Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
История и теория графики.doc
Скачиваний:
11
Добавлен:
19.08.2019
Размер:
536.58 Кб
Скачать

Вопросы для самопроверки

  1. Назовите древнейшие памятники письменности эпохи Киевской Руси.

  2. Какие материалы и инструменты для письма использовались в Киевской Руси?

  3. В чем состоят особенности почерка, именуемого «уставом»?

  4. «Остромирово Евангелие». Описание и анализ художественно-технических особенностей этой рукописи.

  5. «Изборник Святослава». Опишите эту рукопись и проанализируйте ее художественную форму.

  6. «Изборник» 1076 г. Описание и анализ художественно-технической формы.

  7. «Архангельское Евангелие» . Описание и анализ художественно-технических особенностей.

  8. Назовите древнейший памятник славянской эпиграфики. Дайте характеристику его письма.

3. Новгородская школа книжного искусства

К 90-м гг. Х1 в. относится «Путятина минея», хранящаяся в Публичной библиотеке им Салтыкова-Щедрина в Петербурге. Название рукопись получила по имени писца, оставившего в книге приписку: «Поутята пьсал, да че криво – да исправите, а не ккльните» («Путята писал. Если что неправильно, исправляйте, а не браните»). Книга является памятником письменности, отразившим один из старейших русских говоров (новгородский) и чрезвычайно ценна для исследования демократического направления книжного искусства эпохи Киевской Руси. В вопросе о степени распространения грамотности среди населения Киевской Руси мнения историков расходятся.

Общепринятой точкой зрения долгое время была та, что с принятием христианства, грамотность, а с нею и книги оказались достоянием многих, а малое количество памятников книжного искусства, дошедших до наших дней, – следствие разрушений и пожаров времени татаро-мангольского ига. Византолог и специалист в области древнерусского искусства О.С.Попова выдвинула иную концепцию, а именно – грамотность и книги в Киевской Руси относятся только к «верхушечной культуре» (церковной и княжеской). Это следует из того, что икон, для которых огонь представляет не меньшую опасность, чем для книг, сохранилось много, значит, грамотность и книжность в народе распространения просто не имели. Это утверждение звучит убедительно в отношении к основной территории государства, за исключением Новгорода Великого, где народ был грамотным, нуждался в памятниках письменности и участвовал в их создании, о чем свидетельствуют не только книги, типа «Путятиной минеи», но и берестяные грамоты, например, частное письмо Х1 в. «От Гостяты к Васильеви».

Особенно большое количество берестяных грамот дошло до нас от последующих веков. На бересте, самом доступном писчем материале, писали «резалом». Помимо надписей, некоторые берестяные грамоты содержат и рисунки, как, например, изображение всадника в берестяной грамоте Онуфрия (хранится в Гос. историческом музее). Упражняясь в школьной премудрости, мальчик, как ребенок любой другой эпохи, нарисовал рядом с буквами то, что его, действительно, интересовало, и, – видимо, не без удовольствия – вырезал на бересте и свое имя.

Если искусство русской книги Х1 в. в большой степени зависимо от византийской традиции и только на севере -– в Новгороде проявляет тенденцию к сложению национальной школы, то в последующие века, в период феодальной раздробленности, – и именно в Новгороде, избежавшем монголо-татарского нашествия и отстаивавшем свою независимость у западных границ русских земель, – эта тенденция определяется уже в полной мере. В этом нетрудно убедиться, познакомившись с новгородскими книгами Х11 – ХУ вв.

Характерные для новгородской, Х11 века, школы живописи черты заметны в миниатюрах «Мстиславова Евангелия», созданного в Новгороде между 1103 и 1117 гг., то есть еще до распада Киевской Руси. Переплет книги, византийской работы, выполнен в Царьграде не ранее 1125 г. До революции книга хранилась в Московской Синодальной (патриаршей) ризнице. В настоящее время «Мстиславово Евангелие» хранится в Государственном историческом музее. Евангелие написано на хорошем пергаменте, уставом.

Свое название оно получило от имени новгородского князя Мстислава – Федора, старшего сына Владимира Мономаха. Книга создавалась по поручению Мстислава для Благовещенской, на Городище, церкви, которую основал все тот же князь. Текст писал чернилами Алекса, сын пресвитера (священника) Лазаря, о чем мы узнаем из первой приписки. Вторая приписка свидетельствует о том, что после Алексы нужные места золотом разрисовал мастер Жаден. Видимо он рисовал заставки и буквицы. Имя мастера миниатюр не называется. Миниатюр четыре. Это портреты евангелистов. Три миниатюры в прямую соотносятся с миниатюрами «Остромирова Евангелия», служившими художнику образцом для подражания. Однако если считать их копиями, то копиями свободными, так как манера письма, пространственные отношения в композиции, весь их эмоциональный строй напоминают скорее живопись храма Спаса на Нередице, чем – близкие к эмальерному искусству – миниатюры «Остромирова Евангелия».

Княжение Мстислава в Новгороде кончилось в 1117 г. С 1125 г. он наследует после отца киевский престол. Следовательно, третья приписка к книге, в которой его называют цесарем, могла быть выполнена не раньше 1125 г. В этой приписке говорится о том, что княжескому тиуну Наславу было поручено отвезти книгу в Царьград, где Евангелие и получило роскошный переплет, покрытый серебром, с золотыми бляхами и финифтяными изображениями.

Между 1120 и 1128 гг. для Юрьева монастыря в Новгороде было создано «Юрьевское Евангелие». Его писец называет себя «угрином» (венгром). Б.А.Рыбаков связывает происхождение книги с Киевом, хотя сам же проводит параллели между ее декором и орнаментами на предметах материальной культуры Новгорода – серебряными сосудами и костяными изделиями. Особый интерес исследователей вызывают буквицы, в которых органически соединяются мотивы тератологического и плетеночного орнамента. Они выполнены киноварью. И хотя их немало (65), ни один инициал не повторяется дважды. Постепенно в их рисунке начинает осваиваться и образ человека. Но внесение в композицию инициалов человеческой фигуры, изображенной условно и фрагментарно, имеет ровно такое же значение, как изображение зверей, – не столько образно-познавательное, сколько декоративное и развлекательное, лишь изредка – с символической нагрузкой.

Среди новгородских рукописей Х11 в., в которых используется тератологический орнамент, соединенный с плетенкой, следует назвать «Служебник», «Златоструй», «Апостол» и «Псалтырь» (все эти книги хранятся в Публичной библиотеке в Петербурге). В них, как и в книгах рассмотренных выше, фигуры реальных и фантастических животных срастаются с ремнями плетения, но из них еще не состоят.

В «Псалтири» Х11 в. мы встречаем многократные обращения к изображению рыбы для обозначения буквы «о». Ранние христиане использовали изображение рыбы в качестве знака, который прочитывался как текст «Иисус Христос Бога Сын Спаситель» – ведь из первых букв этих слов составлялось греческое слово «рыба». Именно поэтому, видимо, и в Византийской, и в болгарской, и в киевской рукописной традиции так часто прибегали к этому символу. Однако на новгородской же почве, где книга создавалась не только для знающих греческий язык образованных священников, но и для простых посадских людей, такое изображение могло восприниматься либо просто как дань традиции, либо, что правдоподобнее, как непосредственное отражение бытовых мотивов (кто же в городе, построенном на берегах Волхова, не рыбачил или не видел, как это делается?).

В Х111 в. тенденция сращивания изобразительных мотивов с плетенкой усиливается и к 1270 г. приводит к сложению новгородского тератологического стиля. Этим стилем характеризуются инициалы таких рукописей, как: «Евангелие», написанное Георгием, сыном священника Лотыша (РГБ), «Гадательная псалтырь» (ГПБ), «Евангелие» с припиской: «аз попин святого Предтеча Максим Тошиниць написах Евангелия сия» (Публичная библиотека) и «Евангелие» конца Х111 в. (ГПБ, F. v. 1, 9).

Последняя из перечисленных выше книг обладает той особенностью, что инициалы снабжаются фоном, голубым или бирюзовым. Форма пятна фона соответствует контурам обозначаемой буквы. В то же время сам инициал, остающийся не закрашенным, то есть сохраняющим цвет пергамента, настолько замысловат по рисунку, что узнать в его композиции форму буквы становится затруднительно. Этот прием активного использования фона, как смыслообразующего пятна сохраняется и в более поздних рукописях.

Х1У в. считается «золотым веком» новгородского тератологического стиля. Среди рукописей этого времени особо выделяются два «Евангелия», хранящиеся в Государственном историческом музее. Первое, датированное 1323 г., имеет приписку: «Писал раб Божий Иродион игумену Моисею в Успенский Колмов монастырь». Второе, датированное 1355 г., связано с именем того же заказчика, что следует из приписки: «Писано повелением архиепископа новгородского Моисея, рукою многогрешных Леонида и Георгия». О Моисее и его роли в жизни Новгорода в летописи сказано следующее: «…добре … пасяше свое стадо … и многы писца изыскав и книгы многы написав … и посем скончася, многы писание оставав».

Роль архиепископов в Новгороде была особой. Это были владыки, избиравшиеся народом и сосредотачивавшие в своих руках и духовную, и светскую власть. В отличие от князей, приглашаемых в Новгород для его защиты от врагов и часто сменявшихся, архиепископы были воплощением стабильности в обществе. Особая социальная прослойка книгописцов-ремесленников сложилась именно вокруг «владычня двора». Это были светские люди. И их работы, даже те что они выполняли для церкви, отличались от работ мастеров монашеского круга. Владыка не препятствовал проникновению живых, острых, веселых, даже бытовых мотивов в нарядный убор рукописей сугубо религиозного содержания и, очень часто, – церковно-служебного назначения. Функция миниатюр, рассыпанных по книжному пространству – инициалов и рисунков на полях, была не только рубрикационной, декоративной и зрительно-ориентировочной. В значительной мере утрачивая роль пояснительную, эти изображения все больше и больше становились средством и развлекательным.

В инициалах этих рукописей чудесным образом соседствуют и объединяются в незабываемый художественный образ примитив в изображении лиц и фигур людей, социально конкретно охарактеризованных, с виртуозной проработкой орнаментальной формы. Абсолютно не скованный отсутствием опыта передачи зрительно воспринимаемых пространственных отношений, художник работает, как ребенок, свободно, обращаясь к любому, заинтересовавшему его сюжету, иной раз – совершенно неожиданному. Если рисунок с его точки зрения получился не совсем понятный, он дает словесное пояснение, не имеющее никакого отношения к переписанному тексту. Например, инициал «Р» из «Евангелия» 1355 г. стал поводом для изображения человека, обливающегося водой. Для того, чтобы читатель-зритель не принял банную шайку, в которую изображенный человек как будто ввинчивается лбом, за головной убор, художник над рисунком поместил (мелким почерком) приписку: «обливается водою».

В другой книге – в «Требнике» Х1У в. (ГИМ) – для изображения буквы «В» художник использовал сюжет, видимо, хорошо ему знакомый – человек греет руки у костра. Чтобы не случилось ошибки в распознании сюжета, вдоль корешкового поля, ближе к сгибу, идет надпись: «мороз руки греет».

Излюбленным сюжетом новгородских рукописей Х1У в. был гусляр. Самым известным является изображение сидящего гусляра, фигура которого вкомпонована в рисунок буквы «Д» («Служебник» из собрания Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина). Приплясывающий гусляр изображает букву «Р» в «Евангелии»1358 г. (ГИМ). Над рисунком, мелкими буквами, надпись: «Гуди гораздо».

Эти сопоставления изображений и коротких, разговорного типа, текстов дают эффект, подобный плакатному, где слово и изображение усиливают значимость друг друга и создают целостный художественный образ.

Рассматривая новгородские рукописи Х1У – нач. ХУ вв., мы познаем характер их создателей, приобщаемся к миру, в котором они жили. В ХУ в. изображение бытовых сценок начинают преобладать над прочими средствами изображения буквы. Поля рукописей превращаются в сцену «бумажного театра миниатюр».

Инициал «М» в «Псалтыри» нач. ХУ в. (ГПБ им. Салтыкова-Щедрина) изображен посредством сопоставления двух фигур рыбаков, тянущих сеть. Между ними случилась перебранка: «Потяни, корвин сын», – говорит один, вперяя глаза в сотоварища. «Сам еси таков», – через плечо бросает другой. Раньше фигуры изображались в фас и в профиль. Здесь появляется намек на трехчетвертной оборот. Мотив плетенки присутствует еще в изображении рыболовной сети, но основное внимание уделяется изображению человеческих фигур, находящихся в состоянии действия-предстояния, что позднее станет типично для лубка. Категория времени трактуется здесь не как сиюминутность (как в карикатуре или в комиксе), а как вечность (как в эпосе).

Для новгородской школы миниатюр типична изысканная (не пестрая) цветовая гамма. В книжном декоре Х111 – Х1У вв. любят использовать сочетания таких цветов, как синий, зеленый, желтый, возможно, являющий собой замену золота. В известной мере, эти цветосочетания близки палитре ирландской школы рукописей. В ХУ в. полихромия уступает место рисунку киноварью.