Классификация жанров

Информационные:

• Хроника

• Информация (короткая, расширенная заметка)

• Зарисовка

• Интервью (монолог, диалог, коллективное, анкета)

• Отчет (общий, тематический, с комментариями)

• Путевые заметки

• Обозрение

• Репортаж (событийный, тематический, постановочный)

Аналитические:

• Корреспонденция

• Статья (пропагандистская, проблемная, обобщающая, критическая)

• Обзор

• Рецензия (литературная, кино, театральная)

Художественно-публицистические:

• Очерк (сюжетный, описательный)

• Фельетон

• Памфлет

72. Джон Мильтон и концепция свободы печати

Джон Мильтон   День рождения 9 декабря 1608 День смерти: 08/11/1674     Поэт, политический деятель, мыслитель Начало формы Мильтон, Милтон (Milton) Джон (9.12.1608, Лондон, — 8.11.1674, там же). Сын нотариуса, близкого пуританским кругам. В 1632 окончил Кембриджский университет, получив степень магистра искусств. Уже в ранних произведениях Мальтона (сочинения философского характера, стихи на английском и латинском языках) сказалось его знакомство с философией Ф. Бэкона и др., его близость к пуританской поэзии: «L'allegro» («Жизнерадостный») и «II penseroso» («Задумчивый») — лирический диптих; драматическая поэма «Комус» — аллегория борьбы целомудрия с пороком. В 1638 Мильтон опубликовал элегию «Люсидас», полную намёков на религиозно-политическую борьбу в Англии. В 1638—39 жил в Италии, в 1639 вернулся на родину, чтобы выступить против т. н. епископальной церкви; борьба против неё была прелюдией борьбы против монархического строя. В период Английской буржуазной революции 17 века Мильтон — выдающийся публицист, сторонник индепендентов. В защиту свободы печати против принятого Долгим парламентом закона о цензуре написал памфлет «Ареопагитика» (1644, рус. пер. 1907). Книга «Иконоборец» (1649), обосновывающая осуждение и казнь короля Карла I как тирана, убийцы и откровенного врага английского государства, открывает полемику с роялистскими памфлетистами Англии и континентальной Европы. В двух памфлетах «Защита английского народа» (1650 и 1654) он выступил последователем тираноборческих теорий 16 в., поборником суверенитета английской республики. В 1649—1652 в должности «латинского секретаря» вёл международную государственную переписку; сотрудничал в официозном журнале «Меркуриус политикус» («Mercurius Politicus»). Неоднократно высказывал тревогу по поводу положения дел в Англии, порицая нарушение прерогатив парламента, отсутствие религиозной свободы, расправу с демократическим движением. В памфлетах 1659—60 предупреждает о том, что торжество Реставрации приведёт к возрождению тирании. К этому времени относятся его переводы псалмов и сонеты. После реставрации Стюартов (1660) сочинение Мильтона «Иконоборец» и оба памфлета «Защита английского народа» были публично сожжены. Избежав тюрьмы и смерти, он вёл уединённую жизнь. Его бедствия усугубила слепота. В этот период напряжённого творчества им созданы поэмы на библейском материале «Потерянный рай» (1667) и «Возвращенный рай» (1671), а также «История Британии» (1670). В первой говорится о закономерности восстания против самого бога. Мятежный образ Сатаны, при всём противоречии, которое проявил Мильтон в оценке его действий, титаничен и глубоко привлекателен, как и образы людей, нарушающих божью заповедь. Гуманист, боровшийся в нем с богобоязненным пуританином, определил сложный, противоречивый идейно-художественный комплекс поэмы. Вторая поэма Мильтона слабее, хотя и в ней содержится идея борьбы. Творческий путь он закончил блестящей трагедией «Самсон-борец» (1671, рус. пер. 1911), славящей неисчерпаемые силы народного сопротивления тирании. Творческого эволюция Мильтона шла от традиций Позднего Ренессанса к выработке самостоятельного стиля, в котором намечается общая классицистическая тенденция. Воздействие его на развитие европейской поэзии прослеживается вплоть до 30-х гг. 19 в. Английского поэта и мыслителя знали и высоко ценили в России 18—19 вв., и сам Мильтон проявил интерес к России, посвятив ей «Краткую историю Московии» (1682, рус. пер. под названием «Московия Джона Мильтона», 1875). Конец формы

Как всякая деятельность, развивающаяся в соприкосновении с обществом в целом и его раэнородными элементами, журналистика не может не подчиняться определенным нормам и правилам. Она оказывает сильное влияние на течение социальных процессов, а также иа жизнь конкретных людей, и именно поэтому необходимы механизмы, более или ме­нее строго регулирующие ее активность. Регулирование осуществляется как извне, так и изнутри системы СМИ. Ключевым понятием для решения вопро­са о том, что дозволено прессе и что не допускается, является свобода печати — а такой формулировке данный вощтос уже не одно столетие ставится в литературе и общественной практике.

Свобода печати принадлежит к числу необычайно сложных и противоречи­вых явлений, она стоит в одном ряду с такими великими ценностями цивили­зации, как свобода духа, мысли, совести. Все эти завоевания культурной эволю­ции человечества реализуются при участии средств информации. Аяаняя взаи­мосвязь отражена в ст. 19 Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 г.: «Каждый человек имеет право на свободу своих убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно при­держиваться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Однако даже международное согласие на столь высоком уровне не может положить конец дискуссиям о содержании свободы печати и поискам форм ее полного осуществления. Одна из причин заключается в том, что очень различа­ются подходы к анализу данного явления (философский, политический, эконо­мический и др.). Другая связана с тем, что пресса на любом отрезке времени существует в конкретном социальном контексте, который оказывает реша­ющее влияние на способы журналистской деятельности. Мы рассмотрим не­сколько концептуальных вглядов на свободу печати, порожденных разными социально-историческими обстоятельствами и факторами. Подчеркнем, что пе­ред нами прежде всего теоретические построения, ни одно из которых не может быть директивно запрещено или, наоборот, возведено в ранг господ­ствующего. Неверно также полагать, будто какой-либо способ рассуждений окончательно отмирает по истечении своего времени. Нет, любой из них остается в научном багаже, более того — в общественном сознании одновременно существуют и противостоят друг другу полярные суждения о свободе деятель­ности СМИ.

Исторически лозунг свободы печати возник на исходе средних веков, фак­тически синхронно со становлением журналистики как особого социального института. Но ему предшествовала глубокая, идущая с античных веков тради-;.}!.;•; размышлений и споров об идейных и политических свободах, о правах личности и ее взаимоотношениях с обществом. Традиция не пресеклась и на последующих этапах истории. Корень вопроса выражен, например, в произве­дениях русского философа Г.П.Федотова, который писал: «Наша свобода — социальная и личная одновременно. Это свобода личности от общества — точ­нее, от государства и подобных ему принудительных союзов. Наша свобода отрицательная — свобода от чего-то и вместе с тем относительная; ибо абсо­лютная свобода от государства есть бессмыслица.

Свобода в этом понимании есть лишь утверждение границ власти государ­ства, которые определяются неотъемлемыми правами личности».¹

Последовательными сторонниками ограничения всесилия государства вы­ступали идеологи молодой буржуазии в период ее борьбы с изжившим себя феодализмом. Б их среде сформировался революционно-демократичес­кий взгляд на свободу печати. Образцол* выражения идей данной концеп­ции является статья К.Маркса «Дебаты шестого Рейнского ландтага о сво­боде печати и об опубликовании протоколов сословного собрания» (1842 г.) — его первая публикация в массовой прессе. В это время автор занима­ет младогегельянские, отличные от материализма позиции в философии и революционно-демократические — в социальной теории. Он действует в ус­ловиях абсолютистского правления в Пруссии, накануне буржуазно-демо­кратической революции.

Поводом для написания статьи послужила дискуссия в Прусском парла­менте, посвященная новой цензурной инструкции. Наблюдая за тем, как раз­межевывались ораторы в зависимости от их сословной принадлежности, автор делает вывод об острой социально-политической актуальности предмета деба­тов. Он излагает свое понимание свободы печати. Прежде всего, она револю­ционна по настроению и целям. Заявляя, что революция народов совершается сначала не в материальной, а в духовной сфере, он называет прессу «самым свободным в наши дни проявлением дула». Основанием для данного утвержде­ния послужил опыт буржуазно-демократических преобразований в ряде стран Европы, идейно подготовленных при участии прессы, призванной честно отра­жать современные общественные проблемы и способствовать их разрешению.

Революционность и историчность объединяются понятием «народность пе­чати». Пресса является «зорким оком народного духа», «духовным зеркалом»,

служащим для познания народом самого себя. Под словом «народ» Маркс имел в виду демократическое большинство граждан и общегосударственные, а не узкие сословные интересы. Основным препятствием для осуществления этого идеала служит цензура в различных ее формах, которая отдает журна­листику в монопольное распоряжение правительства, но не всего народа, Сво­бода печати должна быть абсолютной ~ в первую очередь абсолютно незави­симой от власти.

В противовес революционно-демократическому взгляду сформировался предпринимательский подход к свободе журналистской деятельности. Их различие выявилось в ходе тех же дебатов в Прусском парламенте. Когда ора­тор из городского сословия (из зарождающегося класса капиталистов) на­звал свободу печати превосходной вещью и предложил приравнять ее к про­мысловой свободе, Маркс прозорливо определил это как «оппозицию буржуа, а не гражданина». С тех пор и до наших дней капитализм признает перво­очередным свойством журналистики способность приносить прибыль. Собст­венник газеты подчиняет себе литераторов, которые привыкают смотреть на работу как на самоцель, а не средство выполнения обязанностей перед об­ществом. Поэтому тезис автора «главнейшая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом» несет в себе пафос борьбы за идейное раскрепо­щение журналистики.

Подобные столкновения взглядов наблюдались не только на территории Германии. По свидетельству историков, лозунг свободы печати «в его бур­жуазном толковании русские предприниматели от журналистики... выдви­нули сравнительно поздно... А.И.Герцен... вкладывал в него революцион­ный смысл и содержание он имел в виду свободу печати не для буржу­азии, а для народа. А такие представители русской буржуазии, как Труб­ников, Краевский и другие, лозунг «свободы печати» стали употреблять лишь во второй половине XIX в., да и то сначала в официальных прошениях, а не в публичных выступлениях».²

В действительности духовное и материальное начала в СМИ не могут не примиряться — мы видели это, когда рассматривали вопрос о социальных ролях прессы. Тем не менее и по сей день объективные противоречия между ними не только выявляются на теоретическом уровне, но и прорываются в текущую жизнь редакций. Несколько лет назад много шума в Австралии наде­лало увольнение талантливого редактора журнала «ТЪе Bulletin». Он позволил себе опубликовать список «плохих» австралийцев, среди которых оказались бизнесмены — партнеры хозяина издательской компании. Конфликт между свободой творчества и коммерческими интересами в латентной форме сопро­вождает практику любой редакции, и мудрость руководителя журналистского коллектива заключается в том, чтобы не дать ему проявиться.

Классово-политический подход к свободе печати обычно выступает на передний план в моменты острых социальных столкновений. Например, в дебатах Рейнского ландтага отразилось нежелание представителей правящей аристократии делиться монополией на прессу с борющимися за политические права «низшими» сословиями. Тот же, если не более резкий антагонизм при-г.гвует в идеологии пролетариата, стремящегося отнять власть и собствен­ность у буржуазии. В.И.Ленин вскоре после Октябрьской революции выявил это в следующей формуле: какая свобода печати? для чего? для к а к о-г о к л а с с а?³ Водоразделом между противоборствующими сторонами в теории и праг<тике прессы являются политические интересы, они же формируют и критерии оценки свободы: ее расширение для своей партии рассматривается как благо, особенно если достигается за счет оппонентов.

Нетрудно заметить, что подобной логики могут придерживаться лидеры не только классовых организаций, но и политических формирований, воз­никающих на иной базе: националистической, религиозной, экономической. Суть дела остается неизменной; во главу угла ставятся не равные права граждан и их объединений, а стремление к привилегиям одной социальной группи­ровки в ущерб другим. Пресса и в самом деле способна до крайности уг­лубить разделение общества по социально-политическим признакам, тем более когда она находится в чьем-то единоличном распоряжении. Но из этого не следует, что данная ее способность должна максимально полно реализовы-валъся в любой исторической обстановке. Наоборот, признавая несовпаде­ние интересов и целей у разных социальных групп, а значит и политичес­кую пестроту в журналистике, полезно бывает выдвинуть на первый план идею классового мира и согласия, поставить права личности выше партий­ных разногласий и т.д.

Классово поли', лческий подход к свободе печати основан на объективной АИ<]>ференциации общества, и его использование для анализа, следовательно, оправдано. Но он существует наряду с другими концепциями, среди которых отнюдь не занймаег приоритетного положения.

В связи с данной темой коснемся запутанного вопроса о первом правовом акте по вопросам прессы в Советской России ■— Декрета о печати (1917 г.). Его зачастую приводят в качестве примера тоталитарного притеснения оп­позиционных изданий большевистскими властями. Обвинения строятся либо на неточном знании текста документа, либо на тенденциозном его про­чтении. У вопроса о Декрете есть две стороны — юридическое содержа­ние и практика применения. С правовой точки зрения он соответствует тем нормам, которые приняты, например, в современном российском за­конодательстве о СМИ. Согласно Дкрету, закрытию подлежали не буржу­азные издания как таковые, а те, которые призывали к открытому сопротивлению правительству, занимались клеветническим извращением фактоз или призывали к уголовно наказуемым деяниям. В начале 20-х годов в Москве на законных основаниях действовало 220 частных издательств, в Петро­граде — 99,⁴ наряду с прессой большевиков работала сеть изданий мелко буржуазных партий, в том числе сатирические газеты.'' Однако предусмот­ренный в Декрете механизм его действия допускал произвол в решении судьбы той или иной газеты, ибо оно принималось во внесудебном поряд­ке, органами исполнительной власти.

Авторы Декрета резонно полагали, что он необходим лишь как временная форма регулирования в области журналистики и будет заменен подробным законодательством об ответственности редакций перед гласным судом. Но вместо этого начиная с 20-х годов в стране утвердился партийно-административный тип управления журналистской деятельностью, не опиравшийся ни на Декрет, ни на другие специальные юридические акты.

Правовой подход к свободе печати предполагает точное законодательное определение взаимных обязательств, возможностей и ответственности прессы, государства, юридических лиц, граждан в процессе массово-информационной деятельности Он принят в качестве главного в большинстве развитых стран. В Советском Союзе первым опытом в этом плане стал закон «О печати и других средствах массовой информации» (1990 г.). В России действует закон «О сред­ствах массовой информации (1992 г.), который во многом воспроизводит и и то же время развивает концептуальное содержание союзного документа. Дан­ный закон является центральным звеном сложной системы регулирования в области СММ, о чем пойдет речь в следующем разделе пособия. Сам он, в свою очередь, как бы вырастает из Конституции РФ, в тексте которой зафиксирова­на свобода слова и печати.

Самое существенное положение современной трактовки отношений жур­налистики с социальным миром изложено в ст.1 Закона:

«В Российской федерации

поиск, получение, производство и распространение массовой информации,

учреждение средств массовой, информации, владение, пользование и распо­ряжение ими,

изготовление, ггриобретение, хранение и эксплуатация технических устройств и оборудования, сырья и материалов, предназначенных для производства и распространения продукции средств массовой информации,

не подлежат ограничениям, за исключением предусмотренных законода­тельством Российской Федерации о средствах массовой информации». Ограничение прав общества выражается прежде всего в том, что не допус­кается цензура СМИ, т.е. требование от редакции предварительно согласовывать сообщения и материалы, а равно наложение запрета на распро­странение сообщений и .материалов (ст.З). Со стороны прессы не допускается использование СМИ в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны (ст.4).

Общество и пресса как бы заключили между собой договор, обязуясь со­блюдать взаимные интересы. Общество определяет санкции, которые вводит в действие, если журналисты нарушают поставленные условия. Но никто не ре­шает за редакцию, какие материалы ей следует публиковать. Такое решение принимают редактор, редколлегия, автор — и они несут за него полную ответ­ственность, С отменой предварительной цензуры резко возросли и професси­ональный риск, и требования к эрудиции журналистов в специальных вопро­сах, особенно в правовых.

Такое положение соответствует нормам, принятым в мировом сообществе. Международный пакт о гражданских и политических правах, вступивший в силу з 1976 г., предусматривает, что пользование свободой слова «налагает особые обязанности и особую ответственность. Оно может быть, следователь­но, сопряжено с некоторыми ограничениями, которые, однако, должны быть установлены законом и являться необходимыми:

а) для уважения права и репутации других лиц,

б) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здо­ровья или нравственности населения».