - антропоморфные, вызванные страхом перед обожествленными силами природы и необходимостью опереться на высший авторитет при установлении моральных норм. Третья, космическая стадия, связана с возникновением религиозного космического чувства. Оно не ведает ни догм, ни Бога, «сотворенного по образу и подобию человека», и не приводит к завершенной концепции Бога или теологии. Это чувство является «сильнейшей и благороднейшей из пружин» научного исследования. Космическая религия противоположна антропоморфной, потому что «для того, кто всецело убежден в универсальности действия закона причинности, идея о существе, способном вмешиваться в ход мировых событий, абсолютно невозможна». Она таким образом противостоит не только религии страха, но и религии морали, ибо «этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется».

Точку зрения, очень близкую по сути, но менее «атеистическую» по форме, высказывал А.Д. Сахаров. В воспоминаниях, датированных 1983 годом, он пишет: «... я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, без источника духовной «теплоты», лежащего вне материи и знания о ней».

В.И. Вернадский связывал возникновение ноосферы с превращением человечества в единое целое: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом ставится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть «ноосфера». В его учении мысль, разум понимается, прежде всего, как нравственный разум, воплощающийся как в науке, так и технике. «Истина, красота и добро едины в ноосфере» - утверждает В.И. Вернадский в работе «Научная мысль как планетарное явление».

Итак, биоэтика возникает как мост «между двумя культурами» - наукой и гуманитарным знанием, как попытка создания особого систематического мышления, основанного на знании ценностей и биологических фактов.

В последние годы анализ отдельных биоэтических проблем все чаще перерастает в дискуссию о том, что собою представляет сама биоэтика как парадигма и как метатеория.

Итальянские теологи-биоэтики Э. Сгречча и В. Тамбоне считают, что для серьезного обсуждения оснований биоэтики «... недостаточно одной лишь выработки концептуальных парадигм, подходящих для решения в крайних случаях тех или иных вопросов и основанных на своего рода прагматической договоренности, которая может меняться в зависимости от обстоятельств». Необходимо стремиться к выработке метатеории и раскрытию главного аргумента в пользу дозволенности или недозволенности, допущения или запрещения того или иного действия, поступка, решения с позиций биоэтики.

Метабиоэтика (глобальная биоэтика) не может ограничиваться предложениями выбора из произвольного набора элементов этических теорий, норм, принципов с тем, чтобы в зависимости от обстоятельств практического характера применялась та или иная система принципов. Она ставит своей целью вырабатывать у человека принципиальные аксиологические установки, формирующие его отношение к основам самой жизни.

При анализе наиболее характерных элементов теории современной биоэтики легко обнаруживается, что у многих исследователей их набор и иерархия определяется либерально-правовой и утилитаристской теориями. Основные права человека становятся общим знаменателем многих национальных аксиологических ориентации и свидетельством глобализации самой культуры, размывания традиционных национальных корпоративных этик. На биоэтику возлагаются надежды по созданию нового общественного договора и Интернационала общественных организаций.

По мнению итальянского философа Дж. ди Бернардо, биоэтическая теория должна базироваться на следующих понятиях: а) самостоятельность; б) рациональность; в) ответственность; г) реализм. Все эти качества присущи либерально-правовой теории, которая оказала большое влияние на формирование лица современной биоэтики.

Философская традиция, на которой основан либеральный индивидуализм, признает в качестве основополагающего блага сохранение человеческой жизни. Ее сохранение возможно лишь на основе соблюдения фундаментальных прав человека: на жизнь, свободу, частную собственность. Впервые язык прав в качестве политического и морального аргументов применил английский философ Т. Гоббс. Именно у него понятия морали и нравственности, добра и зла, справедливого и несправедливого, стали выводиться из естественного права человека на жизнь, которое получило приоритет над всеми другими правами и обязательствами.

Согласно Гоббсу, жизнь каждого народа можно разделить на 2 стадии: природную и гражданскую. В естественном, природном состоянии все люди равны и обладают равным правом на все. Однако при отсутствии общей власти реализацию этих прав никто не может гарантировать. Каждый человек занят самим собой, стремится осуществить свои эгоистические желания, для чего вступает в борьбу с другими людьми. Таким образом, естественное право человека на все, что он считает необходимым для своего самосохранения, ведет к войне «всех против всех», что само по себе противоречит принципу самосохранения. Такое состояние войны несовместимо с понятиями правильного и неправильного, справедливого и несправедливого.

Вместе с тем, люди наделены истинным разумом, который дан им Богом, и знанием естественных законов (leges naturales) — высших неизменных моральных императивов. Основным законом человеческой природы является стремление к выживанию, самосохранению, миру с другими людьми: «Естественный закон - есть предписание, или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни и что лишает его средств к сохранению, и пренебрегать тем, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни». Знание естественных законов присуще человеку. Именно оно приводит к заключению общественного договора, автоматически обращающего человечество в состояние государственности и гражданственности. Каждый член гражданского общества сознательно идет на ограничение своих «прав на все» и частично уступает их другим согражданам.

Однако для установления мира на Земле недостаточно договоренности не убивать, не красть и др., а необходимо также предусмотреть наказания за ее нарушение. Для защиты мира требуется сильная единая воля, носителем которой и выступает государство. Оно становится хранителем прав, от которых отказались его граждане. Таким образом, согласно Гоббсу, государство служит целям самосохранения и благополучия его граждан, а государственные законы - воплощению природных законов в жизнь Социума. Только благодаря гражданскому обществу, которое ограничивает человеческие страсти, становится возможной реализация естественных законов и прав человека.

Сложность возникает тогда, когда мы начинаем осознавать, что гражданские законы - это отнюдь не естественные законы. Государство устанавливает новые границы для справедливости и ее нарушений. Так, кража, убийство, прелюбодеяние, хотя и запрещены естественными законами, но могут оправдываться общими целями сообщества - договорившегося между собой большинства. Только государство определяет, какое имущество наше, а какое - чужое; и что является «прелюбодеянием», а что нет; что является убийством, а что - «защитой личности или отечества». Понятия добра и зла рассматриваются и приравниваются к понятиям справедливого и несправедливого, относящегося к компетенции гражданских законов: «Определение добра и зла, справедливого и несправедливого, достойного и недостойного принадлежит гражданским законам, а посему то, что законодатель повелевает нам делать, той должно почитаться за благо, а то, что он нам запрещает, - за зло... Если я по приказу государства пойду на войну, которую я считаю несправедливой, я тем самым не поступлю несправедливо...» - пишет Гоббс.

Традиции либерального индивидуализма находят свое продолжение в философии Дж. Локка, который в значительной степени модернизирует представления Гоббса, придает им более демократический характер. Его идеи способствуют объединению теории прав и свобод человека с христианскими представлениями о существовании безусловной любви в божественном мире.

Локк выступает против согласия большинства и договора, как идей, при помощи которых можно построить теорию нравственности. Природное состояние людей, считает он, характеризуется не взаимной враждой (как у Гоббса), а доброжелательностью. В таком естественном, природном состоянии мира, доброй воли, взаимной помощи законы и право построены на «здравом смысле», утверждающем, что все люди равны и независимы, поэтому никто не должен причинять ущерба жизни, здоровью, свободе и имуществу других людей.

Равенство понимается Локком как равное право всех людей (равенство возможностей и притязаний) на инициативу, проявление творческой энергии, направленной на достижение своих целей: «Хотя земля и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему...».

Труд и талант людей, склонность к тому или иному роду деятельности создают различия между людьми, в результате чего и закладываются основы собственности. Ее дифференциация приводит к необходимости создания государства, которое должно гарантировать инициативу и свободу людей, а не ограничивать их.

В отличие от Гоббса, Локк говорит не только о правах, но и обязательствах человека, которые заключаются в соблюдении вечных и неизменных моральных правил: «Свобода не является свободой для каждого человека делать то, что он пожелает...; она представляет свободу человека располагать; и распоряжаться как ему угодно своей личностью, своими действиями, владениями и всей своей собственностью».

В либеральных теориях принцип автономии приобретает особое значение и смысл. Единственным основанием нравственного действия становится автономный выбор, направленный на дальнейшее освобождение общества. Свобода выступает в качестве высшей ступени и критерия нравственности - дозволено то, что соответствует свободному выражению желаний человека, с единственным ограничением - не ущемлять при этом свободу другого. Однако на самом деле, всякий свободный акт исходит из реальной жизни человека, который его совершает: «Жизнь предваряет свободу, ибо тот, кто не живет, не может быть свободным. Свобода обладает содержанием, это всегда акт, имеющий какую-то цель или затрагивающий кого-то, и за это содержание свобода несет ответственность». Свобода предполагает онтологический и оптический (сущностный) контекст и поэтому не может рассматриваться изолированно от других человеческих ценностей.

Либеральная доктрина, несмотря на существующую критику за декларативный характер прав, не подкрепленных обязательствами, и пренебрежение общественными интересами, все же находит все больше сторонников в мире. По сути, язык прав и демократических свобод, при существующих межкультурных и межнациональных конфликтах и разногласиях, становится единственным языком, понятным не только биоэтикам, но и представителям различных религиозных течений, философам, политикам, государственным деятелям во всех странах.

Теория либерального индивидуализма во многом способствовала сближению позиций антропо- и биоцентризма, «размыванию» четких границ между ними, поиску общих интегральных понятий и языка для диалога, основанного на представлениях, с одной стороны, о соизмеримости человеческих ценностей ценностям жизни, а с другой — о жизни как субстрате духовного, как важной предпосылки возникновения человеческих акциденций. Либеральные теории расширили границы человеческого общества до эко- и биосообщества, где «свои права» получили их «полномочные» представители - отдельные животные, растения, виды, экосистемы, биоценозы и т. д.

Либеральные теории — одно из направлений британского эмпиризма. Другой ветвью этой плодотворной в теоретическом плане философской школы стал утилитаризм И. Бентама и Дж. Милля.

Этику, построенную на основе принципов эмпиризма, в целом можно охарактеризовать как утилитаристскую и эвдемоническую. Ее отправным пунктом является чувство, ощущение нехватки чего-либо (неудобства, дискомфорта, страха и т.д.), некоторое беспокойство души, стремящейся к отсутствующему благу. Именно такие чувства и ощущения, как считают эмпирики, управляют действиями и поступками человека, который при помощи различных средств стремится избавиться от неприятных ощущений и максимизировать приятные. Соответственно, добро и зло — это удовольствие либо страдание или же действие, мысль, поступок их вызывающий, а «...добродетель представляется не столько долгом человека, сколько выгодой, и нравственным для человека будет только то, что полезно...».

Принцип полезности стал основанием этической теории И. Бентама и Дж. Милля. С позиции этики утилитаризма необходимо стремиться к «принесению наивысшей пользы наибольшему количеству людей». При этом в качестве пользы может выступать счастье, удовольствие, здоровье, благополучие, а в качестве конечной цели морали - активизация стремления людей к получению удовольствия, наслаждения и счастья.

Утилитаризм телеологичен: он представляет собой концепцию достижения целей, исходящую из оценки результатов и следствий предпринимаемых действий. Хорошо известно, что любое действие может приносить благо одним людям и страдание - другим. Поэтому польза - это не только сумма благ различных лиц, но и определенный баланс (пользы и вреда, добра и зла). Если суммарно полезные последствия какого-то действия превосходят вред, то такое действие следует считать моральным; в том случае, когда количество положительных результатов меньше, чем наносимый при этом ущерб, поступок считается аморальным.

Классический утилитаризм, построенный на эмпиризме Д. Юма, сводил расчет «затрата-польза» к оценке «приятно-неприятно» для одного субъекта. Утилитаризм Бентама и Милля основан на тройном предписании: максимального увеличения удовольствия, уменьшения боли и расширения сферы личных свобод для возможно большего числа людей. Исходя из этих параметров, была выработана концепция «качества жизни», которую в настоящее время многие биоэтики противопоставляют христианской сакральности жизни. Методология анализа затрат и пользы, как и других формальных методов, позволяющая осуществлять выбор и принимать экологические и биоэтические решения, исходит из предпосылок утилитаризма.

В этике утилитаризма только тот индивид, который обладает способностью к ощущениям, наделен познавательными и нравственными потенциями, поэтому некоторые утилитаристы определяют личность через способность ощущать. Это приводит к тому, что, с одной стороны, область защиты интересов индивидов расширяется до сообщества животных, которые способны чувствовать, а с другой - сужается за счет тех живых существ, которые не имеют таких способностей (эмбрионы, человек в коме). Таким образом, может оправдываться неестественная смерть или уничтожение тех индивидов, у которых страдание преобладает над удовольствием, или же всех неполноценных людей, увеличивающих общее количество боли и уменьшающих количество радости в мире. Парадоксально, что утилитаризм не допускает уважения к живым существам, которые не способны чувствовать и уравнивает людей с теми из них, кто обладает этим свойством. Но все же, благодаря парадоксальности своих предпосылок, именно утилитаризм стоит у истоков общественного движения за права животных.

Утилитаризм оказывает значительное влияние на общественную жизнь. Многие современные философы считают, что его значение было бы еще большим, если бы система утилитаристских принципов была бы дополнена принципом справедливости.

Наибольшую известность на Западе приобрела либеральная эгалитаристская «теория справедливости как честности (fairness) Дж- Роулса, построенная на трех принципах: а) равной наибольшей свободы; б) равенства честно полученных возможностей; в) дифференциации.

Два первых принципа функционально обеспечивают равенство в свободах, правах и возможностях граждан. В соответствии с ними, каждая отдельная личность имеет равное право пользоваться максимальным количеством прав и свобод (совести, слова, собственности, участия в политической жизни и т.д.). Люди, имеющие одинаковые способности и навыки, должны иметь одинаковые возможности для занятия определенного положения в обществе. Третий принцип вступает в силу тогда, когда очевидны результаты первых двух. Он допускает существование неравенства, но смягчает его негативные последствия и требует защищать интересы тех людей, которые оказались в наихудшем положении. Каждый может оказаться на дне жизни, попасть в число неудачников, поэтому общественные и экономические институты должны максимизировать доступность благ для граждан, находящихся в наихудшем положении и создавать благоприятные социальные условия для всех, а не только избранных.

В коммунитаристской этике, долгое время господствовавшей в СССР идея справедливости функционирует в контексте приоритета общественных ценностей над личными. Коммунитаристы, как правило, обращаются к тезису Аристотеля о более высокой ценности практики локальных обществ и добродетелей, ей соответствующих, по сравнению с ценностями этической теории. Они утверждают, что добро как определенная ценностная установка

изначально содержится в социальной практике. Человеку необходимо лишь его усваивать в процессе активного участия в общественной жизни (воспитания, обучения, коллективного труда). Существует умеренная и активная формы современного коммунитаризма. Их отличия заключаются в том, что если представители первого течения коммунитаризма все же пытаются адаптировать либеральные теории, не отрицая явно теории автономии и индивидуальных прав, то «активные» коммунитаристы (С. Taylor, Macjntyre, M. Sandel) принципиально отбрасывают ценности либерализма и пытаются увековечить концепцию индивидуальных добродетелей как результата воспитания в коллективе.

С точки зрения этики коммунитаризма, права отдельных личностей сами по себе, без соответствующих обязательств перед обществом, носят исключительно декларативный характер и поэтому не могут быть реализованы. Следовательно, теория прав, с необходимостью, должна быть дополнена теорией обязательств. Критики либерализма приводят в качестве примера современные западные общества, построенные на ценностях индивидуализма, которые провозглашают политическую разобщенность, допускают разрушение семьи как института, считают более важным соблюдение прав личности, а не выполнение ею своих обязательств перед обществом в вопросах всеобщего благополучия, образования и формирования коллективных целей.

Недостатки либерализма заключаются: во-первых, в недооценке значения общих добродетелей и роли политического государства при создании условий для достижения благосостояния человека; во-вторых, в отождествлении обязательств государства по отношению к обществу и индивиду; в-третьих, в неспособности понять личность как историческую фигуру.

Пытаясь найти нечто общее, что смогло бы примирить или объединить эти позиции, стать основой диалога западных и восточных ценностей, взвешивая все «за и против» в споре либерального индивидуализма, утилитаризма и коммунитаризма, стоит, по-видимому, рассмотреть особенности социокультурной обстановки, в которой произошла актуализация этих двух противостоящих этических позиций.

Определенные тенденции, направления и черты в европейском искусстве, политике, религии, этике, образе жизни, мировоззрении во второй половине XX века свидетельствуют о новом культурном измерении постиндустриального и потребительского общества, получившем название постмодернизма. Этике постмодерна присущи такие черты как отсутствие каноничности, асистематичность, сознательный эклектизм, установка на пересмотр классических этических норм и критериев морального поведения.

Ж.-Ф. Лиотар, один из авторов проекта философии постмодерна, считает, что ситуация постмодерна - это состояние утраты веры в «великие метаповествования», «метарассказы», в частности, в идеи прогресса, эмансипации личности, абсолютизации научного знания. Постмодернистское умонастроение несет в себе отчетливую печать разочарования в идеалах ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс торжество разума, безграничность человеческих возможностей. В 1927 году в книге «БЫТИе И ВРЕМЯ» М. Хайдеггер попытала раскрыть причины кризиса европейской философии и культуры: утрата веры человечества в нравственное поступательное совершенствование и по его мнению, эта причина - забвение подлинной человечности, человека от истинного Бытия, которое начинает являться не непосредственно, а как определенный отчужденный результат как произведенный познанием.

События второй половины XX столетия показали, что движение в границах прежних идеалов и ценностей грозит продолжение эпохи модернизма, эпохи элитарной детерминизма, несет в себе значительную угрозу. Нужна другая этика, которой были бы присущи такие свойства как справедливость. Биоэтика представлена множеством теорий. Для неё характерен процесс видоизменения и модификации. В графах единого проблемного направления биоэтики одновременно сосуществуют различные ее репрезентации: от так называемой секуляризированной (светской) до религиозной.

Современные тексты по медицинской биоэтике также носят выраженный нарративный характер. В них, как правило, обнаруживаются многочисленные описания отдельных медицинских случаев, историй болезней, диалогов, казусов, судебных прецедентов, которые в силу своей частой повторяемости, приобретают особый нарицательный смысл: казусы с Памелой Гамильтон, Карен Энн Куинлаи, Джоном Сторэром, Йозефом Фоксом и др. Эти рассказы требуют прочтения не столько разумом, сколько сердцем, взывают к состраданию и любви к ближнему. Наррации способствуют установлению нравственной легитимности общественных институтов. Они позволяют определить компетентность общества и его институций в решении того или иного этического вопроса, этической дилеммы, сложной ситуации. Так, например, случай с Карен Куинлан стал отправной точкой для начала дискуссий о юридическом праве человека на смерть и прецедентом для новой судебной практики.

Специфика нарративной формы дискурса состоит в том, что в ней участвуют три участника: тот, кто говорит, тот, к кому обращена речь и третье лицо, о котором говорится. Знание, образующееся в такой конструкции, является компактным и назидательным, оно позволяет увидеть, как традиция рассказов становится традицией критериев, которые учат говорить, слушать и действовать в обществе, дают, в конечном счете, навыки социальной практики. Рассказ-повествование призывает читателя стать участником «происходящего» действия и дать ему собственную моральную оценку. Такой рассказ имеет характер поучения и назидания, и показывает то, чего нельзя делать, таким образом предоставляя возможность читателю самому сделать выбор в пользу того или иного поступка. Именно через такие рассказы передается набор прагматических связей и правил, конституирующих социальные отношения.

Познание эпохи постмодерна характеризуется особым стремлением сблизиться с обычаем, культурной традицией, желанием найти в них «самое главное», ранее «утерянное». Биоэтическое мировоззрение построено на освоении полифонии существующих традиционных этических учений (христианства, классической деонтологии И. Канта и др.). С другой стороны, через него происходит диалог и взаимное сближение различных традиций поиска предельных оснований жизни и соответствующих этических систем.

И, наконец, социальный прагматизм эпохи Постмодерна, который заключается в постоянной саморефлексии и «эмпирическом самодопросе», стремлении пересмотреть основания научного дискурса, бесконечном анализе полученных данных. Все это способствует расшатыванию монолитности и авторитетности классической научной парадигмы, фаллибилизму исследовательской практики. Прагматизм, пронизывая все тело биоэтики, находит свое выражение во всех тех явлениях, о которых говорилось выше: синкретизме ценностей, стремлении к воспроизводству определенных культурных традиций, нарративности.

Одним из содержательных моментов философии постмодерна является ее способность к постановке проблем, связанных с гуманизацией знания на основе новых представлений о понятии жизни. Изучение феномена жизни перестает ассоциироваться только с исследованием его материальных носителей и переносится в пространство метафизической, духовной сферы человека. А. Швейцер справедливо замечает в этой связи: «В старом рационализме разум стремился обосновать мир. В новом он поставил себе цель объяснить волю к жизни, заложенную в нас».

История развития биоэтики свидетельствует о том, что мы имеем дело с тем случаем, когда реалии жизни выступают в качестве такой пространственно-временной «прерывности», которая одновременно является и объектом и инструментом изучения. Физическое или биологическое объяснение жизни нам представляется упрощенным и эвристически малосодержательным. Такой редуцированный подход к жизни и стал главным недостатком биоэтики В.Р. Поттера. Он, как и многие его предшественники, попытался выйти на проблемы этики жизни напрямую, соединив идеи Ч. Дарвина и других эволюционистов, биологические парадигмы, достижения генетики и молекулярной биологии, экологии и кибернетики, с идеей человека как кибернетической машины, которая может ошибаться. Выраженные биологизм и механицизм (хотя и модернизированные) привели Поттера к созданию парадигмы биоэтики как парадигмы «выживания человечества», но не позволили ему создать определенную биоэтическую метатеорию.

Человеческое общество все же подчиняется законам не столько биологической, сколько социокультурной эволюции, в ходе которой биологические явления перестают существовать независимо и объективно, а становятся зависимыми и производными от культурной адаптации и биомедицинских технологий. Человек, тем самым, выйдя из-под жесткого контроля законов природы, начинает подчиняться законам ноосферы, важными элементами которой становятся этика и философия, которые в наши дни обретают новую жизненную силу и действенность. Необходимость создания новой, подлинной философии и этики, которые «смогли бы обуздать действительность», в XX веке ставится на повестку дня. «Поистине убогим является содержание жизни, - констатирует О. Шпенглер, - где приходится снова и чуть иначе формулировать взгляды на понятие воли и психофизического параллелизма, чем это было сделано сотней предшественников... Это может быть еще профессией, но философией быть не может. Что не охватывает и не изменяет всей жизни эпохи до самых сокровенных ее глубин, то не должно подлежать оглашению».

В основе современной биоэтики лежит особое ценностное восприятие жизни, которое выразило себя в многочисленных направлениях философии жизни, провозгласивших жизнь «сущностью» всего мира и центром ценностно-смыслового Универсума. Наиболее важным» философско-религиозными, философскими и гуманистическими учениями в данном контексте, с нашей точки зрения, выступают биологизм О.Ницше, интуитивизм А. Бергсона, феноменология и экзистенциализм, которые придали понятию жизни внутренние перспективы для развертывания путем своеобразной интериоризации и индивидуализации.

У истоков философии жизни находится философия немецкой романтической школы. Немецкие романтики (И.Г. Фихте, Ф. Шиллер, А. В и Ф. Шлегели др.) повлияли на формирование философии Ф. Ницше. «Он-то - как подчеркивает Г. Риккерт, - и придал более, чем кто-либо другой, слову «жизнь» присущий ему блеск, столь многих к нему сейчас привлекающий». У Ницше впервые жизнь становится в центр мира и мировоззрения. Увлеченный идеями дарвинизма и эволюционизма, Ницше заменяет борьбу за существование истинной волей к жизни - волей к ВЛАСТИ. Как известно, нравственный идеал Ницше - это Заратустра, Сверхчеловек, вовлеченный в бурный водоворот жизни и с презрением отвергающий все другие идеалы. Он ставит себя превыше всех остальных людей, так как считает себя способным утверждать жизнь в ее вечном возрождении, во всей полноте ее страхов и ужасов. Он не останавливается ни на какой форме жизни, а стремится к все большему разнообразию и совершенству самопроявления. С точки зрения Ницше, христианская этика сострадания аморальна, так как она защищает то, что не может жить самостоятельно. Подлинные ценности должны измеряться масштабом усиливающейся жизни. Даже истинность науки рассматривается исходя из того, способствует ли она жизненному движению или замедляет его.

Вместе с тем, у Ницше отношение к человеку характеризуется коренным противоречием: с одной стороны, человек для него - стыд и позор, лишь средство для создания Сверхчеловека, а с другой - то, что наделено способностью к творчеству, к созданию новых ценностей, нового мира. Обращаясь к человеку (и в его лице к человечеству) он спрашивает, «можешь ли ты сам себе дать свое добро и зло и повесить над собой свою волю как закон? Можешь ли ты быть судьею самого себя и мстителем своего закона?» [30]. Человек может творить новые ценности, но мораль, как и истина, не даются изначально, а создаются в жизненном процессе, в борьбе за могущество. Борьба за жизнь есть творческий процесс, в ходе которого возникают определенные ценности.

Ницше выступает за индивидуализацию идеалов, где индивидуум превращается в законодателя, но только для самого себя. Мораль становится возможной как самоограничение, как «законодательство – только для себя, которое ограничивает и сужает собственное пространство, но одновременно усиливает стремление к диалогу с другими истинами.

В контексте анализа философских предпосылок биоэтики наиболее важными являются четыре идеи Ницше: в центре мира и мировоззрения находится жизнь; критерием научной истины и морали является степень их соразмерности явлениям жизни; индивидуализация морали возможна лишь на основе морали толерантности; человеческая жизнь — это бесконечный процесс творения новых ценностей.

У французского философа А. Бергсона жизнь приобретает качественно иные черты, нежели у Ницше. Склонность к органическому и отвержение механического приводит Бергсона к решительному повороту в сторону метафизики, к интуитивизму.

Основой всех жизненных процессов он считает длительность и непрерывность, направленность и незавершенность. Длительность и время вводятся в саму основу мира — вся вселенная длится.

По мнению Бергсона, сущность жизни невозможно понять при помощи

естественных наук, которые признают только повторение своих истин, а мир постоянно «несется вперед к своей новизне». Мир естествознания представлен односторонними вычислениями рассудка; научные понятия умерщвляют жизнь, «однообразят» вечно разнообразные вещи. Только интуиция, но не рассудок, может постигать жизнь в ее жизненной длительности. Длительность, в отличие от абстрактного застывшего времени науки, предполагает постоянное творчество новых форм, становление, взаимопроникновение прошлого и настоящего, непредсказуемость будущих

состояний, то есть свободу.

Жизнь — это порыв, «огромная волна», которая, распространяясь из центра, останавливается, встречая сопротивление материи. В мире животных и растений часть изначального жизненного порыва оказывается утерянной. Но жизнь на этом не прекращается, она ищет другие пути к индивидуальности и стремится создать изолированную естественным образом систему - сознание. Эволюция, таким образом, продолжается в сознании человека, а точнее — в его интуитивной сфере.

Жизнь (жизненный порыв) понимается Бергсоном в широком значении как совокупность всех переживаний, в которую умершее входит наравне с живым. Здесь в философии появляется переживание — качественно иное (в отличие от Ницше) понимание жизни, как интуиции, сверхсознания: «...интуиция есть сам духи, в известном смысле, сама жизнь». Сознание, как жизненный поток свободно, но, проходя через материю, пересекая пространство человеческих поколений и индивидов, оно принимает реальную форму интеллекта, который накладывает ограничения на свободу жизни и самого сознания. Тем самым имплицитно совершается переход к теории ценности. Этика Бергсона - это этика жизни. Чтобы наша жизнь приобретала осмысленный характер, мы должны освободиться от рассудочных суждений и жить, руководствуясь интуицией. Только путем интуитивной отдачи себя течению жизни мы достигаем состояния нравственной свободы. Интуитивное знание — это непосредственное знание-переживание, симпатия, незаинтересованное погружение в предмет, преодоление дистанции между субъектом и объектом исследования. Смысл и содержание истинного бытия, истинной жизни раскрываются только при помощи активной интуиции, а не рассудка.

У Бергсона мы обнаруживаем несколько важных идей как предпосылок формирования биоэтики: жизненное раскрывается в становлении; методом постижения смысла жизни является процесс интуиции.

Эти философские идеи развивает феноменология. Сущность феноменологического подхода к биоэтическим проблемам состоит в утверждении: смысл любого феномена (явления) невозможно целиком вывести из содержания нашего знания о нем. Поэтому необходимо восстанавливать непосредственность первично данных нам феноменов (жизни, в том числе) и заново учиться видеть «стоящее перед глазами», не затемненное научными теориями и обыденной психологией.

Феноменологический подход позволяет рассматривать каждый акт мысли как событие, отличное от своего же собственного содержания. Представление о том, что в мышлении существуют образования, ниоткуда не выводимые и по своей сути неразложимые, фактически нам данные, позволяет оценить процесс любого познания, в том числе, и научного, не только изнутри, но и извне. Тем самым, с одной стороны, акт познания становится реальным событием действительности и уже не может быть сведен к содержанию самого себя, к своей собственной экспликации. С другой - сама процедура мысли как процесса начинает выступать проявлением природы человека, тем, что участвует в образовании и развитии так называемых «человеческих сущностных сил».

Философия жизни и феноменология утверждают, что человеческие Ценности не являются формами объективного знания. Человек лишь устанавливает «островки порядка в хаосе Вселенной», но этот порядок изначально неантропоморфен, ему, как содержанию знания, не может быть придана конечная размерность (М.Мамардашвили). Но именно такая ориентация, ориентация на «нечеловеческое» и, тем самым, установление в нашем внутреннем мире представлений безмерного порядка, есть один из важнейших факторов, элементов созидания самого человека, формирования и развития его сущности.

Любое знание, с феноменологической точки зрения, приобретает ценность только в той мере, в какой содержанию человеческого сознания не может быть присвоена никакая ценностная размерность. Смысл всякого познания (и в этом ключ к решению проблемы противопоставления естествознания и гуманизма) содержится в постоянном расширении способа восприятия человеком мира и себя в нем.

Таким образом, и жизнь может быть глубоко понята лишь через ее «бытийственные» характеристики, которые раскрываются в процессе дескриптивной редукции. Важнейшая характеристика жизни человека и жизни вообще — это ее коррелятивность интенциональному.

Наиболее последовательно это положение реализует М. Шелер, который строит свою этику на эмоционально-чувственной основе, противопоставляя логике разума логику сердца. Обоснование общезначимой этики на основе эмоциональности становится возможным благодаря открытию интенциональной структуры человеческих чувств. При этом акты любви, ненависти, боли, страдания приобретают объективно ценностное содержание. Феноменологический подход позволяет выработать новое понимание телесности — мы не обладаем телом, а есть им; именно тем телом, которое любит, страдает, болеет и т.д. Тело обладает нами, и будучи наделенными определенным телом от рождения мы не можем его вторично присваивать. Высшая ценность для Шелера — это позание акта любви, как акта сопричастности бытию. Он является нам как действительная симпатия, как встреча и соучастие в жизни другого человека, которые не нарушают его собственной и настоящей экзистенции. В свою очередь, духовность трактуется этим философом не только как рефлексивный акт, но и как интенциональностъ, внутренние переживания любви, веры, надежды, доверия, прощения и согласия, а жизнь понимается как основа всей культуры.

Важным достоянием биоэтики, благодаря феноменологии, становится осознание того, что опыт чувственности и телесности человека выступает как особая реальность, которую нужно изучать и учитывать во всех видах деятельности человека. Феноменологически понимаемый опыт показывает, что непосредственные переживания субъекта имеют бесспорную ценность, а жизнь человека может быть воспроизведена только через такую важную характеристику бытия как чувственно-телесная сфера. Принципиальная новизна установки феноменологии состоит в том, что она указывает на условия, при которых конечный в пространстве и времени человек может осмысленно совершать действия, используя опыт, моральные оценки, акты познания, даже принципиально несовместимые с этим опытом.

Итак, основания биоэтики как определенной метатеории обнаруживаются в сфере феноменологического опыта. Он свидетельствует о том, что при решении биоэтических проблем следует больше доверять сознанию, не отсылая человека к объективной реальности. При этом классическая этика не отвергается, а проводится ее трансформация, преодолевается присущий ей натурализм и антропоцентризм.

Основанием биоэтики, наряду с философией жизни и феноменологией, выступает также и экзистенциализм, который, как и философия жизни, старается определить и понять бытие непосредственно, преодолеть рационализм и интеллектуализм и таким образом сблизить понятия бытия и жизни. Но в отличие от философии жизни, основанной на исходной реальности переживания, экзистенциализм стремится раскрыть онтологический смысл сферы человеческих чувств. В результате оказывается, что этот смысл выступает как направленность переживаний на что-то такое, что находится за их пределами, по другую сторону от них, трансцендентное им. В качестве изначальной трансценденции выступает свобода как проявление человеческой сущности. Человек как «чрезмерное существо» свободен, ибо он, один из всего животного царства, способен «трансцендировать», то есть имеет исключительные возможности проектировать, создавать, выбирать самого себя, не руководствуясь ничем, кроме собственной субъективности. Свобода, как плата за человеческую жизнь, «экзистенцию», представляет собой моральную ответственность, которую несет каждый человек как личность.

Идея экзистенциализма — рассматривать существование человека как нечто конкретное, и, вместе с тем, трансцендентное - становится принципиально важной для биоэтики. Действительно, трудности классической этики связаны с таким пониманием субъективности, которое невозможно подвести под какие-то четко сформулированные нормативы и установки. Но экзистенциализм оставляет человеку право самому решать, насколько далеко он может идти в своих действиях. Осмысливая собственное бытие как реализацию божественного плана, человек попадает в духовную атмосферу, где утверждается моральная ответственность. Человек несет ответственность за свое призвание реализовать в собственной жизни все ее неповторимые и уникальные возможности. Таким образом, сфера моральной ответственности перестает быть прерогативой изучения только теологов и философов. Теряется присущая ей абстрактность, и она обсуждается специалистами в различных сферах человеческой деятельности.

Жизнь человеческая представляет собою постоянный поиск самого себя, поиск оснований своей духовности, поэтому личность человека достойна уважения, так как она несет ответственность за тот моральный выбор, который осуществляет на протяжении всей своей жизни. И основным принципом современной биоэтики становится принцип автономии человека, уважения личности как ответственного «автора» своей судьбы и истории, своей неповторимой и уникальной биографии.

Представляется несомненным, что феноменологические и экзистенциальные подходы формируют такие новые мировоззренческие ориентиры и стиль мышления, которые позволяют преодолевать сложившееся классическое противопоставление естественных и гуманитарных наук и переводить эту проблему в иную плоскость — сферу первичной ситуации, «ситуации выхода», где и происходит рождение универсальных конструктов человеческой деятельности, познания, в том числе. Представление о предпосылках возникновения таких конструктов, раскрытие ситуации их генезиса, определение возможностей мышления и знания о нем как феномене, не имеющем размерности - вот конкретные способы трансформации и гуманизации естественнонаучной сферы.

Проведенный анализ представленных выше философских идей позволяет определить главный вектор современной этики жизни — развитие в направлении индивидуализации морали. Философией нового биоэтического сознания становится автономия духовного начала. В ее основе лежит признание у человека широких творческих возможностей, наличия интуитивного чувства своей соразмерности жизни и жизненному, стремления к непосредственности восприятия феноменов жизни, экзистенциального чувства самости, неповторимости, индивидуальности, нравственной ответственности и осознания его непреходящей ценности для Универсума. С.Б. Крымский пишет, что «все настоятельней и энергичнее утверждает себя в общественном сознании мысль, что личность — не единичное и даже не особенное, но монадное образование... Вместе со значимостью принципа монадности растет значение духовного самоопределения личности».

Рассмотренные нами идеи и принципы христианского мировоззрения, основные положения философии жизни, феноменологии, экзистенциализма, коммунитаристских, либеральных и утилитарных этических систем выступают в качестве предпосылок возникновения биоэтики как определенной концепции. Но для ее окончательного становления необходимо также такое метатеоретическое основание, на основе которого можно было бы объединить и систематизировать все ценные для биоэтического мировоззрения идеи и принципы. На наш взгляд, в качестве такой метатеоретической модели-матрицы, которая объединяет достоинства всех перечисленных подходов и, вместе с тем, разрешает их антиномии, обосновывая объективность биоэтических ценностей и норм, выступает этическая теория персонализма. Она может стать в такой же мере и условием успешной рецепции в Украине «западной» модели биоэтики, биоэтики прав и свобод личности, на основе синтеза ценностей индивидуализма и коммунитаризма, этических смыслов Запада и Востока. В нашем социокультурном пространстве представляется очень важной и необходимой возможность расширения марксистского понимания гуманизма при помощи персонализма.

Персонализму принадлежит значительная роль в возвращении современной теоретической мысли к вопросам личностного содержания труда и деятельности, человеческого общения и человеческой общности, которые являются наиболее актуальными проблемами современного общества (украинского в том числе).

Основатель персонализма Э. Мунье считал, что подлинное зло века -недостаток личностного начала в человеке. Это зло неустранимо даже при помощи общественного договора, основанного на принципах индивидуализма и либерализма. Свободы отдельных договаривающихся сторон неравноценны, а, следовательно, нет никаких гарантий достижения социальной справедливости: «Мы окружили собственное Я прочной оградой, укрепив ее колючей проволокой, мы привели в полную боевую готовность наши интересы и притязания, представив их в качестве высших добродетелей, и, чтобы разорвать эту оборону, потребуются исключительные средства: может быть, в один прекрасный день Восток даст нам такие средства...» [4; 42]. Центральное понятие персонализма - это понятие личности. Тремя главными факторами формирования личности являются: размышление (поиски призвания), вовлечение (признание своей воплощенное™), самораскрытие (готовность к самопожертвованию и жизни в другом). Личность постоянно трансцендирует - находится в бесконечном поиске своих духовных основ и поэтому вечно стремится избежать крайностей эгоистически замкнутого на самом себе индивидуализма и анархистской абсолютизации значимости самости. Истинное свойство персональности проявляется в результате осознания индивидом своей конечности и ограниченных возможностей, оно связано с желанием включиться в действие, проявить себя, победить материю, оставить след в действительности. Энергия и творческая сила персональности - это аналог «жизненности» Заратустры. Однако, в отличие от последнего, в персонализме причина, побуждающая человека к творчеству новых ценностей, находится вне мира, она трансцендентна миру. Основания человеческой жизни коренятся в духовном мире личности, соотнесенном с божественной трансценденцией. Отождествляя себя с действующей причиной, человек придает ей характер долженствования, а сам становится проводником новых ценностей в мире (П. Рикер). Опыт внутренней духовной жизни персоналистически ориентированного человека приводит его к признанию христианских ценностей, согласно которым личность обретает себя только в любви как самопожертвовании ради других людей.

Новации персонализма заключаются: (1) в привнесении идеи жизни с ее длительностью и непрерывностью в содержание понятия личности; (2) в функциональном понимании личности, как процесса и разомкнутости ее элементов, как открытой возможности к самосовершенствованию коммуникации с другими людьми. Понятие персонализации позволяют Э.Мунье переходить от индивида к обществу и обратно, от опыта индивидуализации - к практике межличностной коммуникации: «Личное есть живая активность самотворчества, коммуникации и единения с другими личностями, которая реализуется и познается в действии, каким является опыт персонализации».

Персонализм утверждает объективный и экзистенциальный (онтологический) статус личности. Личность - это одухотворенное тело, воплощенный дух. Она ценна потому, что она есть, а не только благодаря свободному выбору, который она совершает или может совершить. Реалистический персонализм видит в личности (подобно христианству) единство тела и духа, которое представляет объективную ценность. Естественный нравственный закон воплощается в уважении к личности во всех проявлениях ее сущности и онтологических достоинств.

Эволюционное понимание понятия личности отражает стремление охватить все проявления не имеющего границ бытия и распространяется на дух, события, ценности, судьбу, общество. Любое сообщество может рассматриваться не только как иерархическое единство, но как коллективная личность, личность личностей: «Здесь обнаруживается главный парадокс личностного существования: оно есть собственно человеческий способ бытия и вместе с тем должно быть нескончаемым завоеванием; сознание медленно высвобождается из мира минералов, растений и животных, которые продолжают жить в нас (выделено нами - авт.). История личности будет идти параллельно истории персонализации. Она будет развертываться не только как сознание, но - во всей своей полноте - как усилие по гуманизации человечества». Общество не должно навязывать и подчинять своим задачам личность, а лишь способствовать (экономически, политически и культурно) осуществлению ее призвания.

Одна из ключевых идей персонализма, воплощенная в биоэтике - это христианская мысль о единстве человечества, существующего в универсальном пространстве и времени. Мысль о роде человеческом, имеющем свою историю и коллективную судьбу, от которой ни один индивид не в состоянии освободиться, вдохновила не только космополитизм и марксизм. Согласно персонализму, суть идеи равенства состоит не в обособлении и разъединении, а в «связности человечества». Отсюда и биоэтическое понимание справедливости, которое основывается не на индивидуальных потребностях, а на том, что объединяет всех людей -универсуме личности.

Трансформируя идеи феноменологии и экзистенциализма, персонализм утверждает, что бытие - не только «бытие к...», но и бытие к другому, в котором межличностное общение Я-МЫ является чрезвычайно важным. Первичный опыт личности - это «опыт» другой личности; именно другие обуславливают существование, восхождение и универсализацию личности. Личность существует только в своем устремлении к «другому», познает себя только через «другого», обретает себя только в «другом». Существовать для членов общества - значит любить. По сути, персонализм продолжает идею П.Т. де Шардена, который считал, что не всякое сообщество порождает любовь, а только персонифицированное: «... коллектив, в сущности, вне любви... Невозможно отдаться анонимному множеству. Но пусть, напротив, универсум обретает впереди лицо и сердце, пусть он, если можно так выразиться, персонифицируется для нас. И тотчас же в атмосфере, созданной этим очагом, начнет увеличиваться притяжение элементов».

Мунье понимает под любовью не «природное», а сверхприродное отношение, новую форму бытия. Акт любви - это неопровержимое свидетельство существования человека, его несомненное Cogito. Любовь дается через бытие, которое личности дарует «другая» личность, через бытие другого. Подлинная любовь властно требует различения и признания «другого» «иным».

Представления Мунье о сущности любви близки и Тейяру де Шардену, идеи которого В.Р.Поттер рассматривал как основополагающие для биоэтики. Тейяр считал любовь особым космическим чувством: Мы часто полагаем, что любовью мужа к жене, к своим детям, к своим друзьям и до некоторой степени к своей стране исчерпываются различные формы любви. Но в этом списке как раз отсутствует самая фундаментальная из форм страсти - та, которая низвергает один за другим элементы и объединяет их в целое под напором замыкающегося универсума, и, следовательно, близость - космическое чувство.

Всеобъемлющая любовь не только психологически возможна, она единственный, полный и конечный способ, которым мы можем любить.

Универсум - это одновременно и централизованный иерархический организм, и всеобщее согласие составляющих его частей. Слитность Универсума обеспечивается духом, суть которого порыв, призывающий всех людей к объединению в целях познания истины. Эта истина требует величайшего уважения к свободе личностей. «Напротив, для определенных форм либерализма, - отмечает Э. Мунье, - не существует ни центра, ни призыва, а есть только относительные точки зрения, претерпевающие бесконечную эволюцию».

Продолжая идеи Тейяра де Шардена и А. Бергсона, Э. Мунье снимает ряд противоречий, свойственных эволюционной теологии и «творческой эволюции».

У Тейяра человечество являет собой «уникальное зрелище «вида» способного реализовать то, в чем потерпел поражение всякий другой вид до него». У Бергсона, напротив, человеческое сознание - единственная сфера, где принцип развертывания жизни получает свою реализацию. Мунье утверждает принцип перманентности, непрерывности, жизненности - как постепенный переход от индивида к личности, от личности к обществу, от общества к природе: «Отсюда следует, что суть Вселенной - в процессе персонализации, а безличностные или в той или иной мере обезличенные реальности (материя, живые существа, идеи) - это результат того, что природа, ступив на путь персонализации, замедлила свое движение».

Здесь духовности, также как и у Бергсона, придается космическая размерность, а универсум, подобно точке «Омега» Тейяра, представляется далекой звездой. Вместе с тем, понятия духовного, личностного и персоналистического позволяют преодолеть ограниченность представлений Бергсона о жизненном начале как интуиции и включить в жизненный порыв (призыв) и интеллектуальную сферу, без которой невозможно представить духовное начало. Если для антропологии Тейяра де Шардена предназначение каждой отдельной личности заключается в индивидуальной конвергенции к точке «Омега», то для Э. Мунье - к жизни целостного сообщества. Точка «Омега» представляется мистической и труднодостижимой целью, поэтому центр, на который ориентируется персоналистическое сообщество и «объективная Вселенная» — это, прежде всего, личность.

Идеи персонализма, считает И.С. Вдовина, тесно переплетаются с идеями модернистских философских концепций, а предлагаемая ими картина мира тяготеет к «изначально человеческому» ракурсу мировосприятия и миропонимания, ибо в них «в качестве первой скрипки» выступают антропологические философские концепции - философия жизни, феноменология, экзистенциализм, персонализм.

Таким образом, анализ научных, религиозных и философских предпосылок биоэтики выявляет множественность ее теоретико-мировоззренческих предпосылок и оснований. Их последующий и органичный синтез, объединение различных теорий и философских предпосылок в целостную картину и разработка на этой основе биоэтической метатеории - задача будущего.

Вопрос 2. Биоэтика как нормативная этика и учение о ценностном отношении к Жизни, как форма духовно-практической защиты жизни и фундаментальных человеческих ценностей – права человека на жизнь, автономию и свободу выбора. Проблемное поле биоэтики. Принципы биоэтики («благоговение перед жизнью», нравственная ответственность за все, что живет). Дифференциация биоэтики. Основные разделы биоэтики. Биомедицинская и биофармацевтическая этика. Предмет и методы биофармацевтической этики.

2.1 Биоэтика как нормативная этика и учение о ценностном отношении к Жизни, как форма духовно-практической защиты жизни и фундаментальных человеческих ценностей – права человека на жизнь, автономию и свободу выбора. Проблемное поле биоэтики. Принципы биоэтики («благоговение перед жизнью», нравственная ответственность за все, что живет).

Новейшие технологии оказываются той могущественной силой, которая постоянно воздействует не только на сферу обитания человека, но и его мысли, привычки, образ жизни, идеалы и систему ценностей. Под их влиянием стираются традиционные отличия между наукой и техникой - наука технологизируется, а техника онаучивается. В результате подобной трансформации возрастает влияние технологий на общество. Одновременно, уменьшаются возможности адекватного контроля за их развитием, как со стороны социума, так и отдельных государств. Многие ученые выражают сомнение по поводу возможности адекватного контроля отдельными государствами с их властными структурами и территориальными границами за экспансией новейших глобальных (биомедицинских, экономических, информационных и пр.) технологий, например, производством и продажей генно-модифицированных пищевых продуктов, синтезом и ввозом пестицидов, новых лекарств или наркотиков.

В условиях быстрого распространения новых технологий, радикально меняющих не только жизнедеятельность, но и природу человека, биоэтика защищает фундаментальные человеческие ценности - право человека на жизнь, автономию и свободу выбора, обосновывая их этическими принципами благоговения перед жизнью и нравственной ответственности за все, что живет.

Основная задача биоэтики — способствовать выявлению различных позиций по сложнейшим моральным проблемам, которые лавинообразно порождает прогресс биомедицинской науки и практики. Можно ли клонировать человека? Допустимы ли попытки создания генетическими методами новой «породы» людей, которые будут обладать высокими физическими и интеллектуальными качествами? Нужно ли спрашивать разрешения у родственников умершего при заборе его органов для пересадки другим людям? Можно и нужно ли говорить пациенту правду о неизлечимом заболевании? Является ли эвтаназия преступлением или актом милосердия? Биоэтика призвана способствовать поиску морально обоснованных и социально приемлемых решений этих и подобных им вопросов, которые встают перед человечеством практически ежедневно.

Можно выделить четыре основных принципа биоэтики: принцип уважения человеческого достоинства, принцип «твори добро и не причиняй зла!», принцип признания автономии личности и принцип справедливости. Правил также четыре. Это правдивость, конфиденциальность, неприкосновенность частной жизни и добровольное информированное согласие. В совокупности они образуют этические «координаты», описывающие отношение к пациенту как к личности.

Принцип уважения человеческого достоинства. В окружающем нас мире присутствует два разных по своему статусу класса существ: подобные нам, или «люди», и не подобные нам одушевленные существа (животные) и неодушевленные предметы (вещи). К животным и неодушевленным предметам человек может относиться как к средству для достижения своих целей, удовлетворения своих потребностей.

Можно — правда, не все с этим соглашаются — убивать животных, употреблять их мясо в пищу, использовать мех и шкуры для производства одежды. Человек принципиально исключен из круга подобных объектов древнейшими запретами (типа запрета каннибализма) и моральными заповедями (например, заповедью «не убий!»). Он достоин особого отношения в сравнении с любыми другими живыми существами (не говоря уже о неживых предметах). Его достоинство неотчуждаемо. Оно не зависит от расы, национальности, уровня развития, физического или социального состояния, в котором человек находится, черт характера, пороков, заслуг и т.д.

Каждый человек уже в силу того, что он рожден человеком, является, как иногда говорят, членом морального сообщества, или моральным субъектом. К нему должны всегда применяться принципы и правила, о которых речь пойдет ниже. Если человек по состоянию здоровья или по возрасту не может в полной мере отвечать своему высокому статусу, его достоинство обязаны защищать другие — опекуны (например, родители) или общество, представляемое общественными организациями и государством.

Именно этот факт применительно к ситуациям в современной биомедицине и выражает принцип уважения человеческого достоинства. Несмотря на его очевидность, он до сих пор далеко не всегда выполняется. Отметим лишь некоторые наиболее важные проблемы, возникающие в связи с реализацией этого принципа.

В основе медицины лежит чувство сострадания к заболевшему человеку, солидарность людей перед лицом страдания и их готовность оказать друг другу помощь. Однако на протяжении веков такая солидарность была ограничена сословными рамками. Она не распространялась на рабов, крепостных крестьян, представителей других («неполноценных», с европейской точки зрения) рас, преступников, военнопленных. Лишь в ХХ веке формируется идея универсального права каждого человека на доступную медицинскую помощь, но оно слишком часто только декларируется, а по сути нарушается и в нашей стране, и в других странах. Морально несостоятельна политика, фактически ограничивающая сферу оказания медицинской помощи кругом тех людей, которые за нее могут заплатить. Принцип уважения человеческого достоинства позволяет дать моральную оценку программам в области здравоохранения, определяет основные ориентиры их разработки и реализации. Унижением человеческого достоинства является также проведение экспериментов на людях без их согласия. Международное право и Конституция Республики Беларусь категорически запрещают подобное отношение. Более того, конституционная норма приравнивает недобровольное экспериментирование к пыткам и другим формам насилия.

Следует подчеркнуть, что принцип уважения человеческого достоинства относится не только к деятельности врача или ученого, но и является этическим требованием, обращенным к каждому человеку и обществу в целом. Трудно уважать человеческое достоинство того, кто сам в себе его не уважает.

Принцип «твори добро и не причиняй зла!» кажется самоочевидным. Разве не будет морально оправданным требовать от любого человека в любой ситуации стремиться к благу и не творить зла? Однако за этой очевидностью скрываются весьма сложные проблемы, когда речь заходит о ситуациях, возникающих в современной биомедицине. Оказывается, понятия «благо» или «зло» могут иметь разное содержание в зависимости от того, о чьем благе или зле идет речь, с чьей точки зрения они оцениваются и, наконец, от специфических черт конкретного заболевания.

Начнем с первого аспекта и зададим простой вопрос — о чьем благе должен заботиться фармацевт, врач, исполняя свой профессиональный долг? Естественно, фармацевт и врач должен заботиться о благе пациента. Перед ними больной человек, и фармацевт и врач должен оказать ему помощь. Но кроме блага больного врач должен заботиться еще и о благе общества: бороться с распространением эпидемий, поддерживать санитарное благополучие, выполнять другие общественные функции. Врач и фармацевт должны думать и о благе науки, ведь без научного знания невозможен прогресс современной медицины.

Между выделенными видами блага могут быть серьезные противоречия. Уже отмечалось, что во имя блага науки длительное время считалось правомерным жертвовать благом отдельных пациентов. Во время вспышек социально опасных заболеваний (оспы, чумы, холеры) вполне допустимы ограничения личных свобод граждан в связи с проведением карантинных мероприятий. В данном случае благо общества оправданно превалирует над благом отдельного человека. В случае менее опасных заболеваний установить приоритет сложнее.

В советском здравоохранении общее благо зачастую ставилось выше личного блага отдельного пациента. В современной медицине наблюдается обратная тенденция. Даже угроза распространения столь опасного заболевания, как СПИД, не лишает автоматически ВИЧ-инфицированного пациента гражданских прав и личных свобод. Нормой, к примеру, является анонимная диагностика носительства вируса иммунодефицита человека.

Сложность и многоаспектность понятия блага предопределяет необходимость равноправного диалога между врачами и пациентами как условия их успешного сотрудничества в борьбе с заболеванием.

Аналогично обстоит дело и с реализацией требования не причинять вреда. С древних времен в медицине существует принцип: Primum non nocere! (прежде всего — не навреди!). Когда необходимо применять этот принцип? Разумеется, следует избегать вреда, вызванного бездействием того, кто должен оказать помощь, его непрофессионализмом, злым умыслом или случайными ошибками. Так мы можем говорить и о действиях пожарника, милиционера и многих других. В медицине, помимо перечисленных выше, есть и свой особый источник возможного зла.

Любое лечение неслучайно называется медицинским «вмешательством» в деятельность человеческого организма. Поэтому всегда существует риск того, что, вмешиваясь в жизнедеятельность организма с целью нормализации его функций, врач может нанести существенный вред, нередко сопоставимый с тем благом, которого возможно достичь. Принимая решение о проведении лечебной, диагностической или профилактической процедуры, врач вынужден постоянно взвешивать выгоды и риски, связанные с конкретным вмешательством. В случае, если есть альтернативные методы оказания помощи, необходимо избирать те, которые несут меньший риск.

При этом так же, как и в определении блага для данного пациента, в оценке опасности нанесения вреда и в принятии на этой основе решения о проведении того или иного медицинского вмешательства все большую роль начинает играть пациент. Ведь это его здоровьем, а иногда и жизнью, вынужден рисковать врач для достижения той или иной благой цели. Неслучайно законодательство закрепляет за врачом обязанность получения согласия у пациента на проведение любого медицинского вмешательства.

Принцип признания автономии личности по сути дела конкретизирует качественно новую роль, которую начинают играть пациенты в современной медицине. Человек признается «автономной личностью» в том случае, если он действует свободно на основе рационального понимания собственного блага. Традиционный медицинский патернализм предписывал врачу принимать решения и действовать самостоятельно, игнорируя «невежественное» мнение пациента о том, в чем заключается его благо. Тем самым врач лишал пациента возможности быть личностью, «хозяином» собственного тела, «автором» собственной биографии. Это унижает достоинство человека, ставит его в подчиненное положение, а нередко и несет в себе угрозу его жизненно важным интересам.

Последнее особенно актуально в коммерчески ориентированном здравоохранении, когда любое медицинское назначение (лекарственного средства, диагностического теста, лечебной процедуры) оказывается формой продажи медицинской услуги. «Покупатель» должен иметь возможность выбирать «товар». Поэтому он должен понимать, что, собственно, ему нужно в данной ситуации (в чем заключено его благо) и иметь возможность самостоятельно выбрать нужную из предлагаемого спектра услуг. Иными словами, он должен быть признан автономной личностью. Ситуация в коммерческой медицине — лишь частный (хотя и очень показательный) случай, демонстрирующий, насколько важно признание автономии личности.

На каком основании может строиться самостоятельный рациональный выбор пациента, если в понимании биологических основ своей болезни он всецело зависит от врачей, которые, ко всему прочему, могут быть не согласны друг с другом? Дело в том, что лечение — это не только вмешательство в организм страдающего человека, но и часть жизни (эпизод биографии) как врача, так и пациента, причем их общая часть, которую они проживают, взаимодействуя друг с другом. Поэтому пациент может вполне рационально доверять или не доверять экспертному суждению врача, основываясь на своем предшествующем опыте общения с ним. Именно на этом основании строится его право выбора врача, закрепленное законодательством.

Если личного опыта общения с конкретным врачом или медицинским центром нет, то его можно получить от других пациентов. Это происходит через простое общение пациентов, оказавшихся в одной палате или одной очереди на прием к врачу. Подобного рода информацию можно получить в многочисленных организациях, защищающих права больных определенными заболеваниями (раком, метаболическими заболеваниями, астмой, алкоголизмом и наркоманией, психическими расстройствами, диабетом и др.). В этих организациях, основанных на принципах взаимопомощи, можно получить сведения, которые помогут сделать выбор пациента более рациональным. Новым источником информации является Интернет. В Москве, к примеру, через Интернет можно обменяться мнением о качестве обслуживания в различных роддомах (и даже о конкретных врачах), расценках за те или иные виды услуг, обстановке в палатах и т.д.

Иными словами, в условиях многовариантности методов лечения и неоднозначности экспертных заключений рациональный самостоятельный выбор пациентом своего блага строится на его критической способности оценивать различные источники информации, отличать достоверное мнение от рекламы и саморекламы. В этом выборе пациент и реализует себя как автономную личность.

Принцип справедливости. Уважать в конкретном человеке личность означает также относиться к нему справедливо. Этот вопрос - один из наиболее болезненных. Войны, революции, социальные и межличностные конфликты постоянно возникают из-за того, что люди по-разному понимают справедливость и считают, что к ним относятся несправедливо. Справедливые отношения между людьми при распределении благ или тягот должны находить выражение в законах и других общепринятых в конкретном обществе нормах. В них закреплены права отдельных граждан и организаций на доступ к определенным и ограниченным общественным ресурсам (в нашем случае — ресурсам здравоохранения).

Однако нормы и законы устанавливаются людьми, и они сами могут быть оценены как несправедливые, т.е. как защищающие интересы одних социальных групп и нарушающие интересы других. Например, если врач не оказывает пациенту гарантируемую законом помощь, требуя дополнительного вознаграждения, он поступает несправедливо. Если же законодатель декларативно гарантирует всему населению бесплатную медицинскую помощь и одновременно устанавливает оплату за высококвалифицированный труд врача ниже, чем за труд уборщицы в метро (как это имеет место в России), то и его можно назвать несправедливым. Сложное переплетение этих двух форм несправедливости образует центральный и наиболее болезненный конфликт современного российского здравоохранения.

Как морально оценивать и обеспечивать справедливость законов? Для этого существует два моральных правила. Одно обращено к тому, кто принимает участие в создании закона и его обсуждении с точки зрения справедливости. Другое указывает на то, как с моральной точки зрения должна быть обеспечена процедура обсуждения закона и его принятия.

Основным требованием, которое предъявляется к человеку, рассуждающему о справедливости, является требование беспристрастности. Если я — больной, страдающий хроническим заболеванием, то мой интерес отражает закон, предоставляющий максимум возможностей для лечения. Если я - врач, который должен не только лечить людей, но и по-человечески жить, содержать семью и растить детей, то меня интересует прежде всего закон, который обеспечивает мне достойное вознаграждение. Однако ресурсов всегда недостаточно, и поэтому конфликт интересов врачей и пациентов неизбежен. Как справедливо подойти к решению этого вопроса?

Важным условием здесь является требование беспристрастности. Каждому рассуждающему о справедливом законе необходимо совершить моральное усилие и «встать над собой», попытаться взглянуть на ситуацию взглядом незаинтересованного в конкретном исходе конфликта человека. Одна из задач этических комитетов, которые организуются при больницах, исследовательских организациях и органах власти, как раз и состоит в обеспечении незаинтересованной оценки спорной ситуации за счет участия в обсуждении людей, чьи интересы непосредственно не затронуты.

Второе моральное правило оценивает справедливость общезначимой нормы с прямо противоположной точки зрения. Учитывая моральное несовершенство людей, для которых чрезвычайно трудно быть беспристрастными, оно требует адекватного представительства всех заинтересованных сторон в законотворческой процедуре. Иными словами, установленная общезначимая норма (например, закон) справедлива, если в ее создании и принятии на основе демократической процедуры принимали равноправное участие все заинтересованные стороны, втянутые в тот или иной социальный конфликт.

Законы регулируют отношения между людьми в самом общем виде. Основная масса реальных отношений оформляются договорами сторон, данными друг другу гарантиями и обещаниями. Поэтому понятие справедливости включает верность партнеров принятым на себя обязательствам. Справедливость этих обязательств определяется степенью, в которой стороны принимают их добровольно. Например, если пациент подписывает договор на участие в клиническом испытании нового лекарственного средства только потому, что лечение в этом случае бесплатно (иначе ему придется самому покупать лекарства), то подобный договор несправедлив. Больной фактически действует не на основе собственного добровольного выбора, а под воздействием извне.

Руководствуясь принципом справедливости, в конкретных ситуациях можно определять уместность и соразмерность применения нередко вступающих в конфликт друг с другом требований — равенства, учета индивидуальных потребностей или индивидуальных заслуг при распределении дефицитных ресурсов здравоохранения и возможных тягот.

Четыре описанных принципа определяют самые общие условия отношения к пациенту как к личности. Известную помощь в их реализации оказывает соблюдение следующих четырех правил биоэтики.

Правило правдивости гласит: в общении с пациентами необходимо правдиво, в доступной форме и тактично информировать их о диагнозе и прогнозе болезни, доступных методах лечения, их возможном влиянии на образ и качество жизни пациента, о его правах. Выполнение этого правила необходимо для обеспечения автономии пациентов, возможности их выбора и осознанного распоряжения собственной жизнью.

Правило неприкосновенности частной жизни (приватности) предполагает: без согласия пациента врач не должен собирать, накапливать и распространять (передавать или продавать) информацию, касающуюся его частной жизни. Элементами частной жизни являются факт обращения ко врачу, информация о состоянии здоровья, биологических, психологических и иных характеристиках, о методах лечения, привычках, образе жизни и т.д. Это правило защищает частную жизнь граждан от несанкционированного ими вторжения чужих людей — в том числе врачей или ученых.

По правилу конфиденциальности (сохранения врачебной тайны), без разрешения пациента запрещено передавать «третьим лицам» информацию о состоянии его здоровья, образе жизни и личных особенностях, а также о факте обращения за медицинской помощью». Его можно считать составной частью правила неприкосновенности частной жизни.

Правило добровольного информированного согласия предписывает: любое медицинское вмешательство должно осуществляться с согласия пациента, полученного добровольно и на основе достаточной информированности о диагнозе и прогнозе развития болезни с учетом разных вариантов лечения. Это правило принципиально важно при выполнении любого медицинского вмешательства.

2.2. Дифференциация биоэтики. Основные разделы биоэтики.

Анализ проблемного поля и основных принципов биоэтики показал, что биоэтика – это такая область исследования, которая используя методологии различных наук, имеет своим предметом «систематический анализ человеческого поведения в области наук о жизни и здоровье в той мере, в какой это поведение рассматривается в свете нравственных ценностей и принципов. Примем за основу следующее определение биоэтики как науки:

Биоэтика  это наука, которая изучает противоречия между интересами людей, а также их сообществ, в области жизни и здоровья и достижениями биологии, медицины и фармации, которые могут прямо или опосредованно нанести ущерб здоровью и качеству жизни, с целью выработки аксиологических (ценностных) принципов и морально-нравственных идеалов, норм, требований и иных механизмов, обеспечивающих использование этих достижений только во благо человека и природы.

Биоэтика представлена сегодня тремя ее видами:

1) общая биоэтика  изучает этические основания человеческой деятельности в различных социокультурных аспектах.

Она включает разделы:

- история биоэтики;

- теоретико-философская биоэтика: изучает нравственно-философские аспекты биологических, медицинских, ветеринарных и фармацевтических наук; теоретические основы биоэтики через анализ основных типов этических учений и их влияние на биоэтику;

- международные и национальные источники биоэтики (международные документы, международное право, законодательство).

2) специальная биоэтика  изучает этические основания отдельных видов человеческой деятельности. Она представлена сегодня такими областями биоэтики, как биомедицинская этика, биофармацевтическая этика, биоветеринарная этика, экологическая, биологическая и др. Однако теоретически наиболее глубоко разработана медицинская и экологическая биоэтика.

3) клиническая биоэтика или биоэтика решений:

- этические проблемы врачебной и клинической практики;

- биоэтика создания и клинических испытаний ЛС.

Кроме этого, по связи с практикой, в каждом из этих видов биоэтики выделяют:

1) теоретическую биоэтику (система знаний);

2) практическую биоэтику (существование и деятельность этических комитетов (комиссий)).

2.3. Биомедицинская и биофармацевтическая этика. Предмет и основные проблемы биофармацевтической этики.

В каждый период своей истории и на уровне теории, и на уровне практики медицина и фармация тысячами нитей связаны между собой и с ценностно-мировоззренческими представлениями людей. Врач в своих назначениях больному опирается на имеющийся в фармации арсенал лекарственных средств (ЛС), а фармацевт в разработке, производстве и формировании предложения лекарственных и других фармацевтических средств ориентирован на развитие медицины и потребности здравоохранения. В то же время каждому врачу и провизору известно, что знание о человеке не ограничивается медицинским и фармацевтическим естествознанием, но предполагает социально-гуманитарное измерение, а этическая проблематика с ее основным вопросом — об отношениях фармацевтических и медицинских работников и пациентов — неотделима от любого вида врачебной и фармацевтической деятельности. Со времен Гиппократа общепризнанным и бесспорным было суждение о том, что нравственная культура врача — это не просто заслуживающее уважения свойство его личности, но и качество, определяющее его профессионализм.

В современной философии признается, что «основание» любого действия» есть в строгом смысле понятия суть того, что называется «целью»¹. Цель медицинского и фармацевтического знания и деятельности человека — спасение жизни, помощь в достижении здоровья. Среди оснований профессий врача и провизора, и в этом одна из их общих особенностей, определяющим является не только экономическое, не только познавательное, но и моральное — «решительное действие на благо страдающего человека»².

Сегодня медицина и фармация обладают небывалым ранее в их распоряжении арсенале средств, которые могут быть использованы как во благо, так и во вред не только конкретному человеку, но и человеческо­му роду и на биологическом, и на со­циальном уровнях. Новые возможно­сти медицины и фармации связаны сегодня не столько с лечением, сколько с управ­лением человеческой жизнью. Врач и провизор располагают средствами, с помощью которых осуществляется значительный контроль над деторождаемостью, жиз­нью и смертью, человеческим поведе­нием. Действия врача и провизора способны вли­ять на демографию и экономику, пра­во и мораль. Утрата или отказ от мо­ральных оснований медицинской и фармацевтической деятельности как ни­когда опасны сегодня в условиях рас­пространения в обществе этического нигилизма, который непосредственно связан с обесцениванием традицион­ных человеческих цен­ностей. Все это свидетельствует о глубокой взаимосвязи биомедицинской и биофармацевтической этики.

Почему актуализируются проблемы биомедицинской и биофармацевтической этики?

Дело в том, что во второй половине XX века медицина и фармация окончательно расстаются с такими своими характеристиками как ремесло, искусство, превращаясь, все более в типично научно-исследовательскую экспериментальную деятельность. Известно, что получение достоверных результатов требует подтверждения, причем не единичного, а статистически полномерного, массового. Начало существования медицины и фармации в статусе экспериментальной науки было весьма трагичным. Первыми массовыми медицинскими исследованиями стали опыты нацистских медиков над узниками концлагерей в 40-е годы.

Нюрнбергский процесс 1-ого Военного Трибунала США (1946-1947 гг.) вскрыл факты чудовищных по своей жестокости и по своему размаху медицинских экспериментов на человеке, когда огромное число узников концентрационных лагерей, в основном не германского происхождения, использовались для научно-исследовательских целей и медицинских опытов. Именно эти “исследования” и “опыты” вошли неотъемлемой частью в понятие “преступление против человечности”. В ходе судебного разбирательства было собрано множество документов, в том числе протоколы о проведении экспериментов над людьми с целью исследования влияния на человеческий организм переохлаждения, действия ядов. Миллионы людей специально заражались интересующими “экспериментаторов”- медиков болезнями и “при минимальных затратах времени и усилий” исследовались методы лечения и достижения иммунитета к малярии, инфекционной желтухе, сыпному тифу. Стали известны всему миру эксперименты по стерилизации, регенерации костей, мышц, нервной ткани и по пересадке костей и т.д. и т.п. В конце августа 1947 года 1-ый Военный Трибунал США, действующий по договоренности с союзниками и по приказу американской администрации в Германии, вынес Приговор по делу “медиков”. Нюрнбергский Кодекс - это первый в истории международный “Свод правил о проведении экспериментов на людях”, который возник в результате осознания принципиального несоответствия некоторых видов медицинских и фармацевтических экспериментов на человеке этическим принципам медицинской профессии, базовым принципам этики и человеческой морали.

Первые массовые научно-медицинские исследования в США и Европе также проводились на так называемом уязвимом контингенте - заключенных, психически больных и пожилых людях, содержащихся в домах престарелых. Широкую известность приобрели исследования в США по естественному течению нелеченного сифилиса у четырехсот чернокожих больных из бедных слоев общества. Не менее известен эксперимент по применению жидкой формы сульфаниламида, включающей в качестве растворителя этиленгликоль, унесший жизнь 110 детям. Известна и катастрофа с талидомидом, результатом которой стало появление детей с врожденной аномалией развития - фокомелией - “тюленьи конечности”. Многие дети, рожденные с фокомелией, умерли, но на сегодняшний день насчитывается около 10 000 больных с деформациями конечностей, ушных раковин, дефектами сердца и т.п. Известно, в 50-60 годы контингентом испытуемых в США становятся заключенные с обещаниями улучшения условий содержания и досрочного освобождения.

Сегодня биомедицинские и биофармацевтические исследования с участием человека продолжают оставаться необходимой формой существования медицины, фармации и здравоохранения. Масштабы проведения исследований с участием человека бурно и неуклонно расширяются. Например, “клинические исследования с участием человека в качестве его объекта, проводимых с целью открыть или подтвердить клинические или фармакологические и (или) другие фармакодинамические эффекты исследуемого продукта, определить его нежелательные реакции, изучить всасывание, распределение, метаболизм и экскрецию для установления безопасности и (или) эффективности, становится с каждым годом все больше. Если в 2000 году в России проводилось 241 КИ из них 129 международных многоцентровых, то в 2001 их было 263, а международных многоцентровых КИ - 154. Увеличилось и количество пациентов, участвующих в исследованиях (12 340 и 18 230 соответственно)” (см. Г.И. Сторожаков, Е.А.Малышева. Этические комитеты: их роль в проведении клинических исследований./ Медицинское право и этика. №4, 2002, с.16.).

В отчетах о деятельности клинических больниц все чаще фигурируют цифры, за которыми стоит значительное число врачей и провизоров, работающих над кандидатскими и докторскими диссертациями. Это означает, что основной контингент пациентов - и взрослых, и детей, становятся объектами биомедицинских и фармакологических исследований. Но участие человека в научных исследованиях может создавать угрозу для его здоровья, жизни, для его прав, достоинства, благополучия и т.п. Возникает задача - защиты испытуемого от риска, который неизбежно сопровождает экспериментальную науку. Цивилизация и общество начинает поиск форм этой защиты. Сегодня мы можем сказать, что искомая форма защиты найдена. Это - биоэтика (в том числе биомедицинская и биофармацевтическая этика) в ее теоретической и практической формах. Теоретической формой является та система знания, с которой мы с вами сейчас начинаем знакомство. Практической формой биоэтики является существование и деятельность этических комитетов (или комиссий). Данная практическая форма биоэтики, приемлемая для европейской культуры и медицинского сообщества, была найдена членами Всемирной Медицинской Ассоциации. В 1964 году эта организация принимает Хельсинскую Декларацию Всемирной Медицинской Ассоциации. Ее основные положения становятся правовыми нормами многих национальных законодательств, например, для отечественного законодательства. В Хельсинской Декларации Всемирной Медицинской Ассоциации в разделе “Основные принципы”, позиция 2, говорится: ”Общая схема и план проведения каждого типа исследования должны быть четко описаны в протоколе, который представляется на рассмотрение и утверждение специальной комиссии. Члены комиссии должны быть независимы от лиц, проводящих исследование и спонсора исследования. Состав комиссии формируется в соответствии с законодательством страны, в которой проводится исследование”.

Становясь наукой, современная медицина и фармация приобретают и основные особенности современной науки. К ним относятся, прежде всего:

1) доминанта конструирующих установок над приспособительными;

2) коммерциализация науки.

1) Доминанта конструирующих установок наиболее ярко проявляется в генетических исследованиях, лежащих в основе современных медицинских и фармацевтических технологий, к которым относятся создание геномодифицированных продуктов и организмов, клонирование животных, генодиагностика. Должны ли существовать пределы и границы конструирования? Должны ли принципы морали распространяться на ученого-исследователя и его научную деятельность? Это серьезный этический вопрос от решения, которого буквально зависят судьбы цивилизации. Например. Генодиагностика актуализирует евгеническую проблему - проблему улучшения человеческой природы. Это проблема не только биомедицинская и биофармацевтическая, но и социальная, этическая. В начале XX века генетик Николай Кольцов, писал, что реализация евгенических программ возможна лишь в условиях, во-первых, настоящего репрессивного государства, и, во-вторых, при моральной деградации общества - отказе от фундаментальной свободы выбора брачного партнера.

В начале XXI века эта проблема также требует принятия квалифицированных решений и в рамках профессиональной этической теории - в биоэтике - и в рамках компетентных и пользующихся социальным доверием организаций - в этических комитетах.

2) Коммерциализация науки проявляется в том, что достижения, открытия и изобретения ученых все более становятся товаром. Знание превращается в приносящий прибыль товар. Это особенно ярко проявляется в патентовании, открываемых генетиками генов, стволовых клеток и т.д. Патент - это рыночная форма научного знания. Патент - это товар, который предлагает наука. Неудивительно, что в организационной структуре научных лабораторий и институтов появляются рыночно ориентированные структуры - патентное бюро, группы маркетинга, отделов public relations и т.п. Одновременно возникает громадная машина и одна из наиболее влиятельных сфер современного бизнеса - фармацевтическая промышленность и фармацевтический рынок.

Фармацевтические производство и рынок неизбежно подчиняются общим законам и механизмам товарно-денежных отношений и, в частности, нравственным отношениям “рынка”, специфика которых отражается понятием “прагматизм”. Для прагматизма, как социально-нравственного стереотипа поведения, характерно понимание в качестве должного и правильного того поведения, которое приводит в той или иной конкретной ситуации к наибольшей пользе не столько для других людей, сколько, прежде всего для самого действующего лица. Законы рынка и финансовые механизмы получения прибыли позволяют удовлетворять интересы субъектов торгово-производственной деятельности только в буквальном смысле “за счет” интересов потребителей их услуг. К сожалению, фармацевтические производства и рынок неизбежно включаются в систему товарно-денежных отношений со свойственной им прагматической спецификой. При этом опять же неизбежно, возникает естественное противоречие между прагматической этикой товарно-денежных отношений в фармации и этикой медицинской, фармацевтической, деонтологической. В рамках врачебной этики от Гиппократа до Канта и далее вплоть до русской нравственной философии, долг врача - это призвание и умение подчинить своей интерес интересам, пользе и выгоде пациента. ”Я направлю режим больных к их выгоде... В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного” (Гиппократ. Избранные книги. М. 1936. - с. 87-88). Умение подчинить себя интересам больного - это не только и не просто заслуживающие уважения свойства личности врача, а прежде всего свидетельство его профессионализма. Поведение врача, и с точки зрения его внутренних устремлений, и с точки зрения его внешних поступков, должно мотивироваться интересами и благом пациента, и не должно подчиняться личным интересам врача и поиску путей достижения этого интереса “за счет” страдающего человека. Однако формирование фармацевтической промышленности и рынка, включенность здравоохранения в систему товарно-денежных отношений - это реальность современной медицины, которая уже проявляет себя во множестве негативных явлений практического здравоохранения (фирменная монополия на производство лекарственного препарата, парафармацевтические средства, система работы с врачами по продвижению препарата фирмы на рынок и т.п.).

Под непосредственным воздействием товарно-рыночных отношений из общественного сознания понятия “медицинская помощь”, “фармацевтическая помощь” все более вытесняются понятиями “медицинская услуга”и“фармуслуга”, которые отличаются от первых тем, что содержат в себе их конкретную стоимость и цену на рынке платных услуг населению. Последствия смены понятий - “медицинская услуга” вместо “медицинская помощь” - уже известны истории. Ситуации, когда болезнь человека становится источником дохода и врач, провизор кровно заинтересованы в росте числа больных, противоестественны по своему этическому основанию. Это в значительной степени способствует укреплению тенденции выбора многими странами систем государственного управления и обеспечения работы здравоохранения. Одним из современных критериев оценки благополучия государства является то, в состоянии ли оно, и каким образом оно обеспечивает охрану здоровья своим гражданам. Принцип справедливости в здравоохранении сегодня непосредственно связан не только с правом человека на охрану здоровья, но и с тем, как обеспечивается это право, в какой мере обеспечивается социальная защита человека в данном обществе в области здравоохранения. Без лекарственных средств невозможно оказание медицинской помощи. Поэтому фармацевтический сектор имеет большое влияние на здоровье населения и систему здравоохранения. Его регулирование — непростой процесс, требующий принятия многообразных сложных решений. Безусловно, должны создаваться законы, которые бы не только ограничивали возможности злоупотреблений, но и защищали права пациентов в сфере оказания медицинской и фармацевтической помощи. Но законы, регламентирующие все и вся, создать невозможно. Защита прав и достоинства всех участников процесса лечения и лекарственного обеспечения, и в первую очередь пациента, должна быть дополнена средствами этического контроля. Решение этих вопросов - является также одной из принципиальных задач теоретической и практической биоэтики. Все это свидетельствует о глубокой взаимосвязи биомедицинской и биофармацевтической этики.

В то же время, в силу специфики профессиональной деятельности медицинского и фармацевтического работника, предмет и проблематика биомедицинской и биофармацевтической этики, несмотря на общую биоэтическую основу, имеют свои отличия.

Биомедицинская этика (БМЭ) – этико-прикладная дисциплина, предметом которой выступает нравственное отношение общества в целом и профессионалов – медиков и биологов в особенности – к Человеку, его жизни, здоровью, смерти и которая ставит перед собой задачу сделать их охрану приоритетным правом каждого человека. БМЭ представляет собой систематическое исследование человеческого поведения в свете моральных ценностей и принципов в рамках наук о жизни и здоровье человека. Если биоэтика акцентирует свое внимание на проблемах Жизни любого Живого, то БМЭ конкретизирует принципы биоэтики применительно к Человеку. БМЭ носит интегративный характер, концентрируя в себе общие биоэтические проблемы, требования «традиционной» медицинской этики и «новые» этические коллизии, связанные с развитием медицины и биотехнологий. Конкретные биомедицинские ситуации и казусы она превращает в прецеденты, становящиеся основанием для этических обобщений, выводов и последующих рекомендаций. Круг основных проблем БМЭ: установление статуса и роли моральных ценностей в профессиональной деятельности медиков и биологов; разрешение нравственных коллизий в конкретных ситуациях, возникающих в процессе биомедицинских исследований и лечения больных; этическая регуляция межличностных отношений в системе вертикальных и горизонтальных связей в сфере медицины. Свои проблемы БМЭ решает не на профессионально-корпоративной, а на более широкой основе, с привлечением представителей других профессий и широкой общественности (Биомедицинская этика: словарь-справочник .  Минск, 2007)

Основные проблемы и разделы биомедицинской этики (по В.А.Минаеву):

- биоэтика генетики и евгеники; генных технологий;

- биоэтика репродукции человека;

- биоэтика контрацепции; стерилизации; аборта;

- биоэтика новых технологий зачатия, оплодотворения и вынашивания;

- биоэтика трансплантологии;

- биоэтика психиатрии, прав душевнобольных;

- биоэтика сексологии и сексопатологии;

- биоэтика жизни и смерти, эвтаназии;

- этика взаимоотношения врача и пациента. Права пациента.

- биоэтика экспериментов на человеке.

- биоэтика справедливости в медицине и определение политики в области здравоохранения.

Биофармацевтическая этика изучает отношения между людьми в системе здравоохранения, оказания фармацевтической помощи и лекарственного обеспечения вообще и взаимоотношения между провизором и врачом, провизором и пациентом, в частности, через призму моральных ценностей, норм и правил в силу того, что несовершенный характер этих отношений, может повредить человеку и обществу.

Основные проблемы и разделы биофармацевтической этики (по П.В. Лопатину):

- этические проблемы формирования запросов и стимулирования сбыта аптечных товаров, этичной рекламы и других технологий, влияющих на потребительское поведение;

- этика производства, контроля качества, регистрации и сертификации ЛС, других фармацевтических товаров;

- этика дистрибуции и этичной конкуренции на оптовых рынках;

- этика лекарственного обеспечения амбулаторных и стационарных больных, оказания фармацевтической помощи населению;

- этика консультирования потребителей по эффективному и безопасному применению ЛС и других фармацевтических товаров;

- этика отношений фармацевтических и медицинских работников и потребителей;

- этика формирования и защиты прав потребителей фармацевтической помощи.

В соответствии с предметом и своеобразием проблем можно принять за основу следующее определение биофармацевтической этики.

Биофармацевтическая этика (БФЭ) – этико-прикладная дисциплина, предметом которой выступает нравственное отношение общества в целом и профессионалов – фармацевтических работников в особенности – к Человеку, его жизни, здоровью, смерти в процессе создания, клинических испытаний, производства, регистра­ции, доведении до потребителя и использования лекарственных пре­паратов, других фармацевтических товаров, а также фармацевтических научно-консультативных услуг, с целью защиты здоровья населения и отдельных людей, качества их жизни, физической и психической неприкосновенности личности, защиты человеческого достоинства.

В системе «пациент - медицинский персонал - фармацевтиче­ский персонал — лекарство» главным должно быть обеспечение прав гражданина на получение квалифицированной, доступной и свое­временной фармацевтической помощи.

Биофармацевтическая этика часто определяется как современная форма профессиональной фармацевтической этики, так как наряду с рассмотрением специфических биоэтических проблем, включила в себя проблематику традиционной фармацевтической этики и фармацевтической деонтологии. Фармацевтическая этика как часть общей этики является наукой о моральной ценности поступков фармацевтических работников, их поведения в сфере своей деятельности. Фармацевтическая этика призвана изучать и обосновывать социальную значимость профессиональной деятельности, требования к личности провизора (фармацевта), определять с позиции добра и зла характер поступков и отношений фармацевтических работников. Фармацевтическая деонтология - относительно самостоятельный раздел фармацевтической этики и изучает правила поведения фармацевтического работника. Фармацевтическая деонтология рассматривается как наука о долге работников, об отношении их к своим профессиональным обязанностям и поведению в системе взаимоотношений врач - провизор (фармацевт) - посетитель аптечного объекта, имеющая два уровня - объективный и субъективный. Понятие фармацевтической этики и деонтологии неоднозначно. Этика охватывает более широкий круг вопросов, касающихся не только выполнения долга перед пациентами и обществом, но и поведения во внеслужебных условиях. Деонтология же призвана изучать нравственное содержание действий и поступков фармацевтических работников в конкретной деятельности.