Глава V крестьянская реформа. Революционное движение 60-х годов XIX века

Исчерпывающий анализ причин отмены крепост­ного права дал В. И. Ленин в статье «Кресть­янская реформа» и пролетарски-крестьянская революция».

«Великая реформа» была крепостнической ре­формой и не могла быть иной, ибо ее проводили крепостники. Какая же сила заставила их взяться за реформу? Сила эконо­мического развития, втягивавшего Россию на путь капита­лизма. Помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства. Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России. Крестьян­ские «бунты», возрастая с каждым десятилетием перед освобождением, заставили первого помещика, Александра II, признать, что лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу».¹

Подготовка реформы. Вопрос о реформе правительство поставило открыто в рескрипте царя на имя генерал-губер­натора Виленской, Ковенской и Гродненской губерний Назимова 20 ноября 1857 года. Дворянам разрешалось создавать «губернские комитеты для подготовки проекта освобождения крестьян от крепостной зависимости». Но это название сразу же испугало правительство, и оно заменило его другим: «комитеты по улучшению быта помещичьих крестьян и дворовых». Подготовка и проведение реформы были переданы в руки помещиков.

Самарские помещики не торопились с образованием комитета. Предводитель дворянства Чемодуров настоял на отсрочке его выборов до января 1858 года. В середине января помещики съехались на очередной дворянский съезд. В день открытия дворянского собрания, сообщали «Самарские губернские ведомости», зал был переполнен, а на хоры пускали только с билетами. С речью выступил губернатор Грот, приглашая «господ помещиков» принять участие в подготовке реформы. «Государю императору угодно, — говорил он, — в знак нового доверия к дворян­ству предоставить непосредственному усмотрению господ помещиков устройство и упрочение быта их крестьян. И действительно, кому ближе известен быт поселян, их нужды и потребности, кто лучше землевладельцев может сделать правильную оценку сельских работ и поземельной собственности; кто вернее их может изыскать способы для упрочения сельского устройства, для замены обязанного труда вольным и определить будущие отношения владель­цев к крестьянам».¹

Ознакомление с правительственными распоряжениями вызвало растерянность, озлобление и недовольство многих дворян. Они не понимали смысла предполагаемой реформы, многих из них испугала возможность лишиться дарового крестьянского труда. В выступлениях они подчеркивали особенности Самарской губернии: наличие больших мас­сивов казенных земель и земель удельного ведомства, сдаваемых в аренду, недостаток рабочих рук, вследствие которого помещикам приходится прибегать к труду вольно­наемных, «Освобождение», по их мнению, могло привести к тому, что крестьяне уйдут на казенные земли и оставят помещиков без рабочей силы. Съезд принял постановление, в котором говорилось: «В Самарской губернии, столь не­давно возникшей и составленной из частей губерний Орен­бургской, Саратовской и Симбирской, имения помещиков получили свое основание вначале через покупку земель, а потом перевод крестьян из внутренних малоземельных губерний. Переселение этих крестьян, водворение их на местах оседлой жизни в безлесном крае, наделение всем необходимым для их быта хозяйством поглотило наличные капиталы владельцев и, истощив их материальные сред­ства, вынудило большую часть помещиков заложить не только их населенные имения, но даже пустопорожние земли и сверх того довело до необходимости сделать част­ные займы». В заключение дворянское собрание просило у правительства разрешения для будущего комитета «не стесняться правилами, на этот предмет изданными, и со­ставить положение, которое могло бы быть применено к местности Самарской губернии И служить к наивозможно лучшему и точнейшему исполнению желания государя императора».²

В постановлении правильным было одно — дворянские имения вместе с «пустопорожними» землями почти все были заложены, но все остальное являлось вымыслом: большинство имений существовало десятилетия, никаких затрат на покупку и перевод крестьян и их обзаведение в последние годы помещики не несли. Этот мотив нужен был помещикам для того, чтобы развязать руки в ограбле­нии крестьян.

В марте того же года губернатор получил распоряже­ние, предлагавшее создать комитет на общих для всех губерний основаниях, и ему предписывалось строго на­блюдать, чтобы крестьяне «не внимали никаким злонаме­ренным внушениям и лживым толкам».

Помещики опять не спешили с созданием комитета, на­значив выборы па конец мая. От каждого уезда было из­брано два члена и один кандидат. Представителями пра­вительства назначили помещиков — славянофила Ю. Ф. Самарина и И. Муханова. Председателем комитета по по­ложению был губернский предводитель дворянства по­мещик Чемодуров. В комитет вошли ставропольский помещик И. Д. Лазарев, от Бугульминского уезда – Осоргин и другие. Комитет решил собрать статистические сведения о помещичьих имениях. Разработали анкету и разослали ее 883 помещикам. Сведений прислали лишь 638, из них 469 помещиков сообщили более или менее полные данные о своем хозяйстве.

.«Губернский комитет по улучшению быта помещичьих крестьян и дворовых» начал свою работу 25 сентября 1858 года. В первые же дни произошел инцидент. Министерство внутренних дел рекомендовало проводить засе­дания комитета закрыто. Губернский комитет приглашал гостей — местных помещиков. Через них сведения о его работе просочились в «Губернские ведомости». За это упущение губернатор получил строгое внушение, и с тех пор работа комитета окружена была тайной.

С начала деятельности в комитете наметились две груп­пировки — либеральная во главе с крупным помещиком и фабрикантом Самариным. К ней примыкали И. Ла­зарев, А. Лазарев, Д. Рычков и А. Шишков. Группировку «отчаянных крепостников» возглавлял Бугурусланский уездный предводитель дворянства помещик И. Рычков. К ней примыкали Шелашников, Обухов и по многим вопросам — другие члены комитета. Из «журнала заседаний» комите­та,¹ который вел помещик Ставропольского уезда Бабкин, видно, что в комитете были разногласия при обсуждении вопроса о наделении крестьян землей. Помещик Лопатин, ссылаясь на царский рескрипт, доказывал, что земля крестьянам должна быть дана, только во временное поль­зование, на время «переходного состояния», а затем землю следует возвратить помещику. При голосовании 8 членов комитета из 17 поддержали эту точку зрения.

Много спорили о праве выкупа земли. Помещик Обу­хов настойчиво доказывал, что с согласия помещика право выкупа должно быть предоставлено отдельным крестьянам, а не всей деревне сообща. Он обосновывал это предложе­ние политическими соображениями: с течением времени, ког­да увеличится народонаселение, земли у сельских обществ будет недостаточно и крестьяне, завидуя помещикам, будут стремиться захватить их землю. Общинное владе­ние землей, с его точки зрения, развивает «корпоративный дух», и крестьяне будут действовать против помещиков вместе. Если же крестьяне выкупят землю поодиночке, то, превратись в собственников земли, они не посмеют по­сягнуть на землю помещиков, стало быть, станут их опо­рой. Самарин, сторонник общин, выступая против Обу­хова, утверждал, что только при выкупе земли общест­вом, установлении круговой поруки за своевременный взнос платежей помещикам будет гарантировано полу­чение выкупных сумм. Он считал, что крестьянин — не­надежный плательщик, особенно в неурожайные годы. Таким образом, Самарин рассматривал общину с круговой порукой как более надежное средство ограбления кре­стьян. Вот к чему свелись славянофильские разглаголь­ствования о крестьянской общине в России, о которой так много они толковали на протяжении десятилетий.

По вопросу о размере выкупа помещики так и не до­говорились. «Отчаянные крепостники» предлагали взять оброк не меньше 25 рублей с тягла, «либералы» отстаивали 23 рубля.

«Либерал» Шишков вносил в проект положения пункт о предоставлении крестьянам права без согласия помещи­ка переходить с барщины на оброк. Это вызвало возму­щение членов комитета. И. Рычков возражал против пе­ревода крестьян на оброк и настаивал на сохранении бар­щины. Он привел пример с мелкопоместным имением, характерным для Бугульминского уезда. Именье с 8 тяг­лами и 31 душой приносит, по его подсчетам, дохода с хлебопашества в год 600 рублей серебром. Ежегодные проценты в погашение доли залога составляют 173 р. 60 к. Чистого дохода остается 426 р. 40 к. Помещик су­ществует на эту сумму, имея готовый хлеб, продукты жи­вотноводства, прислугу, дом с отоплением. Если же пе­ревести на оброк по 25 руб. с тягла, помещик получит ежегодно 200 руб. и за вычетом платежей у него останет­ся 26 р. 40 к. Может ли прожить помещик? — спрашивал Рычков и добавлял, что оброк крестьяне будут уплачи­вать, неисправно. «Чем обеспечивается уплата оброка?— спрашивал он. — Ручательством мира. Но что такое мир? Несамостоятельная толпа... существующая надзором по­мещика не только в исполнении обязанностей к помещику, но даже понуждаемая к радению о собственном хозяйстве. Откажись помещик от этой толпы и предоставь ее самой себе, через два-три года она будет нищая, пьяная и, ко­нечно, не только не будет иметь возможности уплачивать помещику оброк, но едва, ли уплатит государственные по­дати». Характеризуя крестьян как «пьяную и нищую тол­пу», этот представитель «благородного» сословия не до­пускал и мысли о том, что крестьянство может жить без помещика, без его полицейской власти.

Предложение крепостников поддержало большинство членов комитета.

Спорили также по предложению Самарина о том, что­бы государственные платежи после реформы взимались пропорционально имеющейся земли не только с крестьян, но и с помещиков. Возражая ему, Шелашников заявил, что нельзя дворян ставить на один уровень с податным сословием, так как это повлечет полное уничтожение «аристократического начала». Его поддержали Обухов и Рычков, иронически добавляя, что чего доброго дворян поверстают в подушный оклад и заставят исполнять на­туральные повинности. Возможность ликвидации со­словных различий казалась помещикам настолько унизи­тельной, умаляющей их достоинство, что предложение Са­марина было отклонено.

Вызвал разногласия и вопрос о взыскании выкупных платежей. Самарин предлагал в случае несвоевременного взноса заставить крестьянина погашать недоимку отра­боткой или сдачей крестьян по жребию в рекруты. Полу­ченные рекрутские квитанции продавать, а вырученные деньги выдавать помещику в погашение недоимки. Против торговли людьми стали возражать даже «отчаянные кре­постники».

Не было общей точки зрения о размерах крестьянских наделов. Лопатин и другие члены комитета настаивали на сокращении их до минимума, полагая, что крестьяне будут благодарны и за личное освобождение. Самарин и его группа настаивали на установлении более крупных наделов, иначе крестьяне могут встретить реформу в штыки.

В марте 1859 года правительство предложило пред­ставить проект положения. Комитет не подготовил его, Ему дали отсрочку до 10 мая, но и этот срок оказался недостаточным, так как редакционная комиссия — Сама­рин и Рычков — из-за разногласий не работала. Ее пере­избрали, и только в конце мая закончили работу над проектом положения «об улучшении быта помещичьих крестьян и дворовых». Так как не было единства, в центр направили два проекта: «отчаянных крепостников» — большинства и «либералов» — меньшинства. Отличие их состояло в том, что одни предлагали разделить губер­нию по величине крестьянских наделов на 6, а не на 7 полос, предоставить право выкупа наделов только сель­ским обществам и в исключительных случаях, с согласия помещика и общества, — отдельным крестьянам; другие — предоставить право выкупать землю с согласия помещика крестьянам и обществам. Меньшинство принимало минимальный оброк с тягла 23 руб., а большинство — 25 руб. Первые предложили выкупную — 383 руб., вторые—416 руб. с тягла. «Пресловутая борьба крепостников и ли­бералов, — указывал В. И. Ленин, — столь раздутая и разукрашенная нашими либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри гос­подствующих классов, большей частью внутри помещи­ков, борьбой исключительно из-за меры и формы усту­пок. Либералы так же, как и крепостники, стояли на почве признания собственности и власти помещиков осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой власти».¹

Проект самарских крепостников сохранял право по­мещика подвергать крестьян, находившихся на барщине, телесному наказанию; для взыскания недоимок, оброка и выкупных платежей — конфисковать хлеб на полях, сда­вать крестьян в рекруты по жребию, продавая квитан­ции в пользу помещика. К проекту было разработано «урочное положение», то есть нормы выработки на всех сельскохозяйственных работах, и определена продолжи­тельность рабочего дня крестьян на барщине в разное время года. Проект определял переходный срок в 12 лет.

«Положение 19 февраля 1861 года» учитывало основ­ные требования самарских помещиков и удовлетворяло их.

Реформа и положение крестьян в Самарской губернии. Отмена крепостного права не уничтожала личную зави­симость крестьянина от помещика. Крестьянство оста­валось неполноправным сословием.

«Общим положением о крестьянах, вышедших из кре­постной зависимости»² крестьянам разрешалось женить­ся без согласия помещиков, заключать договоры, давать обязательства, брать подряды, торговать, открывать про­мышленные предприятия, заниматься ремеслом, подавать жалобы, выступать в судах в качестве истцов, свидетелей и поручителей, участвовать в сельских сходах. Но пе­реходить в сословие купцов, выезжать с постоянного места жительства крестьянин мог только тогда, когда прекращались его обязательные отношения к помещику и если на то было согласие сельского общества.

Пока крестьянин был временнообязанным, он оста­вался под надзором помещика, то есть помещик следил за общественным порядком и безопасностью, и его рас­поряжения были обязательными для сельских должност­ных лиц. В «Положении» особо оговаривалась обязанность этих лиц всемерно охранять владения помещиков.

Кроме повинностей в пользу помещика, крестьяне должны были платить в казну подушную подать и выпол­нять мирские повинности: нести расходы на содержание сельского и волостного управления, на оспопрививание, борьбу с эпидемиями, устройство и содержание запасных хлебных складов, ремонт дорог, содержание престарелых и сирот.

По «Положению» крестьяне могли выкупить свои усадьбы, если они находились на земле, которая отводи­лась под наделы. Если же крестьянские усадьбы размеща­лись близко от помещичьего дома, то помещик имел право выселить крестьян на другой, более отдаленный участок.

Для заключения так называемых уставных грамот уста­навливался двухлетний переходный срок. В уставной грамоте определялись новые отношения между крестья­нином и помещиком.

В уставной грамоте записывалось, сколько в дан­ном имении числится мужских душ по переписи 1858 года, сколько крестьян и дворовых, сколько мужских ре­визских душ должны получить наделы. Указывалось так­же количество земли в пользовании крестьян до реформы и сколько, какой земли и где предоставляется крестьянам и на каких условиях.

Уставные грамоты подписывались при участии мировых посредников. Их избирало уездное дворянское собрание из дворян и утверждались они сенатом по представлению губернатора.

По «Положению» собственником земли оставался по­мещик, но он обязан был выделить крестьянам наделы пахотной земли на условиях барщины или оброка.

Размеры наделов определялись «местными положе­ниями». Губернии были разделены на полосы, а полосы на местности. В каждой местности был установлен мини­мальный и максимальный размер надела, получаемый крестьянами.

Если крестьяне данного помещика до реформы имели надел (крестьянскую запашку) больше, чем указано в «Положении», помещик имел право отрезать «излишки» в свою пользу. Если же наделы были меньше, чем уста­новлено «Положением», то прирезки не производилось. Помещик мог по своему усмотрению обменивать земли, брать участки в любом месте, то есть установить черес­полосицу, отводить крестьянам неудобные земли. Все, подсобные предприятия, леса, сады, пруды, рыбные угодия оставались за помещиком.

За полученный надел крестьянин нес в пользу поме­щика повинности: денежный оброк или барщину. В какой форме должны нести повинности крестьяне — оброк или барщину — определял помещик. Оброк с ревизской души устанавливался по четырем разрядам — 8, 9, 10, 12 руб. в год. Барщина определялась в год повсеместно в 40 рабо­чих дней мужских и 30 женских, из них не меньше ³/₅ дол­жны были отрабатываться летом. Рабочий день равнялся 12 часам, не включая время обеда и отдыха, при этом крестьяне должны были выполнить «урок», то есть норму.

Повинности крестьян вносились в уставную грамоту. Форму повинности (оброк или барщину) определял по­мещик, и только с его согласия крестьяне могли перехо­дить с барщины на оброк.

После подписания уставной грамоты крестьяне, счита­лись временнообязанными. Со дня издания «Положения» девять лет крестьянин не имел права отказаться от надела и даже в том случае, если он выкупал усадьбу и хотел бы выехать из деревни. Через девять лет крестьянин мог отказаться от надела только в том случае, если общество соглашалось принять от него надел и нести полагающиеся повинности.

Временнообязанные крестьяне могли с согласия по­мещика выкупить свои наделы, совершая выкупную опе­рацию при участии мировых посредников. Крестьяне и помещик подписывали так называемую владенную гра­моту, в которой указывался размер надельной земли, краткое описание ее, размер душевого надела, сумма вы­купных платежей и условия их уплаты.

Размер выкупных платежей устанавливался путем ка­питализации суммы годового оброка из 6% годовых.

По десятой всероссийской переписи, проведенной в 1858 году, в губернии насчитывалось 234 453 крепостных, из них мужчин — 113 905, женщин — 120 548, в том числе дворовых: мужчин — 9879, женщин — 10 188. Кроме того, принадлежало Московскому попечительному комитету че­ловеколюбивого общества — 15 душ; дворянам-однодвор­цам — 25; приписанных к горным заводам — 505 душ. Крепостные крестьяне составляли в 1858 году 37,5% всего населения страны¹, тогда как из общего числа жителей Самарской губернии 1 530 039 человек крепостные состав­ляли 15,32%. Объясняется это тем, что в губернии были сосредоточены громадные массивы казенных земель, еще не захваченных помещиками.