Отношение Русской православной церкви к дуэли

Всегда отрицательно к дуэли относилась церковь. Христианство как религия ставит себя выше общества, свои ценности – выше мирских. Следовательно, и сословная, в данном случае дворянская, честь ни в коем случае не должна для человека заслонять христианские добродетели. Жизнь человеческая принадлежит Богу, и никто не вправе распоряжаться жизнью, ни чужой, ни своей. То, что дворяне называют честью, – это мирское, низменное начало, и не могут быть истинными христианами люди, которые «возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию». Тем более чужда христианскому сознанию идея мести. С одной стороны, человеку лучше претерпеть страдание самому, нежели причинить его кому-либо. С другой стороны, судить человеческие поступки предоставлено только Богу. Это основа основ, но за многие века развития христианства на одном и том же фундаменте выстраивались различные культовые модели, так или иначе взаимодействующие с социальной, культурной и прочими структурами. Средневековое католичество легче могло принять идею суда Божия, и судебного поединка в частности. Православие же всегда отрицательно относилось к полю и сохранило это отношение к тем, кто в XVIII и XIX веках хотел в дуэли увидеть реализацию Божественной справедливости и возмездия. Это понятно, ведь суд Божий допускает право человека навязать Богу если не само решение, то необходимость вынести его здесь и сейчас и в столь «нехристианской» форме. Существует лишь один истинный суд Божий – Страшный Суд, который наступит в конце времен, когда мертвые воскреснут во плоти и каждому воздастся по делам его. В повседневной церковной практике к дуэлянтам, предписывалось относиться как к душегубам и самоубийцам. Убитый на дуэли должен быть похоронен, как самоубийца, за кладбищенской оградой. Тяжело раненного на дуэли нельзя соборовать. Дуэлянтов нельзя допускать к исповеди и причастию, а нужно подвергнуть церковному покаянию.

Церковь в соответствии с тем местом, которое отвел ей Петр I в своей модели новой России, полностью дублировала отношение государства к дуэли. В Европе ХVIII-ХIХ веков дело во многом обстояло иначе. Там церковь (католическая и все ветви протестантства) представляла собой самостоятельную политическую и экономическую силу. Духовная карьера была не менее престижна и почетна, чем военная и дипломатическая. Привлекала отпрысков знатнейших и богатейших семейств, честолюбивых сыновей обедневших, но благородных дворян, т. е, людей с впитанным с детства дворянским самосознанием, с инстинктивным чувством чести. Известны случаи, когда такие аристократы в сутанах с оружием в руках выходили на поединок. В России же, наоборот, стезя священника, не давая никакой реальной власти, передавалась по наследству или же привлекала обедневших дворян и чуть-чуть разбогатевших крестьян и мещан. И все-таки между «официальным» православием и бытовой религиозностью существовала значительная дистанция. Большинство дравшихся на дуэлях были искренне верующими. Массовое религиозное сознание вполне уживалось с сознанием социальным, регулируя каждое свою сферу. Многие священники, произносившие с амвона гневные инвективы против дуэли, оказавшись у постели умирающего от раны, не бросались первым делом выяснять, получена ли эта рана в бою или на поединке, а вспоминали об основополагающих христианских требованиях всепрощения и милосердия. И чаще всего священник не способен был отказать умирающему в последнем причастии, отказать грешнику в праве на покаяние.