Глава 2 реформы п. А. Столыпина

Аграрная реформа. — Проекты реформ, местного самоуправления. Сопротивление дворянской оппозиции. — Реорганизация местной ад­министрации и проекты учреждения административной юсти­ции. — Реформа местного суда и вероисповедания. Итоги реформа­торского курса П. А. Столыпина. — Преемники П. А. Столыпина. «Но­вый курс» в экономической политике.

Какие бы грозные формы ни принимало революционное рабо­чее движение в 1905 г., судьба России решалась в деревне. И все реформы, которые собирался осуществить Столыпин, чтобы рас­ширить социальную опору монархии, были так или иначе наце­лены на деревню. Самой важной из этих реформ была земельная, получившая название столыпинской, хотя ее проект был в основ­ном разработан еще до него. Суть ее заключалась в том, что пра­вительство отказывалось от прежней политики насильственной консервации общины и переходило к ее насильственной ломке.

Община во многих отношениях была выгодна крестьянам. Она была их хозяйственным объединением в пользовании общим ле­сом, выгоном и водопоем, союзом в отношениях с властями, своего рода социальной гарантией на случай стихийных бедствий и се­мейных несчастий. Но общинное землепользование задерживало естественный процесс расслоения крестьянства и придавало ему искаженные формы. Оно ставило преграду на пути образования класса мелких крестьянских собственников. Между тем противни­ки общины в правящих кругах, оглядываясь на Запад, не без ос­нований видели в существовании такого класса «источник эконо­мического процветания страны» и «опору гражданского порядка».¹ Быстро нараставший к концу XIX в. упадок крестьянского хозяй­ства делал необходимым переход к его более современным фор­мам. И здесь община оказывалась одной из преград, хотя, может быть, и не главной (главные преграды можно было убрать только вместе с существовавшим политическим строем). Неотчуждае­мость надельных земель делала невозможным получение ссуд под их залог. Во многих районах страны чересполосица и периодиче­ские переделы земли препятствовали переходу к более продуктив­ным формам ее использования. Таким образом, предоставление крестьянам права свободно выходить из общины было давно на­зревшей экономической необходимостью. При этом, однако, сто­ронники отказа от консервации общины и в XIX, и в начале XX в. исходили из представления, что процесс перехода к личной кре-

¹ Журнал Государственного совета в общем присутствии 30 мая 1889 г. (РГИА. ф. 592. Оп. 44. Д. 188. Л. 7).

587

стьянской собственности будет медленным и растянется на не­сколько поколений.

Главной же особенностью столыпинской земельной рефор_мы было стремление быстро разрушить общину. Это было возможно осуществить только с помощью принуждения. Решающей причи­ной такого резкого поворота в отношении власти к общине были аграрные беспорядки 1905—1906 гг. «Дикая, полуголодная дерев­ня, не привыкшая уважать ни свою, ни чужую собственность, не боящаяся, действуя миром, никакой ответственности, —делал Столыпин вывод из недавних событий, — всегда будет представ­лять собой горючий материал, готовый вспыхнуть по каждому по­воду». Поэтому следовало не только ликвидировать общинное зем­левладение, но и расселить крестьян «хуторами или мелкими по­селками».²

Выдвигая, таким образом, на первый план политические цели борьбы с общиной, власть с самого начала имела в виду и эконо­мические цели. Авторы и главные исполнители реформы исходили в основном из опыта западных губерний, где уже существовала и доказала свою пригодность к местным условиям хуторская система хозяйства.³ Кроме того, российская бюрократия, привыкшая ду­мать, что все в стране зависит от ее воли, искренне считала, что община существует только благодаря поддержке власти и рухнет, как только лишится этой поддержки/ Реформу начинали прово­дить в момент, когда финансы России были подорваны, сельское хозяйство прошло через очередной ряд неурожайных лет, а про­мышленность не оправилась после кризиса начала XX в. К тому же Столыпин, а особенно А. В. Кривошеий вообще считали, что поддержка промышленности была ошибкой С. Ю. Витте и потра­ченные на это деньги «не принесли ни малейшей пользы».⁵ «Пер­вейшую задачу правительства и законодательства» Кривошеий ви­дел в увеличении производства хлеба. За счет этого предстояло «кормиться, оплачивать всю нашу внутреннюю промышленность, закупать иноземные товары, платить наши долги». При этом прежде всего нужно было повысить производительность крестьян­ского хозяйства, что, как полагал Кривошеий, было достижимо «не сегодня-завтра», если только крестьянин станет собственником земли.⁶ Но для этого надо было и «не сегодня-завтра» нанести ре­шающий удар по общине.

Указ 9 ноября 1906 г., которым была начата реформа, разре­шал свободный выход из общины. Наделы, находившиеся в поль­зовании крестьян со времени последнего передела, укреплялись в

² Пит. по: Сидельников С. М. Аграрная реформа Столыпина. М., 1973. С. 166—167.

³ Зырянов П. Н. Петр Столыпин: Политический портрет. М., 1992. С. 61.

⁴ См.: Зырянов П. Н. Крестьянская община Европейской России 1907— 1914 гг. М., 1992. С. 6, 99.

⁵ См. подробнее: Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства: (Выбор пути экономического развития России 1892—1914 гг.) //История СССР. 1991. № 3. С. 73—75.

⁶ Государственная Дума: Стенографические отчеты. Третий созыв. Сессия II. СПб., 1908. Ч. 1. Стб. 1028—1029.

588

собственность независимо от изменения числа душ в семье. Такой приманкой правительство надеялось вызвать уход из общины тех, _кому грозило уменьшение надела при ближайшем переделе. По­будительным мотивом для укрепления земли в собственность ста­новилась и появившаяся возможность продать ее. Уже только одно укрепление наделов в собственность части общинников должно было внести в нее раскол и чувство неуверенности. Но главным было другое — укрепивший в собственность свой чересполосный надел получал право потребовать выделить ему землю в одном ме­сте. Чтобы желание «наиболее энергичных и развитых лиц» не ос­тавалось при этом «в полной зависимости от соглашения с обще­ством», Министерство внутренних дел предписало проводить та­кие выделы не только во время очередных переделов, как говорилось в указе 9 ноября, но и в промежутках между ними. Это значило, что ради выдела даже одного домохозяина можно бы­ло ежегодно требовать передела всех земель в общине. Хозяйст­вование в таких условиях становилось невозможным. Такая пер­спектива, рассчитывало Министерство внутренних дел, сделает общины более «уступчивыми» и приведет к «добровольным согла­шениям» о полном разверстании всех домохозяев.⁷

Указ 9 ноября был превращен затем в постоянно действующий закон 14 июня 1910 г., который предусматривал дополнительные меры для ускорения выхода крестьян из общины. И сразу же Сто­лыпин очередным циркуляром предписал губернаторам «иметь не­устанное наблюдение» за быстрым удовлетворением ходатайств об укреплении наделов в личную собственность.⁸ Наконец, закон 29 мая 1911 г. устанавливал, что в случае проведения землеуст­роительных работ для ликвидации чересполосицы внутри общины ее члены впредь считаются собственниками земли, даже если они об этом не просили. И правительство, и поддерживавшее его боль­шинство Думы и Государственного совета не скрывали, что соби­раются именно заставить крестьян выйти из общины. Особенно от­кровенно это сформулировал М. В. Красовский, представлявший законопроект в Государственном совете. «Мы, — говорил он, — стоим за решение принудительное, насильственное, навязанное».⁹ Не удивительно, что понукаемые сверху власти на местах оказы­вали на крестьян такой нажим, который иногда и Столыпина за­ставлял беспокоиться о взятом «чрезмерно усиленном темпе».¹⁰

Но при всей важности политических мотивов столыпинской земельной реформы разрушение общины не было для власти са­моцелью. С самого начала имелось в виду, что формирование широкого слоя мелких собственников-крестьян и улучшение их хозяйства создаст тем самым массовую социальную опору режи-

⁷ Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 14 июня 1908 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 119. 1906 г. Д. 67. Л. 26).

⁸ Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 19 июня 1910 г.

(Там же. Д. 74. Л. 34).

⁹ Государственный совет: Стенографические отчеты. 1909—1910 годы. Сес­сия пятая. СПб., 1910. Стб. 1279.

¹⁰ П. А. Столыпин—Н. П. Муратову. 17 августа 1908 г. (РГИА. Ф. 408.

Оп. 1. Д. 153. Л. 112).

ма. При этом власть не хотела ни образования крупного ф_ер. мерского землевладения, которое стало бы конкурировать с дво­рянским, ни чрезмерной парцелляции крестьянских хозяйств Еще не начав реформу, Министерство внутренних дел в мае 1906 г. говорило о необходимости установить предел и сосредо­точению надельных земель в одних руках, и дроблению кресть­янских участков. 26 января 1907 г. эта идея была поддержана Советом министров. Речь шла об опоре на середняка: разрабо­танный к 1912 г. законопроект устанавливал желательные раз­меры недробимых участков в 5—10 десятин.¹¹

Общая цель реформы — создать массовый и устойчивый слой крестьян-собственников, решить этим и проблему подъема эко­номики сельского хозяйства, и проблему упрочения фундамента третьеиюньской монархии — оставалась неизменной. Методы до­стижения этой цели не всеми и не всегда понимались одинаково. Рассуждать о разрушении общины ежегодными переделами ради каждого выделяющегося было хорошо на бумаге. На практике к началу реформы в распоряжении Главного управления земледе­лия и землеустройства (ГУЗиЗ) было всего 200 межевых чинов. К 1914 г. число чиновников, способных справляться с простей­шими землемерными работами, было доведено до 6 тыс. — на всю Россию. Поэтому уже Временные правила 15 октября 1908 г. о выделе надельной земли к одним местам рекомендова­ли приступить к межеванию, только если из общины выделялось не менее 1/5 ее членов, в крупных селах —не менее 50 хозяев. С 1909 г. землеустроительные органы стали предпочитать раз-верстание целых общин. Правила 19 июня 1910 г. уже прямо предписывали отдавать предпочтение разверстанию целой общи­ны, а одиночными выделами заниматься в последнюю очередь. Из этой эволюции правил о выделе и из поправок Думы и Го­сударственного совета к указу 9 ноября 1906 г., усиливших на­жим на общину, П. Н. Зырянов сделал вывод: ГУЗиЗ и законо­дательные палаты изменили первоначальный замысел реформы. Правительство, считает П. Н. Зырянов (как бы вынося за его рамки ГУЗиЗ), «хотело опереться на слой устойчивых собствен­ников», а законодатели «взяли курс на ускоренное и широко­масштабное насаждение массового собственника», который не мог быть устойчивым.¹²

Работа П. Н. Зырянова — самое обстоятельное и вдумчивое ис­следование столыпинской реформы. Все его наблюдения заслужи­вают внимания. Но все же различие позиций Столыпина и Кри-вошеина — вопрос тактики, а не целей. Столыпин действительно больше подчеркивал конечную цель реформы. Он призывал вла­сти, непосредственно ее проводившие, «проникнуться убеждени­ем, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь на­чало дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан за-

¹¹ Расписание пределов дробимости хуторских и отрубных участков (Там же. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 150—156).

¹² Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 81, 90.

590

15

_кон 9 ноября».¹³ Но и законодатели рассматривали раздробление обшины на массу неустойчивых личных хозяйств лишь как «на­чальный шаг». Дальнейшие меры правительства, считали они, внесут «должный порядок» в крестьянское землеустройство.¹⁴ В свою очередь ГУЗиЗ ни в начале реформ, ни в дальнейшем не забывало, что «конечной преследуемой ею целью» является об­разование «класса мелких собственников — хуторян и отрубни-

ков»

а».

Возглавляемое Кривошеиным ГУЗиЗ просто более трезво оце­нивало свои возможности и понимало, что насаждение такого класса усилиями «сверху» неосуществимо. «Громадный историче­ский процесс нового собирания земли русской в ... отрубные хо­зяйства, — говорил Кривошеий уже в 1908 г., —...должен совер­шиться и непременно совершится преимущественно личными уси­лиями крестьян», причем «от земли могут уйти те, ...кто не призван быть на ней умелым хозяином».¹⁶ Устойчивые собствен­ники, таким образом, должны были постепенно выкристаллизовы­ваться из массовых собственников за счет неустоявших. Но ведь по сути дела то же самое говорил в том же 1908 г. и Столыпин, когда он называл будущего «разумного и сильного» хозяина «куз­нецом своего счастья», которого, однако, ни закон, ни государство не могут гарантировать «от возможности утраты собственности».¹⁷ Готовность ГУЗиЗ сбавить темпы устройства единоличных хо­зяйств и соглашаться на групповое землеустройство (раздел зе­мель между селениями, установление четких границ с частными владениями — их доля в землеустроительных работах выросла с 23,9 % в 1908 г. до 43 % в 1912 г.) ¹⁸ была связана еще и с ката­строфической финансовой необеспеченностью реформы. С 1910 г. Кривошеий особенно настойчиво подчеркивает: без агрономиче­ской и экономической помощи переход на хутора не ведет к по­вышению производительности и доходности хозяйств, а в таких условиях спешить с разверстанием на хутора — значит лишь ком­прометировать идею.¹⁹

Столыпин надеялся провести земельную реформу за 20 лет. Из-за начала первой мировой войны она была свернута на восьмом году. Поэтому всякие суждения об итогах реформы должны учи­тывать, что мы имеем дело с незавершенным процессом. Но ре­зультаты этих первых лет достаточно показательны. За 1907— 1914 гг. из общин вышло 3084 тыс. дворов. К общему числу общинников в 1905 г., с которым обычно сравнивают итоги рефор­мы, это составило бы 32,5 %. Но количество крестьянских хо­зяйств ежегодно увеличивалось, и сравнивать надо, разумеется, с

¹³ Кривошеий К. А. А. В. Кривошеий (1857—1921 гг.): Его значение в истории России начала XX века. Париж, 1973. С. 86.

¹⁴ Государственный совет: Сессия пятая. Стб. 1134—1135.

¹⁵ Докладная записка по канцелярии Комитета по землеустроительным делам 12 августа 1912 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 4).

¹⁶ Государственная Дума: Третий созыв. Сессия II. Ч. 1. Стб. 1032, 1036.

¹⁷ Там же. Стб. 2280, 2282.

¹⁸ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 135.

¹⁹ См., напр.: РГИА. Ф. 381. Оп. 47. Д. 551. Л. 160.

591

цифрами 1914 г. В таком случае число вышедших из общины рав­няется примерно 26%.²⁰ Такой итог мог бы считаться вполне удовлетворительным, если бы из общины выходили те, на кого рассчитывали авторы реформы. В действительности, однако, дело обстояло иначе.

Первыми бросились укреплять землю практически уже порвав­шие с деревней. Сначала это были прочно устроившиеся в городе ремесленники, торговцы и служащие. Действуя «напористо и бес­церемонно», они, по выражению П. Н. Зырянова, «взламывали круговую оборону, занятую общиной». В годы промышленного подъема к ним присоединились «рабочие с наделом».²¹ Целью та­ких новых собственников было как можно скорее продать надел, на котором они не работали. Определить их долю в общем числе выходящих из общины трудно, ибо подобной статистики не велось. За 1908—1912 гг. в 36 губерниях 28,2% вышедших из общины продали свои земли,²² но среди них могли быть и те, кто хотел, но не смог удержаться в деревне. В 1914 г., когда, надо думать, эта категория выходящих из общины уже пошла на спад, из 117,9 тыс. продавших (полностью или частично) свой надел 25% не занимались сельским хозяйством. Значительную часть выходящих составляли пролетаризованные элементы деревни (12,6% продавцов 1914 г.) и переселяющиеся в Сибирь (13,2%), тоже в основном бедняки.²³ При этом пик переселения в Сибирь остался к этому времени позади.

Исследователи обычно считали, что большое место среди ук­репляющих наделы в собственность занимали многоземельные, а значит, зажиточные крестьяне. П. Н. Зырянов впервые показал, что эти два понятия не совпадают. Хозяйства с относительно боль­шим количеством наделов, но малым числом работников, попа­давшие по статистике в многоземельные, были на деле бедными. П. Н. Зырянов отметил, что корреспонденты Вольного экономиче­ского общества отнесли к многоземельным 24,6% покидавших об­щину, но только 4,4% их посчитали богатыми.²⁴ Иными словами, 20% крестьян укрепили землю, чтобы сохранить лишние наделы (по наблюдениям И. В. Мозжухина, еще больше), которые, одна­ко, некому было обрабатывать. И в сведениях за 1914 г., приво­димых М. С, Симоновой, 15,2% продавших землю сделали это «ввиду недостатка рабочих рук». О преобладании среди бегущих

²⁰ Методику подсчетов см.: Дякин В. С. Столыпинская земельная реформа // Кризис самодержавия в России. 1895—1917. Л., 1984. С. 358—359. Сделанные по несколько иной методике подсчеты П. Н. Зырянова дают немного меньшие, но очень близкие результаты.

²¹ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 110—112.

²² Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде Тульской губернии: Очерки реформы крестьянского землевладения. М., 1917. С. 37—38.

²³ Подсчитано по изд.: Симонова М. С. Мобилизация крестьянской надельной земли в период столыпинской аграрной реформы // Материалы по истории сель­ского хозяйства и крестьянства в СССР. М., 1962. Сб. 5. С. 428—438, 452. При этом нами сосчитаны вместе продающие чересполосные и участковые земли, а доля различных их категорий взята по отношению не к числу занимавшихся сельским хозяйством, а ко всем продавцам.

²⁴ Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 109.

592

_И3 общины бедняков говорит сравнение и доли укрепивших наде­лы в общей массе общинников, и доли принадлежавшей им земли. Зажиточное крестьянство вообще составляло в деревне заведомое меньшинство, а у богатых были основания не торопиться уходить _йз общины. Оставаясь внутри нее, было удобнее пользоваться об­щественными выгонами и лесами и арендовать наделы бедняков, а переселение на хутора требовало переноса домов, хозяйственных построек и усадеб.

Число выделивших землю к одному месту было, естественно, меньше, чем вышедших из общины. Не каждый собирался это де­лать, да и процедура эта, тем более при сопротивлении односель­чан, требовала времени. Всего за 1907—1915 гг. было создано 1,2 млн. единоличных хозяйств на надельных землях (из них поч­ти 3/4 в 1911 —1915 гг.). Еще 270 тыс. таких хозяйств было обра­зовано с помощью Крестьянского банка и 13 тыс. на казенных зем­лях. Всего на хутора и отруба вышло 1,5 млн. крестьян — 10% всех дворов к началу войны. Из них хуторянами стали примерно 200 тыс., да 100 тыс. хуторов существовали, в основном в запад­ных губерниях, еще до реформы. Хутора явно не получались — на старых и новых хуторян приходилось лишь 2% крестьянских дво­ров, к тому же хозяева и этих хуторов часто оставались жить в деревне.²⁵ Расселение крестьян безусловно провалилось, хотя 10% участковых хозяйств за 8 лет не так мало. В Пруссии на такую реформу понадобился целый век. После некоторой заминки в 1912 г. ГУЗиЗ нарезало по 200 тыс. единоличных хозяйств в год. Правда, с 1913 г. уменьшается число просьб о землеустройстве, но у ГУЗиЗ накопилось почти 4 млн. неудовлетворенных просьб.²⁶ Землеустройство шло под неустанным нажимом властей. Как только в 1917 г. этот нажим исчез, община проглотила и вышед­ших, и выделившихся. Если сравнивать разные способы осущест­вления столыпинской реформы — выходу из общины поодиночке сопротивлялось 3/4 односельчан, при всеобщем разверстании про­тив него были, но подчинились власти или воле большинства — 39,5%.²⁷ Землеустройство целых селений было более перспектив­ным путем, и если бы не война, оно продолжалось бы.

И все-таки столыпинская реформа не удалась. Отвлечемся от того, что война была неизбежна и история не отвела большего сро­ка на проведение реформы. Чисто гипотетически — не за 20, ко­нечно, но за 50—80 лет ее можно было провести. Но третьеиюнь-ская система не могла держаться так долго без широкой социаль­ной базы. Экономика России не могла развиваться прочно без крепкого крестьянства. А чтобы создать крепкое крестьянство, его нужно было обеспечить усовершенствованными орудиями труда, лучшим рабочим и продуктивным скотом, семенами, денежными кредитами. «Нарезать отрубные и хуторские участки, посадить на

²⁵ См.: Кризис самодержавия в России: 1895—1917. Л., 1984. С. 359, 361,

368

²⁶ См.: Отчетные сведения о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 1916 г. Пг., 1916. С. 10—13 (вторая пагинация).

²⁷ Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде. С. 158.

593

них приобретателей-крестьян и затем бросить их на произвол судьбы, — признавало специальное совещание при Министерстве внутренних дел еще весной 1908 г., — значило бы обречь реформу на верную неудачу». Поэтому вполне закономерно и министер­ство, и ГУЗиЗ с 1908 г. начинают искать — как привлечь средства на землеустроительные нужды. Какие бы формы при этом ни предлагались — особые ссуды Крестьянского банка, «вещный кре­дит» (продажа инвентаря в рассрочку), создание специального Сельскохозяйственного банка — речь шла о привлечении с денеж­ного рынка очень значительных сумм. И по мнению Министерства финансов, это должно было вредно отразиться на курсе других российских займов и на устойчивости рубля.²⁸

Финансовая система России в большой мере держалась на кос­венном налогообложении. Основная тяжесть его приходилась на крестьянство. За 1907—1913 гг. в бюджет поступило 9556,4 млн. руб. косвенных налогов (из них 5403,1 млн. руб. от винной моно­полии). За эти же годы все расходы ГУЗиЗ составили 664,6 млн. руб.²⁹ Косвенные налоги могли бы покрыть и все нужды землеуст­роительного кредита. Но на практике содержание государственно­го аппарата, гонка вооружений и железнодорожное строительство вели к тому, что Россия продолжала наращивать государственный долг. С 1908 по 1914 г. он вырос на 1,6 млрд. руб. и перевалил за 12 млрд. При этом наибольший прирост давало увеличение ипо­течной задолженности. В общей массе ценных бумаг, выпущенных за эти годы в России, ипотечные обязательства составляли около 40 %. В особенно волновавшем Министерство финансов государст­венном долге 61 % его прироста за время земельной реформы при­шелся на закладные листы Крестьянского и Дворянского банков.³⁰ Страхи министерства перед новым всплеском сельскохозяйствен­ных займов были, таким образом, не беспочвенны.

В результате затянувшейся межведомственной борьбы прави­тельство не смогло наладить кредит для крестьянских хозяйств, а с учетом сказанного о состоянии денежного рынка — сомнительно, чтобы оно вообще могло его наладить. Всего за время реформы ГУЗиЗ смогло выдать в Европейской России 34,2 млн. руб. земле­устроительных ссуд и пособий и 11,5 млн. руб. ссуд на земельные улучшения. Это были деньги, полученные из бюджета. Кредиты Крестьянского банка под залог укрепленных в собственность на­делов дали всего 10,9 млн. руб. Только в последние предвоенные годы Государственный банк увеличил ссуды на покупку сельско­хозяйственных машин — 46,6 млн. руб. за 1911 —1914 гг.³¹ Неко­торую помощь оказывали земства. Но все это было каплей в море. Крестьянство было предоставлено самому себе и пользовалось в

²⁸ См. подробнее: Кризис самодержавия в России. С. 351—355, 421—427; Дя-кин В. С. День™ для сельского хозяйства. С. 72—78.

²⁹ Подсчитано по изд.: Объяснительная записка к отчету Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1908 г. СПб., 1909. С. 7, 30; То же за 1913 г. Пг., 1914. С. 11, 36—37.

³⁰ Шебалдин Ю. Н. Государственный бюджет царской России в начале XX в. (до первой мировой войны) // ИЗ. М., 1959. Т. 65. С. 178—179.

³¹ Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства. С. 79.

594

основном средствами собственной кредитной кооперации, подъем которой начался с ростом мировых цен на хлеб. Но и тут Управ­ление мелкого кредита отмечало, что ссуды используются в боль-щей мере для поддержания хозяйства на прежнем уровне, чем для его улучшения.³² Выгнанная или вышедшая на хутора и отруба беднота оставалась беднотой и там. Обследовавшие их представи­тели власти вынуждены были признать их «слабость» и «маломер-ность», следствием чего была неустойчивость владения. По нашим подсчетам, 155—179 тыс. хуторян и отрубников на надельных землях полностью или частично продали свои участки. А уж их-то владельцы явно собирались осесть надолго. В только что создан­ных участковых хозяйствах начались семейные разделы, восста­навливавшие чересполосицу.³³ Отделившиеся от общины не стали «классом мелких и средних собственников» и не могли обеспечить устойчивого прогресса сельского хозяйства.

Сторонники мнения, будто столыпинская реформа успела при­вести к существенному подъему уровня сельскохозяйственного производства и общего благосостояния страны, ссылаются на зна­чительно возросшие в 1909—1913 гг. урожаи хлебов и вывоз их за границу. Но и то и другое зависит в России от многих причин (прежде всего от погоды) и подвержено значительным колебани­ям. Урожаи последних лет, специально подчеркивал в 1914 г. Со­вет съездов промышленности и торговли, «не могут быть еще по­ставлены на счет новому аграрному законодательству».³⁴ После рекордного урожая 1909 г. нуждавшаяся в валюте Россия три года подряд выбрасывала на мировой рынок все свои запасы, действи­тельно доведя вывоз до невиданного уровня. Но затем размеры экспорта сократились. В урожайнейшем 1913 г. было вывезено меньше хлеба, чем в 1903, 1904 и особенно в 1905 г., и лишь чуть больше, чем в 1894 г., когда ни о какой земельной реформе не было и речи. В 1914 г. бюджетная комиссия Думы с тревогой от­мечала рост видимых запасов зерна на мировом рынке и отсутст­вие благоприятных перспектив для русского экспорта.³⁵ Общая тенденция урожаев шла вверх за счет расширения площади посе­вов и отчасти улучшения хозяйства и прослеживается опять-таки задолго до реформы. Но показательно другое. Если сравнить уро­жайность крестьянских полей в 1901—1905 и 1913 гг., то по всем видам хлебов урожайность в губерниях Европейской России уве­личилась меньше, чем в Царстве Польском, где реформа не про­водилась.³⁶ Польские губернии с давно существовавшими едино­личным хозяйствами были примером того, что могла дать, но не дала столыпинская реформа. Что касается животноводства, то по-

³² Корелин А. П. Сельскохозяйственный кредит в России в конце XIX—начале XX в. М., 1988. С. 187.

³³ Кризис самодержавия в России. С. 370—371.

³¹¹ Цит. по: Дякин. В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 —1914 гг. Л.,

1988. С. 187.

³⁵ Государственная Дума: Доклады бюджетной комиссии. Созыв четвертый.

Сессия И. СПб., 1914. № 50/1.

³⁶ Подсчитано по изд.: Сборник статистико-экономических сведений по сель­скому хозяйству России и иностранных государств: Год восьмой. Пг., 1915. С. 81.

595

головье лошадей и всех видов скота на 100 сельских жителей было в 1913 г. меньше, чем в 1905 г.³⁷ Но и это было продолжением более долговременной тенденции.

Наиболее ощутимый результат принесла реформа в Сибири Для крестьянства Европейской России переселение, по замыслу властей, представляло лишь «известный психологический кла­пан» ³⁸ и поглотило всего 18% естественного прироста населе­ния.³⁹ Для сотен тысяч крестьян переселение обернулось траге­дией — не прижившись за Уралом, они вернулись на родину окон­чательно разоренными. Но примерно 2,5 млн. осевших в Сибири составили половину прироста ее населения за годы реформы. При общем росте площадей под хлебами в России с 1900—1905 по 1913 г. в 15% в Азиатской России он достиг 62%.⁴⁰ В сибирской деревне быстрыми темпами начала развиваться крестьянская про­мысловая кооперация (в маслоделии). Однако все это еще не могло существенно отразиться на экономике страны в целом.

Сочетание серии высоких урожаев и повышения мировых цен на хлеб увеличило доходы страны. Министерство финансов под­считало, что дополнительная выручка за хлеб, экспортированный в 1907—1911 гг., составила 627,5 млн. руб. по сравнению с той, которая была бы получена при ценах 1900 г.⁴¹ Рост хлебного экс­порта, а в результате — внутреннего спроса на промышленную продукцию, а также развертывание программы перевооружения армии и флота вызвали промышленный подъем в стране. Но и здесь рано было говорить о прочном успехе. Промышленность, не уверенная в устойчивости внутреннего рынка, развивалась недо­статочно быстрыми темпами. Все большая часть потребляемой в стране промышленной продукции ввозилась из-за границы. Ре­зультатом было уменьшение положительного сальдо торгового ба­ланса с 581 млн. руб. в 1909 г. до 200 млн. в 1913 г.⁴² А это уже внушало опасения за всю финансовую систему страны. И лидеры промышленности, и руководители Министерства финансов отме­чали зыбкость промышленного подъема, под которым не было прочной опоры в сельском хозяйстве. Обеспечить эту опору сто­лыпинская реформа не смогла. Ни социально-политическая, ни экономическая цель реформы достигнута не была.

³⁷ Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 245.

³⁸ Всеподданнейшая записка Столыпина и Кривошеина о поездке в Сибирь в 1910 . (РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 702. Л. 48).

³⁹ Подсчитано по изд.: Анфимов А. М. Прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве и его особенности в России // ВИ. 1965. № 7. С. 69.

⁴⁰ Карнаухова Е. С. Размещение сельского хозяйства в России в период ка­питализма (1860—1914 гг.). М., 1951. С. 79.

⁴¹ Объяснительная записка министра финансов к проекту государственной росписи доходов и расходов на 1913 г. СПб., 1913. Ч. 2. С. 19.

⁴² Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 98.

596

* * *

Значительное место в программе, объявленной Столыпиным вскоре после прихода к власти, занимали проблемы местного управления и самоуправления. Важным элементом всех намечен­ных реформ, кроме губернской, вообще стоявшей в этом ряду особняком, был отход от сословного принципа, на котором веками держалась российская монархия. «Сословная группировка населе­ния России, — констатировало теперь Министерство внутренних дел, — представляет из себя нечто определенное лишь в тех своих частях, где ее деления совпадают с реальными различиями отдель­ных классовых элементов, оставаясь за этими пределами чисто фиктивной величиной».⁴³ Соответственно проект местной рефор­мы, представленный министерством в конце 1906 г., включал в себя замену сословной крестьянской волости всесословной в каче­стве мелкой земской единицы, переход от сословных к имущест­венным куриям на выборах уездного земства и отказ от сословного принципа замещения ряда административных должностей в уезд­ном управлении.

Создание всесословной волости закономерно вытекало из об­щего развития местной жизни, особенно начала проведения зе­мельной реформы. Старая крестьянская волость была по сути низ­шим звеном административно-полицейской машины государства. Эту ее функцию власть собиралась сохранить и впредь. «Мини­стерство, — говорил Столыпин в 1908 г., —настаивает на необхо­димости иметь крепкую, упорядоченную мелкую административ­ную единицу, хотя бы и основанную на выборном начале», а не чисто земское учреждение.⁴⁴ Но одновременно ощущалась потреб­ность в более мелкой, чем уезд, территориальной организации, на которую уездное земство могло бы переложить часть своих дел. Такая организация не могла быть чисто крестьянской. Наконец, и это было, может быть, главным, — крестьянская волость поте­ряла после 1905—1906 гг. политическое доверие власти. Ради ус­пешного выполнения волостью ее административных и хозяйст­венных функций, особенно в ходе земельной реформы, надо было, чтобы помещики вошли в состав волостных гласных и в волостные правления, получив таким путем «возможность ... ведать эти уч­реждения».⁴⁵ Рассчитывая, впрочем, достаточно безосновательно, на воздействие «культурных» помещичьих элементов на волост­ные управления изнутри, Министерство внутренних дел одновре­менно сохраняло за ними контроль сверху. Для этого планирова­лось создать особого участкового начальника — вроде земского, но без судебных функций и без «сословного ценза».⁴⁶

⁴³ Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 9).

⁴⁴ Речь П. А. Столыпина при открытии общего присутствия Совета по делам местного хозяйства 11 марта 1908 г. (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 29.

Л. 3—4).

⁴⁵ Государственный совет: 1913—1914 годы. Сессия IX. Пг., 1914. Стб. 2199.

⁴⁶ Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 6).

597

Точно так же центральное место в реформе уездного управле­ния должна была занять замена уездного предводителя дворянства как главы всех уездных административных коллегий назначаемым правительственным чиновником. В этом не было ничего специфи­чески антидворянского. Предводитель дворянства (занимавший эту должность «из чести», без жалованья) числился председателем любого уездного коллегиального органа. Число таких коллегий росло, а ряды местного дворянства редели. «Во многих уездах, — сетовал Совет министров, — оскудение дворянского землевладе­ния уже делает приискание подходящих кандидатов для замеще­ния должностей предводителей затруднительным».⁴⁷ В 1908 г. Ми­нистерство внутренних дел в обоснование своего проекта предста­вило справку: примерно 1/4 предводителей в своих уездах не живет, а остальные физически не успевают выполнять большую часть своих обязанностей.⁴⁸ От их имени действуют второстепен­ные чиновники.

Конечно, имело значение и то, что выбранный местным дво­рянством предводитель мог проявить строптивость, а назначенный уездный начальник был бы послушным исполнителем воли мини­стерства. Но главная причина заключалась в необходимости раз­грузить предводителя от неподъемного объема работ, сохраняя его как опору власти в уезде. «Теперешние несколько сот даровых ра­ботников-предводителей, — писал Столыпин, сам прошедший че­рез эту должность, —должны быть освобождены от черной рабо­ты, так как требовать ее от даровых, часто отсутствующих пред­водителей невозможно, и я по службе своей в провинции знаю, как это пагубно влияет на дело. Предположенный новый порядок сохранит за предводителями влияние там, где они способны его сохранить».⁴⁹ С самого начала за предводителями сохранялись по­печительство над начальными училищами, председательство в уездном земском собрании и землеустроительной комиссии. Совет министров решил еще сильнее подчеркнуть, что речь идет не об «умалении значения» предводителя, и рекомендовал совмещать его должность с должностью уездного начальника там, где это ока­жется возможным.

Столь же вынужденным был отказ от сословных курий в уездном земстве. На местах просто-напросто не хватало дворян, сохранивших избирательный ценз. На выборах 1906—1907 гг. участвовало больше помещиков, чем обычно, — правые стреми­лись удалить либералов из земских управ. И тем не менее по всем 34 губерниям в дворянской курии явились голосовать 7189 человек. В целом по Европейской России 7 из 10 изби­рателей становились гласными, в Нечерноземье и Поволжье —

⁴⁷ Особый журнал Совета министров 19 и 22 декабря 1906 г. и 3 и 6 января 1907 г. // Особые журналы Совета министров царской России. 1907 год. М., 1984. Ч. 1. Вып. 1. С. 94.

⁴⁸ Справка Земского отдела Министерства внутренних дел (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908г. Д. 3. Л. 20).

⁴⁹ Замечания по записке гр. Палена. (1907 г.) (Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1907 г. Д. 5а. Ч. III. Л. 150).

598

g—9 из 10, 410 вакансий вообще не удалось заполнить.⁵⁰ На следующих выборах положение ухудшилось. Над земствами на­висла угроза потерять возможность работать. Между тем на них лежало немало обязанностей, выполнение которых было нужно государству. После 1907 г. власть, чувствуя, что у нее самой ру­ки до всего не дойдут, стала с большей готовностью передавать земствам часть функций в начальном образовании, здравоохра­нении, агрономической помощи крестьянам (хотя и обставляла это мелочным контролем). Чтобы сохранить работоспособность земств, надо было расширить круг избирателей. Проще всего это было сделать, соединив в одну курию всех землевладельцев не­зависимо от их происхождения. Это было тем более логично, что уже было предусмотрено Положением о выборах в Государст­венную Думу. Как показали выборы в III Думу, слияние пошло только на пользу дворянству — его представительство увеличи­лось за счет голосов недворян.

Проект 1907 г. был рассчитан также на приход в будущем в уездное земство «крепкого крестьянства». Ради этого избиратель­ный ценз понижался вдвое.⁵¹ В центральных губерниях это состав­ляло 5—6 десятин, т. е. именно тот хутор или отруб, который пра­вительство считало наиболее желательным. Допуская такую воз­можность в будущем, власти тут же делали оговорку, что «элемент землевладельческий» не должен быть «отодвинут на задний план». С этой целью уже в 1907 г. было предусмотрено сохранение за землевладельческой курией минимум 1/4 гласных.⁵² В 1908 г. бы­ла предложена другая схема — гласные от волостных собраний (только через них шли бы крестьяне-собственники, отделяемые таким образом от помещиков) и от владельцев недвижимости (зе­мельной и неземельной), поделенные на две курии: имеющих пол­ный старый ценз и не менее половины его. Внутри этих курий 1/3 мест гарантировалась землевладельцам. Представителям от волостных собраний выделялась половина тех мест гласных, кото­рые причитались бы им в соответствии с их долей в земском бюд­жете. «Только путем таких искусственных поправок, — признавал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, — можно обеспечить надлежащий состав уездных гласных ... и без крупных потрясений постепенно допустить новые элементы к участию в земском самоуправлении».⁵³

Хотя правительство делало все возможное, чтобы сохранить максимум позиций поместного дворянства в деревне, столыпин­ские проекты вызвали резкое недовольство дворянской реакции. Она признавала, что дворянское землевладение сокращается, на­ходить среди дворян достаточное число гласных, а тем более кан­дидатов в уездные предводители становится все труднее. Но имен-

⁵⁰ Дякин В. С. Земство в третьеиюньской монархии (структура избирателей и гласных) // ИЗ. Т. 115. М., 1987. С. 111.

⁵¹ Особые журналы Совета министров царской России: 1907 год. Ч. 1. Вып. 1.

С. 96.

⁵² Там же. С. 100.

⁵³ Журнал комиссии по земской избирательной реформе 12 марта 1908 г. (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 2. Л. 2).

599

но это было для нее основанием возражать против местной реф₀п мы. «Государственной власти, — писал один из идеологов дворян ской оппозиции Столыпину Ф. Д. Самарин, — нет причины при­ветствовать совершившийся социальный переворот, .. .она должна сознавать свой долг бороться против него».⁵⁴

В выступлениях противников местной реформы подвергались критике все три ее основных устоя — образование бессословной волости, устранение предводителя дворянства от руководящей ро­ли в уезде и расширение земского избирательного права. Возражая против бессословной волости, поместное дворянство откровенно говорило о боязни, как бы волостное управление с крестьянским большинством не переложило на помещиков тяжесть местных на­логов. При этом «забывалось», что волостное право обложения контролировалось уездным земством. Предложение создать долж­ность уездного начальника объявлялось оскорбительным для дво­рянства. Предводитель дворянства, «краса и гордость» сословия, говорили противники реформы, это наиболее подходящий глава уездной власти. Выбираемый только дворянством, он тем самым независим и от вышестоящей администрации, и от населения. Со­глашаясь на некоторое понижение избирательного ценза, дворян­ство требовало сохранить сословные курии, признавая, что боится иначе не быть избранным в земство.

На срочно созванных летом 1907 г. съездах «земских деяте­лей», на ежегодных съездах объединенного дворянства, на заседа­ниях Совета по делам местного хозяйства, рассматривавшего про­екты преобразований 1908—1909 гг., и особенно за кулисами, имея связь с Николаем II через его ближайшее окружение, про­тивники реформы объявляли ее не только «нежелательной и не­целесообразной», но и «вредной», а сокращение привилегий дво­рянства — несовместимым с «правильно понимаемой заботой о сохранении и развитии монархического начала».⁵⁵ Споря с окру­жающей его действительностью, объединенное дворянство наста­ивало на сохранении сословного принципа во всем строе жизни. Признание бессословного начала, утверждало оно, «сознательно или бессознательно» ведет Россию к республиканскому строю, ибо сословность является опорой монархии.⁵⁶

Сопротивление дворянства вынудило Столыпина пойти на уступки. В представленном II Думе проекте реформы для участия в выборах в волостное земство достаточно было платить местный сбор 2 руб. в год. В III Думу был представлен уже другой проект, который устанавливал имущественный ценз (1/40 полного) и этим отсекал от выборов интеллигенцию. Коллегиальное правле­ние заменялось единоличным — старшиной, самого слова «зем­ство» не было в названии проекта. Крупные собственники могли проводить своих кандидатов в гласные отдельно от остальной мас-

⁵⁴ Цит. по: Кризис самодержавия в России. С. 458.

⁵⁵ Свод постановлений I—X съездов уполномоченных объединенных дворян­ских обществ. Пг., 1915. С. 48—52.

⁵⁶ Труды IV съезда уполномоченных дворянских обществ 32 губерний. СПб., 1909. С. 112.

600

_сы избирателей.⁵⁷ Думская комиссия попыталась вернуть проекту его первоначальный земский характер. Но реакционное дворянст­во резко выступило против права самообложения, называя его «за­маскированным принудительным отчуждением».⁵⁸ Усиление зем­ских, самоуправленческих черт в волости они считали недопусти-_М0й слабостью власти. Столыпин вынужден был публично признать свою капитуляцию перед правыми. Он заявил об отказе правительства поддержать думский проект как слишком либераль­ный, хотя тот в основном повторял министерский вариант 1907 г.⁵⁹ Весной 1914 г., уже без Столыпина, Государственный совет окон­чательно похоронил волостную реформу. В выступлениях ее про­тивников по-прежнему главным был страх перед обложением по­мещичьих земель. «Остальное, — говорил защищавший проект Д. А. Олсуфьев, — по-моему мнению, фиоритуры».⁶⁰ Впрочем, один аргумент против волостной реформы, приведенный А. С. Стишинским, имел под собой основание и был, кстати, тесно связан с оценкой итогов земельной политики Столыпина. Волост­ное земство планировалось для сотрудничества помещиков с креп­кими хуторянами и отрубниками. Но «аграрная реформа, — напо­минал Стишинский, — ...не могла еще дать сколько-нибудь ощу­тительных в этом отношении результатов».⁶¹

Медленное прохождение волостной реформы через Думу и Го­сударственный совет стало удобным предлогом, чтобы положить под сукно проекты уездного земства. Но еще в 1908 г. правое боль­шинство в Совете по делам местного хозяйства потребовало создать в уезде отдельные курии для владельцев земельного и неземельного имущества и отдать половину мест гласных крупным землевла­дельцам. Фактически эти требования были приняты Столыпиным, заявившим, что проекты Министерства внутренних дел «потерпят значительные изменения». С 1909 г. Столыпин стал быстро отсту­пать и в вопросе о роли предводителя дворянства в уезде. Весной 1911 г. в министерстве было разработано новое Положение об уезд­ном управлении, сохранявшее за предводителем главенство в уезд­ном совете. Положение не было внесено в Думу, но при обсуждении там волостной реформы представитель Министерства внутренних дел уже называл «весьма полезным и ценным» председательство предводителя «в разных уездных коллегиях».⁶² Таким образом, идея отхода от сословного принципа в управлении была отвергнута.

* * *

При П. А. Столыпине была разработана программа усовершен­ствования системы уездной и губернской администрации. Она пре-

⁵⁷ Проект Положения о волостном управлении. 18 декабря 1908 г. (РГИА. Ф. 1278. Оп. 6. Д. 35. Л. 18—48).

⁵⁸ Государственная дума: Третий созыв. Сессия IV. Ч. 2. Стб. 2133.

⁵⁹ Дякпн В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 —1911 гг. Л., 1978. С. 230—231.

⁶⁰ Государственный совет: Сессия IX. Стб. 2294.

⁶¹ Там же. Стб. 2204.

⁶² Государственная Дума: Третий созыв. Сессия IV. Ч. 3. Стбл. 2458.

601

дусматривала объединение всех гражданских властей, сотруд_ни_ чество правительства с органами самоуправления и «самое глав­ное», как подчеркивал Столыпин, организацию административной юстиции.⁶³ Проблему ликвидации многочисленных присутствий — уездных и губернских инстанций военного, финансового и друщ_х ведомств, исполнявших, помимо прочих, функции администра­тивной юстиции, предшественники Столыпина пытались решить за счет создания единого учреждения, заведовавшего всеми отрас­лями управления, возглавляемого губернатором и состоящего в ве­домстве Министерства внутренних дел. Однако в отличие от кон­сервативных тенденций, ярко выраженных в политике В. К. Пле­ве, в частности его проекте губернской реформы,⁶⁴ местные реформы Столыпина должны были обеспечить не только усиление правительственной власти в лице губернатора, но и повышение ее эффективности и авторитета в обществе за счет укрепления за­конности и создания системы учреждений для разрешения конф­ликтов между частными лицами, земствами и администрацией — административных судов.

Существование правовых норм, обеспечивавших защиту прав и интересов граждан и общественных учреждений от незаконных действий и распоряжений органов власти, и создание органов ад­министративной юстиции составляли один из постулатов популяр­ной в России концепции правового государства ^6S и, кроме того, вошли в программу либеральных реформ. О необходимости про­ведения соответствующих преобразований шла речь еще в 1905 г. при обсуждении в Комитете министров пункта 1 указа 12 декабря 1904 г. Образованному в 1905 г. под председательством А. А. Са­бурова Особому совещанию была поручена разработка проектов реформы I департамента Правительствующего Сената и организа­ция местных административных судов. Однако выработанный совещанием в 1905—1906 гг. проект преобразования Сената не получил дальнейшего движения. Также не были рассмотрены пра­вительством материалы Комиссии по разработке проекта преобра­зования местного управления под председательством С. Д. Уру­сова, действовавшей в 1905—1906 гг. и предлагавшей образование единого уездного совета, состоящего из ряда присутствий, в том числе административно-судебного — низшей инстанции админи­стративной юстиции. Либеральные политические силы, ратовав­шие за увеличение самостоятельности органов самоуправления,

⁶³ Речь Столыпина в Совете по делам местного хозяйства (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908. Д. 8); см. также: Столыпин П. А. «Нам нужна великая Россия»: Пол­ное собрание речей в Государственной Думе и Государственном совете. М., 1991. С. 56.

⁶⁴ Вчисло Ф. Отношения между правительством и местной властью: Столыпин и третьеиюньская монархия // Реформы или революция? Россия 1861 —1917: Ма­териалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992. С. 48.

⁶⁵ См.: Гессен В. М. О правовом государстве. СПб., 1907. С. 20, 44—46; Куп-леваский Н. О. Административная юстиция во Франции. Харьков, 1879. С. 1; Па-лиенко Н. И. Сущность административной юстиции и основные черты ее органи­зации в европейских государствах // Киевские университетские известия. 1898. Декабрь. С. 1—2.

602

включили в свою программу требование уничтожения правитель­ственной опеки и передачи разрешения споров между частными лицами, земствами, городскими общественными учреждениями и правительственными властями судебным органам, в частности административным присутствиям окружного суда.⁶⁶ Вопрос о включении в избирательную программу пункта о необходимости учреждения института административной юстиции и реформы Се­ната обсуждался на заседании ЦК кадетской партии в 1906 г. В условиях провала «парламентского штурма» I Государственной Думы и ориентировки на позитивную законодательную деятель­ность эта реформа могла бы иметь, по мнению Ф. Ф. Кокошкина, большое тактическое значение. П. Н. Милюков же рассчитывал, что на судебно-административные преобразования может пойти и само правительство.⁶⁷

Однако представление о сущности института административ­ной юстиции у правящей бюрократии и общественности было раз­личным.⁶⁸ Основа либеральной системы ценностей состояла в за­щите индивидуальных прав и интересов личности и общественных организаций от нарушений со стороны власти. При этом админи­стративная юстиция «должна была отправляться учреждениями судебными, т. е. независимыми от администрации и действующи­ми в порядке состязательного процесса»⁶⁹ общими или специаль­ными судами. Правительство тоже нуждалось в существовании данного института, охраняющего законность, необходимую для поддержания авторитета власти. Кроме того, организация адми­нистративного суда в I департаменте Сената должна была способ­ствовать уничтожению «запросомании» Думы, превращающей вопрос о нарушении законов правительственными органами в по­литическую проблему. Правительственная власть решила взять на себя функцию контроля за законностью, поручив ее осуществле­ние административным органам (а не судебным, как предполагали кадеты). Так, в основе проекта комиссии Урусова лежало пред­ставление об административной юстиции как об особом порядке управления.⁷⁰ Подобное истолкование сущности института было далеко от сложившейся в Европе концепции правового государства. Столыпин при подготовке местной реформы заимствовал из материалов комиссии Урусова идеи организации уездной админи­страции. Предполагалось учредить уездный совет под председа­тельством уездного начальника, имеющий «смешанный» состав: в

⁶⁶ См. Программу конституционно-демократической партии, раздел III; Про­екты земской и городской реформ, представленные кадетской партией в I Гос. Ду­му // Законодательные проекты и предположения партии Народной свободы 1905—1907 гг. СПб., 1907. С. 169—175, 222—232.

⁶⁷ Протоколы Центрального Комитета конституционно-демократической пар­тии 1905—1907 гг. М., 1994. С. 148, 151, 550.

⁶⁸ См.: Weissman N. В. Reform in tsarist Russia: The State bureaucracy and local government. 1900—1914. New Bruswiek, 1981. P. 135.

⁶⁹ Петрункевич Мих. Проект реформы земского самоуправления, выработан­ный в парламентской фракции партии Народной свободы // Первая Государствен­ная Дума. СПб., 1907. Вып. 2. С. 63.

⁷° Журнал Комиссии по разработке проекта преобразования местного управ­ления (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1906. Д. 3. Л. 27—28).

603

него должны были войти представители администрации, фиска органов самоуправления и суда. Функциями разбора жалоб част­ных лиц и общественных установлений на действия участковых сельских и земельных учреждений предполагалось наделить адми­нистративно-судное присутствие уездного совета. В декларации о реформах, провозглашенной Столыпиным в первой думской речи указывалось, что «все жалобы на постановления административ­ных и выборных должностных лиц и учреждений будут ... р_ас. сматриваться смешанной административно-судной коллегией с со­блюдением форм состязательного процесса».⁷¹ Однако первона­чально в проекте реформы губернского управления Столыпина сохранялись принципы губернской реформы В. К. Плеве 1903 г. Усиление губернаторской власти не сопровождалось ожидаемыми мерами по объединению разрозненных ведомственных присутст­вий, лишь внешне связанных губернским советом. В проекте го­ворилось, что «несмотря на то что, казалось бы, более стройным явился бы такой распорядок, при котором все дела администра­тивно-судные были бы, во-первых, отделены от управления в соб­ственном смысле и надзора, т. е. активной администрации, а, во-вторых, составили бы предмет ведения особых административных судов, министр внутренних дел тем не менее не решается предло­жить такую меру».⁷² Однако при обсуждении столыпинского про­екта Совет министров настоял на образовании специального сме­шанного коллегиального учреждения — судебно-административ-ного присутствия губернского совета, порядок решения дел которого должен был «приближаться к судебному разбирательству и быть построен при непременном соблюдении состязательности и гласности».⁷³

Профессору Демидовского юридического лицея И. Я. Гурлян-ду, участвовавшему ранее в работе комиссии Урусова, было зака­зано составление «проекта устройства административно-судной части в губерниях, управляемых на общем основании». Большин­ство предложений Гурлянда были учтены при составлении нового варианта правительственного проекта, внесенного во II Думу.

Гурлянд, чья концепция организации административной юс­тиции отражена в проекте урусовской комиссии, подчеркивал мысль о принадлежности административной юстиции к области самой администрации, а не суда и предполагал использовать ее в целях контроля правительства за деятельностью органов само­управления.⁷⁴ С его точки зрения, данный институт должен был функционировать в интересах государства, а не частных лиц и общества.

Цель намеченного преобразования состояла в усилении прави­тельственной власти губернатора — «хозяина губернии», привле­чении общественных установлений к возможно большему участию в управлении, учреждении органов административной юстиции.

⁷¹ Столыпин П. А. «Нам нужна великая Россия»... С. 56.

⁷² РГИА. Ф. 1405. Оп. 543. Д. 910. Л. 11 об.

⁷³ Там же. Л. 50—50 об.

⁷⁴ См.: Там же. Ф. 1629. Оп. 1. Д. 25.

604

Создаваемые аналогично уездным губернские советы, возглавля­емые губернатором, должны были состоять из распорядительного, дисциплинарного и административно-судного присутствий. Обра­зование административно-судных присутствий в уезде и губернии рассматривалось Столыпиным как «первый, решительный шаг» к «установлению ... условий обеспечения законности местного управления, которые признаются... необходимыми гарантиями публичных прав населения».⁷⁵ В то же время «всякое иное устрой­ство, как такое, которое вело бы к передаче административно-суд­ных дел ведению общих судов, а равно и такое, которое вырази­лось бы в учреждении особых административных судов ... стано­вилось бы в противоречие со всем ходом русского законодательства об управлении и с самим духом его»,⁷⁶ подчеркивал министр внут­ренних дел, и его не смущало то, что статусу административного суда не соответствовала не только принадлежность его к админи­страции, но и огромное влияние, оказываемое на решение дел гу­бернатором.

Проекты губернской и уездной реформ, внесенные во II Госу­дарственную думу, были направлены в 1908 г. в Совет по делам местного хозяйства. Мнения, высказанные в ходе обсуждения в Совете, свидетельствуют о большом политическом значении про­блемы устройства административной юстиции в России, Предво­дители дворянства, губернаторы и правые члены выступили ка­тегорически против предложенной проектом системы админи­стративно-судного производства. По словам И. Я. Гурлянда, проанализировавшего прения в Совете, им была «не ясна, а пото­му и весьма подозрительна та настойчивость, с которой проекты ... говорят о закономерности управления».⁷⁷ Еще более непонят­ной оказалась для них сущность самого института административ­ной юстиции: ввиду «неопределенности» термина, который «про­тиворечит принципу отделения администрации от суда», некото­рые члены Совета настаивали на наименовании присутствия «особым», а не административно-судным.⁷⁸ Представители Мини­стерства внутренних дел вынуждены были объяснить необразован­ным губернаторам значение юридического термина. Впоследст­вии, при разработке проекта губернской реформы в 1914 г., с тем, чтобы избежать использования непонятного для обывателей на­звания, М. Пуришкевич предложил образовать на местах взамен административных судов Губернскую жалобную палату.⁷⁹ Однако создание в соответствии с западноевропейскими образцами инсти­тута, от правильного построения которого «зависит и организация

⁷⁵ Государственная Дума: II созыв. Законопроекты, внесенные Министерством внутренних дел. СПб., 1909. С. 355.

⁷⁶ Там же. С. 77 об.

⁷⁷ Справка И. Я. Гурлянда «По вопросу о губернской реформе» (РГИА.

Ф. 1284. Оп. 185. 1906. Д. 73. Ч. 7. Л. 179).

⁷⁸ Совет по делам местного хозяйства. Журнал комиссии по проекту положе­ния об уездном управлении. № 8 (Там же. Ф. 1288. On. 1. 1908. Д. 15. Л. 128).

⁷⁹ О возможных началах переработки проекта губернской реформы. (Записка М. Пуришкевича. 1914 г.—Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1906. Д. 73, ч. 15. Л. 15, 22 об.).

605

правового строя в стране»,⁸⁰ имело для министерства Столыпин существенное и принципиальное значение. ^а

В то же время устройство проектируемых административны» судов было далеко от признанных европейской наукой норм и от существовавших в то время в Германии и во Франции учрежде­ний. «Вверяя ... органам активного управления» административ­но-судебные функции, правительство нарушило «основной прин­цип» организации суда.⁸¹ Ряд членов Совета потребовал введения состязательности процесса и усовершенствования устройства при­сутствия. Однако Министерство внутренних дел отстаивало в Со­вете по делам местного хозяйства свою позицию, заключавшуюся в стремлении сохранить преобладание правительственного эле­мента. Представитель министерства И. М. Страховский подчерк­нул неосновательность предположения о подчинении дел админи­стративной юстиции состязательному порядку производства.⁸² По мнению И. Я. Гурлянда, административная юстиция являлась та­ким институтом, «где высшее по положению коллегиальное уч­реждение имеет наблюдение за низшими установлениями с точки зрения правильности применения ими закона».⁸³ Сравнение опре­деления, данного Гурляндом (более подходящего к понятию над­зора), с формулировкой В. М. Гессена (административная юсти­ция есть «своеобразная и обособленная организация судебной вла­сти, призванной к защите субъективных публичных прав путем отмены незаконных распоряжений административной власти» ^S4) еще раз доказывает разницу в правовом мировоззрении чиновника и либерального юриста.

Тем не менее Министерство внутренних дел не пошло на унич­тожение принципа обособления судебно-административных дел в отдельное присутствие, предложенное правыми членами Совета. Напротив, Гурлянд подчеркнул существенное и принципиальное значение, которое имеет образование коллегии административной юстиции.⁸⁵ Таким образом, Министерство внутренних дел стреми­лось усовершенствовать систему административного управления в уезде и губернии. Оно уступило требованиям либеральной оппо­зиции, настаивавшей на учреждении института административ­ной юстиции, но в то же время сохранило преобладание прави­тельственного начала.

Характер компромисса имел и другой проект, относящийся к преобразованию административной юстиции, — проект реформы I департамента Сената. После того как результаты работы Особого совещания А. А. Сабурова были оставлены без внимания, весной 1907 г. Группа Центра Государственного совета внесла на рас­смотрение верхней палаты законодательное предположение, пред­ставляющее собой конспект проекта совещания. В нем предпола-

⁸⁰ Корф С. А. Административная юстиция в России. СПб., 1910. Т. 1. С. 507.

⁸¹ Совет по делам местного хозяйства: Журнал общего присутствия № 6 (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1909. Д. 8. Л. 13).

⁸² Корф С. А. Административная юстиция в России. Т. 1. С. 521.

⁸³ Там же. С. 504.

⁸⁴ Гессен В. М. О правовом государстве. СПб., 1907. С. 45.

⁸⁵ Корф С. А. Административная юстиция в России. С. 507.

606

алось наделить Сенат, поставленный в независимое положение ^г _отношению к администрации и министру юстиции, функциями административного суда и контроля за действиями министров, а также провести соответствующие изменения в порядке производ­ства дел, распространив на I департамент некоторые положения Судебных уставов. Проект был провален силами правых, поддер­жавших министра юстиции И. Г. Щегловитова. В декабре 1907 г. Министерство юстиции представило в Государственную Думу Ц1 созыва свой вариант проекта, в котором декларировалось стремление правительства создать в рамках Сената высший адми­нистративный суд империи, однако соответствующие статусу ад­министративного суда гарантии его независимости не предусмат­ривались.

На отсутствие данных положений указывала Комиссия III Го­сударственной Думы, выработавшая собственный проект, а также представители либеральной оппозиции.⁸⁶ Преобразование Сената стало одним из основных пунктов концепции реформ: требование о его проведении включили в свою программу в 1907 г. октябри­сты, разработавшие впоследствии, в 1909 г., собственный план преобразования, а в Государственной Думе IV созыва оно объеди­нило политические платформы националистов, прогрессистов и октябристов, поддержанных кадетами. Кадеты и прогрессисты внесли в IV Думу проекты реформ местного самоуправления, пре­дусматривавшие организацию низших органов административной юстиции. Однако ни столыпинское правительство, ни сменившие его министерства так и не смогли решить проблему создания ад­министративной юстиции.⁸⁷

* * *

Несколько большего формально добилось правительство в ре­форме местного суда. Центральное место в ней занимала ликви­дация крестьянского волостного суда и судебных функций земских начальников. Министерство юстиции при этом отмечало «право­вую и экономическую приниженность волостных судей», их зави­симость от каждого власть имущего, и особенно от земских на­чальников, стремящихся восстановить «особое поместное значение дворян-землевладельцев».⁸⁸ Проект восстанавливал институт ми­ровых судей, избираемых земством. Говоря о необходимости унич­тожить сословные правоограничения крестьян и распространить на них действие писаного права, правительство имело в виду и

⁸⁶ Доклад 4-й подкомиссии Комиссии по судебным реформам Государствен­ной Думы «Основные начала реформы Сената» (РГИА. Библиотека. Кол. печ. зап. № 69. С. 14); Кокошкин Ф. Ф. К вопросу о реформе Сената. М., 1908.

⁷ Принятый 26 декабря 1916 г. закон о пересмотре Учреждения Правитель­ствующего Сената не мог быть реализован в условиях развала монархической го­сударственности .

⁸ Краткая объяснительная записка к проекту о преобразовании местного суда.

1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 77. Л. 15, 19).

607

сугубо конкретную цель. Крестьянский волостной суд решал бы конфликты выделяющихся на отруба и общинников по нормам обычного права, т. е. в пользу последних. Переход к писаному праву обеспечивал интересы собственника. Эту сторону реформы подчеркивал в Думе Щегловитов. «Крестьянин наш, — говорил он, —из общинного владельца переходит в личного собственника- ему сугубо понадобится судебная защита».⁸⁹ '

Соглашаясь с необходимостью защитить собственника, пра­вые тем не менее резко выступили против судебной реформы Прежде всего она была для них «частью целой серии законопро­ектов, берущих начало от печальной памяти 1905 г.»,⁹⁰ и отвер­галась уже за одно это. Кроме того, эта реформа тоже воспри­нималась как покушение на сословные устои и на одну из дво­рянских опор в деревне — земского начальника.⁹¹ Но самое главное — правых пугала перспектива избрания мировых судей будущим обновленным земством, ибо оно, по их мнению, ока­жется «в пленении у партии народной свободы».⁹² С другой сто­роны, многие крестьяне были недовольны выборами судей суще­ствующим земством, в которое «крестьянин допущен только для запаха».⁹³ Государственный совет тоже усомнился в своевремен­ности ликвидации волостного суда. Чтобы спасти два других принципа реформы — лишение земских начальников судебных функций и выборность мировых судей — Столыпин и Щеглови­тов согласились сохранить волостной суд.⁹⁴ При этом оговарива­лось, что споры о землях, выделенных из общины, не должны рассматриваться волостными судами, поскольку это «в корне подрывало бы все значение последних аграрных мероприятий».⁹⁵ В таком виде закон был 15 июня 1912 г. утвержден Никола­ем II. Правительство вывело конфликты хуторян с общинника­ми из ведения волостного суда, но ценой сохранения этого од­ного из важнейших сословных институтов в стране. И даже в таком виде судебная реформа только в 1914 г. начала вводиться в жизнь в 10 губерниях.

Важное место в первоначальном пакете столыпинских реформ занимали вероисповедные проекты, вытекавшие из указа 17 апре­ля 1905 г. Летом 1906 г. Министерство внутренних дел готово бы­ло идти очень далеко и признать право на бесконфессиональное состояние и гражданский брак. К зиме 1907 г. «радикализм» ве­домства Столыпина в вопросах веры сильно уменьшился. Мини­стерство вернулось к мнению, что подданный без религии — «не­желательный элемент» в государстве. Оно выступало также за сохранение православной церковью ее «господствующего и пер-

⁸⁹ Государственная Дума: Третий созыв. Сессия III. Ч. 1. Стб. 1318.

⁹⁰ Там же. Стб. 1151.

⁹¹ Труды IV съезда дворянских обществ. С. 313, 321.

⁹² Государственная Дума: Третий созыв. Сессия III. Ч. 1. Стб. 1285.

⁹³ Там же. Стб. 1062.

⁹⁴ Доклад комиссии Государственного совета по законопроекту о преобразо­вании местного суда. 1912 г. (РГИА. Ф. 1405. Оп. 543. Д. 946. Л. 118—121).

⁹⁵ Записка министра юстиции о пределах подведомственности волостным су­дам гражданских дел (1911 г.) (Там же. Оп. 539. Д. 640. Л. 5).

608

венствующего» положения. Но еще оно считало нужным расши­рить права других существовавших в России церквей, предоста­вить свободу проповеди «всем признанным в империи вероиспове­даниям, а в том числе и старообрядчеству». Правда, при этом ого­варивалось, что такая проповедь не может быть направлена против православия. Законопроект о старообрядческих и сектант­ских общинах давал право создавать такие общины, строить храмы и избирать из своей среды духовных лиц (с наименованиями, сов­падавшими с православными). Предполагалось снять ряд ограни­чений, связанных со смешанными браками, отменить часть пра-воограничений для неправославных. Эта отмена, однако, не дол­жна была коснуться евреев и поляков-католиков. Все эти меры имели целью смягчить остроту религиозной борьбы в западных гу­берниях, а главное — помочь привлечь на сторону власти старооб­рядческую буржуазию и крестьянство.⁹⁶

Эти проекты сразу же вызвали протест обер-прокурора Си­нода П. П. Извольского. Министерство внутренних дел, утвер­ждал он, «лишает православную церковь прав, придающих ей значение господствующей, и совершенно приравнивает к ней инославие и иноверие». Особое недовольство вызвало то, что проекты не были согласованы с Синодом. Извольский даже по­ставил столыпинскому ведомству в пример I Думу, которая за­просила отзыв Синода на свой законопроект о свободе веры.⁹⁷ Когда министерство все же внесло свои проекты в Думу, Синод в декабре 1907 г. принял специальное определение. Он проте­стовал против предоставления другим исповеданиям «права сво­бодного распространения своего учения» и требовал сохранить ограничения неправославных конфессий, затруднения при пере­ходе из православия, а также административные кары за «на­падки» на церковь в печати и в театре.⁹⁸

Весной 1909 г. после поражений, нанесенных ему в борьбе за местную реформу, и едва не уйдя в отставку под натиском правых, Столыпин начал отступление и в вероисповедных вопросах. К это­му времени первые из проектов только дошли до общих заседаний Думы. И сразу же Крыжановский стал подчеркивать, что Мини­стерство внутренних дел действует «в тесном единении со Святей­шим Синодом» и выступает против права старообрядцев не только проповедовать, но и исповедовать свои взгляды. В противном слу­чае, говорил он, возникло бы сомнение в самом праве официаль­ной церкви именоваться православной.⁹⁹ Вслед за тем по законо­проекту о переходе из одного исповедания в другое с большой речью выступил сам премьер. Столыпин защищал принципиаль­ное право государства на церковно-гражданское законодательство, но одновременно заявил, что правительство готово взять назад лю-

⁹⁶ См. подробнее: Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство. С. 44—47.

⁹⁷ Особый журнал Совета министров 3 и 17 февраля 1907 г. // Особые жур­налы Совета министров царской России: 1907 год. Ч. 1. Вып. 2. С. 450, 452.

⁹⁸ Определение Святейшего Синода 15—21 декабря 1907 г. (РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 188. Л. 110—113).

⁹⁹ Государственная Дума: Третий созыв. Сессия И. Ч. 4. Стб. 1026, 1029.

20 Власть и реформы 609

бой вероисповедный закон, если в него «вследствие спешности п боты и ее новизны» вкралось ущемление прав господствующе" церкви,¹⁰⁰ после чего министерство действительно вернуло из Ду. мы самый принципиальный законопроект «Об отношении госудап-ства к отдельным исповедям», а также об отмене некоторых огра­ничений в смешанных браках.¹⁰¹

Собственно, на этом попытки правительства проводить вероис­поведные реформы кончились. Отбиваясь от стремления клери­кальных кругов вообще изъять церковные вопросы из ведения светской власти и подталкивая Синод к преобразованию прихода Столыпин одновременно начинает бороться против, собственных вероисповедных законов в их думском варианте.

Октябристско-кадетским большинством Дума приняла законы о старообрядцах и о переходе из одного исповедания в другое. В основу были положены министерские проекты с некоторыми ли­беральными поправками. Кроме того, из правительственного про­екта об отмене политических и гражданских ограничений по ре­лигиозному признаку Дума выделила в отдельный проект раздел, отменявший ограничения, связанные со снятием духовного са­на.¹⁰² Столыпинский официоз «Россия» немедленно усмотрел в этих проектах «нежелание считаться с тем, что законы предполо­жены к осуществлению в русском православном государстве».¹⁰³ Почувствовав нетвердость позиции правительства, обер-прокурор Синода С. М. Лукьянов обвинил его в проведении политики «пол­ной веротерпимости» и потребовал поставить на страже правосла­вия закон. Сама церковь, как признавал он, справиться со своими врагами была не в состоянии.¹⁰⁴ Как бы в ответ на это Государст­венный совет стал затягивать и без того неспешное обсуждение проекта о переходе из одного исповедания в другое, а «Россия» пообещала, что правительство предоставит возражения против думского варианта этого закона.¹⁰⁵ Пропущенный Государствен­ным советом в совершенно выхолощенном виде закон о правах лиц, снявших духовный сан, не был утвержден Николаем П.¹⁰⁶

В ноябре 1912 г. Макаров предложил взять из Думы еще 4 ве­роисповедных законопроекта, в том числе об отмене политических и гражданских ограничений по религиозному признаку. «Неот­ложный пересмотр вышеупомянутых ограничительных узаконе­ний, — писал при этом Макаров, —не вызывается потребностями жизни».¹⁰⁷ В итоге из всего пакета законов о свободе совести

¹⁰⁰ Там же. Стб. 1757, 1759.

¹⁰¹ П. А. Столыпин—С. М. Лукьянову. 10 октября 1909 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 40. Л. 91—98).

^10а Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство. С. 142—146.

¹⁰³ Россия. 1909. 28 мая.

Ю4 русские ведомости. 1910. 9 окт.

¹⁰⁵ Россия. 1911. 18 мая.

¹⁰⁶ Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за сессию 1910—1911 гг. СПб., 1911. С. 46—48.

¹⁰⁷ Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 3 ноября 1912 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 12. Л. 372—374).

610

осталось только Положение о старообрядцах, проведенное в

1906 г. по ст. 87.

Два обстоятельства бросаются в глаза при оценке столыпин­ских политических реформ. Прежде всего — их ограниченность.

Местная реформа в своей ближайшей перспективе затрагивала •щшь узкий слой цензовых элементов. Понижение ценза вдвое увеличивало число полноцензовых избирателей (с 35 до 72— 75 тыс. человек), по-прежнему отстраняя основную массу населе­ния от участия в выборах в органы самоуправления. С каждым очередным вариантом уездной реформы урезалось представитель­ство городов. Не удовлетворялось желание городов, на которые приходилась значительная часть земских доходов, выделиться из земства. Вообще не планировалась городская реформа — городская буржуазия не получала ничего. Создание волостного земства и привлечение крестьян-собственников в уездное в принципе могло привести к изменению социальной структуры местного самоуправ­ления. Но в предвидении этого заранее планировалось такое рас­пределение гласных между куриями, при котором крестьяне в уез­дных собраниях оставались бы в меньшинстве. Среди волостных гласных добиться этого было бы невозможно, но зато ограничива­лись права волостного управления. И здесь, таким образом, речь шла о минимальных уступках, откупиться которыми дворянство не смогло бы, даже если бы и захотело. Проекты местных реформ не создавали основы для альтернативного хода развития деревни, а следовательно и страны.

То же самое можно сказать и о вероисповедных проектах. Они отчасти удовлетворяли инославное и иноверное меньшинство на­селения страны, не уравнивая его, однако, с православным. Пра­вославное население затрагивалось ими лишь в пограничных си­туациях (смешанные браки, права снявших сан). Не легализова­лось фактическое внеконфессиональное состояние растущей прослойки городского населения, отошедшего от церкви. Сама православная церковь осталась вне преобразований. У таких ре­форм было мало шансов снять острую для режима проблему кри­зиса веры.

Второе обстоятельство, характерное для столыпинских полити­ческих реформ, —быстрота, с которой правительство прекратило борьбу за их осуществление. Первые варианты реформ были со­ставлены накануне II Думы. Они, очевидно, содержали максимум возможных уступок правительства предвидимому думскому боль­шинству. Л. А. Тихомиров заметил это, говоря о вероисповедных проектах.¹⁰⁸ То же самое относится и к местной реформе. Поэтому быстрый отход от этих вариантов к внесенным в III Думу связан с тем, что отпала необходимость считаться с либералами. Но пра­вительство по сути дела не настаивало и на новых, начисто ли­шенных либерализма проектах. С весны 1909 г. оно свертывает

ins JI А Тихомиров- П. А. Столыпину. Б/д (Там же. Ф. 821. Оп. 10. Д. 46. Л. 3).

611

п °~

свою реформаторскую деятельность во всем, кроме земельной литики.

Быстрое отступление Столыпина легко объяснимо. Пппа»,

£ f £ „ ••^ИВЛЯО

твердость и личную храбрость в борьбе с революцией, он не бь бойцом, когда встречал противодействие «своих». В аграрном в'^Л просе он пользовался поддержкой значительной части поместно дворянства. В политических реформах он встретил сопротивлени и мог действовать, только рассчитывая на одобрение царя и сочув ствие части императорской семьи и придворных кругов. Весна 1909 г. как раз показала, что Николай II не одобряет общую по­литическую линию премьера. Друзья Столыпина в царском окру­жении — Н. Д. Оболенский, А. Ф. Гейден — сами утратили свои позиции. Императрица Мария Федоровна, скорее всего, поддер­живала лично Столыпина, не вдаваясь в политические подробно­сти, и тоже пользовалась все меньшим влиянием на сына. Остав­шись в одиночестве, Столыпин в последние два года жизни больше разыгрывает националистическую, чем реформаторскую карту.

Поражение Столыпина не было случайностью. Систематиче­ское запаздывание с реформами уже подвело Россию к черте, ког­да здание старого режима держалось чудом, до первого потрясе­ния. Как ни ограниченны были жертвы, которых ждал Столыпин от поместного дворянства в земском самоуправлении, оно имело основания опасаться последствий этих жертв. «Частное землевла­дение неуклонно продолжает идти к уничтожению», — с оттенком фатального спокойствия констатировало Главное управление зем­леделия в 1914 г.¹⁰⁹ Поместное дворянство, естественно, не было способно на такой фатализм. Оно боролось за свои политические позиции в деревне тем ожесточеннее, чем быстрее теряло эконо­мические. В свою очередь церковные иерархи, не получив ни Со­бора, ни патриарха, со страхом смотрели на ослабление преследо­ваний старообрядцев. В этой ситуации логика тех, кто призывал не менять ничего, что еще как-то держится, оказывалась убеди­тельнее логики тех, кто хотел начать двигать мебель в накренив­шемся доме.

У преемника П. А. Столыпина — В. Н. Коковцова — законода­тельная программа отсутствовала. К открытию IV Думы мини­стерства представили в качестве материалов для правительствен­ной декларации проекты дальнейшего наступления на права «ино­родческого» населения и усиления карательного аппарата царизма. В Совете министров усилилось крайне реакционное кры­ло. С декабря 1912 г. Министерство внутренних дел возглавил Н. А. Маклаков, сторонник неограниченного самодержавия, со­знательно провоцировавший конфликты с Думой с целью заме­нить ее законосовещательным учреждением. Планы Маклакова основывались на реставрационных настроениях Николая II и его

¹⁰⁹ Главное управление землеустройства и земледелия: Итоги работ за послед­нее пятилетие (1909—1913 гг.). СПб., 1914. С. 41.

612

ближайшего окружения. Но открытая реставрация самодержавия _Т0?ке была бы опасной попыткой тронуть то, что еще кое-как де-пжалось, — третьеиюньскую систему. Поэтому бюрократические круги и менее воинствующая часть правых предпочитали сохра­нить систему, но окончательно отказаться от политических ре­форм. Идеология этого курса была сформулирована в записке д. Б. Нейдгарта, которую летом 1913г. Кривошеий передал царю. В записке утверждалось, что принятый после 1905 г. курс на по­литические реформы был ошибочен и реформы эти не интересуют основную массу населения. «Единение власти с народом» возмож­но на основе «активных консервативно-народных и национально-русских реформ», поднимающих уровень жизни обедневших масс. Подразумевалось, что ради таких реформ можно рискнуть устой­чивостью денежной системы.¹¹⁰

Во имя проведения в жизнь этого «нового курса» в январе 1914 г. был отправлен в отставку Коковцов. Его заменили И. Л. Горемыкин на посту премьера и П. Л. Барк в Министерстве финансов. В рескрипте на имя Барка говорилось о необходимости «коренных преобразований» в «заведовании государственными финансами и экономическими задачами страны».¹¹¹ В области эко­номики «новый курс» предполагал усиление государственного вме­шательства в частнопредпринимательскую деятельность, в том числе антимонопольное законодательство. Он также делал при­оритетными проблемы развития сельского хозяйства, увеличение бюджетных расходов на эти цели и поиск средств на денежном рынке. Обе эти идеи могли получить поддержку в Думе, слабо прислушивавшейся к голосу промышленной буржуазии. Однако усиление государственного вмешательства в экономику в условиях дворянской реакции предвоенных лет сулило лишь новые конф­ликты буржуазии и поместного дворянства, новые трещины в третьеиюньском здании. Сельскохозяйственная линия «нового курса» продолжала поиск источников финансирования земельной реформы, но состояние мирового денежного рынка не обещало ус­пеха в решении этой задачи.

«Новый курс» провозглашался в надежде наладить отношения с Думой, но Дума не могла удовлетвориться только экономической программой Барка—Кривошеина. В условиях революционного подъема о необходимости дать политические реформы, «для того, чтобы они не были взяты», заговорили и националисты.¹¹² Они по-прежнему заботились главным образом о правах земств и го­родских самоуправлений, соглашаясь на меньшее, чем было в сто­лыпинских проектах. О тех же реформах, только более широко проведенных, говорили и либералы. Такими реформами было не остановить революцию — не земство интересовало бастующих ра­бочих, но правительство, прижатое к стене правыми, не могло дать и этого. Оно хотело преодолеть раскол между «мы» и «они»,

¹¹⁰ Русское слово. 1913. 10 и 19 сент.

¹¹¹ Кризис самодержавия в России. С. 428.

¹¹² Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия 1. СПб., 1913. Ч. 1. Стб. 358.

613

между собой и обществом,¹¹³ практически на основе односторон­них уступок общества, платя пустыми векселями «благожелатель­ности» к Думе. А благожелательность по-горемыкински обора­чивалась мелочным ущемлением прав Думы, благо законы предоставляли для того множество возможностей. Попытки Кри-вошеина продолжить, хотя бы в суженном варианте, столыпинское маневрирование, подрывались правым блоком внутри кабинета и неспособностью Горемыкина вложить конкретное содержание в свой же совет «ладить с Думой». «Новый курс» успел на практике показать свою несостоятельность еще до того, как началась миро­вая война.

¹¹³ Новое время. 1913. 14 июля