3.3. Культ почитания предков

Китаец может поклоняться и не поклоняться идолам, может верить в богов или открыто проявлять неверие, и никто не обращает на это никакого внимания. Но стоит только кому-нибудь проявить небрежность в поклонении пред-кам, и все, начиная от родственников и соседей, обрушиваются на него с негодованием. Поэтому с этим культом был вынужден согласиться даже буддизм¹⁴⁰.

Храм родовых предков для китайцев -- это средоточие жизни рода; а так как деревня в Китае состояла чаще всего из членов одного рода, то этот храм был центром жизни всей общины. Храм владел землей, и доходы с нее использовались на разнообразные общественные нужды. Служителями храма, распорядителями храмовых средств являлись деревенские (родовые) старшины. Должности при храме иногда бывали выборные, но фактически они монопольно принадлежали сельской господствующей верхушке. Ее руководящее положение в деревне прикрывалось и освящалось авторитетом храма предков. «Одним словом, -- говорится в одном исследовании китайской деревни начала Х века, -- с внешней стороны деревенский храм представляет правительство деревни. Он входит в разнообразные отношения, как враждебные, так и мирные, от имени деревни. Он ответствен за поведение односельчан по отношению посторонним. Он также номинально ответствен перед Центральным правительством за доброе управление деревней»¹⁴¹.

Почтение к родителям затмило все иные отношения в китайском обществе.

Китайское письменное наследие - от мифов, легенд, поэм и драм до династических историй и официальных документов - переполнено назидательными сюжетами, воспевающими сыновнюю почтительность¹⁴².

Действительно, послушание и уважительное отношение к родителям (и старшим) соответствует первой библейской заповеди с обетованием -- «Чти отца твоего и матерь твою». Ведь если бы Адам и Ева слушали Бога, а их дети слушали родителей, то и не было бы греха, а была бы гармония как на Небе.

3.4. Другие фундаментальные религиозные и философские воззрения

Из остальных наиболее важных фундаментальных представлений, характерных для трех китайских религий, напомним еще три, частично упоминавшихся ранее:

-- Небо -- источник нравственных смыслов, реагирующий на поведение человечества и посылающий ему знамения;

-- Воздаяние за совершенные действия;

-- Почитание государственного культа, в котором император занимал место первосвященника, а они, соответственно, пользовались поддержкой правительства¹⁴³ (ср. «нет власти не от Бога»).

На протяжении многих столетий «три религии» - конфуцианство, буддизм и даосизм - сосуществовали в Китае, дополняя друг друга¹⁴⁴.

Синкретизация этих религий была различной на двух уровнях религиозности: богословско-философском и народно-культовом. Там, где рассматривались тонкости догматики, произносились проповеди для посвященных, сочинялись богословские трактаты, обучались будущие проповедники и богословы, --различия между религиями оставались в силе. На нижнем же уровне синкретизм господствовал безраздельно¹⁴⁵.

Если эта синкретизация, как взаимопроникновение религиозных понятий, оказывалась возможной на богословско-философском уровне, то тем легче она осуществлялась в культовом обиходе и в сознании широких масс верующих: немалое количество храмов в Китае посвящено одновременно буддистским, даосским и даже индуистским божествам¹⁴⁶.

Ярким выражением синкретизма стал пантеон даосизма. Даосы включали в сонм божеств легендарных правителей, мифических героев и мудрецов, среди них в первую очередь Хуан-ди и Лао-цзы. Пантеон богов имел свою иерархию. Они обладали личными человеческими качествами и были близки народу по древним преданиям¹⁴⁷.

Верующий рядовой китаец одинаково относился ко всем трем религиям и не всегда усматривал их различие. Он мог явиться в храм любой из них и обратиться через священнослужителя за помощью к любому из богов, принеся ему соответствующую жертву, курение, молитву и т. д.: чем большее число богов и духов услышит его просьбы, тем больше шансов на успех¹⁴⁸.

Этот принцип известен и другим религиям. Однако в Китае был сделан явный акцент на обязанность божества. Долг -- одна из высших конфуцианских категорий, и благоговейное отношение к нему было перенесено и на взаимоотношения с потусторонними силами. Только в Китае можно было официально наказывать божество в лице представляющего его в храме идола в случае, если он не откликался на настоятельные просьбы, особенно если последние имели важное общественное значение, как, например, мольбы о дожде в случае засухи. Ни священного трепета, ни преданной любви -- почти исключительно деловой расчет. И если божество не откликалось на просьбу, ничто не мешало просящему разбить глиняного идола, к которому он безрезультатно апеллировал (речь идет о домашнем храме), и затем обратиться к содействию другого, который мог оказаться более покладистым¹⁴⁹.

В сфере духовной жизни Китай ничего не заимствовал извне, и единственное, что воспринял извне Китай из мира идей, -- это буддизм. Да и то учение это долгое время воспринималось как ответвление своего, китайского, даосизма¹⁵⁰: так, уже в IV веке считалось, что Будда -- это воплощение Дао¹⁵¹. Когда же окончательно стало ясно, что это не так, придумали незатейливую легенду: первый учитель даосов Лао-Цзы в своем странствии на запад встретил как-то мать будущего принца Сидхартхи Гаутамы... В общем, Будда -- тоже китаец. Пусть и наполовину. Кстати, буддийские храмы по архитектуре и внутреннему убранству ничем не отличаются от отечественных конфуцианских и даосских. Они – китайские¹⁵².

Хотя в Китае невозможно обнаружить в чистом виде ни буддизма, ни даосизма, ни конфуцианства¹⁵³, все же можно выделить наиболее характерные черты каждого из «трех учений»: конфуцианство преобладало в сфере этики и социально-семейных отношений, -- это проповедь послушания старшим в семье и обществе; в даосизме -- мистическая вера в потусторонние силы: он был обращен к сфере чувств и как бы компенсировал сухость и рационализм конфуцианства; в буддизме -- отрешенность от земных привязанностей, рождал и поддерживал веру в блаженную загробную жизнь¹⁵⁴. Про китайцев часто говорят, что с утра они буддисты, днем конфуцианцы, а вечером даосы¹⁵⁵.

Но несмотря на сосуществование и взаимовлияние конфуцианства, буддизма и даосизма, нужно отметить, что в многовековой истории Китая конфуцианство всегда было главенствующим началом в сложном процессе синтеза «трех учений», или «трех религий»¹⁵⁶. Начиная с эпохи Хань, конфуцианцы не только держали в своих руках управление государством, но и заботились о том, чтобы конфуцианские нормы и ценностные ориентиры стали общепризнанными, превратились в символ «истинно китайского»¹⁵⁷. Это и привело к тому, что каждый китаец по рождению и воспитанию должен был прежде всего быть кон-фуцианцем, то есть с первых шагов жизни китаец в быту, обращении с людьми, в исполнении важнейших семейных и общественных обрядов и ритуалов действовал так, как это было санкционировано конфуцианскими традициями. Даже если он со временем становится даосом или буддистом, или даже христианином, -- все равно, пусть не в убеждениях, но в поведении, обычаях, манере мышления, речи и во многом другом, часто подсознательно, он оставался конфуцианцем¹⁵⁸.

Синтез философских систем обеспечивал Китаю огромный ресурс внутренней социальной устойчивости: поскольку не было четко обозначенной “дороги в небо”. Даже в краткий период активного богоборчества, несмотря на агрессивную и жесткую пропаганду, когда коммунистическая идеология принудительно всаживалась в сознание рядового китайца, он искал утешение в духовных практиках традиционных верований¹⁵⁹.

Вообще параллельное существование даосизма и буддизма рядом с конфуцианством всегда создавало и в образе мышления и в политике Китая своего рода биполярную структуру: рационализм конфуцианства, с одной стороны, и мистика даосов и буддистов - с другой; и эта структура не была застывшей, она находилась в состоянии динамичного равновесия. В периоды функционирования крепкой централизованной власти конфуцианский полюс действовал сильнее и его притяжение определяло характер общества, в периоды кризисов и восстаний на передний план выходил, как правило, даосско-буддийский полюс с его бунтарскими эгалитарно-утопическими призывами, магией и мистикой явно религиозного свойства. Эта биполярность сыграла определенную роль и в сложный период трансформации традиционного Китая в XIX-XX веках¹⁶⁰.

В Китае традиционно почитали героев и мудрецов, главными достоинствами которых были служение власти и следование законам Неба, предписывающим умеренность, почтительность, верность и справедливость¹⁶¹. Поэтому в переломные моменты своей истории китайцы всегда шли за харизматическими лидерами.

Другой интересной чертой китайского мировоззрения является религиозный эгалитаризм - убежденность в том, что возможность просветления одинакова для всех, что «человек с улицы может стать мудрецом».

Если попытаться охарактеризовать религию Китая в целом, то бросается в глаза прежде всего ее глубокое своеобразие. Верующие китайцы весьма мало склонны к мистицизму, отвлеченной метафизике, аскетизму. Китайские религиозные обряды чинные, сдержанные, совершенно лишены какого-либо вдохновения, религиозной экзальтации. Всякий же религиозный фанатизм, аскетизм, изуверское умерщвление плоти, исступление совершенно чужды китайской религии. Вообще, индивидуальное начало в религии, личная связь отдельного человека с потусторонним миром несвойственны верующим китайцам; это объясняется, видимо, живучестью родовых традиций¹⁶².