На каждом возрастном этапе социализации можно выделить наиболее типичные опасности, столкновение с которыми человека наиболее вероятно.

В периоде внутриутробного развития плода: нездоровье родителей, их пьянство и (или) беспорядочный образ жизни, плохое питание матери; отрицательное эмоционально-психологическое состояние родителей, медицинские ошибки, неблагоприятная экологическая среда.

В дошкольном возрасте (0-6 лет): болезни и физические травмы; эмоциональная тупость и (или) аморальность родителей, игнорирование родителями ребенка и его заброшенность; нищета семьи; антигуманность работников детских учреждений; отвержение сверстниками; антисоциальные соседи и (или) их дети; видеосмотрение.

В младшем школьном возрасте (6-10 лет): аморальность и (или) пьянство родителей, отчим или мачеха, нищета семьи; гипо- или гиперопека; видеосмотрение; плохо развитая речь; неготовность к обучению; негативное отношение учителя и (или) сверстников; отрицательное влияние сверстников и (или) старших ребят (привлечение к курению, к выпивке, воровству); физические травмы и дефекты; потеря родителей; изнасилование, растление.

В подростковом возрасте (11-14 лет): пьянство, алкоголизм, аморальность родителей; нищета семьи; гипо- или гиперопека; видеосмотрение; компьютерные игры; ошибки педагогов и родителей; курение, токсикомания; изнасилование, растление; одиночество; физические травмы и дефекты; травля со стороны сверстников; вовлечение в антисоциальные и преступные группы; опережение или отставание в психосексуальном развитии; частые переезды семьи; развод родителей.

В ранней юности (15-17 лет): антисоциальная семья, нищета семьи; пьянство, наркомания, проституция; ранняя беременность; вовлечение в преступные и тоталитарные группы; изнасилование; физические травмы и дефекты; навязчивый бред дисморфофобии (приписывание себе несуществующего физического дефекта или недостатка); непонимание окружающими, одиночество; травля со стороны сверстников; неудачи в отношениях с лицами другого пола; суицидальные устремления; расхождения, противоречия между идеалами, установками, стереотипами и реальной жизнью; потеря жизненной перспективы.

В юношеском возрасте (18-23 года): пьянство, наркомания, проституция; нищета, безработица; изнасилование, сексуальные неудачи, стрессы; вовлечение в противоправную деятельность, в тоталитарные группы; одиночество; разрыв между уровнем притязаний и социальным статусом; служба в армии; невозможность продолжить образование.

Произойдет ли столкновение с какой-либо из этих опасностей конкретного человека, во многом зависит не только от объективных обстоятельств, но и от его индивидуальных особенностей. Конечно, есть опасности, жертвой которых может стать любой человек независимо от его индивидуальных особенностей, но и в этом случае последствия столкновения с ними могут быть связаны с индивидуальными особенностями человека.

Динамика рентных установок в поведении подростков – жертв неблагоприятных условий социализации

Понятие рентной установки в том или ином ее варианте в отечественной психологии упоминается лишь в единичных исследованиях. Использование данного понятия в научной литературе связано чаще всего с трудностями профессиональной деятельности психологов (А.А.Бодалев, В.В.Столин, 1989); характером преодоления экстремальных и кризисных ситуаций (Я.Л.Коломинский, Л.А.Пергаменщик, 1992, 1993); трудностями адаптации детей-сирот (И.И.Осипова, М.Г.Савельева, 2009); с особенностями поведения безработных (А.Н.Демин, 1999; О.Е.Кузина, 1999; Л.Е.Петрова, 1993; И.П.Попова, 2000); и др. Наиболее глубокое развитие данная проблема получила в дефектологии, в клинической и медицинской психологии, и психиатрии (В.А.Балабанова, 1985; Ю.Ф.Антропов, 2000; В.Д.Менделевич, 1995, 2002; Ю.С.Шевченко, 1994, 2000; и др.). Видимо, такой пристальный интерес к понятию «рентный» именно в рамках медицинских дисциплин далеко не случаен в связи с очевидными отклонениями в поведении индивида, к тому же имеющего еще и какой-то дефект: физический, либо психический. На основании этого психиатры, дефектологи, и другие специалисты в области медицины занимаются изучением рентного невроза, рентного заболевания, рентной установки, рентного поведения пациентов. Следует отметить, что проблема рентных установок имеет вековую историю и развивалась она преимущественно в медицинском ключе. Так, впервые она была отмечена в работах зарубежных исследователей, начиная с Э.Крепелина (1900), Э.Фрейда (1916), А.Адлера (1926); и др. Несколько позднее она нашла свое отражение у отечественных специалистов: Л.С.Выготского (1924), в работе «Основы дефектологии», у В.Н.Мясищева в работе «Личность и неврозы» (1960), и его совместной работе с М.С.Лебединским «Введение в медицинскую психологию» (1966 г.). При этом, большинство исследователей часто связывали проявление рентных установок с поведением жертвы (например, жертва войны, жертва катастрофы, и т.п.) и настаивали на том, что данная проблема требует смещения акцента с медицинской точки зрения на воспитательную, видя причины проявления рентных установок в поведении жертвы в неполном созревании личности, а недостаточную личностную зрелость рассматривали как результат неправильного воспитания.

Сегодня по-прежнему нормальное социальное чувство большинства из нас заставляет стыдливо опускать глаза при встрече с тем или иным типом «жертвы неблагоприятных условий социализации» (термин предложен А.В.Мудриком), не дает возможность развернуться данной, достаточно болезненной, неоднозначной, немного неприятной, несколько «неудобной», и дискуссионной проблеме рентных установок в поведении людей. Особую актуальность данный вопрос приобретает в подростковом возрасте, на что указывали еще А.Адлер и Л.С.Выготский.

В нашем понимании, рентная установка – это особое состояние готовности к специфической реакции получения выгоды (материальной либо моральной) из своего неблагоприятного положения, возникающее на фоне необоснованной помощи и поддержки со стороны микро- и макро- окружения, и оказывающее деформирующее влияние на личность подростка и все его поведение. Анализ самого разнообразного спектра научной литературы показал, что специфика проявления рентных установок в поведении выражается в утилитарном подходе к своему бедственному положению; в настойчивых требованиях компенсаций; в ощущении себя особенно пострадавшим и беспомощным; в фокусировании психической активности на страдании; в иждивенческих тенденциях и паразитических взглядах; в инфантилизме; в беспомощности, пассивности; в локализации контроля на внешний мир (экстернальность), и т.п.

Попытки проследить динамику рентных установок мы можем встретить в работах Э.Берна, его ученика С.Карпмана. Отталкиваясь от разработок зарубежных ученых, выбрав за основу типологию человеческих взаимоотношений, разработанную отечественными специалистами В.И.Слободчиковым и Е.И.Исаевым, выделим виды жертв в зависимости от характера и типа отношений в социальных группах и сделаем небольшой анализ.

Так, одной из характеристик игровой роли жертвы – это ее добровольный характер и ситуативность. Для ситуативного поведения жертвы характерна устойчивая зависимость от воспринимаемой обстановки, в которой находится индивид. Наиболее ярко ситуативность проявляется у детей раннего возраста, или у взрослого, оставшегося на детской стадии возрастного развития (инфантильность). Инфантильность – одна из форм отставания в психическом развитии за счет не достаточной сформированности социальной компоненты. Важными и значимыми признаками инфантильности являются зависимость от других, пассивность, инертность, астеничность, в целом отсутствие навыков социально-компетентного поведения. Причинами инфантильности могут являться многие факторы, среди которых: избалованность, эгоизм; уход от реальности; боязнь ответственности, и т.п. Страх ответственности, стремление избежать ее является еще одной характеристикой игровой роли жертвы. Такой подросток ищет пути перекладывания ответственности за свою жизнь и судьбу другим, ищет наиболее выгодную позицию для себя. А это, в свою очередь, способствует стремлению подростка к установлению контроля над окружающими, и манипулированию ими. Стремление к манипулированию – одна из основных характеристик игровой роли жертвы. Роль мученика, страдальца, плакальщика, насквозь пронизана искусством манипулирования. По мнению специалиста в области психологии лжи П.Экмана, намеренное изображение отрицательных эмоций, в отличие от положительных, для большинства людей дается с большим трудом[14]. К числу немногих гениальных манипуляторов принадлежит подросток, пребывающий в игровой роли «жертвы». Манипуляция для него является социальным разрешением многих личностных проблем. Следует отметить еще одну характеристику представителей игровой роли жертвы – это паразитизм. А.Адлер, среди типов установок, сопутствующих стилю жизни (управляющая, избегающая, социально-полезная), выделяет берущую установку. Берущая установка характеризуется паразитизмом в отношении внешнего мира, отсутствием социального интереса, низкой степенью активности. Подростки с берущими установками покорны, угодливы, зависимы, одновременно они удовлетворяют большую часть своих потребностей за счет других, они ничего не делают, а лишь наслаждаются жизнью, пока кто-то другой заботится об их нуждах.

Одной из заметных характеристик представителей игровых ролей жертвы является демонстративность. Демонстративность в человеческом сообществе – это особенность, связанная с повышенной потребностью во внимании к себе окружающих, которая проявляется в изощренных способах манипуляции. А.Л.Венгер дал описание психологических синдромов, связанных с высоким уровнем демонстративности, среди которых центральным является самопредъявление, то есть постоянное исполнение какой-либо роли, характерное для демонстративной личности. Игровая роль жертвы, это поведение напоказ, непреднамеренно реализующее сформированную в особых условиях, неосознанную потребность в специфическом одобрении (в одобрении, которое сопровождается опекой, делающей ненужной всяческую инициативу опекаемого), поведение, призванное обратить на себя внимание, вызвать одобрение, привлечь помощь, удовлетворяющую все неудовлетворенные потребности подростка за него. Не принося демонстранту никакой пользы кроме успокоения необоснованными надеждами на то, что все, как по волшебству, «будет хорошо», демонстративное поведение рождает обман ожиданий и обиды на всех.

Можно утверждать, что рентная установка, пронизывающая и подчиняющая все вышеперечисленные характеристики игровой роли жертвы, является ее базовой характеристикой, выражающейся в стремлении к получению выгоды (ренты) из своего пагубного положения, и это создает иллюзию успешной адаптации подростков в социуме.

Позиция жертвы – динамическое выражение игровой роли жертвы, более прочное и ригидное образование, это совокупность неких закрепившихся установок в поведении подростка, одной из которых является рентная установка. Кроме этого, позиция по своей сути постоянная, более целостная характеристика всего образа жизни человека, который полностью принял игровую роль жертвы, и по-другому жить не умеет, и не желает. Все вышеперечисленные характеристики, свойственные представителям игровой роли жертвы сохраняются, закрепляются, заостряются, приобретают акцентуированный, экспрессивный характер. В качестве примера актуализированной позиции жертвы можно привести исследования Е.М.Бабосова, Г.М.Лыч, В.С.Мухиной, О.И.Кузнецова, Н.С.Седининой Ю.П.Червенко, и других, которые подтверждают, что у людей, переживающих ту или иную трагедию действительно с течением времени отмечается рост иждивенческих тенденций, формируется позиция: «Я – пострадавший, мне должны». Кроме этого, в личностной сфере отмечается неуклонный рост тревожности, ипохондрии, неврастении, пессимистичности, апатии, пассивности, эгоцентричности, и т.п. тенденций, как ни странно, из года в год все более закрепляющихся в поведении людей. Для индивида, пребывающего в позиции жертвы, рентная мотивация еще достаточно ярко выражена. Причем, она приобретает кумулятивный характер, а диапазон распространения расширяется, принимая особую форму «психической заразы».

Таким образом, позиция жертвы, закрепившись в модели поведения, став акцентуированной, способствует тому, что окружение постепенно начинает менять свое отношение к жертве с выраженного позитивного, поддерживающего (как это было с игровой ролью жертвы) на негативное, отгороженное, иногда даже агрессивное. Окружение-спаситель может трансформироваться в агрессора (Э.Берн, С.Карпман). На данном этапе, заняв позицию жертвы, вместе с разрушением привычного стереотипа ролевого поведения, происходит ослабление и постепенное разрушение рентных установок. Ослабленные рентные установки могут, в свою очередь, ослабить и позицию жертвы и подросток рискует переместиться в социальную роль жертвы.

Социальная роль жертвы более очевидна, чем игровая роль и позиция жертвы, она лежит на поверхности, четко обозначена, более того, привлекает внимание всех, кто вовлечен в процесс взаимодействия с данным типом жертвы. В отличие от игровой роли, социальная роль жертвы предполагает стихийность, подчеркивая и заостряя определенные индивидуально-характерные черты людей. Социальная роль жертвы предписана обществом, оно как бы выталкивает, изгоняет человека в определенную социальную роль, наделяя его стигмой. Еще Л.С.Выготский, разрабатывая тему обучения и воспитания детей с теми или иными физическими дефектами, а также тему трудновоспитуемости подростков, называет подобное явление «социальным вывихом», приводя пример существующих «школ для дураков», которые налагают клеймо неполноценности (стигматизируют) не только учащихся, но и педагогов, работающих в них. «Стигма» (от греч. stigma – клеймо, пятно) означает ярлык, которым метили рабов, изменников, преступников в Древней Греции, обозначая их статус как «позорный», «нечистый». В научный оборот понятие «стигма» было введено Э.Гоффманом для обозначения качества, выдающего какое-то постыдное свойство индивида, причем характер этого свойства определяется не самим качеством, а отношениями по поводу него[16]. В современном понимании стигма – это социальный атрибут, который дискредитирует человека или социальную группу. В ярлыках выражается наиболее абстрактная и общая информация об объекте и, как заметил Г.Олпорт, они действуют как «сирены, заставляя нас забывать обо всех более тонких различиях». «Стигмировать» – означает маркировать, клеймить. В индивидуальном плане это могут быть: «гадкий утенок», «белая ворона», «мальчик для битья», «козел отпущения», и т.п. Ярлыком может быть наделена и социальная группа, например, явными носителями стигмы являются чернобыльцы, ВИЧ-инфицированные, наркоманы, нищие, инвалиды, подростки из неполных, малообеспеченных семей, и др. социальные группы.

В отличие от игровой роли, пребывая в социальной, навязанной социумом роли жертвы, поначалу подростку хочется поскорее освободиться от тягостного ярлыка. Такая роль не приносит выгоды, рентная установка самая слабая, она не комфортна, как в случае вышеперечисленных игровых ролей, неприятна, мучительна, вызывает глубокие страдания и побуждает к защите. Этому способствует и дефензивность личностного ядра представителей социальной роли жертвы. Понятие дефензивность – от лат. defensio оборонительность, защита. С точки зрения М.Е.Бурно, дефензивность способствует конформности, меланхоличности, склонности одиночеству, к глубоким страданиям, депрессивности, тревожности, и самостигматизации. Объективно существуя в современном обществе, самостигматизация препятствует развитию способностей подростка, его успешности; деформирует возможности построения жизнедеятельности личности на ближайшую, и на отдаленную перспективу. Существенно то, что самостигматизация меняет идентичность до такой степени, что в зарубежной психологии данный феномен получил название «испорченная идентичность» (по И.Гофману), суть которой заключается в фиксации индивида на социальных ролях, отвергаемых или осуждаемых обществом. Такая фиксация – это сигнал о том, что социальная роль жертвы уже закрепилась в модели поведения и перешла в статус.

В научной литературе детально описаны носители статуса жертвы, составляющие целые группы деклассированных элементов, «андеркласс» (англ. under – «под»), «отчужденный класс», люди, которые потеряли человеческое лицо, тот слой общества, который находится ниже всех классов в социальной иерархии, т.е. дно. Андеркласс – это ущемленный в своих интересах класс, состоящий из безработных, нетрудоспособных лиц, которые с большей или меньшей степенью безнадежности отделены от общества в целом, не участвуют в его жизни и не разделяют его устремлений и успехов. Это группа с негативной коллективной идентичностью, являющаяся результатом социального исключения. Например, при обследовании «социального дна» современной России выделяют целые группы людей, среди которых беспризорные дети и подростки, подчеркивая их общие черты: нежелание что-либо менять в жизни, презрение к общественным нормам, моральная деградация, неспособность к адаптации, экстернальный локус контроля, и т.п. При этом, подчеркивается коварство социального дна, оно может поглотить крестьян, рабочих, инженерно-технических работников, учителей, творческую интеллигенцию, ученых, словом, почти любого человека. Особую опасность «дно» представляет для самой уязвимой группы – детей и подростков.

Приобретая статус жертвы, подросток получает удовольствие от собственных мучений и от вселения вины за случившееся окружающим людям, школе, организациям, и т.п. Так, по данным Н.М.Римашевской люди, попавшие «на дно» совсем недавно, еще переживают глубокое отчаяние (признак социальной роли жертвы), но чем более человек адаптируется в новой для него среде, тем больше он приобретает безнадежное спокойствие и пассивность (статус жертвы). Рентная установка вновь активизируется, закрепляется в поведении подростка и способствует формированию и развитию рентной мотивации в целом. Из статуса жертвы, во многом благодаря рентной установке, подросток может переместиться в игровую роль жертвы. При этом актуализируется большинство характеристик игровой роли жертвы (инфантилизм, паразитизм, демонстративность, пассивность, и т.п.).

Таким образом, проследив динамику рентной установки от игровой роли жертвы к позиции, затем к социальной роли, и к статусу жертвы, следует отметить ее доминирующее положение, силу, глубину, устойчивость, и эффективность. С одной стороны, представленная модель несколько редуцированна, она сглаживает все разнообразие и многоликость человеческих проявлений. С другой – такое условное деление на игровые, социальные роли жертвы, выделение позиции и статуса жертвы, позволяет нам приблизить каждую роль, более детально рассмотреть их, проследить динамику отношений, возможные взаимопереходы, и т.п. На основании вышеизложенного, подведем итоги и сделаем некоторые выводы:

1. В основе поведения подростка – жертвы неблагоприятных условий социализации лежат рентные установки, которые являются мощным препятствием к развитию и рассматриваются нами, как особое состояние готовности к специфической реакции получения выгоды (материальной либо моральной) из своего неблагоприятного положения, возникающее на фоне необоснованной помощи и поддержки со стороны микро- и макро- окружения и оказывающее разрушительное влияние на личность подростка и все его поведение.

2. Динамика рентной установки заключается в следующем. Занимая устойчивое положение в игровой роли жертвы, являясь очень сильной, рентная установка незаметно пронизывает и подчиняет все поведение подростка, создает иллюзию его эффективности. Переместившись из игровой роли жертвы в позицию, рентная установка начинает разрушаться, ослабевать, становится неустойчивой, и не дает желаемого эффекта. Поначалу подросток не понимает, что с ним происходит, всяческие привычные взывания о помощи к социальным чувствам каждого нормального человека уже не находят необходимого отклика, и из позиции подросток рискует переместиться в социальную роль жертвы. В социальной роли жертвы рентная установка уходит на задний план, или исчезает вовсе. В этом положении подросток глубоко переживает свое тягостное положение, стремиться к изменениям в своей жизни, желает освободиться от стигмы, ищет помощи. Здесь мы можем наблюдать самого благодарного, и мотивированного подростка, активно работающего над собой и достигающего наивысших результатов. Однако, существует опасность перемещения подростка к статусу жертвы с последующей актуализацией и закреплением рентной установки, заключающейся в том, что у него появляется возможность обвинять других в своих неудачах и несчастьях, паразитировать, центрироваться на своих страданиях, жаловаться, демонстрировать свои несчастья, словом, прибегать ко всем манипулятивным приемам, свойственным игровой роли жертвы. Выстроенные таким образом, отношения могут развиваться по порочному кругу, адекватный выход из которого зависит от силы, глубины, и устойчивости рентной установки, и, конечно от сформированной индивидуально-стилевой специфики поведения.

3. При выстраивании воспитательного процесса по отношению к любому типу жертвы неблагоприятных условий социализации, многое зависит от социального окружения, его внимательности, чуткости, с одновременным отсутствием патернализма. Еще Л.С.Выготский писал о том, что существующая система воспитания детей и подростков с теми или иными дефектами, приносит ребенка в жертву его же болезни, и называл это «дефективной педагогикой». Воспитание, выстроенное лишь на благих намерениях, готовит исполнителей, которые совершенно не умеют найти свое место в жизни. Активность, самостоятельность предприимчивость у них просто атрофируется за ненужностью. «Нет, нельзя строить теорию и систему воспитания на одних добрых пожеланиях, как нельзя строить дом на песке» – писал Выготский. Поэтому необходимо пересмотреть «филантропически-инвалидный» взгляд на систему воспитания детей и подростков, и первое, на что следует обратить внимание – это не столько воспитание непосредственно подростков – жертв неблагоприятных условий социализации, сколько перевоспитание самих воспитателей (педагогов, родителей, и др. близких людей), имеющих прямое отношение к взаимодействию с детьми.

Проведенный анализ механизма проявления рентных установок в поведении подростков, безусловно, является неполным, однако, в некоторой степени помогает более ясному пониманию причин и движущих сил поведения подростков – жертв неблагоприятных условий социализации, а также позволяет наметить перспективы их психолого-педагогического сопровождения.

Литература

1. Адлер Альфред Понять природу человека / Пер. Е. А. Цыпина – СПБ.: «Академический проект», 1997 – 256 с.

2. Бурно М.Е. Сила слабых / М.Е. Бурно // Человек . – 2006 – № 1. – С. 69 – 77.

3. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры / Э.Берн. – М.: Изд-во ЭКСМО, 2008. – 576 с.

4. Большой энциклопедический словарь / под общ. ред. В.Е. Кемерова. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – 1435 с.

5. Венгер А.Л. О понятии «психологический синдром» / А.Л.Венгер // Журнал практической психологии и психоанализа. – Москва, 2001. – № 1 – 2. – С. 15 – 26.

6. Выготский Л.С. Основы дефектологии. / Л.С.Выготский. – СПб.: Лань, 2003. – 654 с.

7. Мудрик А. В. Социальная педагогика: Учеб. для студ. пед. вузов / Под ред. В.А. Сластенина. – 3-е изд., испр. и доп. М.: Издательский центр «Академия», 2000. – 200 с.

8. Одинцова М.А. Специфика проявления рентной установки в поведении человека / М.А.Одинцова // Ярославский педагогический вестник. – № 2, 2010. – С. 192 – 196.

9. Покрасс М.Л. Активная депрессия. Исцеление эгоизмом / М.Л.Покрасс. – Самара, Изд-во Бахрах-М, 2006. – 576 с.

10. Римашевская Н.М. Бедность и маргинализация населения / Н.М.Римашевская // Социологические исследования. – 2004. № 4. – с. 33 – 44.

11. Cединина Н.С., Кузнецов О.И., Червенко Ю.П. Особенности психогенных реакций участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в отдаленном периоде / Н.С.Седенина, и др. // Здоровье семьи – 21 век. – Материалы YIII Международной научной конференции. – Гоа, Индия. – 2004. – C. 253 – 254.

12. Слободчиков В.И. Исаев Е.И. Психология человека: введение в психологию субъективности. Учебное пособие для вузов / В.И.Слободчиков, Е.И.Исаев. – М.: Школа-Пресс, 1995. – 384 с.

13. Социология: Энциклопедия / Сост. А.А.Грицанов, В.Л.Абушенко, Г.М.Евелькин, Г.Н.Соколова, О.В.Терещенко. – Мн.: Книжный Дом, 2003. — 1312 с.

14. Экман П. Психология лжи / П.Экман. – СПб: Питер, 2011. – 288 с.

15. Янчук В.А. Введение в современную социальную психологию: учеб. пособие для вузов / В.А.Янчук. – Мн.: АСАР, 2005. – 768 с.

16. Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. – N.Y.: Prentice-Hall, 1963. Chapters 1 and 2 (3-6).