2. Теоретические истоки российских теорий безопасности

В рамках советского периода можно выделить три этапа развития теорий безопасности – ортодоксальный, модернизированный и этап НПМ. В период господства ортодоксального марскизма-ленинизма (до середины 1970-х гг.) теории безопасности (как и ТМО, политология и пр.) в строгом смысле слова отсутствовали. Проблематика, связанная с безопасностью, была разбросана по различным разделам таких марксистских дисциплин, как научный коммунизм и исторический материализм (например, в них был раздел «Проблемы войны и мира»). Вопросы безопасности в основном фигурировали в рамках теории социалистической революции.² Разоруженческая тематика была «распределена» между историей международных отношений и внешней политики и международным правом.

На втором этапе – модернизированного марксизма, длившемся с середины 1970-х до середины 1980-х гг.) – в работы советских ученых проникают некоторые западные теории и методологические подходы. Особенно влиятельными стали системный подход и связанный с ним структурно-функциональный анализ (хотя и в марксистской интерпретации).³ В работах некоторых международников появляются отголоски таких модных тогда западных теорий, как теории международных режимов, взаимозависимости, баланса сил, геополитики и пр.⁴ Правда, их проникновение осуществлялось своеобразным способом: советские авторы, делая вид, что они критикуют те или иные буржуазные теории, по сути дела перенимали у своих западных коллег методологические подходы, понятийный аппарат, аргументацию и пр.

На этом этапе складывается советская ТМО, и происходит «встраивание» проблем безопасности в эту дисциплину.⁵ В то же время разоруженческая тематика приобретает особую популярность и развивается как самостоятельное направление научных исследований.⁶ Интересно отметить, что советские ученые, работавшие по этой проблематике, испытали на себе заметное влияние западных либеральных и глобалистских школ (особенно школы исследований по проблемам мира – peace research school), ибо западные коллеги, с которыми велись диалог и дискуссии, в основном принадлежали именно к этим парадигмам.

Третий этап – НПМ – принес существенные новации в советские теории безопасности. Авторы НПМ практически не скрывали, что они заимствовали на Западе многие либеральные, социал-демократические и глобалистские теории (экономическая, политическая и культурная взаимозависимость мира, бессмысленность дальнейшей гонки вооружений, необходимость прекращения конфронтации между двумя общественно-политическими системами, а также разоружения и конверсии, приоритетность общечеловеческих интересов и настоятельная необходимость сотрудничества по решению глобальных проблем и пр.).⁷ НПМ фактически отказалось от классового подхода (или существенно ревизовало его).

Оценивая творческий «багаж» советского периода, следует отметить, что российская ТМО унаследовала от него достаточно богатую историографию в области международной безопасности, хотя, с методологической точки зрения, она развивалась в жестких рамках одной – марксистской – идеологемы (часть глобалистской парадигмы). Советские ученые детально изучали не только природу международной безопасности, но и вместе с другими передовыми школами мира пришли к выводу о необходимости многомерного подхода к трактовке этого понятия за счет включения в него как традиционного (военного), так и новых компонентов (экономическая, общественная, экологическая безопасность и т.д.).⁸ Так, стремление построить систему глобальной безопасности, основанную на «общепланетарном сознании» и «общечеловеческих ценностях» и направленную на решение глобальных проблем человечества (разоружение, экология, демография, освоение космического пространства и пр.) было характерно для горбачевского НПМ.⁹ Советские ученые также подробно изучали такие конкретные аспекты международной безопасности, как контроль над вооружениями и разоружение, конверсия оборонной промышленности, региональные и глобальные режимы безопасности, роль международных организаций и права в обеспечении международной безопасности, международный терроризм, механизм формирования политики западных стран в сфере безопасности, внешнеполитическая мысль отдельных стран и пр.¹⁰

Вместе с тем в «советском наследии» были и такие компоненты, которые делали его лишь ограниченно годным (или вообще негодным) для использования в посткоммунистической России. Во-первых, это - идеологизированный (классовый) подход к анализу международной проблематики (за исключением НПМ), который был неуместен в новых условиях.

Во-вторых, советская наука фактически игнорировала категорию национальной безопасности, предпочитая фокусировать свое внимание в основном на проблемах международной безопасности. Понятия «национальные интересы», «национальная безопасность» были для советских ученых «буржуазными измышлениями», изобретенными «апологетами» политического реализма для обоснования агрессивной империалистической политики Запада.¹¹ В тех же случаях, когда речь шла об интересах СССР или других стран социализма, советские международники предпочитали использовать государствоцентричные термины – «безопасность СССР», «государственная безопасность», оставляя в стороне такие важнейшие компоненты национальной безопасности, как безопасность общества и личности. Даже НПМ, претендовавшее на выход за рамки классового подхода, не смогло преодолеть этот недостаток традиционного марксизма. Российским ученым и политикам пришлось осваивать категорию «национальной безопасности» фактически «с нуля» и в острых дискуссиях решать, каким конкретным содержанием наполнить это достаточно абстрактное понятие.

В-третьих, советские концепции международной безопасности были не просто идеологизированными, они были выстроены «для нужд» периода конфронтации между двумя общественными системами, эпохи «холодной войны». В новых условиях, когда изменилось само понятие международной безопасности, геополитическая ситуация в мире, поменялись внешнеполитические приоритеты России и система ее военно-политических союзов, старые концепции просто перестали соответствовать современным реалиям.

В постсоветский период, когда отечественная наука полностью открылась для сотрудничества с внешним миром, можно выделить три типа интеллектуальных источников российских теорий безопасности. Прежде всего, это – западные теории, опирающиеся на традиционные парадигмы реализма, либерализма и глобализма, а также их антипод – постпозитивизм. Учитывая характер, проблем стоящих перед Россией, наибольшей популярностью пользовались реализм и геополитика. Второй источник – это российские немарксистские теории (евразийство, идеи Н. Данилевского, славянофильство, взгляды русской религиозной философской школы конца XIX-начала XX вв. и пр.). В-третьих, это – реформированный марксизм, близкий к европейской социал-демократии и питающий ныне своими идеями круги, близкие к КПРФ и российским социалистам.