Лекция № 3.
Глава 3. История социальной работы в России
3. История благотворительности
Ученые пытаются определить, когда зародилась благотворительность в истории человечества? Точной даты нет, но предельно ясно, что произошло это, когда один охотник отдал свою добычу умиравшему с голоду соплеменнику, когда один человек совершенно бескорыстно помог другому, ощутив при этом небывалый душевный подъем…
Минули века и тысячелетия, изменился мир, человек стал другим, и внешне, и внутренне, но потребность делать добро осталась жить в его душе. Она оказалась не подвластна ни указам властей, ни политическим вихрям.
В Древней Греции была предприняты попытки создания организованной благотворительности, однако это была благотворительность частная, в основном основанная на помощи тем, кто занимался искусством и наукой.
Именно из Древнего Мира пришло к нам понятие меценатства.
Меценат (Maecenas) Гай Цильнис, живший между 74 и 64 г. до нашей эры, был приближенным римского императора Августа, исполнял его дипломатические, политические и частные поручения: примерял противников, успокаивал народные волнения, используя свое влияние, смягчал жестокость императора, которая могла бы навредить самому Августу. Лучшие поэты того времени, Вергилий и Гораций, пользовались поддержкой Мецената. Он устраивал роскошные пиры и угощения для людей искусства. Покровительство поэтам сделало имя Мецената нарицательным. Сейчас меценатством называется направление благотворительности, связанное с поддержкой культуры, искусства, реже – науки. Меценатство не предусматривает запланированной, заранее намеченной выгоды.
Имена Румянцева, Тенишевой, Мамонтова, Морозова, Бахрушина, Третьякова как покровителей искусства были хорошо известны в дореволюционной России.
В Средние века благотворительность долгое время существовала исключительно в лоне Церкви. Когда стало ясно, что нищенство - это социальная проблема, с ним стали бороться. Например, приказом 1350 г. нищим и бродягам Парижа предписывалось найти в течение трех дней какое-либо занятие, или же оставить столицу.
В Англии по статуту Эдуарда VI от 1547 г. человека, уличенного в том, что он просил милостыню в течение трех дней, отдавали на два года в рабство тому лицу, которое донесло властям о его поступке, на груди же нищего выжигалась начальная буква «W» слова «wagabond» (нищий). Эти меры, решив отчасти проблему иждивенчества, не решали проблемы тех, кто действительно нуждался в помощи.
Крещение руси и его влияние на развитие благотворительности
По истории социальной работы в России существует так мало работ (к тому же они носят журнальный, «статейный» характер), что у несведущего человека может возникнуть впечатление, будто социальная работа в России появилась только с учреждением этой специальности. В этих публикациях встречается даже утверждение, что начальной вехой в истории социальной работы в России можно считать лишь конец 1990 г., когда в нашей стране произошла встреча с президентом Международной ассоциации социальных работников.
На самом же деле история социальной работы в России насчитывает более тысячи лет. Началом ее следует считать договор 911 г. князя Олега с греками, который содержал в себе моменты, называемые ныне социальной работой.
И хотя помощь ближнему всегда была характерна для славянских народов, именно этот договор был первым документальным свидетельством заботы государства о тех своих гражданах, которые в этой заботе нуждаются.
Подлинным толчком для развития благотворительности в России стало принятие христианства.
С принятием в 988 г. христианства в России стала активнее развиваться традиция личной благотворительности русских князей, которая носила уже религиозный характер. Великий князь киевский Владимир Красное Солнышко, Креститель, «Отец сострадания», уставом 996 г. официально вменил в обязанность духовенству заниматься общественным призрением, определив десятину на содержание монастырей, церквей, богаделен и больниц.
Почти сразу после крещения Владимир занялся богоугодными делами: строил церкви, которые стали не только фундаментом веры, но и основав научного знания, книжного дела; основывал школы и училища, ставшие первой ступенью народного просвещения России. Поначалу это благое дело не встретило поддержку у населения, особенно у знати. По словам одного летописца, жены из богатых семейств, у которых забирали детей на учение, оплакивали их, как мертвых, считая письменность чародейством.
Владимир строил не только училища. Гораздо большее рвение он проявил к устройству церкви, а также к благотворительности, чем заслужил безмерную любовь народа. Многие летописцы сообщали о щедрости князя как о чем-то небывалом. Владимир устраивал пиршества на княжеском дворе не только для бояр и знати, но и для людей бедных, всячески стараясь удовлетворили их нужды.
После своего спасения в битве с печенегами под городом Василевом, которое он приписывал Божьему промыслу, его щедрость к простому народу превзошла все ожидания. Владимир приказал сварить 300 вар* меда и праздновал свое спасение 8 дней. Убогие, в общем, получили лично от князя большую сумму — 300 гривен. Вернувшись в Киев, он дал пир боярам и простому народу, который радовался спасению своего государя. С тех пор всякий бедняк мог утолить свой голод на княжеском дворе, и всякий нищий мог получить от князя немного денег.
Его благотворительность распространялась и на тех, кто не мог прийти за помощью на его двор. Князь велел своим людям развозить по улицам хлеб, мясо, рыбу, овощи и раздавать по дворам нищим и убогим.
Нестор объясняет такое человеколюбие Владимира действием христианского учения, слова из Евангелия «блажены милостивые, яко тем помилованы будут» и Соломоновы «дав нищему, богу в земле даете» так подействовали на князя, что внуши ли ему необыкновенную любовь к благотворению и милосердию.
Его филантропия (помощь неимущим, благотворительность) даже принимала угрожающий государству характер: по словам летописцев, князь стал распространять свое благоугодие даже на преступников и убийц, заменяя им казнь штрафом. Из-за этого они вскоре потеряли всякий страх перед властью. Духовенству пришлось даже просвещать Владимира, требуя наказания разнуздавшихся преступников.
Итак, Владимир, первый русский князь, приняв христианство, стал ярким примером высочайшего покровительства над бедными, нищими и убогими. В его лице объединилась личная и государственная благотворительность.
Жертвуя на богоугодные дела как частное лицо, он был тем не менее первым человеком в государстве, да и тратил деньги, поступающие в казну из налогов, которые платили русские труженики. Так что здесь мы видим государственную и частную благотворительность тесно сплетенной, вернее сказать, еще не разделенной.
Эта традиция долго продолжалась в России — руководствуясь христианскими заповедями, князья и цари оказывали благотворительную помощь вроде и личную, но на деньги из казны, которые они считали своими. Все же и такая благотворительность характеризует их только с положительной стороны, ведь они могли потратить эти деньги и на свои личные нужды.
Начинания Владимира продолжил его сын Ярослав, который основал училище на 300 человек. Это училище было первым настоящим учебным заведением в России. Однако более всего Ярослав прославился составлением первого письменного русского свода законов — «Русской Правды». «Русская Правда» состоит из 37 глав и, кроме статей уголовного характера, имеет статьи социальной направленности, что было необычайно для молодых государств Европы,
Так, в XXXI главе мы видим пример заботы о подрастающем поколении. Касаясь раздела наследства, Ярослав говорит: «Двор отцовский всегда без раздела принадлежит меньшему сыну», имея в виду, что младший сын всегда больше не защищен в социальном плане.
И если раньше, до написания и вступления в силу «Русской Правды», старшие братья могли решить спор силой, то теперь младшие сыновья были защищены законом. Это было простое и мудрое решение. В то же время в Западной Европе столь важный социальный вопрос решен не был, в результате чего во многих европейских странах сформировался особый класс рыцарей-разбойников, состоящий почти целиком из младших дворянских сыновей, которые в юном возрасте были изгнаны из дома своими старшими братьями, забравшими себе все наследство.
Вообще, законы Ярослава относительно попечительства над детьми очень гуманны для тех времен: в них заложены главнейшие по своей проблемности вопросы. Например, глава XXXII определяет отношения при разделе наследства между детьми одного отца, но разных жен. Был решен также вопрос о наследстве детям в случаях, когда нерадивая мать «проедала» это наследство. Здесь же едва ли не впервые проявляется забота и о самой женщине: «Но дети не могут согнать вдовствующую мать со двора или отнять, что отдано ей супругом». 1
Чтобы избежать сиротства при живой родительнице Ярослав повелел передавать детей ближайшим родственникам, если мать выйдет замуж вторично. Конечно, это было не совсем справедливо по отношению к матери, но, думается, являлось своего рода страховкой от возможного дурного обращения отчима с детьми.
«Русская Правда» явилась первым славянским законом, включающим в себя подобие социальной программы. О важности для Ярослава социальной темы свидетельствует тот факт, что из 37 статей этого закона 8 целиком посвящены проблемам детской защищенности. Эта первая попытка составления русского свода законов так или иначе определила все дальнейшее законотворчество на Руси. Последующие своды законов во многом строились по образу и подобию «Русской Правды», так что в русской юридической практике с самого начала прочно утверждали основы социальной политики.
Внук Ярослава Мудрого, правнук Владимира Святого Владимир Мономах создал первое в своем роде нравственное поучение, обращенное к младшему поколению. Оно наполнено искренностью и христианской человечностью. «О дети мои! Хвалите Бога! Любите также человечество. Не пост, не уединение, не монашество спасет вас, а благодеяния. Не забывайте бедных, кормите их и мыслите, что всякое достояние есть божие и поручено вам только на время... Будьте отцами сирот, вдовицу оправдайте сами, не давайте сильным губить слабых. Не убивайте ни правого, ни виноватого: жизнь и душа христианина священны».
Итак, мы видим, что первые века христианства на Руси были отмечены душевной простотой его ревнителей, которые свято верили и точно соблюдали евангельские заповеди. Для них христианская гуманность, вера в силу добра, убежденность в важности человеколюбия не были отвлеченными нормами, а, наоборот, являлись непреложными истинами, не выполнять и не следовать которым они считали для себя невозможным.