4 Марта, до 16.00
Грядёт выезд. Предупреждают, как и положено, за полчаса, даже более. Очень на выезд хочется. Но на кого бросить участок? Активная мироновка уже два часа голосует в Добруни, её партнёр не сильно шевелится... Договариваюсь с коммунистами железно. Клянутся бдить. Со мной подхватывается путинский наблюдатель Таня: «Я ж должна присматривать, а вдруг вы будете вести агитацию?».
У нас 14 адресов. Крутимся на одном пятачке вокруг участка. Тютчева, Тарджиманова, Советская, Фокина. Больше пешком, чем на машине. Смотрю, чтоб не подменили урны.
Женщина с пятью кошками. Смертоносный запах кошек. У моего персонального наблюдателя Тани кружится голова. Кроме кошек и гражданской позиции хозяйки, ничего в доме-то и нет. Хозяйка просит нас отвернуться — желает волеизъявиться тайно. Мы и так всегда..
А вот на Тютчева дедушка, опустив в урну бюллетень, пишет записку лично для нас. Такой-то «проголосовал за Зюганова, тем самым высказывая уважение нашему светлому прошлому». Это бывший мой сосед, при прошлом президенте я жила двумя этажами выше.
Тётя Наташа тоже вызвала на дом. Совсем одна и совсем сдала: перепутала меня с моей же матерью. Плакала от радости, что к ней вообще зашли. Беспокоилась за подругу через два дома: «Не забудьте, она тоже вызывала!» Взяла меня за руку: «Какая нынче в городе справочная? 09-то не отвечает!» Спрашивала: точно её голос будет учтён правильно?! Лена, запомни, я — за Зюганова. Пожалуйста, проследи!
2-й Трубчевский переулок. Три сестры из разных брянских мест, одна из Овстуга. У каждой свой кандидат — на лицах детское ожидание нашего удивления. Мы с Таней удивляемся, Алексей бесстрастно заполняет заявление, даёт хозяйке расписаться. Насовали старушки нам в карманы конфет — 4 марта у старшей день рождения!
На этом адресе Таня прекращает ждать от меня агитации: мой прохоровский бэйджик навсегда скрывается под пальто. Стариков травмирует фамилия олигарха, начинаются вразумления непутёвой меня... Дружно едим с Таней конфеты. Её кандидат, понятно, тоже здесь не оффтоп...
Ситуация: у дедули нету паспорта. Паспорт «ушёл» на получение льготных лекарств. А голосовать дедуля так хочет! Несёт водительское. Фото есть. Соответствует. А Лёша наш, член комиссии, упёрся — положено, чтоб паспорт. Мы с Таней зачитываем хором:
… «или документ, заменяющий паспорт».
Так вы не против?! - радуется Лёша. Он старым людям не враг. Он просто не хочет на себя жалобу.
Мы не против, голосуйте, - вот оно пленительное и ядовитенькое ощущение власти.
А как вот с этим всю жизнь живут, по 8 и более часов в день?
Лёша, когда ж ты, блин будешь вбрасывать, подменять, агитировать? Девочки, вы ж не взаправду стараетесь? Ну ведь всем понятны итоги выборов...
4 Марта, до 20.00
В участке разрывается телефон. Разгневан Лёшин тесть: «А-а! Вот ты где! Какие выборы. Тебе жену с роддома забирать!!». Лёшу отпускают под такое событие на второе выездное голосование. Четыре заявки. Пятую дают с нашего согласия «в рамках 4 процентов» - чтобы Лёшина жена проголосовала «из мужниных рук». При Лёше снова наблюдение.
Запыхавшись, бежит вверх по лестнице наблюдатель от Миронова с опрокинутым лицом. Проголосовала. От школы посёлка Мичуринского в Добрунь открепились все десять педагогов. Но, подъехав на участок, наша наблюдатель оказалась в местном списке открепленцев 1977-ой. А всего в Добрунь таким манером согнали две тысячи человек. Урна, в пику последнему писку моды, стояла чёрная. И выявили три поддельных открепительных.
На нашем участке усиливается запах корвалола и колбасы. Члены с ПРГ (право решающего голоса) по трое выходят кушать на третий этаж. ТИК выделяет на это средства. Закупились, спекли-сварили по-домашнему. Солений в банках принесли. И меня приветливо позвали к столу. И я от чистого сердца ела прекрасную тушёную куру с картошечкой. А потом сама поделилась своими бутербродами с финской салями, которые шесть часов ароматизировали участок. Так что никакого подкупа наблюдателя. Скакнуть бы до родного погреба за знаменитыми нашими огурцами, но это уж нельзя. Общее настроение: выборы пройдут, а нам на этом маленьком пятачке потом дальше жить - Тютчева, Пролетарская, Тарждиманова, Фокина, советская. И 2-й Трубчевский переулок.
Избирательский поток не прерывается. Я знаю каждого десятого. Выдворить меня могут в любой момент, поскольку на наблюдательскую мою лавку подсаживаются избиратели каждые 10 минут. Жмут руки, обнимают, всяко радуются, а уж я -то как рада! Третий адрес меняю только на этом участке — все кругом родные! А сто лет не виделись. Сливают всё: кто умер, женился, развёлся, переехал — вплоть до Америки. Посидеть на выборах — это как в деревне сходить на колодец. Мама одноклассницы, страховой агент, толкует со мной по делу: называет 10 (десять) организаций, где люди уже проголосовали по два раза. На лице брезгливость, сочувствие, боль. Морщится, машет рукой, уходит, не договорив.
Я помечаю себе изменения в нашей географии, адреса все помню. Подхожу к списку, где улица Тютчева. Напоминаю свои права, прошу показать записи по обитателям дома №2. Член комиссии пугается, но открывает нужную страницу. «Профессор» сидит рядом, поднимает шум.
К председателю! Вы не имеете права показывать без разрешения председателя! - грозится коллеге слева.
Коллега смотрит на меня жалобно. Иду к председателю. Тот подтверждает мои права, но роняет, что ошибки могут быть: списки спускает ТИК, что в тех списках — УИКу неведомо. Дотошно смотрю второй дом. Я знаю его новейшую историю поквартирно. Всё чисто. Умершие умерли. Убывшие убыли. На меня окончательно взъелся дед-«профессор». Позже, после подсчёта голосов, звучит восхитительная беседа:
Вы хваткая, но если бы что, я бы вас обвёл.
Вы бодрый, но я бы вас подрезала!
Комиссия с наблюдателями на нас умилялась.
А пока люди идут размеренным потоком и такое у всех на лицах. Разное, разное. Но общего — важность делаемого. Мужчина лет 60, жена его, внук и внучка, школьники. Большие заполнили, малые опустили. Мужчина вздыхает:
Ну теперь в баню, грехи смывать...
Намечается второй выезд по старикам. Две заявки, секретарь смотрит на нас с мольбой: «Если наблюдатели не против...». Мы никто не против, но наблюдать посылаем по-очереди коммунистов. Осматриваем ящик, проверяем пломбу. Ну, с Богом.
Председатель подсаживаются рядом, на меня не смотрит: «А я Бога молил, чтобы вы поехали... С этой вашей камерой вы тут...». Рассказывает, как на прошлом моём выезде на участке подрались два мужика. Один выпивши, а другой давно его не видел. А тут увидел и всё вспомнил... Милиционер моментально разнял. «Вот вы со своей этой камерой стали бы скакать, нарушения искать — они б на радостях от такого внимания поножовщину бы тут устроили. А отвечать за всё мне! Я просто счастлив был, что вы на выездной!». Я ему: «Вы съёмку подписали — всё. А вообще я не такая...»
Последний час голосования. Комиссия в сборе вся. Двенадцать. Голосуют уже слабо. Скучно. Опять мы с «профессором»:
А вы что там в списках писали, когда избирателей перед вами не было?
А я предварительные подсчёты на отдельном листочке делал!
Зовёт председателя, в его присутствии показывает листок маленький, столбики цифр.
Хм. И вот писал же, писал, а при подсчёте открепленцев одного потерял. А я с камерой. Через пять минут нашёл с помощью нашего Лёши, но нервы были до крику. Да я и не думала злорадстовать. Мы вон всей наблюдательской лавкой визульно считали голосовавших, и максимальное расхождение было 30! А мы старались...
Скоро! Скоро! Пять минут до восьми. Наблюдательская лавка ржёт от усталости — мы затеяли спорить, кто выиграет выборы. То есть не кто, а примерные проценты. Председатель подлетает:
О чём преступный сговор?
Ставки делаем? Вы сделали?
Мы знали!
Все ржут впокат. Человечество расстаётся со своим прошлым, смеясь. И с ним же, смеясь, встречается. Защищается. Смеёмся... Не судите строго, уставшие мы. По-большому уставшие.