191 Часть II. История но&ои географии

«Несмотря на большую опасность, я вел во время пути и в самом Кашгаре постоянный дневник. Дружеские связи с туземцами, учеными и чиновниками, свободные разъезды по окрестностям дали мне возможность обозреть вполне эту замечательную страну» (Валиханов, 1861. С. 197). Чокан соста­вил словарь разговорного уйгурского языка, записал много народных песен, приобрел ряд книг с историческими сведениями, открыл миру великий народный эпос киргизов «Манас», собрал коллек­цию монет, горных пород, привез куски нефрита, яшмы, хрусталь, золотой песок, образцы местных товаров. Он рассказал об обстоятельствах гибели Шлагинтвейта. В 1857 г. происходили междоусоб­ные стычки между Кокандом, Яркендом и Кашгаром. Одновременно разгоралось восстание против китайцев. Склонный к разбою ходжа Валихан-Тюря, не имевший никакого отношения к казахскому султану Валихану, бежал из Коканда. В районе горы Ош его спутники поймали нескольких кашгарс- ких беков, посланных китайцами. Валихан собственноручно отрубил им головы, не вступая в разгово­ры. Ночью бандиты достигли первого китайского пикета и изрубили всех китайцев в их казармах. Наутро жители Кашгара покончили с остальными китайцами.

Вскоре в Кашгар из Яркенда прибыл А. Шлагантвейт. Его привели к Валихану. Тот потребовал документы. Адольф сказал, что документы адресованы на имя кокандского хана, ему он их и предъявит. Туг же последовал приказ отрубить ему голову. Что и было исполнено. Это случилось в августе 1857 г.

Валихан был зверь. Чокан поведал, что один кашгарский мастер сделал несколько сабель и в сопровождении сына принес клинки Валихану. Тот, взяв одну из сабель, спросил, остра ли? Мастер ответил утвердительно. Попробуем, вскричал ходжа, и одним взмахом отрубил голову сына несчаст­ного мастера. Да, прибавил он, сабля отличная и приказал наградить мастера почетным халатом...

Ко времени посещения Чоканом Кашгара Валихан бежал в Коканд. Вернувшиеся китайцы устро­или кровавую баню, не менее жестокую, чем Валихан. Вот в какой котел кровавых противостояний должен окунуться путешественник, вознамерившийся проникнуть в непознанную Центральную Азию.

Путешествия и открытия в Центральной Азии, в других странах зарубежья и, конечно, в пределах Российского государства составили одну из славных страниц деятельности Русского географического общества. О некоторых из них и о путешественниках будет рассказано подробно ниже.

4. Обзор основных отечественных путешествий, совершенных на территории России и зарубежных стран, и их результатов

В организации исследований российской территории, сопредельных и дальних стран в рассмат­риваемый период принимали участие не только Географическое общество, но и другие организации и ведомства: военное и морское, академия и министерство земледелия и государственных имуществ, Вольное экономическое общество и Московское общество любителей естествознания... Но Геогра­фическое общество выступало в качестве главного методического органа, в котором составлялись, рассматривались и рецензировались программы экспедиций, обсуждались итоги работ и намечались перспективы дальнейших исследований. Так было принято. Поэтому ИРГО являлось по существу главным организующим центром географических исследований в России пореформенного и дорево­люционного периодов.

Характер географических исследований на отдельных территориях России, порубежья и зарубежья существенно отличался. В европейской части России исследования носили чаще всего углубленный, в значительной степени прикладной характер, связанный с решением проблем более целесообразного использования имеющегося потенциала для производственных целей, совершенствования территори­ального природопользования. Отдаленные районы страны и вновь присоединенные территории нужда­лись в документировании географических объектов, составлении общих карт. Исследования чаще все­го преследовали учет наличных природных условий, ресурсов, изучение культурных особенностей ко-

ренного населения, их быта и трудовых навыков. Зарубежные экспедиции, особенно в малоизученные и тем более в неисследованные районы были скорее всего рекогносцировочными.

Исследования в европейской части России

Значительной по результативности стала Волго-Каспийская экспедиция для изучения рыбных богатств и промыслов, проведенная в 1853—1857 гг. под руковод­ством академика Карла Максимовича Бэра (1792—1876). О нем мы уже упоминали в связи с исследованиями на Новой Земле, в Лаплан­дии, как одного из основоположников учения о вечной мерзлоте. И в этой экспедиции Бэр показал себя как натуралист широкого геогра­фического круга мышления, внес существенный вклад в понимание происходящих природных процессов. Рыбохозяйственные проблемы не были новой целью исследований для Бэра. Аналогичные задачи он решал в 1851—1852 гг. на примере Чудского озера и Балтийского моря.

Для исследований в Волго-Каспийском бассейне Бэр привлек опального, но талантливого молодого человека, друга П.П. Семено­ва Николая Яковлевича Данилевского, за участие в работе петрашевс- кого кружка поселенного в Вологде. Там Данилевский не скучал, наряду с чиновничьими обязанностями занимался наукой. В «Воло­годских губернских ведомостях» печатались его статьи с описаниями губернии, ее климата, гидрографии, растительности. В частности, он обратил внимание на особенность берегов местных рек: «При здеш­них реках не замечается, чтобы один берег был постоянно выше дру­гого, как это существует для рек, текущих в Черное и Каспийское моря, где правая сторона почти всегда нагорная, а левая плоская и низинная» (Силин, 2000. С. 81). В 1851 г. за два исследования «О движении народонаселения в России» и «Климат Вологодской губер­нии» Данилевский был награжден медалями Географического общества. В 1852 г. он был переведен в Самару. В 1853 г. включен по ходатайству Бэра в его экспедицию, что для Данилевского было равносильно спасению; в Самаре от холеры скончалась его жена.

Рис. 33. Карл Максимович Бэр (1792—1876)

В Каспийской экспедиции, помимо рыбохозяйственных вопросов, Бэр и Данилевский много внимания уделяли исследованию природных явлений. Давно было подмечено различие в крутизне правых и левых берегов равнинных рек. Но Бэр одним из первых приблизился к объяснению этого факта природной асимметрии. В отчете экспедиции в 1856 г. он писал: «Причину этого напора воды по направлению к западу ищу я в каком-нибудь общем физическом законе. Так как не может быть случайностью, что все реки России имеют высокий правый и низменный левый берег, то и объясне­ние этого должно искать в какой-нибудь обще действующей причине» (Берг, 1918. С. 157). В «Ас­траханских ведомостях» в том же году Бэр размышлял: «...стремление рек более к правой стороне поразительно только при реках или протоках, имеющих течение или на север, или на юг; но ни при реках, имеющих прямое направление с востока к западу, или наоборот, с запада к востоку...» И далее объяснил: «В нашей северной гемисфере у рек, текущих по направлению к полюсу, восточный берег, а у текущих к экватору, западный берег, составляет правый, следовательно вода во всех реках, не остающихся в параллельном круговращении, должна стремиться к правому берегу» (Там же. С. 158). Свои соображения Бэр изложил в статье «Почему у наших рек, текущих на север или на юг, правый берег высок, а левый низмен», помещенной в «Морском сборнике» за 1857 г. А годом позже было опубликовано дополнение к статье с формулированием «закона Бэра»: «Каждое движущееся

193 Часть II. История но&ой географии

тело, движимое по направлению меридиана, принимает скорость, соответствующую вращательной ско­рости той точки, из которой оно исходит... из этого следует, что каждое тело, которое движется по направлению меридиана к югу, при стремлении своем несколько уклоняется к западу от меридиана... если тело движется по направлению от экватора к полюсу, то оно уклоняется к востоку... Эти соображе­ния применяются и к текущей воде... Если это объяснение справедливо, то для всех по меридиану текущих рек, в северном полушарии, должно вывести закон, что правый берег более подмываем, неже­ли левый, и вследствие этого делается более крутым и высоким» (Берг, 1918. С. 159—160). JI.C. Берг, приводя приведенные рассуждения Бэра, поведал, что еще за 30 лет до него русский историк и натура­лист Петр Андреевич Словцов (1767—1843) указывал на вращение Земли как на причину, вызывающую различие в крутизне склонов западного и восточного берега сибирских рек. Бэр со статьей Словцова, опубликованной в 1827 г. в «Московском телеграфе», очевидно, не был знаком. Не ведал, вероятно, Бэр и о книге Словцова «Историческое обозрение Сибири», опубликованной в 1844 г., во втором томе которой он написал буквально следующее: у Енисея «правый берег всегда возвышен, как и у всех сибир­ских рек, текущих по направлению меридианов; и это условие давно разумели мы как последствие суточного круговращения земного шара» (Там же. С. 162).

Любопытны выводы К. Бэра о динамике уровня Каспийского моря. Прикаспийская низменность, по мнению Бэра, вышла из-под уровня моря совсем недавно, и процесс снижения идет быстро. «При устьях Волги, — писал Бэр, — земля так быстро прирастает на счет моря, что тех из окрестных жителей, которые не в состоянии правильно обсудить этих обстоятельств, невозможно разуверить в том, что море беспрерывно понижается и что, наконец, все рыбы останутся на суше» (Бэр, 1856. С. 186—187). В середине и второй половине XIX в. Бэр был не одинок в убеждении о прогрессирующей аридизации Центральной Азии и Каспийского бассейна. Из сборов раковин кардиума, дрейсены Бэр сделал вывод о том, что вода в древнем Каспии была полуморская, полупресная и что «убыль моря проис­ходила не постепенно, как например от испарения, а быстро, вследствие чего некоторое количество землистых частиц было приведено в движение сбывающей водою на всем пространстве волжской долины» (Там же. С. 191). «...убыль Каспийского моря, — писал далее Бэр, — ...была внезапна и насильственна. Я едва понимаю, как могло случиться, что... все писавшие о Каспийском море... или вовсе не обращали никакого внимания на эти памятники прошедшего или, по крайней мере, не придавали им такого значения, которое только одно делает их для меня понятными. Я говорю здесь об удлиненных, почти параллельных холмах, составленных из плотного степного грунта... они до­казывают быстрый и насильственный сток Каспийского моря, который, конечно, мог продолжаться недели и даже месяцы, и что он произошел притом через Кумо-Манычскую низменность... Они по­добны волнам, искусственно сделанным из землистых веществ по образу морских... Все селения, все почтовые станции... построены на буграх... бугры именно и придают всей этой стране ее особенность и составляют в ней характеристическую черту» (Там же. С. 193, 194, 195, 196, 197). Ряды холмов, описанные между устьями Волги и Урала Н.Я. Данилевским, а между Волгой и Кумой — К. Бэром, получили наименование в литературе «бэровских бугров». Гипотеза Бэра об их происхождении за счет катастрофического понижения уровня Каспия не находит подтверждения, но и другой достоверно приемлемой причины образования бугров пока нет. Дискуссия продолжается (Руденко, 1973).

Бэр и Данилевский осмотрели Кумо-Манычскую впадину, на дне которой располагался ряд круп­ных, как Гудило, соленых озер и не было постоянного речного стока, за исключением половодного. На вопрос о возможности прокладки судоходного канала, соединившего бы Азово-Черноморский бассейн с Каспийским, ученые ответили отрицательно, но не по техническим соображениям, а по экономическим. Вся Манычская ложбина была малозаселенной.

В середине XIX в. распространилось мнение о прогрессирующем обмелении Азовского моря. По поручению председателя этот вопрос рассматривался на совете общества. П.П. Семенов сделал док­лад с выводом о том, что «обмеление и уменьшение всего бассейна Азовского моря есть факт, кото­рый подтверждается геологическими и историческими свидетельствами» (Семенов, 1860. С. 50). В

13. История географии

История Географии ^

записке по докладу были сформулированы задачи предполагаемой экспедиции. Предлагалось выяс­нить:

• «какие реки доставляют Азовскому морю наибольшее количество наносов,

• откуда берут они материалы для сих наносов,

• какие пластические образования производят эти наносы при устьях рек (острова, дельты, отмели),

• каким образом овладевает море этими прибрежными наносами и как оно распределяет их по своему дну,

• какое влияние имеют на распределение сих наносов явления физические, не зависящие от воли человека, как-то: морские течения, волнения...» (Семенов, 1860. С. 52).

По поручению Географического общества Бэр исследовал эту проблему и отверг версию о засоре­нии моря балластом, сбрасываемым с судов. Главной причиной, вызывающей обмеление, является вынос твердых наносов Доном и продукты разрушения берегов. Осадконакопление в основном про­исходит близ берегов моря и не вызывает нарушения судоходных глубин.

В 1863—1866 гг. Данилевский занимался изучением состояния рыболовства в Азовском и Черном морях. Для географии наиболее существенным были его «Исследования о Кубанской дельте» (1869). Данилевский выделил несколько фаз в развитии дельты. Первоначально на ее месте существовал залив, который постепенно был отделен от остальной части моря косой, подобной Арабатской стрелке. Образовавшийся обширный лиман заполнялся наносами реки Кубани, миграция русла которой об­разовала причудливую сеть проток и дельтовых озер, называемых лиманами. Ряд лиманов был запол­нен наносами и превратился в плавни. «Засорение Кубанских лиманов и обращение их в плавни идет быстрыми шагами; есть обширные лиманы, в которых несколько десятков лет тому назад ловили рыбу, а теперь косят сено. С течением времени засорение и выполнение Кубанских лиманов неиз­бежно...» (Цит. по: Семенов, 1896. С. 354). Данилевский дал первую классификацию устьев рек, выделив их типы: лиманные, дельты и эстуарии. Труд Данилевского «Исследование о Кубанской дельте» удостоен высшей награды Географического общества — Константиновской золотой медали.

На территории европейской части страны проводились многочисленные геодезические, геологи­ческие, гидрологические, почвенные, землеустроительные и другие исследования, был накоплен обширный фактический материал, послуживший для крупных географических обобщений, одним из которых явилась «Гипсометрическая карта Европейской России» (1889), составленная Алексеем Ан­дреевичем Тилло (1839—1900) на основе учета более 51 тыс. высотных точек. Карта сопровождалась текстом «Орография Европейской России на основании гипсометрической карты». На карте были выделены четыре группы возвышенностей: Прикавказья (Ставропольская), Среднерусская, Приволж­ская и Приуральская, разделенные низменностями: Прибалтийской, Приднепровской, Окско-Дон- ской и Заволжской. Тилло не без основания говорил, что география тогда только выходит из младен­ческого состояния, когда основою ей служит топография.

Находясь на воинской службе, Тилло очень тесно сотрудничал с Географическим обществом и был одним из его руководителей. В 1894 г. он возглавил большую комплексную экспедицию для исследова­ния истоков важнейших рек Европейской России. Ее результаты опубликованы в 22 выпусках. Среди его публикаций основанные на кропотливых расчетах материалы о распределении земного магнетизма, о колебаниях уровня воды в реках, о средних высотах суши и средних глубинах моря, о распределении температуры и атмосферного давления, карта длины и падения рек, атлас распределения атмосферных осадков на речных бассейнах Европейской России и др. Л.С. Берг писал о Тилло весьма уважительно как об ученом и что он отличался верностью данному слову и большой аккуратностью в работе.

Исследования в Сибири и на Дальнем Востоке

Одним из важнейших путешествий в регионе была экспедиция Р. Маака. О ней речь была выше. С образованием в 1851 г. Сибирского отдела ИРГО он стал служить организующим и методи- 195 Часть II. История новой географии

ческим центром большинства экспедиций для изучения производительных сил этой территории. Позже появилась сеть отделов; были образованы Западно-Сибирский отдел в 1877 г., Приамурский в Хабаровске в 1894 г. и Якутский в 1913 г. Особое внимание исследователей привлекали районы Прибайкалья, Забайкалья, Уссурийского края, реже — северные районы.

В 1849—1852 гг. в юго-восточной части Сибири работала топографическая экспедиция под на­чальством Н.Х. Ахте. Ее результатом стали новые карты Байкала (1850) и Забайкалья (1852). Учас­тником экспедиции горным инженером Н.Г. Меглицким были выявлены месторождения свинца и серебра.

В 1855—1859 гг. в Забайкалье проводила изыскания экспедиция Л.Э. Шварца, в качестве астроно­ма участвовавшего в экспедиции Ахте. По материалам экспедиции Шварц составил подробную и точ­ную карту южной части Восточной Сибири. На ней, в частности, появился новый хребет с альпийс­кими формами рельефа. Он был назван по фамилии одного из топографов — поручика И.С. Крыжи- на. Натуралист Г.И. Радде на лодке совершил круговой объезд Байкала и выявил ряд неизвестных до того времени организмов. С именем Радде связано изучение озера Гусиного, восхождение на высшую точку Саян — гору Мунку-Сардык (3492 м), установление асимметрии ее склонов по крутизне и по особенностям распределения растительности. Им открыт и первый ледник на Восточном Саяне.

В 1862 г. в Восточную Сибирь прибыл молодой выпускник пажеского корпуса, пренебрегший придворной карьерой князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842—1921) и включился в исследование малоизученного края. Первое его путешествие было совершено в 1863 г. по Шилке и Амуру вплоть до его низовий. Весной следующего года Кропоткин пересек Большой Хинган и прошел маршрутом практически инкогнито по Маньчжурии, обнаружил и впервые описал два конуса потухших вулка­нов. Летом и осенью Кропоткин обследовал берега Амура, Уссури и Сунгари до города Гирина.

В 1865 г. П.А. Кропоткин работал в Южном Прибайкалье и на Восточном Саяне. В Тункинской котловине он обнаружил два вулканических конуса и лавовый покров, извергнутый ими в четвертич­ный период. Лавовое плато им описано в верховьях реки Оки (приток Иркута), выявлены горячие минеральные источники, свидетели неспокойных недр. На Окинском плато Кропоткин отметил следы древнего оледенения.

В 1866 г. Кропоткин совместно с биологом И.С. Поляковым проложил маршрут от Олекмин- ско-Витимских золотых приисков до Читы с целью отыскания удобного скотопрогонного пути. Были обследованы Патомское нагорье и один из его хребтов, позже названный В.А. Обручевым именем Кропоткина, систему крутостенных хребтов (конюхи говорили, что они взбираются, чтобы «богу прошение подавать»), названных Кропоткиным Делюн-Уранским, Северо-Муйским и Южно-Муй- ским, Витимское плоскогорье. Путевые впечатления и данные других исследователей позволили Кропоткину создать новое, более совершенное представление об орографии Азии. Были получены новые свидетельства о былом оледенении Забайкалья. Кропоткиным были высказаны также ориги­нальные мысли о происхождении .Байкальской котловины.

В 1865 г. в Забайкалье и на Витимском плоскогорье работал горный инженер И.А. Лопатин, обнаруживший следы проявления недавнего вулканизма и формы, связанные с широким развитием вечной мерзлоты. В 1867—1868 гг. Лопатин провел комплекс геологических исследований на Саха­лине. В 1871 г. Лопатин продолжил изучение трапповых покровов Среднесибирского плоскогорья, начатое Чекановским, пройдя вверх по реке Подкаменная Тунгуска на протяжение 600 км.

С 1869 г. горно-геологические и географические исследования в Восточной Сибири проводил Александр Лаврентьевич Чекановский (1833—1876), сосланный в Сибирь в связи с польским восста­нием 1863 г. По ходатайству академика Ф.Б. Шмидта Чекановский был определен в распоряжение Сибирского отдела Географического общества. По заданию отдела с 1869 г. им выполнен ряд марш­рутов по Иркутской котловине, Прибайкалью, по Восточным Саянам. Но наиболее значительные результаты им получены при изучении бассейнов рек Нижней Тунгуски и Оленека. В течение трех

История географии 1%

лет (1872—1875) им впервые в деталях были описаны лавовые покровы Среднесибирского плоскогорья со столообразными формами рельефа, разделенными террасистыми уступами речных долин, которые в свою очередь связаны с выходами слоев изверженных пород, выявлены мес­торождения ряда полезных ископаемых. По утверждению Ф.Б. Шмид­та, экспедиция Чекановского была «самая богатая геологическими результатами, которые когда-либо действовали в Сибири» до того вре­мени. В низовье Оленека Чекановский обнаружил и сохранил для потомков могилу супругов Прончищевых, отдавших жизни изучению Севера. В районе устья реки Лены Чекановским выделены два асим­метричных хребта; ныне эти куэстовые гряды носят имена Про'нчище- ва и Чекановского. Жизнь Александра Лаврентьевича завершилась тра­гически. Освобожденный по амнистии в 1875 г. он выехал в Петер­бург, приступил к обработке собранного огромного материала, но во время приступа психической болезни осенью следующего года покон­чил с собой.

Младший товарищ Чекановского Иван Дементьевич (Ян Доменик) Черский (1845—1892), также оказавшийся в Сибири не по своей воле, получил азы науки о полевых исследованиях от Г.Н. Потанина, Чека­новского и других путешественников. С 1873 г. он провел комплекс исследований на Байкале и Прибайкалье, наладил наблюдения над изменением уровня озера на отдельных ее участках, что позволило су­дить о разнохарактерных тектонических движениях, составил геологи­ческую карту береговой полосы озера и опубликовал подробный отчет о выполненных исследованиях. Данные исследований Черский исполь­зовал при составлении двух томов дополнений к «Землеведению Азии» К. Риттера.

В 1885 г. Черский по поручению Академии наук провел геологи­ческие наблюдения вдоль Сибирского тракта, выделил два высотных уровня местности: к востоку от долины Енисея и к западу от нее.

Рис. 34. Александр Лавренть­евич Чекановский (1833—1876)

Рис. 35. Иван Дементьевич Черский (1845—1892)

В течение пяти лет Иван Дементьевич с семьей жил в Петербурге, обрабатывал материалы своих сборов, палеонтологические коллекции других исследователей. В 1891 г. по собственному почину Черский возглавил Колымскую экспедицию академии. Кроме него, в состав экспедиции входили жена, верный спутник ряда путешествий, Мавра Павловна, и 12-летний сын Александр. Трудный путь через всю стра­ну, Якутск, Оймякон... В сентябре 1891 г. добрались до Верхне-Ко- лымска. Перенесенный грипп и тяжелая зимовка подорвали здоровье руководителя экспедиции. И тем не менее с началом навигации Черс­кий на лодке отправился вниз по Колыме, описывая геологические обнажения по ее берегам. Когда силы стали покидать, основную рабо­ту взяла на себя Мавра Павловна. Нельзя не удивляться мужеству и верности долгу этих людей. Чув­ствуя, что болезнь приобрела необратимый характер, Черский подготовил завещание. Вот его содер­жание: «В случае моей смерти, где бы она меня ни застала, экспедиция под управлением моей жены Мавры Павловны Черской должна все-таки ныне летом непременно доплыть до Нижне-Колымска, занимаясь главным образом зоологическими и ботаническими сборами и разрешением тех из геологи­ческих вопросов, которые доступны моей жене. Иначе, если экспедиция 1892 г. не состоялась бы в случае моей смерти, Академия должна потерпеть крупные денежные убытки и ущерб в научных резуль-

197 Часть II. История но&ой географии

татах; а на меня, вернее, на мое имя, до сих пор еще ничем не запятнанное, ложится вся тягость неудачи. Только после возвращения экспедиции обратно в Средне-Колымск она должна считаться оконченной. И только тогда должна последовать сдача остатков экспедиционной суммы и экспедици­онного имущества» (Цит. по: Шумилов, 1998. С. 158). 7 июля 1892 г. Ивана Дементьевича не стало. Мавра Павловна выполнила оставшуюся программу экспедиции, доставила в Иркутск ее материалы и собранные коллекции, передала их и нерастраченные деньги ответственному за геологические работы в Сибири Э.В. Толлю... Как хотелось бы, чтобы смысл этого деяния Черских дошел до сознания тех, кто устраивается в науке, а не живет для науки!

М.П. Черская вернулась в Петербург, потом перебралась к родственникам в Витебск. Последние годы, 1936—1940, она прожила в Ростове-на-Дону. Ее сын Александр Черский стал, как и отец, путешественником-зоологом, работал на Дальнем Востоке, погиб на Командорских островах.

Между реками Индигиркой и Колымой Черский на маршрутной карте наметил начало трех неиз­вестных горных цепей. Описанные в 1927 г. С.В. Обручевым, они составили ныне всем известный хребет (точнее, нагорье) Черского.

Среди польских ссыльных добрую память в изучении Сибири оставили Бенедикт Дыбовский и Вик­тор Годлевский. Они тщательно исследовали органическую жизнь Байкала, установили ее видовое богатство и эндемичность. Ими определены основные экологические параметры озера, включая глу­бину озера, температуру и плотность воды на всех горизонтах. Дыбовский и Годлевский провели зоо­логические исследования Амура и Уссури. И когда поступила весть о долгожданной амнистии, Дыбов­ский добился разрешения на дальнейшее проведение исследований в Сибири и отправился на Камчат­ку. На родину, точнее, во Львов, Дыбовский вернулся лишь в 1884 г. и дожил до глубокой старости.

В 1889—1898 гг. в ряде районов Южной Сибири работал геолог Владимир Афанасьевич Обручев (1863—1956). Вместе с горными инженерами А.П. Герасимовым и А.Э. Гедройцем он существенно уточнил орографический облик Забайкалья. Были обследованы и положены на карту хребты Яблоно­вый, Борщевочный, Черского и ряд других, до того не известных. Обручев выявил следы четвер­тичного оледенения, высказал собственный взгляд на проблему происхождения Байкальской котло­вины по типу грабена. Эта гипотеза была поддержана одним из крупнейших ученых того времени Эдуардом Зюссом и вплоть до последней четверти XX в. была основной, пока не появились данные о рифтогенных процессах в байкальской зоне. >

В 1898 г. на Витимском плоскогорье Герасимов обнаружил два вулканических конуса, свидетели извержений четвертичного времени. Они получили имена Обручева и Мушкетова.

В 1853 г. академией на Дальний Восток был направлен Л.И. Щренк. До Камчатки он добирался на фрегате «Аврора», потом на другом судне до залива Де Кастри. В 1854 г. он прибыл в Никола- евск-на-Амуре. Познакомился с исследователями Сахалина Бошняком и Рудановским. Сам побы­вал на Сахалине. Потом он исследовал бассейн реки Гирин и вернулся к заливу Де Кастри. На следующее лето Шренк и ботаник Максимович поднялись по Амуру до устья Уссури. Зимой 1856 г. Шренк вновь направился на Сахалин, вышел к реке Тымь, описал маршрут и жизнь орочей и 12 марта с богатыми коллекциями вернулся на Амур, в Николаевск. В том же году Шренк вернулся в Петер­бург, подготовил описание путешествия, изданное на немецком языке в 1858—1895 гг. Он написал первую книгу по гидрологии Охотского и Японского морей. Его «Очерк физической географии Севе- ро-Японского моря» был удостоен золотой медали Географического общества.

Первым русским путешественником, поднявшимся в 1855 г. вверх по реке Уссури, был К.И. Мак­симович. В 1855 и 1859 гг. в Приамурье и Уссурийском крае работал Р.К. Маак, исследовал природу хребта Хехцир. Обстоятельные исследования Приморья в 1857—1859 гг. провел М.И. Венюков. Он не только прошел по Уссури, но и от ее истоков перевалил через хребет Сихотэ-Алинь, вышел к берегу моря и тем же путем возвратился.

Но самым замечательным по результатам стало путешествие по Уссурийскому краю Николая Михайловича Пржевальского (1839—1888). Имя и дело Пржевальского занимает особое место в исто-

рии путешествий и географических открытий. Рано оставшегося без отца Пржевальского в детстве опекал его дядя, брат матери, страстный охотник. С ним вместе мальчик многократно бродил по окрестностям родового имения на Смоленщине, пристрастился к охоте, и это, очевидно, сыграло немаловажную роль в выборе жизненного пути великого путешественника. Когда учился в Академии Генерального штаба, выполнил курсовую работу «Военно-статистическое обозрение Приморского края». Преподавал историю и географию в Варшавском юнкерском училище. Там подготовил учеб­ное пособие по географии. И мечтал о путешествии в Центральную Азию. С этой мыслью и подроб­ной разработкой плана в 1866 г. он прибыл в Географическое общество за поддержкой. Вот как об этом записано в отчете П.П. Семенова о полувековой деятельности общества. «Достаточно было поговорить с этим человеком, чтобы убедиться, что в предприимчивости, энергии и отваге у него не было недостатка. Страстный охотник, он очевидно был и хорошим орнитологом, да и вообще обна­руживал большую склонность к естественноисторическим наукам, ...но никаких научных заслуг в области географических наук за ним тогда не было... П.П. Семенов советовал молодому будущему путешественнику прежде всего испытать свои силы на обследовании... мало известного края... а именно Уссурийского. При этом П.П. Семенов обещал Н.М. Пржевальскому, что если он испол­нит свою задачу вполне удовлетворительно и проявит свои таланты как путешественник и естество­испытатель, то Отделение физической географии уже позаботится о его снаряжении в экспедицию в Центральную Азию» (Семенов, 1896. С. 214).

П.П. Семенов снабдил Пржевальского лестной характеристикой в адрес генерал-губернатора Восточной Сибири М.С. Корсакова, и экспедиция состоялась. Два с половиной года провел Прже­вальский на Дальнем Востоке. Со студентом Ягуновым он спустился по Амуру, обследовал хребет Хехцир, поднялся по Уссури до озера Ханка, берега которого он посетил дважды, по береговым кручам прошел от залива Посьета до залива Ольги, пересек Сихотэ-Алинь и вернулся на Уссури. Собраны сотни экземпляров растений, чучел птиц, составлена маршрутная съемка, подготовлен содержательный дневник с подробными характеристиками природы, в частности с результатами на­блюдений за зверями и птицами, с описаниями жизни и быта гольдов, орочей, корейских и китай­ских колонистов. Много сведений Пржевальский почерпнул из общения с аборигенами.

Возвратившись в Петербург, в 1870 г. за свой счет Пржевальский издал труд «Путешествие в Уссурийском крае», свидетельствующий о самобытности естествоиспытателя и путешественника, о несомненном даре литературной записи об увиденном. Пржевальского поражало многообразие прояв­лений природы («...Хехцирский хребет представляет такое богатство лесной растительности, какое редко можно встретить в других даже более южных частях Уссурийского края») (С. 51). Пржевальс­кий не только фиксирует богатство природы, но и оценивает ее с точки зрения колонизации края («Вообще Ханкайские степи есть самое лучшее во всем уссурийском крае место для наших будущих поселений. Не говоря уже про плодородную, черноземную и суглинистую почву, не требующую при том особенного труда для первоначальной разработки, про обширные, прекрасные пастбища, — важ­нейшая выгода заключается в том, что степи не подвержены наводнениям, которые везде на Уссури делают такую огромную помеху земледелию») (С. 73). Как ученый, Пржевальский видит взаимосвязь природных компонентов («Такой особенный характер климата обусловливает и особенный склад при­роды Уссурийского края, представляющей в растительном и животном мире оригинальную смесь се­верных и южных форм») (С. 218). С уважением относился Пржевальский к коренному населению («...добродушный от природы нрав этого народа ведет к самой тесной семейной связи: родители горячо любят своих детей, которые со своей стороны платят им такой же любовью») (С. 87). И как нелицеп­риятно выглядели русские первопоселенцы (рыбы и мяса в Уссури полно, но большая их часть «до­вольствуется шультой и бурдуком, т.е. такими яствами, на которые нельзя без омерзения и взглянуть свежему человеку. Результатами такой ужасающей нищеты являются, с одной стороны, различные болезни, а с другой — крайняя деморализация населения, самый гнусный разврат и апатия ко всякому честному труду...») (С. 45). В лице Пржевальского география обрела одного из умнейших и честней­ших исследователей.