§ 3. Агностицизм

Существовала и сейчас отчасти существует концепция, принципиаль­но отрицающая возможность познания мира, — агностицизм (греч. agnostos — непознаваемый). В античности представители этого направ­ления назывались скептиками. Пиррон, Тимон и другие мыслители вы­двинули так называемые тропы (доказательства), опровергающие воз­можность достижения каких-либо истинных знаний. Во-первых, тропы, основывающиеся на недостоверности наших чувств: то, что из­далека кажется круглым, при приближении выглядит квадратным, стекло прозрачно, а при измельчении мутно, трезвому видится одно, а пьяному другое, и т.д.; во-вторых, тропы, основывающиеся на огра­ниченности разума: впадение в бесконечный регресс или замкнутый круг — то, что мы используем для объяснения, само нуждается в объ­яснении, ни один этап объяснения нельзя считать окончательным, ибо возникают вопросы, откуда взялся этот этап и что его породило, и так до бесконечности.

В XVIII в. появилось обоснование философской теории агности­цизма. Юм в своей книге «Трактат о человеческой природе» (1748) утверждал, что для философии вопрос о том, кто вызывает в нас ощу­щения — материальные объекты или Бог, остается открытым. Мы не можем вылезти из собственной кожи и убедиться в том, что что-то существует помимо нас, проще и умнее встать на позиции агностициз­ма — мы не знаем источника наших ощущений и соответственно наших знаний и не можем знать. В качестве еще одного доказательства невоз­можности объективных знаний Юм выдвигал собственное опроверже­ние закона причинности. Наличие причинных связей недоказуемо, так как то, что считают следствием, не содержится в том, что считается причиной, логически из нее не выводимо и непохоже на нее. То, что следует после, не является следствием, это просто результат привычки. Ночь следует за днем, но никто не считает день причиной ночи. Искра поджигает порох, но сгоревший порох не имеет ничего общего с искрой, так же как растаявший снег не имеет ничего общего с солнечными лучами. Просто люди привыкли к этим эффектам и явлениям и верят, что между ними есть причинные связи, хотя логически доказать этого нельзя.

Канта, чьи взгляды в большой степени формировались под влияни­ем философии Юма, также считали агностиком за его учение о вещи-в-себе. Кант полагал, что мы видим мир не таким, каков он есть на самом деле, а таким, каким он нам является. А является он нам всегда преломленным через наши чувства, через разум, через язык, искусство, т.е. через культуру. И мы не можем знать другого мира, независимого от разрешающих способностей нашей психики, от нашей культуры. Мир такой, каков он сам по себе, есть лишь некая идея, непостижимая вещь-в-себе. Мир, являющийся нам, такой, потому что мы такие. Это учение Канта поставило глубокую философскую проблему, которую нельзя свести к ограниченной проблематике агностицизма.

§ 4. Иррационализм

Представители иррационализма (Шопенгауэр, Бергсон и др.) считали, что можно преодолеть кантовский запрет на познание вещи-в-себе. Человеку дана возможность видеть и воспринимать мир таким, каков он сам по себе. Воспринять непосредственно, поверх культуры, с помо­щью интуиции, мистического видения, особой сверхчеловеческой про­ницательности. У Канта такая способность оставлена только Богу, иррационалисты полагают, что такой способностью обладает гений. Обычный человек, согласно Шопенгауэру, смотрит на мир с точки зре­ния пользы, и для него мир распадается на ряд предметов, которые можно использовать или отбросить как бесполезные; можно сказать, что разум любого нормального человека устроен, подобно ситу. И толь­ко гений, поднятый силой духа, не позволяет, чтобы его сознанием овладело абстрактное мышление, категории разума. Он отдается созер­цанию, всецело погружаясь в него, наполняя сознание покойным виде­нием предстоящего объекта природы, теряется в этом предмете, забы­вает свою индивидуальность, свою волю, свои утилитарные практичес­кие интересы, становится «чистым субъектом», ясным зеркалом объек­та. В таком созерцании кажется, что существует только предмет и нет никого, кто бы его воспринимал, нельзя отделить созерцающего от созерцания, они сливаются в одно. И тогда то, что познается, представ­ляет собой уже не отдельную вещь, а идею, вечную форму.

Шопенгауэр в своей работе «Мир как воля и представление» (1818) описывал то, что в индийской философской традиции называется ме­дитацией. Созерцание — это умное видение, видение сущности, формы, приобщение к бытию. Сущность гения состоит в преобладающей спо­собности к такого рода созерцанию, и так как последнее требует полно­го забвения личности (ее корыстных интересов, эгоизма, преследова­ния пользы, выгоды), то гениальность есть не что иное, как полнейшая объективность. Только гению и только в сфере искусства доступно истинное познание мира.

Подобным же образом Бергсон сто лет спустя в книге «Творческая эволюция» (1907) писал, что Кант в своей философии руководствовал­ся только категориями рассудка и разума, т.е. интеллекта, но человечес­кий дух шире интеллекта, он включает в себя еще и способность интуи­ции, которую Бергсон определил как особый род интеллектуального вчувствования или симпатии, посредством которого мы проникаем внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нем есть единственного и невыразимого. Интеллект — это формальное познание, понятия и зако­ны — это моментальные снимки с движущихся предметов, но на сним­ках они выглядят застывшими и неподвижными, не такими, как в ре­альной жизни. Интеллект имеет дело с. расчлененной, застывшей в однородном пространстве материей, т.е. с искусственным миром, который сам же конструирует. Интуиция постигает мир в его живом разви­тии. Интеллект занимается анализом, он без конца умножает количе­ство точек зрения на предмет, чтобы дополнить вечно неполное пред­ставление, которое все равно остается чисто внешним описанием, по­скольку имеет дело с тем, что можно разложить на части, типизировать. Но живое не раскладывается на части и не типизируется. Так, каж­дый человек неповторим и своеобразен, и познать его можно только интуитивно, почувствовать его душу, а интеллект может описать чело­века лишь внешне: рост, вес, цвет волос и т.д. Человек привык жить внешней жизнью, не чувствуя в себе могучих инстинктивных сил, до­веряя науке и тем, кто говорит от ее имени. Интуиция у современного человека — это крохотный огонек, горящий в ночи, в которой оставляет человека интеллект. Только искусство, произведения гения являют нам, согласно Бергсону, яркий пример могущества интуиции, пример подлинного и глубокого познания мира.