6. Фрейм «Милиция и охрана»

Данный фрейм вполне естественно вписывается в рас­сматриваемую модель: если существуют преступники, если существуют места лишения свободы, то существуют и люди, которые должны оберегать покой честных граждан от пре­ступников и следить за порядком в местах «не столь отдален­ных». К тому же в России «ельцинской поры», как и в ста­рые времена, была весьм_#а распространена «ротация», в соот­ветствии с правилами которой «охранники» и «охраняемые» периодически меняются местами (примером могут служить аресты министра юстиции Ковалев, главы КГБ Крючкова, ряда генеральных прокуроров страны и т.п.).

Слоты анализируемого фрейма обычно используются для обозначения государственных служащих, а также людей, по­ложительно отзывающихся о России, ее лидерах и государ­ственной власти. Как известно, государственных служащих в России чаще всего презрительно именуют «бюрократы», про­тивопоставляя тем самым государственную службу честному труду, демократическим нормам, образу жизни порядочного человека. Вместе с тем для обозначения «бюрократов» посто­янно используются и элементы рассматриваемой метафори­ческой модели. Это прежде всего слоты «Охрана» (конвоиры, вертухаи, надсмотрщики, «Верные Русланы», охранники) и «Милиция, сотрудники, предупреждающие преступления и отыскивающие преступников» (сыщики, секьюрити, сторо­жа, чекисты).

Ср.: Лидеры партий, когда требуют солидарного голосо­вания, действуют, как надсмотрщики (С. Петухов); Газета областной администрации напечатала призыв завалить Кремль требованиями отозвать своего надзирателя (Р. Ах­метов); Сейчас каждый олигарх завел по Верному Руслану в виде телекиллера и собственную секьюрити (А. Зуев); Руцкой придумал для области уникальную систему: он совмещал функции пахана и конвоира (В. Дубов).

В целом анализ рассматриваемой модели свидетельствует о ее высоком прагматическом потенциале. Соответствующие модели метафоры подчеркивают типовые прагматические смыслы «преступность» и «иерархичность» современного об­щества, «несамостоятельность» многих политических дея­телей. Показательно, что' эта модель практически всегда не­сет негативную оценку действительности, особо выделяя от­сутствие в стране свободы, нравственную ущербность и виктимное самосознание русского народа, который безропотно мирится со своим положением, а на выборах отдает предпоч­тение законченным негодяям.

Криминальная метафора пронизана концептуальными векторами тревожности, опасности, агрессивности, противо­естественности существующего положения дел, резкого про­тивопоставления «своих» и «чужих», что, видимо, отвечает потребностям современной политической речи. Можно пред­положить, одна из причин активизации данной модели — это Слоты анализируемого фрейма обычно используются для обозначения государственных служащих, а также людей, по­ложительно отзывающихся о России, ее лидерах и государ­ственной власти. Как известно, государственных служащих в России чаще всего презрительно именуют «бюрократы», про­тивопоставляя тем самым государственную службу честному труду, демократическим нормам, образу жизни порядочного человека. Вместе с тем для обозначения «бюрократов» посто­янно используются и элементы рассматриваемой метафори­ческой модели. Это прежде всего слоты «Охрана» (конвоиры, вертухаи, надсмотрщики, «Верные Русланы», охранники) и «Милиция, сотрудники, предупреждающие преступления и отыскивающие преступников» (сыщики, секьюрити, сторо­жа, чекисты).

Ср.: Лидеры партий, когда требуют солидарного голосо­вания, действуют, как надсмотрщики (С. Петухов); Газета областной администрации напечатала призыв завалить Кремль требованиями отозвать своего надзирателя (Р. Ах­метов); Сейчас каждый олигарх завел по Верному Руслану в виде телекиллера и собственную секьюрити (А. Зуев); Руцкой придумал для области уникальную систему: он совмещал функции пахана и конвоира (В. Дубов).

В целом анализ рассматриваемой модели свидетельствует о ее высоком прагматическом потенциале. Соответствующие модели метафоры подчеркивают типовые прагматические смыслы «преступность» и «иерархичность» современного об­щества, «несамостоятельность» многих политических дея­телей. Показательно, что' эта модель практически всегда не­сет негативную оценку действительности, особо выделяя от­сутствие в стране свободы, нравственную ущербность и вик- тимное самосознание русского народа, который безропотно мирится со своим положением, а на выборах отдает предпоч­тение законченным негодяям.

Криминальная метафора пронизана концептуальными векторами тревожности, опасности, агрессивности, противо­естественности существующего положения дел, резкого про­тивопоставления «своих» и «чужих», что, видимо, отвечает потребностям современной политической речи. Можно пред­положить, одна из причин активизации данной модели — это

реальное обострение криминальной обстановки, что отража­ется в народном сознании: давно замечено, что находящиеся в центре общественного сознания явления становятся источ­ником метафорической экспансии. Вместе с тем активное использование в речи «криминальной метафоры» (как и едва ли не смакование в средствах массовой информации картин реальных преступлений), несомненно, влияет на обществен­ную оценку ситуации в стране, внушает мысль о том, что общество действительно пронизано криминальными связями и отношениями, что в России преступление — это норма, а подобные умонастроения опосредованно могут сказываться на уровне преступности в обществе.