Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
БИЛЕТЫ по литературе 10кл. - копия.docx
Скачиваний:
8
Добавлен:
22.07.2019
Размер:
187.74 Кб
Скачать

БИЛЕТ №1

1. В 1873 году А. Н. Островский, под влиянием идей Афанасьева, пишет пьесу «Снегурочка». В ней Снегурочка предстаёт как дочь Деда-Мороза и Весны-Красны, которая погибает во время летнего ритуала почитания бога Солнца Ярилы. Имеет вид прекрасной бледной светловолосой девушки. Одета в бело-голубую одежду с меховой опушкой (шубка, меховая шапка, рукавички). А ведь это на самом деле очень грустная сказка. Там были дед Иван и баба Марья, которые не имели детей, но очень хотели. Слепили они Снегурочку из снега и стали счастливы.

«Снегурочка» написана Островским по мотивам и материалам устного народного творчества. Драматург дает пьесе подзаголо вок «Весенняя сказка» и поясняет: «Действие происходит в Стп * берендеев в доисторические времена». В пьесе, как в сказке ряду с людьми действуют Весна-Красна, дед-Мороз, Леший, ЭДа леница, сама героиня — Снегурочка, дочка Мороза и Весны. И в же Страна берендеев — не совсем сказочное место. Все, что проис ходит в «весенней сказке» Островского,— это ранняя пора жизни русского народа, память о которой он сохраняет в преданиях и песнях, уцелевших от седой старины. Самое имя «Берендей» Островский не выдумал: под старинным городом Переяславль-Залес-ском доныне тянется Берендеево болото, на месте которого, по преданию, будто бы было Берендеево царство. До сих пор в 100 км от Сергиева Посада существует село Берендеево. У Даля в его «Толковом словаре живого великорусского языка» читаем: «... в 50 верстах от села Берендеева режут из дерева известные игрушки, людей, животных; их в торговле зовут берендейками». Имя сказочного царя Берендея хорошо знакомо русскому люду, хотя в истории не было такого человека. Фантазией драматурга создан «мудрый отец» своего народа. Берендей — настоящий сказочный царь, но зато в чертах его народа — берендеев — Островский показал красоту и силу русского национального характера. Любуясь народными играми купальской ночи, царь Берендей справедливо судит: Народ великодушный Во всем велик — мешать с бездельем дело Не станет он: трудиться так трудиться, Плясать и петь так вдоволь — до упаду. В плясках и песнях чувствуется жизненная сила, творческая бодрость народа, его способность столь же беззаветно отдаваться труду, как теперь он отдается веселью. Но Островский заставляет царя Берендея слушать и другие песни народа. Вещие старцы-гусляры поют сурово и грозно. Что мне звенит по заре издалече? Слышу и трубы и ржание коней. Глухо стези под копытами стонут. Тонут В сизых туманах стальные шеломы, Звонко бряцают кольчатые брони, Птичьи стада по степям пробуждая. грозная и суровая песня о воинской защите родной зем- далеких походах с целью обороны ее рубежей от наше- лй' а «очевников. Слушая песню гусляров, нельзя не вспомнить во о полку Игореве», откуда Островский много заимство- создавая эту песню. Его берендеи — русский народ, мирный в труде, веселый в йявах, но суровый и грозный в час обороны родины от врагов

2. Конфликт и расстановка действующих лиц в “Грозе”

“Общественный сад на высоком берегу Волги; за Волгой сельский вид” - такой ремаркой Островский открывает “Грозу”. Как Москва в его представлении не замыкается Камер-Коллежским валом, так и Калинов не ограничивается общественным садом. Внутреннее пространство сцены обставлено скупо: “две скамейки и несколько кустов” на гладкой высоте. Действие русской трагедии возносится над волжской ширью, распахивается па всероссийский сельский простор, ему сразу же придается общенациональный масштаб, поэтическая окрыленность: “Не может укрыться град, в верху горы стоя”.

В устах Кулигина звучит песня “Среди долины ровныя” - эпиграф, поэтическое зерно “Грозы”. Это песня о трагичности добра и красоты: чем богаче духовно, чем высокогорнее нравственно человек, тем меньше у него внешних опор, тем драматичнее его существование.

В песне, которая у зрителя буквально на слуху, уже предвосхищается судьба героини с ее человеческой неприкаянностью (“Где ж сердцем отдохнуть могу, Когда гроза взойдет?”), с ее тщетными стремлениями найти поддержку и опору в окружающем мире (“Куда мне, бедной, деться? За кого мне ухватиться?”).

Песня с первых страниц входит в “Грозу” и сразу же выносит факты и характеры трагедии на общенародный песенный простор. За судьбой Катерины - судьба героини народной песни, непокорной молодой снохи, отданной за немилого “чуженина” в “чужедальную сторонушку”, что “не сахаром посыпана, не медом полита”. Сгущая общенациональное содержание, Островский прибегает к поэтической условности, убирает излишние социально-бытовые мотивировки. Отсутствие их в “Грозе” нередко ставили в упрек драматургу. “Почему родные, так по-видимому любившие Катерину, выдали ее в семью Кабановых?” - спрашивал, например, А. И. Незеленов и утверждал: “Поэт, к сожалению, оставил все это в драме неясным”. Сожаление напрасное: перед нами поэтический прием, типичный для народной песни. Характеры героев “Грозы”, не теряя своей социальной окрашенности, поднимаются на необходимую в трагедии общенародную поэтическую волну.

Песенная основа ощутима не только в характерах Катерины, Кудряша и Варвары. Речь всех персонажей “Грозы” эстетически приподнята, очищена от купеческого жаргона, от бытовой приземленности языка “Своих людей...” или трилогии о Бальзаминове. Даже в брани Дикого: “Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с езуитом”, “Что ты, татарин, что ли?” - слышится комически сниженный отзвук русского богатырства, борьбы с “неверными”, “латинцами” или татарами. В бытовой тип купца-самодура вплетаются иронически обыгранные Островским общенациональные мотивы. То же и с Кабановой: сквозь облик суровой и деспотичной купчихи проглядывает национальный тип злой, сварливой свекрови. Поэтична фигура механика-самоучки Кулигина, органически усвоившего просветительскую культуру XVIII века от Ломоносова до Державина.

В “Грозе” жизнь схватывается в остро конфликтных моментах, герои находятся под высоким поэтическим напряжением, чувства и страсти достигают максимального накала, читатель и зритель проникаются ощущением чрезмерной полноты жизни. “Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу на Волгу и все наглядеться не могу”, - в захлебывающихся от восторга словах Кулигина настораживает туго натянутая поэтическая струпа. Еще мгновение - и, кажется, не выдержит его душа опьяняющей красоты бытия.

Люди “Грозы” живут в особом состоянии мира - кризисном, катастрофическом. Лопнули пружины, сдерживающие старый порядок, и взбудораженный быт заходил ходуном. Первое действие вводит нас в предгрозовую атмосферу жизни. Внешне пока все обстоит благополучно, но сдерживающие силы слишком непрочны: их временное торжество лишь усиливает напряженность. Она сгущается к концу первого действия; даже природа, как в песне, откликается на это надвигающейся на Калинов грозой.

В поведении всех героев “Грозы” есть некий “безудерж”: чрезмерность отрицания одних сторон бытия порождает чрезмерность утверждения других. В кулигинском культе красоты есть сила и энергия, но это красота, отделенная от жизненной прозы, и подчеркнуто противопоставленная ей. Тут, в Калинове, - темнота и невежество, там, в божьем мире, - красота и гармония. Воспаряя над калиновским царством, просветитель Кулигин теряет духовную власть над ним. В его обличениях много горькой правды, но мало жизненной полноты и действенной силы: “Мне уж и так, сударь, за мою болтовню достается; да не могу, люблю разговор рассыпать!” Кулигинская просвещенность и связанная с нею нравственная щепетильность (“С него, что ль, пример брать! Лучше уж стерпеть”) на деле превращаются в попустительство, в оправдание собственной робости и смирения (при встречах с Диким Кулигин один учтиво снимает шапку).

Кудряш равнодушен к восторгам Кулигина не только вследствие типично народного недоверия к чрезмерным эмоциональным излияниям. Волжская вольница, волжское раздолье - часть собственной его души, естественная и нераздельная. Подняться над нею Кудряш не может, в этом и слабость его и его сила. Самодур Дикой для Кулигина грозен и неуправляем, а для Калиновского “лихача-кудрявича” Дикой всего лишь “озорник”: “Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею”. Кудряш “слов рассыпать” не любит, да и не умеет. Но он готов при случае “выучить” Дикого делом: “Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался... Жаль, что дочери-то у пего подростки, больших-то ни одной нет... Я б его уважил. Больно лих я на девок-то!”

Для Кулигина с его отвлеченно-просветительских позиции столпы города Дикой и Кабаниха - одна стать. Калиновский мир в его описании “жестоких нравов” одноцветен. А вот близкий к этому миру Кудряш чувствует глубокое различие между Диким и Кабановой. Оба самодуры, но один, по меткой характеристике Кудряша, “как с цепи сорвался”, а другая “по крайности все под видом благочестия”.

В некоторых сценических и литературоведческих интерпретациях Кабаниха предстает ревностным хранителем патриархальной старины. Но это заблуждение. Кабаниха - человек кризисной эпохи, как и другие герои трагедии. Это односторонний ревнитель худших сторон старого мира и, вследствие своей односторонности, - самодур. Полагая, что везде и во всем Кабаниха блюдет правила “Домостроя”, что она рыцарски верна формальным регламентациям этого древнего кодекса нравственной культуры, мы поддаемся обману, внушаемому силой ее характера.

На деле она легко отступает не только от духа, но и от буквы домостроевских предписаний. “Обидим не мсти, хулим моли; зла за зло не воздавай, ни клеветы за клевету; согрешающая не осуждай, вспомяни своя грехи и о тех крепко пекися; злых мужей совета отвращался; буди ревнитель правоживущим и тех деяния написуй в сердце своем и сам тако же твори”, - гласит старый нравственный закон. “Врагам-то прощать надо, сударь!” - увещевает Тихона Кулигин. И что он слышит в ответ? “Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет”. Деталь многозначительная! Кабаниха страшна не патриархальностью своей, а самодурством, скрытым под маской закона. Старая нравственность подвергается здесь полной ревизии: из нее извлекаются формы наиболее жесткие, не выдержавшие испытания временем, оправдывающие необузданный деспотизм.

Своеволие Дикого, в отличие от самодурства Кабанихи, уже ни чем не укреплено, никакими правилами не оправдано. Нравственные устои в его душе основательно расшатаны. Этот “воин” сам себе не рад, жертва собственного своеволия. Он самый богатый и знатный человек в городе. Капитал развязывает ему руки, дает возможность беспрепятственно куражиться над бедными и материально зависимыми от него людьми. Чем более Дикой богатеет, тем бесцеремоннее он становится. “Что ж ты, судиться, что ли, со мной будешь? - заявляет он Кулигину. - Так знай, что ты червяк. Захочу - помилую, захочу - раздавлю”. Тетка Бориса, оставляя завещание, в согласии с патриархальным обычаем поставила главным условием получения наследства почтительность племянника к дядюшке. Пока законы обычного права стояли незыблемо, все было в пользу Бориса. Но устои пошатнулись, появилась возможность вертеть законом так и сяк, по народной пословице: “Закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло”. “Что ж делать-то, сударь! - говорит Кулигин Борису. - Надо стараться угождать как-нибудь”. “Кто ж ему угодит, - резонно возражает знающий душу Дикого Кудряш, - коли у него вся жизнь основана на ругательстве? Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны?”

Но сильный материально, Савел Прокофьевич Дикой слаб духовно. Он может иногда н спасовать перед тем, кто в законе сильнее его, потому что тусклый свет нравственной истины все же мерцает в его душе: “О посту как-то, о великом, я говел, а тут нелегкая и подсунь мужичонка; за деньгами пришел, дрова возил. И принесло ж его на грех-то в такое время! Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня! После прощенья просил, в ноги кланялся, право, так. Истинно тебе говорю, мужику в ноги кланялся... при всех ему кланялся”.

Конечно, это “прозрение” Дикого - всего лишь каприз сродни его самодурским причудам. Это не покаяние Катерины, рожденное чувством вины и мучительными нравственными терзаниями. II все же в поведении Дикого этот поступок кое-что проясняет. “Наш народ, хоть и объят развратом, а теперь даже больше чем когда-либо, - писал Достоевский, - но никогда еще... даже самый подлец в народе не говорил: “Так и надо делать, как я делаю”, а, напротив, всегда верил и воздыхал, что делает он скверно, а что есть нечто гораздо лучшее, чем он и дела его”.

Дикой своевольничает с тайным сознанием беззаконности своих действий, он чувствует, что “от своего безумья страждает, что жизнь его - “от бога грех, а от людей посмех”. Ведь “Домострой” учил “всякого неправедного стяжания не желати”, “никого ни в чем не обижати”. “И за добрую покупку и торговлю... торгового человека пригоже подчивати и добрым словом припсчати и ласковым приветом”. Только таким купцам “от бога греха нет, а от людей остуды, а от гостей похвала во всех землях”. Перед нами герой, порочность которого, говоря словами П.В. Анненкова, “имеет все признаки нравственной распущенности, грубости и невежества”, но “лишена средств окрепнуть до ясного, положительного злодейства”. И потому Дикой пасует перед властью человека, опирающегося на закон, или перед волею сильной личностью, дерзко сокрушающей его авторитет. Его невозможно “просветить”, но можно “прекратить”. Марфе Игнатьевне Кабановой это, например, удается легко: она, равно как и Кудряш, прекрасно видит корень внутренней слабости самодурства Дикого: “А и честь-то невелика, потому что воюешь-то ты нею жизнь с бабами, вот что”. В глазах Кабанихи Дикой – Аника-воин.

Почему же неуправляем Дикой для Бориса, почему эти просвещенные и умные люди бессильны перед произволом купца-самодура? Конечно, немаловажную роль тут играют бесправие того и другого. Вспомним кулигинское: “Нечего делать, надо покориться! А вот когда будет у меня миллион, тогда я поговорю”. Но у Кудряша миллиона нет, а тем не менее Дикого он “прекращает”, да и Кабаниха “разговаривает” его отнюдь не миллионами.

Мудрый Островский обнажает в “Грозе” коренную слабость просветительского мышления, здесь есть скрытая полемика с некоторыми положениями статьи Добролюбова “Темное царство”. Известно, что эта статья пришлась драматургу по сердцу, многое совпало в ней с его собственными размышлениями (“это будто я сам написал”), многое заставило взглянуть на жизнь под иным углом зрения, но кое-что не могло не насторожить. Добролюбов был глубоко убежден, что самодура легко “прекратить” силою рассудительного, просвещенного ума, что самодур мгновенно пасует перед логически строгими убеждениями. “Самодур, - писал критик, - также почти не имеет истинных нравственных понятий и, следовательно, не может правильно различать добро и зло и по необходимости должен руководствоваться произволом”. И потому “не бойтесь вступать в серьезный и решительный спор с самодурами. Из ста случаев в девяноста девяти вы возьмете верх, только решитесь заранее: что вы на полуслове не остановитесь и пойдете до конца, хотя бы от того угрожала вам действительная опасность - потерять место или лишиться каких-нибудь милостей. Первая ваша попытка заикнуться о вашем мнении будет предупреждена возвышением голоса самодура; но вы все-таки возражайте. Возражение ваше будет встречено бранью или выговором... Но вы не смущайтесь: возвышайте ваш голос наравне с голосом самодура, усиливайте ваши выражения соразмерно с его речью, принимайте более и более решительный тон, смотря по степени его раздражения. Если разговор прекратился, возобновляйте его на другой и на третий день, не возвращаясь назад, а начиная с того, на чем остановились вчера, - и будьте уверены, что ваше дело выиграно. Самодур возненавидит вас, но еще более испугается”.

Сцена решительного разговора Кулигина с Диким сделана буквально по рецепту Добролюбова. Просвещенный человек не отступает, пытаясь внушить Дикому правильные понятия о пользе солнечных часов и спасительной силе громоотводов. Кулигин настойчив и смел, его рассуждения, с точки зрения образованного человека, здравы и убедительны. Но они вызывают сокрушительную брань и решительную неуступчивость Дикого, как только речь заходит о... грозе! Причем в брани этой Дикой как бы и не самодурствует: он опирается здесь на авторитет нравственного закона: “Какое еще там елестричество! Ну как же ты не разбойник! Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожнами, прости господи, обороняться. Что ты, татарин, что ли? Татарин ты? А? говори! Татарин?”

У Дикого не простой сумбур в голове, как казалось Добролюбову. В нем еще живет народная культура, тысячелетняя мифология, перед которой язык логического ума бессилен. Дикой не случайно обращается здесь за поддержкой к миру, к народной толпе: “Эй, почтенные! прислушайте-ка, что он говорит!” Народное сознание - не сброд суеверий, не “темнота разумения”, а стройная, освященная нравственным светом космогония, все элементы которой органически связаны друг с другом. Гроза для калиновцев, и для Катерины в их числе, - не глупый страх, а напоминание человеку об ответственности перед высшими силами добра и правды. Просветитель Кулигин этот этический смысл не берет в расчет, а потому его пропаганда воспринимается калиновским сознанием как бунт чудака-анархиста, “антика” и “химика” против непреложных нравственных истин. Ведь природа в народной поэтической мифологии - необходимый элемент не только эстетического, но и нравственного миропорядка.

Были попытки в литературоведении и на сцене театра представить “лучом света в темном царстве” Кулигина, попытки, как правило, неудачные. В Кулигине Островский показал не только сильные, но и слабые стороны русского просветительства, пытавшегося, говоря словами одного из героев Достоевского, “с одной логикой через натуру перескочить”, стремившегося создать рациональную культуру на основе естественнонаучных знаний без достаточных опор на культуру народную. Очевидно, “Гроза” оказала некоторое влияние на мировоззрение Добролюбова. Ведь именно в статье “Луч света в темном царстве” критик пришел к переоценке некоторых просветительских иллюзий.

Мир темного царства более сложен и многоцветен, чем это кажется Борису и Кулигину. Он еще не растратил полностью духовную открытость и простодушие, доставшиеся ему в наследство. Здесь никто не склонен к тайным интригам, добро и зло не прячутся, не маскируются, все центральные события трагедии свершаются “на миру”. Всенародно валяется в грязи кающийся в грехах Дикой, всенародно принимает он позор и посмеяние от проезжего гусара (“Смеху-то было”, - вспоминает об этом Кудряш). Несмотря на высокие заборы и крепкие засовы все, что творится в семейном мирке калиновцев, немедленно становится общим достоянием. Не только покаяние Катерины это подтверждает: оно лишь наиболее последовательно реализует те душевные порывы, которые пробиваются в поведении других действующих лиц. Тихон, например, с завидной откровенностью рассказывает Кулигину о семейной драме, не упуская ни малейших подробностей и не смущаясь опасностью показаться смешным: “Нет, говорят, своего-то ума. И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью; пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится”.

Есть в этой бесхитростности освежающий и ободряющий момент. Что и говорить, “жестоки нравы в городе Калинове”. Но Кулигин все-таки сгущает краски, когда говорит о невидимых и неслышимых слезах за калиновскими домашними затворами. Купеческие семейства, вопреки желанию устроить жизнь “шито да крыто”, волей-неволей тащат на всеобщий позор свои семейные неурядицы и конфликты. Вопреки буржуазным стремлениям к обособлению и двоедушию, не утратил еще пока Калинов свою связь с народной культурой. Эта связь подвергается в “Грозе” трагическим испытаниям, но полностью она еще не порвалась. В среде купечества еще возможно появление открытого, цельного характера Катерины с ее искренним признанием: “Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу”. Дух “мира” еще веет над темными водами калиновского царства, выходя из недр его и собираясь отлететь. Высшей носительницей этой “отлетающей” демократической культуры является Катерина, на глазах теряющая в этом царстве опоры, тщетно ждущая от него сначала достойного признания, а потом достойного наказания. Ее смерть - осуждение мира, загубившего свой цвет, свою красоту, свою мудрость, общинный склад и лад народной души.

Против “отцов” города восстают в “Грозе” молодые силы жизни. Это Тихон и Варвара, Кудряш и Катерина, замыкающая галерею “детей”. Бедою Тихона являются рожденные темным царством безволие и страх перед маменькой. По существу, он не разделяет ее деспотических притязаний и ни в чем ей не верит. В глубине души Тихона свернулся комочком добрый и великодушный человек, любящий Катерину, способный простить ей любую обиду. Он старается поддержать жену в момент покаяния, даже хочет обнять ее. Тихон гораздо тоньше и нравственно проницательнее Бориса, который в этот момент, руководствуясь слабодушным “шито-крыто”, “выходит из толпы и раскланивается с Кабановым”, усугубляя тем самым страдания Катерины. Но человечность Тихона слишком робка и бездейственна. Только в финале трагедии пробуждается в нем что-то похожее на протест:

“Маменька, вы ее погубили! вы, вы, вы...” От гнетущего давления самодурства Тихон увертывается временами, но и в этих увертках нет ни грана свободы и воли. Разгул да пьянство сродни самозабвению. Как верно замечает Катерина, “и на воле-то он словно связанный”.

Варвара - прямая противоположность Тихону. В ней есть и воля, и смелость. Но Варвара - дитя Диких и Кабановых, не свободное от бездуховности “отцов”. Она почти лишена чувства ответственности за свои поступки, ей попросту непонятны нравственные терзания Катерины. “А по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было” - вот нехитрый жизненный кодекс Варвары, оправдывающий любой обман.

Гораздо выше и нравственно одареннее Варвары Ваня Кудряш. В нем сильнее, чем в ком-либо из героев “Грозы”, исключая, разумеется, Катерину, торжествует народное начало. Это песенная натура, одаренная и талантливая, разудалая и бесшабашная внешне, но добрая и чуткая в глубине. Тем не менее, и Кудряш сживается с калиновскими нравами, его натура вольна, но подчас своевольна. Миру темного царства Кудряш противостоит своей удалью, озорством, но не нравственной силой.

Итак, в темном царстве Островский видит мир, обособляющийся от эпического целого народной жизни. В нем душно и тесно, внутренняя перенапряженность, катастрофичность жизни ощущается здесь на каждом шагу. Но калиновский мирок еще не замкнут наглухо от широких народных сил и стихий жизни. Живая жизнь с заволжских лугов приносит в Калинов запахи цветов, напоминает о сельском приволье. К этой встречной волне освежающего простора тянется Катерина, пытаясь поднять руки и полететь. Лишь Катерине дано в “Грозе” удержать всю полноту жизнеспособных начал в культуре народной и сохранить чувство нравственной ответственности перед лицом тех испытаний, каким эта культура подвергается в Калинове.

БИЛЕТ №2

  1. Среди героев драмы главное место занимает Катерина, которая задыхается в этом затхлом болоте. По складу характера и интересам Катерина резко выделяется из окружающей ее среды. Судьба Катерины, к сожалению, является ярким и типичным примером судеб тысяч русских женщин той поры.Катерина - молодая женщина, жена купеческого сына Тихона Кабанова. Она недавно оставила свой родной дом и переселилась в дом к мужу, где она живет вместе со своей свекровью Кабановой, являющейся полновластной хозяйкой. В семье Катерина не имеет никаких прав, она не вольна даже распоряжаться собой. С теплотой и любовью она вспоминает родительский дом, свою девичью жизнь. Там она жила вольготно, окруженная лаской и заботой матери. В свободное время ходила на ключ за водой, ухаживала за цветами, вышивала по бархату, ходила в церковь, слушала рассказы и пение странниц. Религиозное воспитание, которое она получила в семье, развило в ней впечатлительность, мечтательность, веру в загробную жизнь и возмездие человеку за грехи. В совершенно иные условия попала Катерина в доме мужа. С внешней стороны будто бы все обстояло так же, но приволье родительского дома сменилось на душное рабство. На каждом шагу она чувствовала зависимость от свекрови, терпела унижения и оскорбления. Со стороны Тихона она не встречает никакой поддержки, а тем более понимания, так как он сам находится под властью Каба-нихи. По своей доброте Катерина готова относиться к Кабанихе, как к родной матери. Она говорит Кабанихе: "Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты". Но искренние чувства Катерины не встречают поддержки ни у Кабанихи, ни у Тихона. Жизнь в такой обстановке изменила характер Катерины: "Какая я была резвая, а у вас завяла совсем... Такая ли я была? 1" Искренность и правдивость Катерины сталкиваются в доме Кабанихи с ложью, лицемерием, ханжеством, грубостью. Когда в Катерине рождается любовь к Борису, это ей кажется преступлением, и она борется с на-хлынувшим на нее чувством. Правдивость и искренность Катерины заставляют ее страдать так, что ей приходится наконец покаяться перед мужем. Искренность Катерины, ее правдивость несовместимы с бытом "темного царства". Все это и явилось причиной трагедии Катерины. Напряженность переживаний Катерины особенно ясно видна после возвращения Тихона: "Дрожит вся, точно ее лихорадка бьет: бледная такая, мечется по дому, точно чего ищет. Глаза, как у помешанной, давеча утром плакать принялась, так и рыдает".Публичное покаяние Катерины показывает всю глубину ее страданий, нравственного величия, решимости. Но после покаяния ее положение стало невыносимым. Муж не понимает ее, Борис безволен и не идет ей на помощь. Положение стало безвыходным - Катерина гибнет. В гибели Катерины виновата не одна конкретная личность. Ее гибель - результат несовместимости нравственности и уклада той жизни, в которой она вынуждена была существовать. Образ Катерины имел для современников Островского и для последующих поколений огромное воспитательное значение. Он звал на борьбу со всеми формами деспотизма и угнетения человеческой личности. Это выражение растущего протеста масс против всех видов рабства. Своей смертью Катерина протестует против деспотизма и самодурства, ее смерть свидетельствует о приближении конца "темного царства".Образ Катерины принадлежит к лучшим образам русской художественной литературы. Катерина - новый тип людей русской действительности 60-х годов XIX века. Добролюбов писал, что характер Катерины "исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. Решительный, цельный характер, действующий в среде Диких и Кабановых, является у Островского в женском типе, и это не лишено своего серьезного значения". Далее Добролюбов называет Катерину "лучом света в темном царстве". Он говорит, что самоубийство ее как бы осветило на миг беспробудный мрак "темного царства". В ее трагическом конце, по словам критика, "дан страшный вызов самодурной силе". В Катерине мы видим протест против кабановских понятий нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной, в которую бросилась бедная женщина.

  2. Роман И. А. Гончарова “Обломов” — это роман о движении и покое. Автор, раскрывая суть движения и покоя, использовал множество различных художественных приемов, о которых было и будет сказано немало. Но часто, говоря о приемах, использованных Гончаровым в его произведении, забывают о немаловажном значении деталей. И тем не менее в романе присутствует много на первый взгляд незначительных элементов, и им отводится не последняя роль.

Раскрывая первые страницы романа, читатель узнает, что на Гороховой улице в большом доме живет Илья Ильич Обломов.

Гороховая улица — одна из главных улиц Петербурга, на ней жили представители высшей аристократии. Узнав позже, в какой обстановке живет Обломов, читатель может подумать, что автор хотел ввести его в заблуждение, подчеркнув название улицы, где жил Обломов. Но это не так. Автор хотел не запутать читателя, а, наоборот, показать, что Обломов все же мог бы быть чем-то иным, чем он есть на первых страницах романа; что в нем есть задатки человека, который смог бы проложить себе дорогу в жизнь. Поэтому и живет он не где-нибудь, а на Гороховой улице.

Еще одна деталь, о которой редко упоминается, — это цветы и растения в романе. Каждый цветок имеет свое значение, свою символику, а поэтому упоминания о них не случайны. Так, например, Волков, предлагавший Обломову ехать в Катерингоф, собирался купить букет камелий, а Ольге тетка советовала купить ленты цвета анютиных глазок. Во время прогулки с Обломовым Ольга сорвала ветку сирени. Для Ольги и Обломова эта ветка явилась символом начала их отношений и в то же время предвестила конец.

Но пока они не думали о конце, были полны надежд. Ольга пела Саз1а йгуа, чем, наверное, и покорила окончательно Обломова. Он увидел в ней ту самую непорочную богиню. И действительно, слова эти — “непорочная богиня” — в какой-то мере характеризуют Ольгу в глазах Обломова и Штольца. Для них обоих она действительно была непорочной богиней. В опере эти слова обращены к Артемиде, которую называют богиней Луны. А ведь влияние луны, лунных лучей отрицательно сказывается на влюбленных. Поэтому и расстаются Ольга и Обломов. Что же со Штольцем? Неужели он не поддается влиянию луны? Но здесь мы видим союз слабеющий.

Ольга перерастет Штольца в своем духовном развитии. А если для женщин любовь — это поклонение, то видно, что и здесь луна окажет свое пагубное воздействие. Ольга не сможет оставаться с человеком, которому не поклоняется, которого не превозносит.

Еще одна очень значимая деталь — это развод мостов на Неве. Как раз тогда, когда в душе Обломова, жившего у Пше-ницыной, начался перелом в сторону Агафьи Матвеевны, ее заботы, ее райского уголка; когда он со всей отчетливостью понял, какой будет его жизнь с Ольгой; когда он испугался этой жизни и начал погружаться в “сон”, как раз тогда и развели мосты. Между Обломовым и Ольгой прервалось сообщение, порвалась нить, которая их связывала, а, как известно, нить можно связать “насильно”, но заставить ее срастись нельзя, поэтому, когда мосты навели, связь между Ольгой и Обломовым не восстановилась. Ольга вышла замуж за Штольца, они поселились в Крыму, в скромном домике. Но домик этот, его убранство “носило печать мысли и личного вкуса хозяев”, что уже немаловажно. Мебель в их домике не была удобной, но было там множество гравюр, статуй, книг, пожелтевших от времени, что говорит об образованности, высокой культуре хозяев, для которых ценны старые книги, монеты, гравюры, которые постоянно находят в них что-то новое для себя.

Таким образом, в романе Гончарова “Обломов” присутствует много деталей, истолковать которые — значит понять роман глубже.

БИЛЕТ №3

  1. . Тема любви к Руси согревает всю «Снегурочку», это поэти-еское повествование о раннем периоде жизни нашего народа, когда он еще чтил солнце — Ярилу. В сказке Островского звучит подлинная Русь, ее предания, сказы, герои и сам дух народа. Интересен образ Леля. Это один И3 лучших образов русской драматургии: трепетный и нежный, ясный и веселый, живущий в согласии с самим собой и природой. Снегурочка в передаче Островского — сама доброта и нежность, но ее чувства пока дремлют, душа не воспринимает окружающий мир. И лишь открыв свое сердце людям, она ощущает счастье, сгорает в этом огне восторженная. Но что со мной: блаженство или смерть? Какой восторг! Какая чувств истома! О, мать-Весна... благодарю за радость, За сладкий дар любви! Какая нега Томящая течет во мне! О Лель, В ушах твои чарующие песни, В очах огонь... и в сердце... и в крови Во всей огонь. Люблю и таю, таю От сладких чувств любви. Островский сумел передать саму музыку народных сказов, эстетику народного понимания любви. Снегурочка знает, что любовь ее погубит, но жить бесчувственной не хочет и не желает быть причиной гибели Мизгиря. В «Снегурочке» Островский — большой поэт, мастер русского стиха, передал саму суть народного напева, он же использовал и подлинные фольклорные песни, например, «А мы просо сеяли...». Эта красивая сказка стала ярким воплощением таланта русского народа и его певца — А. Н. Островского

  2. Таким предстает перед читателем Главный герой в самом начале романа: «Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица…Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или дремоте. Лежание у Ильи Ильича не было… необходимостью… это было его нормальным состоянием». Домашний костюм Обломова – восточный халат, а также подробно описанный автором быт Ильи Ильича, дополняют образ героя и помогают лучше понять его характер. «По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память».

Перед нами возникает персонаж далеко нелицеприятный, кажется, лень, пассивность, равнодушие глубоко укоренились в нем. Но в то же время на фоне своих «друзей», лживых, корыстных, хвастливых людей, нанесших ему визит в самом начале романа, читатель знакомиться с положительными качествами Обломова: чистотой мыслей, честностью, добротой, сердечностью.

Для более полного раскрытия характера Обломова Гончаров противопоставляет его другим героям романа, Андрею Штольцу и Ольге Ильинской.

Автор заставляет невольно сравнивать детство маленького Андрея с детством Илюши. В отличие от Штольца, выросшего, под опекой отца, самостоятельным, упорным в достижении своих целей, бережливым, главный герой рос ребенком, привыкшим, чтобы все его желания удовлетворялись не в результате своих каких-либо усилий, а от тяжкой работы других. Деревня, где воспитывался Обломов, была, по словам Добролюбова, почвой, на которой росла обломовщина. Такое воспитание развило в Илье Ильиче апатическую неподвижность и повергло его в жалкое состояние нравственного раба. В этом и есть одна из трагедий Обломова, затронутых в романе, – молодого и активного Илюшу с детства заразили «неизлечимым недугом», обломовщиной - ленью, порожденной боязнью перемен и страхом перед будущим.

. Она «в строгом смысле не была красавица… Но если б ее обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии», «в редкой девице встретишь такую простоту и естественную свободу взгляда, слова, поступка…никакой лжи, никакой мишуры, ни умысла!» Ольга в романе является воплощением грациозности, сосредоточенности, легкости. Обломов сразу же пленяется удивительным голосом девушки, слушая ее великолепную «Casta diva». По просьбе Штольца Ольга составляет план того, как она воспользуется любовью Обломова, чтобы «переделать» его в активного, деятельного человека. Ольга понимает, что в отношениях с Обломовым ей принадлежит главная роль, «роль путеводной звезды». Она преображалась вместе с изменениями Обломова, ведь эти изменения – дело ее рук. «И все это чудо сделает она… Она даже вздрагивала от гордого, радостного трепета; считала это уроком, назначенным свыше». В процессе своего эксперимента Ольга влюбляется в Обломова, что заводит в тупик весь ее план и приводит к трагедии их дальнейшие отношения.

Обломов и Ольга ждут друг от друга невозможного. Она от него — деятельности, воли, энергии. В ее представлении, он должен стать похожим на Штольца, но только сохранить при этом лучшее, что есть в его душе. Он от нее — безоглядной, самоотверженной любви. Но Ольга любит того Обломова, которого создала в своем воображении, которого она искренне хотела создать в жизни. "Я думала, что оживлю тебя, что ты можешь еще жить для меня, — а ты умер уже очень давно", — с трудом выговаривает Ольга и задает горький вопрос: "Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...". — "Есть, — отвечает Илья. — Обломовщина!" Трагедия Ольги и Обломова становится окончательным приговором тому страшному явлению, которое изобразил Гончаров в своем романе.

Главной же, по моему мнению, является иная трагедия Обломова – смирение, нежелание побороть такой недуг как обломовщина. По ходу романа Обломов ставил перед собой множество задач, которые, казалось бы, имеют для него первоочередную важность: провести реформу в имении, жениться, объездить весь мир, да и, наконец, найти себе новую квартиру в Петербурге взамен той, из которой его выселяют. Но страшная «болезнь» не дает ему взяться за дело, она «свалила его наповал». Но Обломов, в свою очередь никак не пытается избавиться от нее, а лишь тщетно пробует переложить свои проблемы на плечи другого, как его учили в детстве. Трагедия Ильи Ильича в том, что даже такие высокие и благородные чувства как любовь и дружба не могут заставить его очнуться от вечного сна

БИЛЕТ №4

1. Штольц – безусловно, антипод Обломова. Каждая черта его характера – резкий протест против качеств Ильи Ильича. Штольц любит жизнь – Обломов часто впадает в апатию; Штольц обладает жаждой деятельности - для Обломова лучшая деятельность – отдых на диване. Истоки этой противоположности в воспитании героев. В воспитание Андрея Штольца каждый из родителей внес свой особенный вклад. Отец его, Иван Богданович Штольц, деловой и практичный немец, ставил выше всего чувство долга, дисциплину, ответственность и любовь к труду. Эти качества он и старался привить своему сыну, стремясь сделать из него удачливого дельца.

Мать Андрея, русская дворянка, напротив, “учила его прислушиваться к задумчивым звукам Герца, пела ему о цветах, о поэзии жизни...”. Мать Штольца хотела, чтобы Андрей вырос образованным русским барином, а не .“немецким бюргером”, и старалась, как могла, уменьшить влияние Отца на Андрюшу. Во многом она хотела видеть своего сына похожим на Илью Обломова и часто с удовольствием отпускала его в Сосновку, где “вечный праздник, где сбывают с плеч работу, как иго”.

Отец Штольца, конечно, по-своему любил Андрея, но не считал возможным проявлять свои чувства. Пронзительна до слез сцена прощания Андрея с отцом. Иван Богданович даже в минуту прощания не нашел добрых слов для сына. Глотая слезы обиды, Андрей отправляется в путь, сопровождаемый причитаниями прислуги: “Нет у тебя родимой матушки, некому благословить-то тебя”. И кажется, что именно в этот момент Андрей Штольц, несмотря на все старания матери, не оставил в душе места “пустым мечтаньям”. В самостоятельную взрослую жизнь он взял с собой только то, что, как ему кажется, необходимо: расчетливость, практичность, целеустремленность. Все остальное осталось в далеком детстве вместе с образом матери. Для Штольца главное - труд. Но для Андрея труд - не способ достичь покоя, любое стремление к которому Штольц называл “обломовщиной”. Труд для него - это “образ, содержание, стихия и цель жизни”.

Штольц, в которого автор все лил силу, способную возродить обломовых и уничтожить обломовщину, считает своим долгом изменить жизненный уклад друга.

Андрей старается «выгуливать» Илью Ильича в люди, ездит с ним на званые обеды, на одном из которых знакомит его с Ольгой Ильинской.

2. "Записки охотника" — поистине гениальное творение художника крестьянской души, изобразившего картину контрастов и гармонии удивительного русского характера, сочетающего в себе нетронутое природное начало, богатырскую силу и в тоже время чувствительность и ранимость.

Крестьянин, которого можно любить, которым можно восхищаться, который живет природой, красотой, искренностью и любовью, именно таким Тургенев видит русский народ, не скрывая своих чувств, любуясь и удивляясь ему, подчас даже роняя горячую слезу.

Повествователь, голос которого мы слышим со страниц «Записок охотника», дает описание природы как человек, тонко чувствующий красоту своей страны. Он знает о природе столько, сколько и любой из крестьян.

Писатель открывается как истинный знаток своих персонажей, он обыгрывает каждую ситуацию так, чтобы как можно ярче проявилась та или иная черта народного характера. Тургенев отказывается от обобщений, он рисует своих героев как самобытных представителей нации.

В рассказе «Хорь и Калиныч» Мы знакомимся с двумя героями Тургенева, имена которых вынесены в заглавие этого произведения. Рассказчик вводит нас в мир помещика Полутыкина, через которого подводит читателя к восприятию Хоря. Этой же цели подчинено и описание «одинокой усадьбы» этого персонажа: дом Хоря производит впечатление надежности, прочности и добротности.

Тургенев характеризует своего героя как «человека положительного, практического», называет его «административной головой, рационалистом» с лицом Сократа: «такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос». Описание его лица заключает в себе особый смысл: сравнение с Сократом в то время было величайшим комплиментом герою, как бы вызовом традиционному описанию мужика.

Заботящийся о барине и кроткий Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. «Хорь понимал действительность: он обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как».

Уединение Калиныча непреднамеренно, он рад общению с людьми. Хорь мыслит глобально, рационалистически владеет знаниями законов природной жизни. Для Калиныча знание природы иное: он знает волшебные свойства природы, помогающие человеку в хозяйстве, но знание этих таинств иррационально. Калиныч в этой стихии — как рыба в воде. У каждого из этих героев свой задор: поэтический и романтический.

С иной стороны Тургенев изображает крестьянство в рассказе «Певцы». Здесь глазам читателя предстает контраст между действительностью, бытовыми зарисовками и красотой и непорочностью духовного мира простого мужика: «признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляла отрадного зрелища, но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые полуразметанные крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью...». На фоне грубой реальности, составляющей внешнюю жизнь крестьян, раскрывается их внутренний мир, умение чувствовать прекрасное и восхищаться льющейся из самых недр души трогательной русской песнью.

Герои «Бёжина луга» сливаются с природой, чувствуя ее и живя в ней. Писатель показывает детей, которые ближе всего к природному началу, Тургенев изображает их яркие характеры, дает емкие характеристики, отмечая речь крестьянских мальчишек, в которой все дышит непритворным чувством естественности и некоторой наивности. На рассказы, которые мальчики слушают с замиранием сердец, не сомневаясь в их правдивости, отзывается даже природа, как бы подтверждая поверье или таинственный случай: «Все смолкли. Вдруг, где-то в отдалении, раздался протяжный, звенящий, почти сте-нящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят в воздухе и медленно разносятся наконец, как бы замирая... Мальчики переглянулись, вздрогнули». Даже сам охотник, человек бывалый, верит в примету: настолько естественным оказывается слияние народных примет и атмосферы, в которой пребывают герои рассказа.

Невозможно остаться равнодушным к искреннему миру души, который раскрывается в каждой мелкой детали, в речи и действиях тургеневских персонажей. Писатель любит народ, он верит в него, играя струнами его сердца, он доказывает, что в нем нет темноты и забитости, слепой покорности и смирения; все, что есть плохого в русском мужике, обусловлено условиями существования. На страницах «Записок охотника» народ живет душой и сердцем, умея находить отдушины в непроглядном мраке, не теряясь в нем и не беднея духовно.

БИЛЕТ №5