1 Кпсс в резолюциях. Т. 4. С. 368-369.

² Там же.

3 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы: в 5 т. Т. 1. Май 1927- ноябрь 1929. М., 1999. С. 71.

Пожалуй, скот не успеют забрать, потому что крестьянин го­нит последнюю корову на рынок, так как кормить ее нечем.

Короче говоря, в нашей местности возвращен 1921 г. Мы, крес­тьяне, обращаемся к правительству с просьбой дать нам ответ и разъяснения. Нужны ли государству в будущем хлеб и сырье? Из чего государство будет брать налог в будущем, так как хлеба нет, скот уничтожается, а главное — желание трудиться у крестьян отнято на несколько лет вперед»¹.

В то время письма граждан разными путями еще доходили до правительство. Редакция «Крестьянской газеты» переслала пись­мо Коцеенко на имя А.И.Рыкова. Председатель СНК СССР тов. Рыков поручил срочно расследовать указанные в письме факты и о результатах сообщить ему. Из Уральского облисполкома ответи­ли, что в отдельных случаях имели место известные перегибы и грубые искривления линии партии и правительства, а в основном все было правильно и нарушения основ экономической политики Советской власти не было².

Более содержательное письмо поступило в 1928 г. в адрес Рыкова от комсомольца Ф.Черепанова из земельного обще­ства «Заря» Лобановского сельсовета Арык-Балыкской волости Кокчетавского уезда Акмолинской области Казахстана. Он сооб­щал о неблагоприятных для сельского хозяйства погодных усло­виях 1927 г., поэтому сбор зерновых культур был очень низкий. Беднякам и маломощным середнякам хлеб для личного пользова­ния приходилось покупать на рынке, в результате чего цены на него к осени того же года поднялись в 2 раза.

1 Гарф. Ф. 5446. Оп. 89. Д. 11. Л. 106 (обратная нумерация).

² Там же. Л.102.

Когда началась хлебозаготовительная кампания, то на рын­ках хлеба не стало. На дорогах между отдельными селами были поставлены посты, которые не пропускали хлеб в неурожайные районы. Ввиду этого хлеб невозможно было купить ни за какие деньги. Зажиточные середняки по низкой цене хлеб продавать не хотели, а по высокой — боялись. Беднота понимала заготовитель­ную кампанию как заготовку хлеба кооперативами, крестьянски­ми комитетами и кредитными товариществами по твердой цене с целью снижения цен на рынке. Предполагали, что после заго­товки хлеб будут продавать бедноте, поэтому неимущие крестьяне принимали участие в выявлении хлеба у крупных и мелких держа­телей. Налогом, самообложением и займом государство заставило зажиточных крестьян вывезти часть хлеба на рынок, в результате цены на хлеб снизились. Беднота, видя это, говорила, что мало жмут кулаков, надо еще нажать посильнее, чтобы они не зазнава­

лись. Но бедняки радовались недолго. Заготовленный хлеб власти вывезли на Айдабулинский винокуренный завод. Хлебозаготовки приостановились, а цены на хлеб вновь быстро поднялись, и негде его было достать. Приходилось поклониться кулакам, у которых еще сохранились некоторые запасы. Однако те много продавать его не спешили.

«В настоящее время, — продолжал Ф.Черепанов, — положение бедняков крайне тяжелое. Напоминает времена продразверстки 1921 г. Цена за пуд хлеба дошла до 38 руб. У нас в селе Лобановском наблюдается голодовка, люди болеют цингой.

Население всего уезда настроено против Советской власти и партии. Осталось поджечь, и народ пойдет на что угодно, не счи­таясь с жизнью»¹.

В 1928 г. на местах с целью выполнения государственных за­даний по дополнительному сбору зерна производились обыски в крестьянских хозяйствах. О вреде такого рода мероприятий по поиску спрятанного у сельчан хлеба написал в СНК СССР член Щучанской районной ревизионной комиссии Челябинского ок­руга Уральской области учитель А.Лесников. Местное руководс­тво направило его как члена сельского совета участвовать в хле­бозаготовках.

«Каково же было мое удивление, — писал Лесников, — когда мы стали заходить к маломощному середняку. Во дворе бегавшие там дети с плачем забежали в дом. Встревоженные хозяева, в большинстве женщины, пытались уверить нас, что поиски будут напрасны, поскольку повальный обыск был вчера, что они на еду-то уже не имеют. Но главный в комиссии дал распоряжение об обыске. Начали просматривать по нескольку раз амбары, подпо­лье. К ужасу детей проверяли кровать, на которой они забились под одеяло. Во дворе копали ямы. Когда уходили, нас спрашива­ли, неужели за вами будет еще комиссия, ведь уже измотали нас обысками. За два дня перед этим в деревне после обыска повесил­ся старик. Его сын показал комиссии все запасы. На 14 человек им оставили 2 пуда хлеба. 80-летний человек решил, что он будет лишним ртом...

Меня больше всего волнуют дети. Какое у них будет представ­ление о Советской власти, когда от одного появления ее предста­вителей в доме страх и слезы. Какое представление будет у них об учителях, которых посылают на «заготовительную» работу?»²

Однако к «голосу мест» мало кто прислушивался, поскольку правительственные ведомства были заняты «борьбой» с «вреди­телями» в собственных рядах. В аппарате Наркомата земледелия РСФСР и других ведомствах проводилась очередная чистка совет­ских служащих по социальному признаку. Специалисты, имевшие 10-летний стаж работы, увольнялись за то, что «происходили из духовного сословия, из белых офицеров» и проч. Им выдавался так называемый «волчий билет», с которым практически невоз­можно было трудоустроиться¹.

За произвол, творимый в деревне, недовольство народа обраща­лось против советских служащих, а главные виновники — Сталин и Политбюро ЦК оставались в тени. Они вскрывали ошибки, обви­няли в искажении политики партии. «Советские служащие, — пи­сали люди в своих жалобах, — это наемные строители социализма, большая часть которых оторвалась от масс и обюрократилась и вполне заслуживает название "лакированных коммунистов"», как выразился тов. Сталин на активе московской организации 13 ап­реля 1928 г. ...Они подорвали доверие крестьянских масс и пар­тии. Таких коммунистов крестьяне ненавидят и не верят им»².

27 июня 1928 г. на имя председателя Совнаркома СССР Рыкова поступило критическое письмо от его хорошего знакомого Т.С.Трегубова из села Вересоч Нежинского округа Черниговской губернии УССР. Он писал: «Алексей! Получивши от Ленина такое богатство, в смысле экспериментов, ты со своим фальшивым ап­паратом ведешь страну к гибели. Я прошел по службе Северный Кавказ, Сибирь и Украину и вижу только враждебное отношение к Советской власти, но скрытое. ...Мы, старые революционные ра­ботники, разучились понимать друг друга, а от этого только стра­дает Советская власть, так как видя в ней тот же аппарат монар­хизма, все боятся говорить правду. А ты знаешь, что мы, старые революционные работники, должны идти в лес и создавать новую революцию»³.

¹ Там же. Л. 98.

- Там же. Л. 96. Из заключительной части письма комсомольца Ф.Че­репанова (Кокчетавский уезд, Актюбинская область, Казахстан). ³ Там же. Д. 9. Л. 5-6.

Деревня уже не могла обеспечивать города хлебом и другими продуктами. Продовольственная проблема в стране нарастала. Чтобы предотвратить надвигавшийся голод, правительство во главе с Рыковым неоднократно ставило вопрос об импорте хле­ба из-за границы, который нам предлагали в виде долгосрочного кредита. Сталин и его окружение не соглашались тратить валюту

на покупку хлеба. В своей речи о правом уклоне в ВКП(б) на пле­нуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 г. Сталин сказал: «...лучше нажимать на кулака и выжать у него хлебные излишки, которых у него не мало»¹. При этом он ссылался на то, что валюта нужна была для закупок промышленного оборудования.

Хлебный кризис в стране подталкивал власть к скорейшей коллективизации сельского хозяйства. В резолюции XVI конфе­ренции ВПК(б), проходившей 23-29 апреля 1929 г., было сказано, что «должны быть созданы общества содействия коллективиза­ции земледелия. Должна быть широко поддержана инициатива рабочих в деле посылки рабочих бригад в деревню, оказывающих помощь бедняцкому и середняцкому хозяйству, содействующих коллективизации сельского хозяйства и укрепляющих бедняцко-середняцкий союз в его борьбе против кулачества»².

Коллективизация аграрного сектора экономики сопровождалась усилением государственных заготовок. По решению Секретариата ЦК ВКП(б) для ускорения хлебозаготовок осенью 1929 г. в регио­ны были командированы работники центрального аппарата: на Северный Кавказ— 100, в центральные районы страны— 100, в Башкирию — 20 человек. Директива ЦК от 26 октября того же года обязывала парторганизации Украины, ЦЧО, Средней и Нижней Волги, Крыма, Татарской республики, Урала и других закончить вы­полнение годового плана хлебозаготовок к 1 декабря. Через 3 дня Сталин направил персональные директивы секретарям Западно-Сибирского, Казахстанского и Северо-Кавказского крайкомов пар­тии: Эйхе, Голощекину и Андрееву. Он обязал их мобилизовать все силы местных партийных советских и хлебозаготовительных орга­низаций на выполнение ударной задачи — завершить государствен­ные заготовки хлеба не позднее 1 января³.

Хлебозаготовительная кампания оставила без хлеба не только кулака, середняка и бедняка, но и только что созданные колхозы и совхозы. Несмотря на это, Сталин в своей статье «Год великого пе­релома», опубликованной в «Правде» 7 ноября 1929 г., заявил, что «страна через каких-нибудь 3 года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире.

¹ Сталин ИВ. Соч. Т. 12. С. 92-93.

⁸ КПСС в резолюциях. Т. 4. С. 222.

³ Трагедия советской деревни. Т. 1. С. 736-737, 740.

¹ Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 132.

...В колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами»⁴.

Сверхоптимистические заявления были нужны Сталину, чтобы начать ликвидацию кулацких хозяйств и осуществить в кратчай­шие сроки насильственную коллективизацию в деревне. История не знала подобных масштабов разгрома аграрного сектора, яв­лявшегося основой всей экономики страны, так как пострадали не только крепкие хозяйства, но большинство середняцких и бед­няцких. Со дня основания колхозов они облагались непосильным налогом, поскольку во время государственных заготовок из кол­лективных хозяйств изымалось от 31, 5% (1930 г.) до 36% (1932 г.) валового сбора. Оставшейся сельхозпродукции было недостаточ­но для восстановления и развития их производственной базы. В большинстве коллективов оплата труда была символической, что лишало людей заинтересованности в повышении его произ­водительности, расширении посевных площадей, повышении урожайности зерновых и других культур, улучшении животно­водства. Правительство считало, что сельчане способны прожить за счет своего приусадебного участка.

Жизнь в деревне становилась невыносимой. Многие семьи бросали все имущество, скот, дом с постройками и бежали в горо­да, на промышленные стройки.

В 1929 г. государственные закупочные цены на зерно и другую сельскохозяйственную продукцию снизились, а натуральные денежные налоги с крестьянских хозяйств возросли в 2-3 раза. Такие меры приводили к разорению крестьянских хозяйств, которые превращались в нерентабельные. В стране назревал продовольственный кризис, росла безработица и недовольство людей политикой властей. Об этом свидетельствуют многочис­ленные письма, направленные в те годы руководителям страны: Сталину, Рыкову, Калинину и другим. В них открыто говорилось о произволе советско-партийной бюрократии, о нарушении гражданских прав, об ухудшении материального положения. Например, безработный И.Г.Натаров в своем письме на имя Рыкова спрашивал главу советского правительства: «...Через сколько лет приблизительно окончится безработица, этот лю­тый враг рабочего класса?»¹.