Глава третья

Масштабы и оценка нормального детского развития

Ранняя диагностика патогенных факторов, прогноз и профилактика

В официальных психоаналитических институтах на занятиях по детскому анализу рассматриваются исключительно терапевтические задачи в отношении психически больных детей. На них будущего детского аналитика учат реконструировать самое раннее прошлое своего пациента и определять связь между симптомами и их истоками. Но он оказывается без инструмента, когда надо оценить будущее воздействие патогенных влияний, определить дальнейшее психическое развитие ребенка, предсказать направление этого развития, определить, как следует вмешаться во внешние обстоятельства жизни ребенка, как проконтролировать воспитательную деятельность родителей или просто организовать взаимодействие с ними с целью предотвращения невротического, психотического и диссоциального развития их ребенка. Переход от терапии к применению теории в вопросах воспитания предполагает, что одновременно с этим в центре внимания вместо патологии окажется норма. В последние десятилетия изучение нормальных процессов при помощи психоанализа достигло больших успехов, что обусловлено, в первую очередь, достижениями в области психоаналитической детской психологии (работы X. Гартмана и Э. Криза). Понятие нормы начинает играть особенно важную роль во взрослом анализе и всегда подвергается дискуссии, когда речь заходит об оценке успеха анализа ("нормальная" работоспособность и сексуальная состоятельность). Детский же аналитик, наоборот, начиная со своей первой встречи с пациентом интересуется именно нормой, т. е. нормальным или отклоняющимся от нормы состоянием развития ребенка.

Еще в одной из своих ранних работ о значении индикации для детского анализа (1945 г.) я сделала попытку собрать воедино материал о том, на основе чего определяется необходимость ребенка в лечении, и показать, как исходя из либидоносной фазовой последовательности с одной стороны, и темпов развития инстинкта с другой, может оцениваться по своему возрастному состоянию (раннему или позднему созреванию) "Я" и "Сверх-Я". Правда, то, что диагностику удается узнать по этому поводу, имеет отношение, в первую очередь, к прошлому пациента и к его патологии, и только совсем незначительно освещает нормальные процессы развития. К сожалению, насколько инфантильные конфликты и основанные на них компромиссные решения могут стать очевидными, настолько же пока остаются в тени процесс приспособления ребенка к внешнему миру, его жизнеспособность и перспективы на будущее.

Перевод внешней реальности на реальность психическую (внутреннюю)

Так как родители и воспитатели доверяют детскому аналитику, они ждут от него ответа на бесчисленное количество вопросов. И тот факт, что большинство проблем воспитания имеет отношение к нормальной повседневной семейной или школьной жизни, не является основанием для того, чтобы перекладывать ответственность за их решение на аналитически неграмотных лиц — воспитателей детских садов, учителей, детских врачей, медицинских сестер и т. п. Наоборот, при детальном рассмотрении становится очевидным, как много при правильном применении может дать психоаналитическая теория для разрешения самых различных вопросов.

Таким образом, решение о том, стоит ли молодой матери самостоятельно ухаживать за своим младенцем, навредит ли она его развитию, обратившись за помощью к няне, является ли жизненно важным не разлучаться с ним, даже если это необходимо старшему ребенку, супругу, ее собственным родителям и т. п., в каком возрасте впервые возможно такое разлучение, чтобы оно не причинило вреда ребенку, должен принять компетентный аналитик. Есть и множество других вопросов: в чем преимущества и недостатки груди или бутылочки с соской, строгого или свободного режима кормления грудного ребенка? В каком возрасте лучше всего начинать приучать к опрятности? Когда мать перестает быть единственным объектом и другие взрослые или дети также начинают играть роль в жизни маленького ребенка? В каком возрасте правильнее всего отдавать ребенка в детский сад? Когда существует необходимость хирургического вмешательства (обрезания, тонзиллэктомии и т. п.), в каком возрасте они лучше всего переносятся? Какие дети лучше чувствуют себя в школах со свободным режимом, а какие нуждаются в строгой учебной дисциплине? В каком возрасте лучше всего приступать к сексуальному просвещению? Какова оптимальная разница в возрасте у детей в семье, и в каком возрасте легче всего переносится рождение следующего ребенка? Как родители должны относиться к аутоэротике? Стоит ли обращать внимание на сосание, мастурбацию и т. п.? Предоставлять ли детям свободу в их сексуальных играх друг с другом? Как лучше всего относиться к проявлениям детской агрессивности? Когда усыновленные дети должны узнавать о своем усыновлении, и как много они должны знать о своих настоящих родителях? Что лучше — дневные школы или интернаты? Нужно ли подросткам удаляться из семьи, как только они начинают интуитивно отдаляться от родителей?

Чтобы ответить даже на самый простейший из этих вопросов, детский аналитик должен решить двойственную задачу. С одной стороны, ему необходимо убедить родителей в том, что не существует ответов универсальных, удовлетворяющих всех одинаково, а есть лишь конкретные, которые подходят лишь к отдельному ребенку, т. е. к его уникальной личности и уникальному состоянию его развития, что реальный возраст развития ребенка не совпадает с его хронологическим возрастом, даже если родители в этом совершенно уверены, что различия между детьми в темпе эмоционального развития и социального приспособления не меньше, чем между их физическим и интеллектуальным развитием, а поэтому должны отличаться и требования, которые мы вправе выставлять ребенку в каждом отдельном случае.

С другой стороны, ему необходимо совершить еще более сложный шаг, введя родителей в чуждый для них эмоциональный мир ребенка. Если родители склонны рассматривать свои планы и намерения относительно ребенка как единственно разумные и соответствующие внешнему положению дел, то дети переживают их в соответствии со своей собственной психической реальностью, т. е. на основе развития личных конфликтов и страхов. В данном случае аналитик выступает в качестве посредника между сторонами, переводя требования родителей на язык детских комплексов и одновременно с этим постепенно объясняя фантастические, ложные и окольные пути инфантильного способа мышления, чтобы они стали понятны взрослым.

Четыре примера непонимания, возникающего между детьми и взрослыми

Из-за различий в мыслительных и эмоциональных процессах между детьми и взрослыми возникает непонимание в целом ряде областей:

1. В области объективных отношений маленькие дети отличаются от зрелых индивидов, в первую очередь, своим эгоцентризмом. В фазах первичного нарциссизма и любви опорного типа ребенок хоть и имеет необходимость в матери больше, чем в более поздней жизни, однако использует ее исключительно для удовлетворения своих отдельных потребностей, не воспринимая ее как личность самостоятельную. Ребенок на этой стадии заинтересован лишь своей собственной персоной и не обращает внимания на то, что происходит с матерью. Внимание матери к другим членам семьи, ее интересы, домашние и служебные заботы, изменения ее настроения, болезни и даже смерть переживаются ребенком, как выпавшие на его долю лишения. Рождение следующего ребенка воспринимается малышом лишь в качестве неверности со стороны матери, отрицательного отношения к нему, на что он реагирует враждебными проявлениями, эмоциональной холодностью или, наоборот, чрезмерной требовательностью, создавая дополнительные трудности.

2. Незрелость физического аппарата в сексуальной области заставляет ребенка переводить проявления половых отношений между родителями на язык собственной прегенитальности, что приводит к ошибочному восприниманию полового акта, как грубого насилия отца над матерью. В связи с этим возникают сложности, вытекающие из идентификации мужского партнера с агрессором, а женского — с жертвой, ответственные за последующую неуверенность в сексуальной идентичности подрастающего индивида. Незрелость сексуального аппарата в детстве ответственна также и за известную неудачу сексуального просвещения. Когда родители пытаются передать интеллектуальные знания, ребенок реагирует соответствующими его физическому и эмоциональному опыту "инфантильными сексуальными теориями", в которых роль гениталий играют рот и анус, а естественное строение женского тела и его роль ассоциируются с кастрацией и жестоким обращением с партнером женского пола.

3. Поскольку различия в инфантильном образе мыслей обусловлены относительной слабостью вторичных процессов по сравнению с процессом первичным, в итоге они носят не только качественный, но и количественный характер. Например, во время болезни маленькие дети могут быть поразительно "благоразумными" в отношении необходимости врачебного вмешательства, приема невкусных лекарств, диеты и т. п. Но, к разочарованию родителей, эти установки оказываются весьма ненадежными. Чем меньше времени остается до визита врача или угрожающей операции, что приводит к возрастанию страха, тем "неблагоразумнее" начинает вести себя ребенок, тем самым показывая, что первичный образ мышления начинает все больше преобладать над вторичными мыслительными процессами: необходимое хирургическое вмешательство в фантазии ребенка оборачивается преднамеренным повреждением врачом его тела, больничная койка превращается в тюрьму, диета становится наказанием в виде лишения пищи. Поэтому на родителей обрушиваются проявления ненависти, гнева и ярости, поскольку они, независимо от их присутствия или отсутствия, допускают все это и в фантазиях ребенка и из защитников от врагов и агрессоров превращаются в их пособников.

4. В области временной ориентации находится следующее важное различие между детьми и взрослыми. Течение времени человек оценивает в большой зависимости от того, на инстинктивных процессах основано его измерение или на оценках "Я". По своей природе инстинктивные побуждения не выносят никаких отсрочек и поэтому являются "нетерпеливыми" стремлениями к удовлетворению. Процессам "Я" характерны ожидание, отсрочка и терпение, которые вводятся в психический аппарат постепенно с помощью мыслительных процессов. Взрослый индивидуум измеряет время посредством "Я", пользуясь объективными вспомогательными средствами (часы, календарь). Дети же, наоборот, измеряют время с помощью субъективных инстинктивных процессов, таких как потребности и желания. Чувство голода дает им повод судить, что промежуток между приемами пищи слишком долог, даже если мать пунктуально придерживается предписанного режима. В состоянии разлуки, тоски, в больнице и т. п. каждый промежуток времени может казаться бесконечным, даже если по оценкам взрослых он короткий. В данном случае все то, что для ребенка терпимо или нетерпимо, безобидно или вредно, целиком зависит от зрелости или незрелости его аппарата "Я" и слишком часто измеряется исключительно посредством чуждого взрослого масштаба времени, нанося тем самым вред ребенку.

Насколько для детей естественно переводить действия родителей на свой собственный язык чувств, настолько же неизбежно для родителей недооценивать и не понимать переживания детей на основе своего взрослого образа мыслей. Поэтому сведения родителей о психической предыстории их детей являются ненадежными, неполными и дезинформирующими.

Богатый опыт госпиталя детской клинической терапии подсказывает, что родители, которые привели своих детей на клиническое исследование, часто утверждают, что грудной ребенок "сразу отказался от груди", после отсутствия матери "какое-то время не хотел ничего о ней знать", во время болезни матери "никому другому не подчинялся", лишь после "отступления первого страха" смирялся с пребыванием в больнице.

На первый взгляд, такие инциденты являются несущественными и кратковременными, но слишком часто при более детальном аналитическом рассмотрении они оказываются важными поворотными точками в эмоциональной жизни ребенка, являясь травматическими симптомообразующими событиями, порождающими страхи, патологические изменения, чувства неполноценности и задержки.

Линии психического развития

В аналитической работе мы стараемся разделить психическую личность на составные части, а затем отслеживаем судьбу каждой из них в отдельности. При этом выстраиваются ряды развития, которые имеют отношение как к инстинктивной части психического аппарата, так и к инстанциям "Я" и "Сверх-Я". Развитие сексуального инстинкта мы рассматриваем в виде последовательности либидоносных фаз (оральной, анально-садистической, фаллической, латентной, предпубертатной, пубертатной и генитальной). Определенные формы проявления агрессивного инстинкта (кусание, плевание, желание присоединения на стадии оральной агрессивности, жестокость, разрушение, издевательства на стадии анального садизма, властолюбие, хвастовство, зазнайство на фаллической стадии, диссоциальные проявления на стадиях предпубертатности и пубертатности и т. д.) мы рассматриваем в последовательном подчинении либидному развитию. Для "Я", согласно Ференци (1913 г.), существуют "стадии развития реального смысла" и приблизительная хронология защитных механизмов (А. Фрейд, 1936 г.); для "Сверх-Я" — последовательность идентификации с родительскими объектами и поступательные интернализации родительского авторитета. Для оценки интеллектуального развития аналитик, как и в академической психологии, использует тестирование интеллекта (IQ).

Однако, когда речь заходит не о терапии или теоретическом образовании, а о развитии и воспитании, требующих рассмотрения не отдельных частей, а всего психического аппарата в целом, этот односторонний, по сути, способ исследования, который соответствует задаче аналитика, оказывается неудовлетворительным. Для этой области, в первую очередь, необходимо знание важнейших взаимоотношений между потребностью и "Я", определение закономерности, согласно которой они осуществляются на различных возрастных ступенях и стадиях развития. Разумеется, такие постадийные последовательности легче всего сопоставить с помощью основательного изучения рассматриваемого влияния на обе стороны личности — на развитие сексуальности и агрессивности со стороны инстинктов, а также на развитие объективных отношений со стороны "Я". С помощью их проявлений, которые встречаются в последовательном оформлении любовной жизни человека, можно получить информацию о достигнутой зрелости или незрелости, нормальности или ненормальности индивида.

На основании полученных из психоаналитической детской психологии данных в настоящий момент мы располагаем достаточными основаниями, чтобы составить такие ряды развития и для других достижений детской личности. Наша задача при этом остается прежней: проследить, как постепенно прогрессируют овладение внутренним миром и приспособление к миру внешнему, как медленно утрачивает силу и отходит на задний план свобода побуждений и фантазий, как происходит овладение побуждениями и развитие рациональности, иными словами, как взаимодействуют "Я" и "Оно" при совместном влиянии.

Подобные линии развития можно построить для бесчисленного количества областей: для области приема пищи, где с младенческой стадии индивид проходит ряд ступеней, до того как выработаются характерные для взрослых разумные привычки питания, для привычки к опрятности — от первоначальной борьбы с воспитателями до автоматического овладения функциями испражнения, для физической гигиены — от состояния зависимости от ухода до самостоятельности, для отношения к старшим товарищам — от эгоизма и безразличия до дружбы и взаимности, для области развлечения — от забав на собственном или материнском теле и от "переходных объектов" (Винникотт, 1953 г.) до игрушек и приобретения работоспособности.

Прогрессирование вдоль этих постадийных направлений в каждом отдельном случае является результатом комплексного влияния созревания, структуризации и приспособления, т. е. взаимодействия между процессами развития, происходящими со стороны побуждений, "Я" и "Сверх-Я", а также их преобразования под влиянием внешнего мира. Сами "линии развития", необходимые для наглядной передачи правдоподобных картин развития ребенка и его работоспособности, на самом деле представляют из себя всего лишь теоретические абстракции.

Типичная психоаналитическая линия развития: от инфантильной зависимости до зрелых объектных отношений взрослого

Определение развития инфантильных любовных отношений до их взрослых форм соответствует психоаналитической задаче восстановления полного исторического пути развития для определенной стороны человеческой жизни. Основой этих явлений, с одной стороны, являются процессы созревания, свойственные сексуальной потребности, которые выражаются в виде либодоносных фаз (оральной, анальной, фаллической), а с другой, про что говорилось выше, — роль "Я" в выборе и создании объектных отношений. Последовательность стадий, восстановленную в анализе и подтвержденную внеаналитическими наблюдениями, можно описать в виде следующих стадий:

1) стадия "биологического единства" между матерью и ребенком в начале жизни, когда нарциссизм матери распространяется на ребенка, а ребенок, в свою очередь, включает мать в собственную "нарциссическую среду" (Хоффер, 1952 г.). М. Малер (1952 г.) выделяет следующие подразделения этого периода: аутический, симбиотический, а также период, когда, действуя в разных направлениях, влияние оказывают страх разлучения и желание самостоятельности. Каждое из этих направлений развития подвержено множеству характерных для конкретной стадии отклонений;

2) стадия "любовь к опеке", предварительная объектным отношениям (периоды "отдельных объектов", согласно М. Клейн), на которой выбор объекта зависит пока не от "Я", а от потребностей и инстинктивных побуждений. На этой стадии можно наблюдать, как либидо позитивно заполняет удовлетворение объектом. Подобные заполнения не константные, а обратимые: в случае исполнения желаний, когда индивид возвращается в состояние покоя, он вновь обращается к распределению, характерному для нарциссической фазы;

3) стадия собственно объектных отношений, на которой либидозаполнение постоянно направляется на определенную личность, освобождаясь от зависимости в виде удовлетворения потребностей;

4) анально-садистская стадия, характеризующаяся амбивалентными отношениями, когда на один и тот же объект направлены и либидо, и агрессивность;

5) эдипова (фаллическая) стадия, на которой целью своих сексуальных желаний ребенок выбирает обоих родителей, но вначале одного из них, а по отношению к другому проявляет соперничество; поведение на этой стадии, в первую очередь, характеризуется любопытством, хвастовством, стремлением показать себя; у девочек в начале эдиповой стадии женской установке по отношению к отцу предшествует мужское стремление по отношению к матери;

6) латентный период, во время которого затухают прегенитальные стремления инфантильной сексуальности, проходит эдипов комплекс и в основном отступают либидоносные заполнения родителей, которые направляются на ровесников, учителей, предводителей групп, кумиров, неличностные идеалы, на ограниченные и сублимированные интересы; разочарование в родителях происходит из-за сравнения с идеальным образом, "семейного романа" и др. порождений фантазии;

7) стадия предпубертатности, предшествующая собственно пубертатности, во время которой по-новому проявляются явно устаревшие стремления и установки инфантильной жизни;

8) пубертатная стадия, во время которой молодому человеку предстоит решить двойственную задачу — освободиться от своих эдиповых объектов и овладеть генитальными зонами прегенитальных нарциссических побуждений. Пубертатная стадия заканчивается, когда происходит либидозное заполнение нового гетеросексуального объекта любви, находящегося вне семьи.

Даже если подобная линия развития лишь последовательно подтверждает, как в данном случае, отдельные пункты того, что уже давно знакомо аналитику, ее применение к решению практических проблем приводит к новым и весьма неожиданным открытиям. В целом она способна помочь точно установить притязания и ожидания ребенка для каждой из стадий развития.

Например, мы разрешили проблему широко обсуждаемого в последние годы вопроса о разлучении матери и ребенка, вызывающего столь различные последствия; достаточно один раз взглянуть на линию развития, чтобы понять: на каждой стадии разлучения имеют различное значение и по-разному воспринимаются ребенком.

Если ребенок и мать разлучены друг с другом на стадии биологического единства (стадия 1), то, независимо от причины, мы наблюдаем у ребенка последствия разлучения в собственном смысле этого слова, характеризуемые вспышкой страха и страдания (Боулби, 1960 г.). Если мать недостаточно справляется с ролью источника удовольствий (стадия 2), следуют нарушения индивидуализации (Малер, 1952 г.), аналитические депрессии (Шнитц, 1946 г.) и такие дефективные проявления (Альперт, 1959 г.) как раннее созревание "Я" (Джеймс, 1960 г.), именуемое "фальшивым «Я»" (Винникотт, 1955 г.). Когда в анально-садистической фазе любовные стремления ребенка не находят подходящего объекта, или объект не оправдывает своего предназначения, то появляются нарушения в виде смещения либидо и агрессивности, иногда их слияния, приводящего к не поддающимся никакому воспитательному воздействию агрессивно-деструктивным последствиям (А. Фрейд, 1949 г.).

На третьей стадии развития разлучение ребенка с его объектом любви переносится легче, чем до этого. Чем прочнее закреплены константные объектные отношения ребенка, т. е. чем менее они зависят от физического присутствия или отсутствия определенного индивида и получаемых от него удовлетворения или отказов, тем дольше может длиться разлучение с ним без каких-либо травматических последствий. В данном случае всевозможные остановки на линии развития дают необходимые сведения о предполагаемом воздействии пребывания в больнице, отсутствия родителей, поступления в детский сад и т. п., для чего не может служить единственным критерием лишь хронологический возраст ребенка.

Перечислим другие практические выводы, которые можно сделать из этой линии развития:

страстная зацепка маленького ребенка за мать (стадия 4) является не типичным поведением "избалованного" ребенка, как это часто трактуется, а следствием преэдипальной амбивалентности;

родители совершают ошибку, если в преэдипальной фазе (перед концом стадии 4) ожидают вознаграждений в объектном отношении, потому что это становится возможным лишь на пятой ступени;

ребенок не может стать членом какой-либо компании, не перенеся часть своего либидо с родителей на старших товарищей (стадия 6). В случаях, когда длительность эдипова комплекса затягивается и в стадии 5 инфантильный невроз ребенка задерживается дольше нормы, мы встречаем сложности с адаптацией в компании, недостаточный интерес к школьной жизни, проявления школьных страхов и сильную тоску по дому и родителям;

адаптированные дети начинают испытывать трудности преимущественно во время латентного периода (6), когда все дети переживают неизбежное разочарование в родителях и "семейный роман" — фантазию о том, что они не являются детьми собственных родителей, что приводит к мучительному переживанию от мнимого усыновления;

сублимации, которые впервые появляются на эдипальной стадии (5) и достигают пика своего развития в латентном периоде (стадия 6), в предпубертатности (стадия 7) обычно исчезают, являясь следствием естественной для процесса развития регрессии на более ранние стадии (2, 3, 4), а поэтому приписывать их ошибкам воспитания и неправильному развитию нельзя;

родители обязаны воспринимать право молодого человека (стадия 8) оставить семью так же серьезно, как право маленького ребенка (стадия 1, 2) на зацепку за объект или право всех детей (стадии 1—7) на наличие определенного объекта для аутоэротического удовлетворения.

Линии развития физической самостоятельности

Несмотря на то, что в развитии человека физическое "Я" опережает все остальные стороны "Я", это не значит, что телесной (физической) самостоятельности ребенок достигает раньше эмоциональной и моральной независимости от родителей. Скорее наоборот, нарциссическая установка всех матерей в отношении детского тела находит отклик у всех детей в виде чувства телесного единства с матерью, в отсутствии личностных границ, а также в том, что в начале жизни различие между внутренним и внешним достигается не восприятием объективной реальности, а переживанием удовольствия либо неудовольствия. Младенец относится (или жестоко относится) к груди, лицу, руке или волосам матери так, словно они являются частями его собственного тела, ожидая одновременно с этим, что она воспринимает его голод, усталость, потребности и чувства дискомфорта как свои собственные. Чем сильнее влияние телесных потребностей, телесных побуждений и их производных на ребенка в самом раннем детстве, тем меньше он сам способен качественно и количественно управлять удовлетворением своих потребностей. Единственное исключение составляет аутоэротика, позволяющая ему проявлять немного самостоятельности в отношении окружающего мира. Что касается остальных потребностей (в сне и приеме пищи, опорожнении и гигиене тела, предотвращении болезней, несчастных случаев и т. п.), то прежде чем материнский контроль над ними будет снят и передан самому подрастающему человеку, необходимо пройти долгие пути развития.

Переход от стадии грудного вскармливания к рациональному питанию

Должно пройти несколько лет, прежде чем ребенок, вне зависимости от своего отношения к воспитателю, а также осознанного и неосознанного мира фантазий, научится самостоятельно удовлетворять свою потребность в еде — регулировать процесс питания в зависимости от чувства собственного голода или аппетита, личных пристрастий и антипатий в отношении блюд и их количества. Стадии, которые ему необходимо преодолеть на этом пути развития, выглядят примерно следующим образом:

1. Стадия грудного вскармливания. Независимо от того, происходит кормление грудью или из бутылочки, она характеризуется более или менее строгим режимом, который зависит либо от определенного распорядка, либо от чувства голода младенца. Нарушением этого процесса является изменение распорядка дня, происходящее как из-за нормальных колебаний потребности в питании и деятельности кишечника ребенка, также из-за позиции матери и ее опасений в отношении процесса питания. Ярко выраженное нетерпеливое ожидание времени кормления, слишком обильное или слишком скудное питание, насильное кормление отвергаемой едой — все это мешает процессу удовлетворения потребности в пище и создает первые сложности с питанием, которые часто сохраняются до позднего детства. Сосание пальца, весьма похожее на получение в процессе питания оральное удовольствие, является независимым аутоэротическим занятием, а также заменяющим пищу или создающим помехи ее приему сопутствующим явлением.

2. Отнятие от груди или бутылки с соской, происходящее по инициативе либо самого ребенка, либо матери. В последнем случае от степени осторожности данного процесса зависит, будет ли протестовать ребенок против лишения его орального удовольствия и возникают ли в результате этого нарушения процесса питания неблагоприятные последствия. Введение в рацион твердой пищи часто приводит к трудностям, так как новшества относительно вкуса и консистенции блюд отвергаются многими детьми.

3. Переход от вскармливания к первому самостоятельному приему пищи, от первоначального использования руки к пользованию ложкой. На этой стадии пока сохраняется совпадение психического значения слов "мать" и "питание".

4. Стадия самостоятельного питания с использованием ложки и вилки. В это время на форму приема пищи, т. е. "манеру питания", часто переносятся разногласия между ребенком и матерью о количестве еды. На этой стадии развития сложности в отношениях матери и ребенка проявляются в виде пристрастия к сладостям. Другие ограничения в еде создаются в результате воспитания опрятности, на основе приобретенного вновь такого реактивного образования, как отвращение, которое перешло из анальной области в оральную.

5. На эдиповой стадии место психического уравнения "питание — мать", которое отходит на второй план, занимают фантазии, рожденные на основе инфантильных сексуальных теорий: фантазия беременности, т. е. боязнь увеличения веса, приводящая к отказу от пищи; фантазия анального рождения — к нарушениям приема пищи и испражнения. Становятся ощутимыми при выборе пищи реактивные образования против вытесненного каннибализма и садизма.

6. В латентный период снижается сексуализация процесса питания. Одновременно с этим увеличиваются удовлетворение и удовольствие, получаемое от пищи. За счет ослабления инстинктивных влияний усиливается разумная позиция "Я" в отношении питания, что приводит к приобретению полной самостоятельности. Последствиями пройденного этапа развития являются оставшиеся на всю жизнь индивидуальные предпочтения и идиосинкразии (реакции на определенные вещества), подобные одержимости страстью в отношении алкогольных напитков и наркотиков.

На основе данной специфической линии развития можно сделать различные выводы.

На второй стадии для диагностика особенный интерес представляет реакция младенца на отнятие от груди и нововведенную пищу. В данный момент индивид впервые раскрывается в своем поведении либо как консервативный, либо как прогрессивный, т. е. предрасположенный приветствовать все новое как желанную перемену или отвергать любое изменение как угрозу обычному удовлетворению желаний. Из сферы приема пищи подобное стремление к прогрессу или консервативное отстаивание традиций легко переносится и на другие области развития индивида.

Нерасторжимая связь между матерью и самим процессом питания, которая имеет первостепенную важность на первых четырех стадиях развития, объективно подтверждает то, что все матери с давних пор ощущали субъективно: каждый отказ младенца от еды вызывает враждебное побуждение, которое, со своей стороны, переходит в обиду и негативные установки. Исходя из этого становится очевидным также и то, почему исчезают многие нарушения в питании, когда вместо матери пищу дает кто-либо более или менее безразличный ребенку. Часто дети, которые у себя дома едят плохо, безо всяких осложнений питаются в детском саду, в больнице или в гостях у другой семьи, правда, в отсутствие матери. К тому же нам становится понятно, почему почти каждое травматическое разлучение матери и ребенка непосредственно отражается на процессе приема пищи. При разлуке с матерью полный отказ от пищи (отказ от услуг любого, кто пытается "заменить" мать) встречается так же часто, как и страсть к еде, которая символически заменяет материнскую любовь получением орального удовлетворения от процесса приема пищи.

На пятой ступени, как указывалось выше, сложности с питанием представляют собой выражение конфликтов между внутренними инстанциями (а не с объектами внешнего мира) и поэтому не зависят от присутствия или отсутствия матери, что в случаях возникновения трудностей с питанием имеет важное значение для определения дифференцированного диагноза.

После прохождения шестой стадии прекращаются и инфантильные сложности с питанием, не оставляя возможности для возникновения внешних конфликтов в этой области. При взрослом самоопределении в отношении процесса приема пищи возможны лишь внутренние противоречия. Проявившееся чувство голода находится в постоянном конфликте с латентной нетерпимостью к определенным блюдам, привычкам, качеству пищи и т. д., происходящей из вытесненного бессознательного. Часто, прежде чем невротические желудочные и кишечные нарушения придут на место детских сложностей с питанием, встречаются короткие периоды нормального приема пищи в пубертатной фазе.

От воспитания опрятности к самостоятельному поддержанию опрятности

Сейчас, в отличие от двух описанных выше линий развития, речь пойдет о замещении уретрального и анального частных инстинктов их противоположностями, а не о принципиальной поддержке инстинктивных производных при их постепенном переводе с непосредственного на ограниченное инстинктивное удовлетворение. Иными словами, речь пойдет о фазах выработки реактивных образований. При этом особенно отчетливо проявляется борьба между инстанциями "Оно", "Я", "Сверх-Я" и внешним миром.

1. Первая фаза совпадает с периодом ничем не ограниченного опорожнения мочевого пузыря и кишечника. Ее продолжительность зависит не от присущих новорожденным процессов созревания, а от обычаев, привычек и врачебных предписаний, влияющих на действия матери. В настоящее время мы выделяем следующие различия: в некоторых местностях, странах и в некоторых социальных слоях населения воспитание опрятности начинается сразу через несколько дней после рождения (удерживание младенца, выработка условного рефлекса); в других подобное воспитание откладывается до развития объектных отношений и овладения ребенком своего "Я", что происходит на втором или третьем году жизни. 2. Переход к следующей фазе, в которой главную роль играет не влияние внешнего мира, а процессы созревания. После перехода от оральной фазы развития к анальной увеличивается либидоносное заполнение тела, усиливая сопротивление ребенка любому вмешательству в эти, ставшие для него необычайно важными, процессы. Содержимое желудка в это время представляет для ребенка необычайную ценность и отдается только "ради матери", в качестве подарка для нее; в то же время опорожнение желудка служит для выражения досады и разочарования по отношению к матери, приобретая агрессивное значение.

Эмоциональная амбивалентность, которая является вполне нормальной для анально-садистической фазы, со стороны инстинкта выражается в двойственном, посредством либидо и агрессивности, замещении телесных продуктов и двойственной эмоциональной установке к матери в виде смены любви на ненависть и наоборот. При этом одновременно проявляются побуждения "Я" — любопытство и любознательность по отношению ко внутренностям тела, радость от игр с водой, песком и пластилином, получение удовольствия от протекания жидкости из переполненных сосудов и т. п.; а также сопутствующие агрессивные проявления в виде страсти к овладению, замещению, разрушению и т. п.

И здесь условия окружения неизбежно вступают в свои права. Насколько похожи друг на друга все маленькие дети, пока дело касается инстинктивных и "Я" - процессов, настолько они различны в этой фазе развития личности в целом, зависящей от мер, принимаемых няней и воспитателем, и от приспособления ребенка к ним. Некоторые матери остаются связанными с внутренними потребностями своих детей в анальных побуждениях не меньше, чем до этого в оральных желаниях; им удается играть роль посредника между стремлением ребенка к грязи и требованием со стороны внешнего мира к поддержанию чистоты, а также постепенно и терпеливо приучать ребенка к контролю над собственными снимающими мышцами (сфинктер). У других же матерей их собственные вытеснения анального отвращения, реактивные образования, опрятность и аккуратность делают такое поведение невозможным. В таких случаях мы встречаем воспитание опрятности в самых неожиданных формах: мать со всей строгостью настаивает на требовании испражняться только в определенное время и в определенном месте, а ребенок со своей стороны также упрямо и бескомпромиссно защищает свое право на самостоятельное отношение к моче и калу. В результате ведется борьба между матерью и ребенком с отрицательными последствиями как для объектных отношений между ними, так и для характера ребенка, что выражается в воспитании упрямства, закостенелости реактивных образований, появлении навязчиво-невротических склонностей и т. п.

3. В течении третьей фазы ребенок уступает установке окружающего мира на поддержание опрятности и идентифицирует себя с ней, превращая в свою собственную. По своей моральной сути овладение процессами испражнения становится простейшим "Сверх-Я", и в дальнейшем борьба продолжается в форме внутреннего конфликта между анальными и уретральными побуждениями, с одной стороны, и направленными против них механизмами защиты — с другой. В конечном итоге появляются отвращение к грязи, аккуратность и пунктуальность как гарантии против возвращения вытесненного. С регулярностью опорожнения желудка "Я" приобретает такие свойства, как пунктуальность, добросовестность и надежность. Высокая оценка телесного содержания смещается в другие области и к иным интересам, таким как накопление, собирание и т. п. В своей совокупности все это является значительным преобразованием прегенитальных анальных и уретральных инстинктивных производных. Если подобное преобразование проходит постепенно и не сопровождается шоковыми переживаниями, оно придает индивидуальному характеру желанную твердость, становясь источником самообладания.

Однако нельзя забывать, что подобные приобретения основываются на идентификациях и интернализациях и становятся гарантированной активной принадлежностью личности лишь после прохождения стадии эдипова комплекса. В преэдипальное время (особенно к началу третьей ступени) контроль "Я" над анальными процессами все еще зависит от положительного качества и стабильности объектных отношений. Например, в собственном доме ребенок уже может быть приучен к пользованию горшком или уборной. Но он не переносит автоматически эту способность на чужие, непривычные ситуации и вспомогательные средства. При вызванном матерью разочаровании, разделении с ней и т. п., дети, с одной стороны, вновь аннулируют собственное требование к чистоте и возрождают, с другой, агрессивное использование процесса испражнения. Это приводит к случаям дефекации и мочеиспускания, которые очень часто неправильно воспринимаются со стороны взрослого мира.

4. Окончательное и надежное овладение сфинктером достигается лишь в четвертой фазе. После окончания эдиповой фазы рассматриваемые установки утрачивают зависимость от объектного мира и отношения к нему, достигая уровня нейтрализованного и автономного содержимого "Я" и "Сверх-Я" (Г. Гартман, 1950 г.).

От безответственности к ответственности в управлении собственным телом

Ответственность за собственное тело у ребенка выработается не раньше, чем будет достигнута самостоятельность в питании и овладении процессами испражнения. Как отмечалось выше (А. Фрейд, 1952 г.), ребенок предоставляет "доброй маме" заботиться о его теле, чтобы избежать несчастных случаев и болезней, оставляя себе в этом отношении привилегию на беззаботность, безрассудство и даже безрассудную отвагу. Лишь в отсутствие матери, при ее утрате и в случае недостаточной заботы с ее стороны дети начинают ипохондрически заботиться о своем собственном теле, обращая внимание на свое собственное здоровье и безопасность.

Несмотря на то, что знания наши об этом пути развития недостаточны, мы все-таки можем установить некоторые его стадии:

1. Первой стадией процесса созревания первого месяца жизни можно назвать изменение направления агрессивности изнутри вовне. Поскольку это изменение ограничивает причинение вреда собственному телу посредством царапания, кусания и т. п., оставляя от этой тенденции на более поздний возраст лишь минимальные остатки, оно имеет жизненно важное значение. (Не путайте подобные остаточные состояния с более поздним "обращением агрессивности на собственную личность", имеющим отношение к защите "Я", а не к задержке в развитии.) Наблюдаемый в данном случае шаг в развитии основан, с одной стороны, на выработке защиты, раздражении против боли, а с другой — на материнском заполнении детского тела нарциссическим либидо (Хоффер, 1950 г.). Мы можем сказать, что ребенок начинает ценить и беречь свое тело так же сильно, как ценит и бережет его мать.

2. Последующая стадия развития целиком обусловлена развитием "Я". Она характеризуется ориентацией на внешний мир и принципом реальности — осознанием последствий, причин и воздействия, овладением опасными импульсами. Происходит его объединение с ранее приобретенными принципами с целью уберечь ребенка от таких внешних опасностей, как огонь, вода, падение с высоты и т. п. Но как бы ни были важны эти функции "Я" для предотвращения от несчастных случаев, полагаться на одновременность или однообразность их роста мы не имеем оснований. Если в развитии замедлена та или иная функция, ребенок недопустимо долго остается зависимым от материнской опеки, подвергаясь угрозе.

3. В этой фазе развития самостоятельность не достигается до тех пор, пока дети не осознают основные требования гигиены и медицины, не перестанут сопротивляться им и не начнут сознательно им подчиняться. Несмотря на то, что дети сравнительно рано узнают, что не все съедобно, что переедание имеет неприятные последствия, а тело необходимо содержать в чистоте, но подобные приобретения совершаются скорее благодаря участию оральных и анальных частных побуждений, чем описываемым сейчас линиям развития. То, что имеет в данном случае особое значение, — это, с одной стороны, предусмотрительность, которая служит для предотвращения болезней, а с другой — соблюдение при болезни врачебных предписаний относительно приема лекарств, постельного режима и диеты. Поскольку по поводу своего тела дети не озабочены чувством вины или страхом кастрации, такие установки являются чуждыми для них по своей сути. Они ведут себя так, словно ничто не может их ударить, считают себя вправе устремляться к опасности, предоставляя при этом матерям обеспечение или восстановление своего здоровья и безопасности. Подрастающий ребенок окончательно устраняет таким образом последние остатки первоначального телесного симбиоза с матерью, всего лишь освобождая ее от роли защитницы и слуги своего тела.

Следующие два примера линий развития

Приведенные ниже две линии развития являются лишь примерами. Аналитику, основываясь на знании деталей, нетрудно восстановить целиком дальнейшую последовательность ступеней подобного рода; в не меньшей степени, чем непосредственное наблюдение отдельных примеров развития детей, для этого годится и реконструкция прошлого из анализа взрослых.

От эгоизма к партнерству и становлению в качестве представителя общества

Принято различать следующие фазы в отношениях детей с их старшими товарищами:

1. С самого начала маленький ребенок эгоцентричен, настроен только на самого себя и свои нарциссические интересы. Другие дети не играют в его ограниченном мирке практически никакого значения. Внимание на них обращается лишь как на нарушителей спокойствия и соперников в отношениях с родителями.

2. Маленький ребенок начинает обращать внимание на других детей как на разновидность игрушек. Он обходится с ними как с неживыми предметами, с которыми можно делать что угодно — бросить, приблизить или оттолкнуть в зависимости от настроения.

3. Ребенок начинает относиться к старшим товарищам как к партнерам по игре. Он приветствует их помощь в строительстве, разрушении или планировании игры. Но такое отношение к ним сохраняется исключительно на время игры, ради которой оно, собственно, и возникло.

4. Постепенно партнер по игре превращается в друга. Это говорит о том, что у ребенка появляется способность наделять других детей предметными устремлениями, любить или ненавидеть их, бояться или восхищаться, мериться с ними силой или идентифицироваться, уважать их желания, разделять с ними имущество. Иными словами, у него появляется отношение к ним как к равноправным.

Эта линия развития при вступлении детей в общество позволяет сделать некоторые практические выводы.

Анализ первой и второй фазы показывает, что по своей сущности маленький ребенок в это время асоциален. Это факт, и подобное положение вещей невозможно изменить даже с помощью терпимого отношения со стороны старших детей в семье или любых усилий матери, противостоящих этому. Поэтому в таком возрасте общественная жизнь (ясли, детское учреждение и т. п.) в лучшем случае терпимо переносится ребенком, но не оказывает влияния на его развитие. Лишь с началом третьей фазы ребенок впервые приобретает способность участвовать в жизни братьев и сестер или получать пользу от детского сада. Четвертая фаза обеспечивает дальнейшее продвижение на пути к продолжительной дружбе или вражде, совместной работе со старшими товарищами, давая, таким образом, индивиду возможность стать полноправным членом человеческого общества.

От аутоэротики к игрушке, от игры к работе

1. Первая "игра" грудного ребенка — это поиск удовольствия с помощью рта, пальцев, поверхности кожи, визуальных впечатлений и т. д. Удовольствия ищутся либо на собственном теле (аутоэротика), либо на теле матери (во время или после кормления). Оба тела при этом являются равнозначными.

2. "Переходный объект" (Винникотт, 1953 г.) заменяет собой материнское или собственное тело. Обычно это выступающий в роли первой игрушки, наполняемый нарциссическим и объектным либидо мягкий предмет (пеленка или подушка, покрывало или плюшевый медвежонок).

3. С переходного объекта пристрастие начинает самостоятельно смещаться на всю категорию подобных игрушек. Часто это игрушечные звери, открывающие дальнейшие возможности выражения для детской амбивалентности, которые служат символическими объектами, заполненными либидо и агрессией.

4. Постепенно пристрастие к игрушечным зверям отходит на задний план, сохраняя свое значение в основном лишь в качестве помощников для засыпания вечером в постели, когда переходный объект становится посредником при переходе от активного интереса к внешнему миру ко сну благодаря своему двойственному нарциссическому и направленному на объект заполнению.

Днем место игровых объектов занимают игровые материалы иного рода, выражающие, в первую очередь, не эмоциональные отношения, а деятельность "Я" и связанные с ней фантазии. Виды деятельности, служащие непосредственному или ограниченному по цели (сублимированному) удовлетворению частных побуждений, можно представить приблизительно в такой хронологии:

а) игровой материал, который символизирует отверстия в теле и их функции. Он служит для полного наполнения и полного опорожнения, открывания и закрывания, соединения одного с другим и т. п.;

б) подвижные игрушки, используемые для получения мышечного удовольствия, которые можно таскать за собой, толкать, быстро передвигать и т. п.;

в) как позитивно, так и негативно приспособленные к амбивалентным стремлениям анально-садистической фазы строительные материалы, с помощью которых можно создавать любые виды строений и разрушать их;

г) пригодные для символической передачи мужского и женского поведения игрушки, которые можно использовать самым различным образом:

при индивидуальной игре по ролям;

в виде фаллического сватовства к эдипальному объекту в эксгибиционистских играх;

в эдипальной "семейной" игре в составе детской группы (что, по меньшей мере, в третьей фазе предполагает достижение "путей дружбы").

Во время фаллической фазы выражение мужских стремлений может происходить без непосредственной помощи игрового материала посредством различных видов деятельности "Я" (например занятия гимнастикой и акробатикой), в которых фаллическую потенцию символизируют само детское тело и умелое управление им.

5. Получение удовольствия от самой игры начинает постепенно смещаться на радость от успеха в деятельности. Выражаясь в терминах академической психологии, появляется радость от удовольствия, которое доставляет успешное выполнение задания. Достигается так называемая "деловая зрелость" (Ш. Бюлер, 1945 г.; Л. Данцигер, 1934 г.), которую принято считать предпосылкой для школьной зрелости ребенка.

Сегодня для аналитика пока еще остается открытым вопросом то, насколько это последнее приобретение связано с инстинктивной жизнью ребенка и обусловлено ею. Ответ на него обусловлен некоторыми исходными данными. При этом может играть роль подражание матери и идентификации с ее активностью, а также требования "Сверх-Я", механизм защиты и приспособления в виде преобразования пассивных переживаний в активные действия, достижение цели развития в виде осуществленного желания и т. п.

Успехи, достигнутые при применении методов Монтессори, показали нам на практике, что одно из объектных отношений может уже очень рано доставлять непосредственную радость от достигнутого результата. В детском саду Монтессори на тщательно отобранном материале детям предоставляется возможность пережить большую радость от самостоятельного достижения результатов и решения проблем. Удивительно, но этими возможностями в большом количестве пользуются даже маленькие дети.

Если у ребенка нет возможности пользоваться такими внешними вспомогательными средствами, радость от достижения результата проявляется самостоятельно лишь после истечения эдипова периода на основе идентификаций и интернализаций, до этого оставаясь тесно связанной с объектным миром и похвалой с его стороны за достигнутые положительные результаты.

6. На пути продвижения от игры к работе происходит ряд дальнейших приобретений (перечисленные ниже продвижения в развитии "Я" и овладении побуждениями являются лишь этапами, необходимыми для обретения работоспособности, и не являются определением понятия "работа" в психологическом и социальном значениях):

а) ребенок должен научиться использовать игровой материал позитивным и конструктивным образом ради овладения собственными импульсами, сдерживания и их преобразования, а не проявлять к предложенному материалу неограниченную агрессию и деструкцию (разбрасывание, разрушение, сваливание в кучу и т. д.);

б) он должен научиться не бояться временного неудовольствия или сложностей, возникающих на пути к заветной цели, чтобы доводить до конца заранее поставленную задачу;

в) он должен научиться переходить от принципа удовольствия к принципу реальности, т. е. от непосредственного к ограниченному по цели (сублимированному) удовлетворению побуждений, от сексуализации функций "Я" к нейтрализации инстинктивной энергии. От относительно успешного достижения данных предварительных условий зависит работоспособность индивида в школьном и более зрелом возрасте.

В конце этого ряда развития находятся некоторые другие, сохраняющие значение для формирования личности виды деятельности (дневные фантазии, подвижные игры, спорт, хобби), которые, однако, имеют с ним более слабую связь.

Дневные фантазии хронологически следуют за игрой, а поэтому, в сущности, являются игрой без игрушек. Проявляющиеся у более маленьких детей во всей полноте лишь на осязаемом игровом материале, у детей старшего возраста и подростков, а часто и у взрослых людей импульсы и желания сопровождают реальные переживания, рождаясь в сознательной деятельности фантазии.

Подвижные игры и спорт воплощаются в эдипальной семейной игре внутри детской группы, развиваясь от игры по ролям к символическому и оформившемуся выражению таких жизненно важных действий, как нападение, защита, соревнование и т. п. Участие в них подчинено строгим правилам и поэтому требует от каждого конкретного ребенка довольно высокой приспособленности к внешнему миру, умения пользоваться отказами; на пути от эгоизма к вхождению полноправным членом в человеческое сообщество достигается по меньшей мере третья фаза.

В отличие от игрушек или игрового материала, подвижным играм и занятиям спортом самим необходимо соответствующее оснащение. Многое из этого оснащения высоко ценится своими владельцами, поскольку символизирует собой фаллически-агрессивные атрибуты.

В соревновании незаменимым средством для достижения цели является ловкость, а также само тело индивида и умение владеть им.

Учитывая все вышесказанное, мы можем сделать вывод, что везение или невезение определенного индивида в этой области зависит вовсе не от одного, а от многих факторов. Врожденными являются необходимые предварительные условия; моторная сноровка, согласованность с группой и умение приспосабливаться к ней, достаточное для удовлетворения тщеславия количество свободной агрессии и т. п. приобретаются в развитии. Некоторые из предварительных условий посредством защиты анальной агрессии или фаллически-эдипальной мужественности естественным образом приводят к возможным нарушениям из-за задержек развития той или иной функции.

Хобби находится на полпути между игрой и работой, а поэтому имеет много общего с обеими.

Поскольку хобби служит не строгой жизненной необходимости, а поиску удовольствия, сублимированные удовлетворения, которые при этом преследуются, еще близки эротической или агрессивной инстинктивной цели, а затрачиваемая на них энергия состоит одновременно из сексуализированных и нейтрализированных составляющих.

Но одновременно с этим хобби являются и разновидностью работы, так как в этой деятельности осуществляется заранее намеченный реальный план, который, благодаря преодолению внешних препятствий и сложностей, доводится до своего логического завершения. Первые хобби обычно появляются в латентный период. Они формируются специальными интеллектуальными запросами и начинаются с увлечения коллекционированием, затем распространяются на всевозможные содержания и сферы деятельности, сохраняясь в той или иной форме на всю дальнейшую жизнь в качестве явления, сопутствующего работе.

Гармония и дисгармония между линиями развития

Может показаться, что мы вправе ожидать от "нормального" ребенка прохождения стадий конкретных линий развития нога в ногу с остальными. Выражаясь клинически, это бы означало, что каждая ступень на определенной линии развития достигается одновременно с достижением соответствующей ступени на других линиях. (Подобным примером могло бы стать одновременное проявление константного объектного отношения (третья ступень на пути от инфантильной зависимости к взрослой любовной жизни) с приобретением самостоятельности в еде (третья ступень на линии питания), с испражнением по желанию матери (вторая ступень на пути к воспитанию опрятности), с первым признанием товарища по игре и с появлением конструктивных игр (третья и четвертая ступени соответствующих линий развития)). Мы упорно придерживаемся представлений такого рода, даже когда клинический опыт показывает нам совершенно обратное. На самом деле нельзя отрицать, что множество детей в своем развитии ведут себя иначе, отступая от подобных строгих норм. Конкретные дети могут в некоторых смыслах достичь продвинутых позиций (как, например, в их объектных отношениях и их телесной самостоятельности), но в других областях оставаться на более низких ступенях развития (например в надолго растянувшемся использовании переходных объектов в качестве игрушек или в отношении к старшим товарищам как к вещи). У некоторых детей высоко развит вторичный процесс мышления, языка, игры, работоспособности и общественной жизни, но при этом физически они продолжают вести себя несамостоятельно, как младенцы.

Насколько часто встречаются такие, вызывающие беспокойство у взрослого окружения своими возможными последствиями дисгармонии в развитии, как далеки мы от познания условий их возникновения?

Рассмотрение этого вопроса следует начать с определения того, являются эти дисгармонии врожденными или приобретенными, а исследовать, как и в других областях психоанализа, будем с нахождения наиболее закономерных взаимоотношений между внутренним и внешним миром. При таких условиях мы можем считать, что различные линии развития, при отсутствии врожденных или приобретенных при родах травм, естественным образом присутствуют в конституции ребенка в качестве латентных возможностей. Созревающую готовность относительно фазового развития сексуального влечения и агрессивности привносит с собой "Оно"; со стороны "Я", вероятно, органически присутствуют некоторые тенденции, которые устанавливают организацию психической структуры, хронологическую последовательность образования функций "Я" и механизмов защиты и, возможно, также некоторые количественные различия между генетическими направлениями. Опережение или отставание по отдельным линиям развития следует приписать влиянию внешнего мира. В анализе более старших детей и реконструкцией детства при анализе взрослых такие влияния установить нетрудно. Причина их кроется в личности родителей, их манерах, склонностях, поступках, идеалах и т. п., в семейной атмосфере и традициях, в культурной среде, в которой растет ребенок. Прямое наблюдение за грудными детьми и младенцами позволяет предположить, что существенное влияние на развитие ребенка оказывают индивидуальные пристрастия и антипатии матери. Быстрее всего развивается то, что больше всего нравится матери, и наоборот, процесс развития замедляется там, где она остается равнодушной или скрывает свое одобрение. Возможно, причина этого заключается в исходящих от матери процессах замещения, которые либидизируют определенные действия и таким образом побуждают ребенка повторять их чаще других.

Клинические наблюдения подтверждают данные предположения. Если, основываясь на структуре своей собственной личности, в качестве первого моста связи между собой и ребенком мать использует голос, а не телесный контакт, мы наблюдаем более раннее созревание в вербальном развитии. Если она остается равнодушной к развитию мускулатуры и чувствует себя ближе всего к ребенку, когда он улыбается, то предпочтительным средством проявления внимания и общения со стороны ребенка становится улыбка. Матери, которые при засыпании баюкают ребенка, воздействуют на него таким образом, что вызывают повышенное внимание к музыке в более позднем возрасте, а возможно даже музыкальную "одаренность". Если радость ребенка от двигательной активности не находит созвучия в чувствах матери, они часто замещаются телесной неловкостью, сонливостью и подобными проявлениями малой подвижности.

Открытие того факта, что настроение матери оказывает решающее влияние на развитие ребенка, является одним из самых ранних достижений психоанализа, основополагающим выводом взрослого анализа. Депрессии, которые случаются у матери в первые два года жизни ребенка, создают у малыша латентную предрасположенность к депрессивному заболеванию, часто проявляющуюся лишь в гораздо более позднем возрасте. В подобных случаях ребенок переживает единение с матерью на основе готовности разделить с ней ее эмоциональное состояние, а не на основе ее участия в его развитии.

Таким образом, можно заключить, что решающими для развития ребенка являются присутствующие у всех индивидов уже при первых объектных отношениях наклонности и тенденции, в том числе депрессивные и мазохистские. Отношение же "мать-ребенок" при своем становлении либидизируется и благодаря усиленному замещению в развитии оказывается предпочтительнее всех остальных.

На основе всего вышесказанного мы делаем вывод, что недопустимо вытекающие отсюда дисгармонии между различными линиями развития рассматривать как патологические явления. До тех пор пока различия в темпе развития не становятся чрезмерно большими, они создают лишь знакомые многим из нас вариации в пределах нормы, которые наблюдаются у людей с самого раннего детства.

Ступени развития в качестве направляющих принципов детской практики

Лучше других для роли консультанта подготовлен тот аналитик, который рассматривает поставленные родителями вопросы, основываясь на вышеуказанных рассуждениях. Его заключения больше не базируются на часто обманчивом возрасте ребенка или на его интеллектуальных особенностях, которые неизбежно являются односторонними. Вместо этого отправными пунктами для него являются вышеперечисленные ступени от незрелости к зрелости. Согласно современным представлениям реакция ребенка на рождение следующего малыша, пребывание в больнице, поступление в школу и т. д. полностью зависит от того, созрел ли он для этого события, т. е. достиг ли необходимого уровня развития рассматриваемым линиям. Когда само событие и уровень развития совпадают, ребенок извлекает пользу из произошедшего независимо от его внешней реакции. Если же этого не происходит, то даже с доброжелательной помощью со стороны взрослых невозможно будет преодолеть отвращение, которое будет ощущать ребенок.

Практический пример: поступление в детский сад

Примером оказания такой практической помощи служит аналитически корректное определение момента, когда ребенок в первый раз может покинуть семейный круг, разлучиться с матерью и стать членом детского общества. Для того чтобы сделать это событие для ребенка безболезненным, необходим минимальный уровень на линиях развития, которые мы рассмотрим ниже.

Необходимый уровень на линии развития "от инфантильной зависимости до зрелых объектных отношений взрослого"

В доаналитическое время считалось само собой разумеющимся, что все дети в возрасте 3—6 лет должны быть готовы к поступлению в детский сад, разлучиться с матерью перед его зданием и с первого дня привыкнуть к чужому для него окружению, чужой воспитательнице и чужим старшим товарищам. Тогда считалось несущественным, что новички плачут, грустя по матерям, не хотят или почти не хотят принимать предъявляемых к ним требований. На самом деле, у большинства детей начальные трудности и отчаяние через несколько дней уступают место более или менее удовлетворительному приспособлению. Но для какой-то части детей этот путь прямо противоположен. Для них в первые дни посещения детского сада не возникает проблем и они с радостью проводят время в нем. Но через несколько дней, когда ребенок окончательно поймет и прочувствует эту перемену со всеми ее последствиями, у взрослых появляются совершенно неожиданные трудности с ним вплоть до полного неповиновения с его стороны. Взрослые даже не думают всерьез воспринимать эти рано или поздно проявляющиеся у детей чувства и рассматривают их как нечто неизбежное в обоих случаях.

Однако, согласно нашим сегодняшним представлениям, такие приступы отчаяния проявляются обязательно лишь тогда, когда ребенок поступает в детский сад раньше, чем будет эмоционально подготовлен к этому событию. И определяющее значение в данном случае имеет достигнутая ступень детской любовной жизни, а не хронологический возраст. На первой и второй ступенях этих линий развития разлучение с матерью и привычным домашним очагом невыносимо. Как бы долго они ни длились, ребенок будет по праву протестовать против неуважения его биологически обоснованной зависимости от интимных объектов. Только когда достигается третья ступень, и отношение ребенка к матери в ее присутствии или отсутствии остается неизменным, разлучение с ней переносится легче, новые отношения с другими взрослыми или со старшими товарищами завязываются быстрее. Но даже в этом случае разлучение матери и ребенка должно проходить так, чтобы продолжительность отсутствия матери увеличивалась постепенно. Исходя из этого можно сделать вывод, что детские сады, в которых вначале ребенку предоставляют свободное право выбирать, находиться ли ему вместе с матерью либо только с группой, лучше других.

Необходимый уровень на генетической линии развития "до физической самостоятельности"

В детском саду некоторые новички не в состоянии самостоятельно питаться или использовать туалет для отправления своих естественных надобностей. Дети оправдывают такое свое поведение непривычностью предлагаемых блюд и саноборудования. Однако это всего лишь рационализация, за которой кроется неспособность к самостоятельному действию, соответствующая их развитию. Если на линии развития "до рационального питания" не достигнута по меньшей мере четвертая ступень, а на линии "к опрятности" — хотя бы третья, то совершенно естественно, когда дети оказываются несостоятельными в этом смысле.

Необходимый уровень на генетической линии развития "от эгоизма к партнерству и становлению в качестве представителя общества"

Ребенок, которого слишком рано — на первой или второй ступени соответствующей линии развития — отдают в детский сад, еще не умеет вступать во взаимоотношения с другими детьми и поэтому воспринимается ими лишь как нарушитель спокойствия. Только на третьей ступени он начинает ценить присутствие товарищей по игре, а на четвертой приобретает возможность дружить со старшими товарищами, играть важную, а при соответствующих обстоятельствах и ведущую роль.

Для самого ребенка и для всей группы будет лучше, если дети слишком раннего генетического возраста не будут приниматься в сад, а в случае ошибочного приема — исключаться и записываться в резервную группу.

Необходимый уровень на генетической линии развития "от аутоэротики к игрушке и от игры к работе"

Оптимально поступление в детский сад на четвертой ступени развития данной генетической линии, когда "деятельностям "Я" и связанным с этим фантазиям позволяют проявиться игровые материалы". В итоге к концу срока посещения детского сада в связи с развитием навыков игры ребенок достигает пятой ступени работоспособности и тем самым достигает уровня готовности к школе. В задачу воспитательниц на протяжении этих лет входит организация соответствующих занятий. Если они не удовлетворяют соответствующих подготовке потребностей, ребенку становится скучно, а если опережают его развитие, он способен лишиться даже своих предыдущих достижений.

Поведение в детском саду. Отношения между внутренними инстанциями

Сумеет ли приспособится ребенок к обстановке в детском саду и оправдаются ли возложенные на его поведение ожидания, в конечном итоге зависит от соотношения сил между "Оно" и "Я", а не только от отдельных генетических линий.

В склонном к мечтательности педагогическом мышлении иногда встречаются туманные рассуждения об "идеальном" детсадовском ребенке, который всегда ведет себя спокойно и терпеливо, выражает свои желания исключительно словами, а не добивается их удовлетворения бесцеремонными действиями, постоянно ожидает своей очереди, всегда удовлетворяется причитающейся ему долей и не требует большего, терпит лишения безо всякого возмущения.

Что в реальности таких детей не существует, что ни один ребенок не может отвечать всем этим требованиям, известно каждой опытной воспитательнице. Но она вправе ожидать, что внутри детской группы отдельные дети смогут добиться хотя бы некоторых из этих результатов. Говоря аналитически, это означает, что дети идут по пути овладения своими импульсами и аффектами, а не предаются им без сопротивления. То, что согласно развитию им помогает в этом, имеет двойственную природу. Со стороны "Я" существует прогресс от первичного процесса к вторичному, который включает мышление, здравый смысл и соотнесение желания и его исполнения (Гартман, 1947 г.); то же самое можно сказать о прогрессе от принципа удовольствия к принципу реальности. Однако, возможно, не менее эффективное и биологически обусловленное ослабление натиска инстинктивных потребностей происходит и со стороны "Оно".

Известно воспитательнице и то, что ни один ребенок не может постоянно и при любых обстоятельствах сохранять хорошее поведение и поддерживать уровень своих лучших достижений. Однако даже если подобные периодические спады случаются часто и по самым незначительным причинам, они вполне нормальны и не имеют решающего значения при поступлении в детский сад.

Регрессия в качестве психического фактора нормального развития

Однако описанными выше процессами можно объяснить далеко не все известные из практики нарушения психического развития детей. Дело в том, что, когда задержки по отдельным генетическим линиям и возникающие между линиями временные рассогласования происходят одновременно с возвратными движениями в психике, которые называются регрессиями, ситуация оказывается гораздо сложнее.

Для лучшего понимания процессов развития и их двойственной обусловленности, которая заключается во внутренней предрасположенности и влиянии внешней среды, следует рассматривать процесс органического роста в соответствии с анатомией, физиологией и неврологией. На физическом уровне мы имеем прямую линию от незрелости ребенка к зрелости взрослого, непрерывное и поступательное движение по которой, за исключением случаев тяжелых интеркуррентных заболеваний, является естественным процессом. Лишь изменения, возникающие в старческом возрасте, снова направлены в сторону, обратную поступательному движению.

В психике человека также по заранее намеченному плану, осуществляемому во взаимоотношении с внешней средой, постепенно раскрываются производные инстинктивных побуждений, импульсы и аффекты, интеллектуальные и моральные способности и т. п. Но на этом аналогия исчерпывается, поскольку в физическом развитии прогрессивное движение вперед является единственной принимаемой в расчет силой, а в психическом развитии необходимо также считаться с фиксациями и регрессиями — явлениями, направленными в противоположную сторону. Необходимую информацию о процессе развития можно получить лишь при рассмотрении как прогрессивного, так и регрессивного влияний, а также взаимодействия сил между ними.

Три формы регрессии

3. Фрейд в дополнении 1914 года к "Толкованию сновидений" (1900 г.) различает три формы регрессии: а) топическая регрессия, при которой психическое возбуждение протекает от моторной части психического аппарата обратно к сенсорной и достигает системы восприятия; это процесс, на котором, в отличие от рационального мышления, основывается галлюцинаторное исполнение желаний; б) временная регрессия, при которой происходит процесс возврата к более ранним психическим структурам от более поздних; в) формальная регрессия, когда примитивные методы выражения оттесняют его более зрелые формы. В связи с этим Фрейд утверждает: "Однако все три вида регрессии в основе своей едины и в большинстве случаев встречаются вместе, так как более старшее по времени формально является и более примитивным, находясь ближе к конечной зоне восприятия в топике психической".

Но как бы ни были схожи между собой формы регрессии, проявления их в детской личности весьма различны, что оправдывает отдельное рассмотрение их друг от друга и дальнейшую структуризацию. Для выполнения этих двух заданий лучше перевести топографические рассуждения из "Толкования сновидений" на более поздний язык метапсихологии. Таким образом, только что приведенная цитата имеет следующий смысл: регрессии могут происходить во всех психических инстанциях — в "Оно", "Я" и "Сверх-Я"; распространяются они как на психическое содержание, так и на психические механизмы; временные регрессии имеют отношение к импульсам, целям влечения, объектным представлениям и содержанию фантазий; регрессии топографические и формальные относятся к функциям "Я", вторичным процессам, принципу реальности и т. п.

Регрессии при инстинктивном и либидозном развитии

Временные регрессии, как следует из аналитических работ, являются самыми глубокими и продолжительными, особенно в своем влиянии на инстинктивные и либидные процессы. Своим возвратом к более ранним объектам и инфантильной зависимости они относятся, с одной стороны, к объектному выбору и форме объектных отношений, а с другой стороны, возвратом к прегенитальным фазам с сопутствующими им агрессивными явлениями — к инстинктивной организации во всем ее единстве. Частое появление инстинктивных регрессий мы объясняем свойственным инстинктивному развитию специфическим процессом, у которого с психической стороны нет противоположности: в соответствующей последовательности либидоносных и агрессивных ступеней развития и относящихся к ним объектах ни одна фаза полностью не преодолена. Если основная часть инстинктивной энергии обеспечивает поступательное движение, некоторое ее количество обращено назад, что приводит к замораживанию процесса, создавая так называемые точки фиксации путем замещения пройденных инстинктивных целей и объектов (фиксации на аутоэротике и нарциссизме, на единении с матерью в раннем возрасте, на преэдипальной и эдипальной зависимости, на оральности или оральном каннибализме, на анальном садизме или анальной пассивности, на эгоцентризме, эксгибиционизме и т. п.). Фиксации на этой предварительной ступени возникают в качестве следствия каких-либо травматических переживаний, т. е. из-за чрезмерных запретов или, наоборот, чрезмерного удовлетворения инстинктивных желаний в прегенитальной фазе. И для дальнейших последствий не имеет большого значения, являются ли их результаты осознанными или неосознанными, направленными на "Я" или вытесненными. В любом случае их значение заключается в том, что они способны связывать инстинктивную энергию, задерживать развитие и наносить таким образом вред нормальному протеканию половой и любовной жизни.

Теоретически было доказано и не должно вызывать сомнений наличие тесной связи между точками фиксации и регрессией (3. Фрейд, 1916—17 гг.: "Чем сильнее фиксации на генетическом пути, тем скорее, достигая этих фиксаций функция сдается в виде регрессии под натиском внешних трудностей..."). Точки фиксации из-за присущего им замещения обладают постоянной притягательной силой, что представляет опасность для более поздних инстинктивных функций.

Яркую демонстрацию регрессии сексуальной потребности можно найти в каждой хорошо изученной истории болезни, если только ее клиническое описание отражает все факты, как это принято, полностью. Например, мы можем услышать и прочитать, что, базируясь на своем страхе кастрации, мальчик "деградировал до анальной или оральной фазы" из фазы фаллическо-эдипальной. Такой информации явно недостаточно, потому что нам неизвестно, в какой форме и в каком окружении появилось это возвратное движение. Например, произошедшее может быть возвратом от соперничества с отцом и фантазией обладать матерью вместо него. Тогда, несмотря на возрождение преэдипального значения матери и относящейся к ней анальной или оральной зависимости, все, за исключением этого изменения, остается по-прежнему: мать является константным, а не частным объектом, и по-прежнему с помощью фаллической мастурбации отводятся связанные с отношением к ней сексуальные возбуждения.

Такое описание ("от фаллически-эдипальной к анальной или оральной ступени") регрессии может также означать, что обратный процесс происходит с объектным отношением, при котором задано постоянство наличия объекта и таким образом вновь возрождена "любовь к опорному типу", характерная для более ранней стадии развития. Если происходит подобное, то объект превращается в простое средство для удовлетворения, теряя всякое значение как личность. Такая поверхностность отношений, приводящая к быстрой смене объектов и непостоянству, является понижением значения любовной жизни.

Третье возможное объяснение заключается в том, что описанная регрессия может иметь отношение к отведению сексуального возбуждения. В таком случае фаллическая мастурбация замещается импульсами, которые на пике возбуждения проявляются в виде чувства голода, жажды, позывов к мочеиспусканию или дефекации, исчезая, таким образом, из клинической картины.

Если же вышеприведенное описание имеет отношение ко всем трем возможностям сексуальных регрессий (регрессия цели побуждения, регрессия объектного отношения и процесс отвода) одновременно, то гораздо сложнее будет выглядеть и их полное клиническое описание.

В практике детского анализа эти регрессии различаются сравнительно легко. У одних мальчиков в пиковые моменты проявляются отчетливые эрекции, либо они любым способом стараются подавить их. Другие же в таких случаях выбегают из комнаты, чтобы помочиться или опорожниться. Третьи с жадностью поглощают сладости или настоятельно требуют утоления жажды.

3. Фрейд утверждал (1918 г., "История инфантильного невроза"), что по форме отвода возбуждения можно делать выводы о сексуальной организации ребенка: "Если в качестве показателя сексуального возбуждения наш мальчик продуцирует опорожнение кишечника, то это можно расценивать как показатель его привнесенной сексуальной конституции. Он настраивается пассивно, проявляя, тем самым, склонность к дальнейшей идентификации себя с женщиной, а не с мужчиной".

Регрессии в развитии "Я"

Наш клинико-аналитический опыт создает у нас настолько сильное впечатление от каузальной связи между пунктами фиксации и регрессиями, что мы легко можем попасть под воздействие иллюзии о правомерности такого же объяснения не только для "Оно", но и для "Я" и "Сверх-Я". Но при более детальном рассмотрении становится очевидна неправомочность этого. Сущность фиксации состоит в удержании на однажды пережитом удовлетворении и на его заполнении некоторым количеством энергии. Оба эти процесса не играют никакой роли в построении "Я". Несмотря на некоторое сходство между инстинктивными и личностными регрессиями, все же они подчиняются различным правилам и законам.

Временные регрессии в нормальном развитии "Я"

Выше отмечалось, что возвратные движения присутствуют в достижениях и поведении детей даже в течение одного дня, не вызывая удивления ни у родителей, ни у воспитателей. "Дети делают два шага вперед и один назад", — говорит древняя народная мудрость.

Если пристальнее рассмотреть эту тему, мы убедимся, что избежать случайной регрессии не в состоянии ни одна из областей жизни ребенка — ни такие функции "Я", как овладение двигательной сферой, проверка реальности, синтетическая функция и язык, овладение сжимающими мышцами (сфинктером), вторичные мыслительные процессы и фобическая защита, элементы социального приспособления, ни такие качества "Сверх-Я", как честность, справедливость и др. В отношении каждого из них поведение ребенка ненадежно: способность, которую он освоил к определенному моменту, в следующее мгновение может значительно уменьшиться или полностью исчезнуть.

Следует отметить, что такие регрессивные проявления являются даже более нормальными, чем их отсутствие. Мы не вправе ожидать от ребенка, овладевшего языком взрослых, что он не может вдруг вернуться к бессмысленной речи и детской игре со словами и звуками или что не возникнет никаких возвратов у ребенка, приученного к опрятности. Так как овладение процессами выделения проходит длительный и непрерывный путь, блуждая между успехами и неудачами, продвижениями вперед и неизбежными возвратами, то оно не может и не должно наступать сразу и окончательно. В игре целесообразное использование игрушек и игровых материалов ребенок чередует с бесцельным, разрушающим обращением с ними, а также аутоэротическими занятиями; чистый эгоизм является проявлением возврата в сфере социального приспособления.

Гораздо более удивительны противоположные проявления — внезапные продвижения вперед, неожиданные и, на первый взгляд, ничем не мотивированные. Например, грудные дети могут начать день за днем отказываться от груди и переходить к бутылке либо от бутылки к ложке или чашке, от жидкого питания к твердому. Так же внезапно, как наступили, могут исчезнуть идиосинкразии по отношению к еде. Иногда то же самое происходит с аутоэротическими занятиями, переходными объектами и церемонией засыпания. Наряду с длительным сопротивлением случаются молниеносные успехи и в процессе воспитания опрятности, а злые, агрессивные дети иногда превращаются в стеснительных и нерешительных буквально за одну ночь.

Очень часто подобные изменения радостно приветствуются родителями и воспитателями, которые не подозревают, что имеют дело не с "успехами воспитания", а последствиями страшных переживаний и травмирующих влияний, которые готовят преждевременное завершение одной из фаз детской инстинктивной жизни. Мы уверены, что нормальное детское развитие должно происходить не скачками, а постепенно, шаг за шагом, в постоянном чередовании вперед и снова назад, с прогрессивными и сменяющими их регрессивными процессами.

Функциональные регрессии вторичного процесса в сознательной детской жизни

В аналитической литературе мы встречаем лишь незначительные указания на такие жизненно важные условия развития. Безуспешными оказались мои попытки привлечь внимание к этим "нарушениям вторичного процесса в сознательной жизни ребенка" членов Венского психоаналитического общества. Я попыталась обобщить к тому времени (1930 г.) сведения об обстоятельствах, при которых дети различного возраста с бодрствующим сознанием отходят от вторичных мыслительных процессов и возвращаются назад к процессу первичному:

а) Регрессии подобного рода можно наблюдать во время детского анализа, в котором уменьшению контроля "Я", т. е. понижению деятельности защиты и увеличению фантазии, импульсивного поведения, элементов бессознательных и предсознательных содействует основное аналитическое правило (или то, что соответствует ему применительно к конкретному ребенку). В таких обстоятельствах игра пациента изменяется прямо на наших глазах: логика, рассудительность и чувство действительности отходят на задний план, а их место занимают замещения, повторения и утрирования. То, что начинается в качестве разумной и упорядоченной игры фантазии, распадается на отдельные составные части, которые начинают бессвязно или используя неправильную связь управлять фантазией. Например, пятилетний ребенок играет с так называемым "маленьким миром" и использует фигурки, чтобы в соответствии с действительностью драматическим образом представить семейные распри. Начиная с этого момента, игра постепенно уходит из-под контроля "Я": верх одерживают элементы борьбы и ссоры, разум уступает место абсурду, исчезают различия между людьми и вещами, и в пике игры начинают конфликтовать уже не отец с матерью или родители с детьми, а кухонная плита со шкафами, стол с креслами и т. д. Похожее происходит с детскими рисунками: начинают рисовать военный корабль с двумя пушками на нужном месте, а заканчивают множеством пушек над и под водой — в таком количестве, сколько хватает места на бумаге. (Защита от страха кастрации, которая является в данном случае главным мотивом, в данном примере опущена в пользу описания регрессивной формы.) Орально-агрессивные элементы, которые вначале находят символическое выражение в форме хищных зверей (тигр, крокодил), постепенно утрачивают связь с "Я" и уступают место самым невероятным сочетаниям, подобным на образы из сна.

б) С похожими регрессивными явлениями мы встречаемся и вне анализа в нормальной детской жизни, в первую очередь, перед отходом ко сну, когда кардинально меняется поведение даже у самого послушного и хорошо воспитанного ребенка. Чем больше усталость, тем больше в поведении детей находят отражение все виды хорошего и плохого настроения, они начинают вести себя, словно совсем маленькие дети, — говорят бессмыслицу, на самые незначительные замечания реагируют яростными выпадами или требуют телесных нежностей, о которых в дневное время уже давно не вспоминают. Все увеличивающийся беспорядок с персеверацией (настойчивым повторением) отдельных слов и предложений возникает в мыслительных процессах. Возникают колебания между буйной активностью и подавленностью в эмоциональной жизни. Вряд ли существует возможность представить наблюдателю разложение "Я" более убедительно. Таким образом отдельные функции "Я" подавляют друг друга, пока "Я" не откажется от всякой деятельности и в результате этого не перейдет в состояние сна.

в) Впервые такой возврат от вторичного к первичному процессу я наблюдала в собственные школьные годы, будучи примерной шестнадцатилетней ученицей. Иногда нам составляли такое расписание уроков, в котором утомительные предметы следовали друг за другом без достаточного перерыва. Это приводило к неожиданным последствиям для школьной дисциплины. Девочки, которые еще вчера были в состоянии спокойно и внимательно заниматься на уроках, становились все более неспокойными, и к пятому или шестому уроку даже самые безобидные высказывания профессора начинали вызывать у них нервное хихикание. Наши учителя-мужчины относились к таким действиям с гораздо большим негодованием, чем к поведению "глупых дур" из поговорки. Я понимала тогда, что все мы были переутомлены, но увидеть прямую связь между усталостью и регрессией "Я" была не в состоянии, а поэтому их негодование считала не вполне уместным.

Регрессия "Я" под воздействием внешнего давления. Дальнейшее рассмотрение регрессии "Я"

Эти явления, которые в аналитическом мире еще в 30-е годы мало кто замечал, десятилетием позже стали привлекать к себе самое пристальное внимание. Понятие "темпа регрессии" первым ввел Эрнст Крис, основываясь на своих наблюдениях детей в детском саду. На примерах он показал, что в зависимости от возраста и уровня развития дети лишь определенное время могут поддерживать свои достижения на соответствующей развитию высоте, и чем младше ребенок, тем короче продолжительность периода роста перед очередным спадом. Доказательства правильности этих предположений можно легко найти в повседневной жизни детского сада. Все дети работают на ранних утренних занятиях лучше, чем на более поздних. К концу слишком длинного дня пребывания в детском саду игры теряют свой конструктивный характер, ухудшаются отношения детей друг с другом, начинают хуже переноситься лишения, эмоциональные вспышки и инстинктивное поведение выходят на первый план.

Другими авторами отмечаются обстоятельства, которые чрезвычайно сильно давят на "Я", повреждая тем самым его функцию (конечно, часто появляются также и инстинктивные регрессии, которые либо предшествуют регрессиям "Я", следуют за ними или наступают с ними одновременно). Причину таких обстоятельств необходимо искать в болезни, когда физическая боль, недомогание, лихорадка и другие влияния давят на поведение практически всех детей, имеющее отношение ко сну, приему пищи, опрятности, игре и т. д., вплоть до форм более ранних ступеней развития. Больные дети — это почти во всех смыслах деградирующие дети. И правы те, кто относится к ним не в соответствии с их возрастом, а, в соответствии с их поведением и потребностями, как к маленьким детям (А. Фрейд, 1952 г.). Другие влияния исходят из психической области. Причиной далеко идущих регрессий либидо и "Я", которые можно наблюдать в госпиталях, яслях, больницах и других детских учреждениях, являются травматические переживания, страх и в особенности болезненность разлучения у маленьких детей (А. Фрейд и Д. Берлингам, 1949—1950 гг.; Джон Боулби, 1960 г.; Джеймс Робертсон, 1958 г.; Рене Спитц, 1945—1946 гг.).

При рассмотрении только регрессий "Я", все эти случаи будут сходны в том, что при обратном движении возврат не происходит к точкам фиксации (которые в "Я" отсутствуют), а просто совершается спуск вниз по шкале градации поступательного развития. Таким образом, при регрессии "Я" первыми исчезают достижения, достигнутые последними, что подтверждается клиническим наблюдением (например, потеря речевой способности или дефекация и мочеиспускание в постель у маленьких детей, разлученных с матерью).

Регрессии "Я" на службе защитной деятельности

Утрата со стороны "Я" своих достижений происходит и там, где их связь с собственно регрессивными явлениями не привлекала достаточного внимания до настоящего времени.

Пока идет процесс создания "Я" маленького ребенка, возникает множество неприятностей при формировании его функций. Например, хорошее знание законов внутреннего и внешнего мира находится в противоречии с причинным представлением о чистом стремлении "Я"; устоявшееся господство принципа реальности осложняет процесс быстрого исполнения желаний, приносит неприятности постоянно улучшающаяся работа памяти, поскольку распространяется не только на приятные, но и на неприятные и даже страшные переживания, неминуемо порождает болезненные конфликты синтетическая функция и т. д. Это приводит к страданию подрастающего ребенка от напора неприятных ощущений, и его "Я" при помощи механизмов защиты начинает с ними бороться.

Но такая борьба с внешними неприятными раздражителями мешает полноценному осуществлению функции восприятия. Из-под господства "Я" устраняются целые области психического, поскольку вытеснения и реакционные образования ограничивают права "Я" на сознательное душевное содержание или же сами превращаются в права "Я". Все вместе, эти три механизма ограничивают функцию памяти и тормозят ее развитие. А синтетической функции противоречит проекция, которая изгоняет из внутреннего мира нежелательные элементы, отправляя их во внешний мир.

Таким образом, процесс создания достижений "Я" и их утрата происходят одновременно. Пока созревание, развитие и приспособление стремятся к постоянному совершенствованию и расширению господства "Я", защита от неприятностей действует в противоположном направлении, причем каждое вторжение в функцию "Я" приводит к возникновению конфликта, чувств дискомфорта и страха. Исходя из этого, неудивительно, что и в этой области поступательные и обратные, прогрессивные и регрессивные процессы также чередуются друг с другом либо создают сложную картину клинического смещения, действуя одновременно.

Временные и постоянные регрессии инстинкта и "Я"- регрессии

Исходя из всего вышесказанного, регрессии инстинктивные, "Я" и "Сверх-Я" являются элементами нормального процесса развития, и способность ребенка к приспособлению главным образом обусловлена именно ими. Возможность обратного пути к знакомым формам поведения и способам удовлетворения дает ребенку возможность не поддаваться неприятным текущим событиям (Р. Спитц, 1945—1946 гг.) и удачно пережить их. Отсюда следует, что регрессии служат поддержанию нормального равновесия, содействуя приспособлению к внешнему миру не меньше, чем защите от мира внутреннего.

Но мы не должны забывать и о другой, гораздо менее желательной стороне регрессии: регрессионные процессы действуют непродолжительно и направлены назад спонтанно лишь до тех пор, пока они находятся в пределах нормы. Вполне естественно ожидать, что нарушенные усталостью достижения вновь достигнут своих прежних высот после отдыха и сна, что вызванные болезнью или разлучением регрессии будут продолжаться не многим дольше, чем породившие их причины, и т. д. (Клиническое наблюдение показывает, что каждому конкретному ребенку нужно различное время, чтобы после подобных эксцессов вновь вернуться на прежнюю высоту их уровня развития.) Но слишком часто подобные оптимистичные ожидания не оправдываются. Дело в том, что шоковые переживания, страхи, тяжелые заболевания и разочарования сами являются следствием регрессии в развитии и не появляются спонтанно: инстинктивная энергия остается связанной с целями, которые не соответствуют возрасту ребенка, функции "Я" и "Сверх-Я" остаются пониженными, дальнейшее развитие ребенка оказывается нарушенным. Регрессии перестают быть элементом нормального развития и превращаются в патогенные факторы, если они утрачивают свой временный характер и превращаются в перманентные.

В настоящее время мы находимся в состоянии поиска надежных критериев для отличия временных регрессий от перманентных. Лишь когда такие критерии будут найдены, станет возможным прогнозирование дальнейшего нормального или ненормального развития ребенка. Но пока, несмотря на все наши усилия, существующих знаний недостаточно, чтобы в начале обратных движений оценить, как далеко они пойдут и как долго будут длиться, являются ли они не имеющим никаких последствий преходящим состоянием, или мы имеем дело с фактором дальнейшего патогенного влияния.

Регрессивные процессы и линия развития

С ростом нашего понимания нормальной (и ненормальной) роли регрессии проясняется и механизм происходящих на различных линиях развития процессов. Нам становится понятно, почему при любых обстоятельствах движение по линиям должно быть направлено в обе стороны и почему шаги в обратную сторону оправданы не менее, чем продвижения вперед. Мы не опасаемся периодического ухудшения в поведении детей; привычки сна и питания, относящиеся к более раннему возрасту вновь возникают в более поздние годы детства, например в случаях болезни; даже старшие дети в поисках утешения и защиты возвращаются к примитивнейшим формам преэдипальной связи с матерью, особенно под давлением страха, перед отходом ко сну и т. п. Также нам становится понятно, что критика и осуждение таких явлений со стороны взрослого окружения не приносит пользы здоровому развитию, а преграждает ему путь в прошлое, способствуя появлению у ребенка вытеснений и задержек. В итоге мы приходим к выводу, что негармоничное развитие личности обусловлено тем, что неравномерный прогресс по линиям развития и неравномерно длящиеся регрессии встречаются и не смешивают свое влияние. Неудивительно, что настолько велики индивидуальные различия между людьми, отклонения от прямой линии развития заходят так далеко, и любое определение строгой нормы практически бессмысленно, поскольку постоянные взаимовлияния прогресса и регресса приводят к практически бесчисленным вариациям в рамках нормального развития.

лава четвертая

Масштабы и оценка патологического развития детей

Общий взгляд на проблему

Процесс перехода от всевозможных отклонений, находящихся в пределах нормы, к настоящей патологии происходит плавно и зависит, скорее, от изменений в количественном соотношении, чем от качественных различий. В соответствии с нашими психоаналитическими представлениями, психическое равновесие человека базируется, с одной стороны, на взаимоотношениях его внутренних инстанций, а с другой — на отношении его личности в целом к внешнему миру, т. е. на подверженных постоянным колебаниям связях. Инстинктивная энергия спонтанно возрастает или уменьшается в зависимости от того, какую фазу развития проходит индивид. Так, например, в латентный период происходит ее ослабление, в пубертатности — увеличение, в климаксе также увеличение. Если на инстанции "Я" и "Сверх-Я" оказывается давление, силы "Я" и влияние "Сверх-Я" снижаются подобно тому, как это происходит в состоянии усталости, при физической болезни и в преклонном возрасте. Если из-за потери объекта или других лишений снижаются возможности удовлетворения желаний, их распределение возрастает. В связи с этим 3. Фрейд утверждал, что "мы не в состоянии провести резкую границу между "невротиками" и "нормальными" детьми и взрослыми; "болезнь" — это чисто практическое суммарное понятие, и необходимо, чтобы сошлись предрасположение и переживание и достигли такого суммирования, которого будет достаточно для преодоления определенного порога. Таким образом, все время множество индивидов переходят из класса здоровых в класс невротических больных, хотя гораздо меньшее их количество проделывает этот путь в обратном направлении..." (1909 г.).

Поскольку эти положения справедливы для человека любого возраста, "для детей так же, как и для взрослых", то границу между здоровым и больным, нормальным и ненормальным в первом случае провести не проще и не сложнее, чем во втором. Описанная выше картина сущности детской природы показывает, что соотношение сил между "Оно" и "Я" находится в постоянном колебании, что приспособление и защита, благоприятные и болезненные влияния проникают друг в друга, что каждое продвижение от одной ступени развития к другой несет с собой опасность остановок, задержек, фиксаций и регрессий, что инстинкт и "Я" развиваются различными темпами и потому могут вносить беспорядок в движение по отдельным линиям развития что временные регрессии могут превращаться в продолжительные состояния наконец то, что вряд ли возможно оценить количество отрицательно влияющих факторов, которые подрывают или нарушают психическое равновесие.

Имеющиеся на данный момент системы классификации мало чем могут помочь диагносту, который обязан разобраться в этих явлениях, а поэтому он находится в весьма затруднительном положении.

В настоящее время детский анализ продвигается в самых разных направлениях. Создав, несмотря на многочисленные трудности и препятствия, собственные предписания, техника детского анализа в значительной степени освободилась от основных правил анализа взрослых. Были сделаны теоретические открытия, которые являются новым вкладом в аналитические знания, поскольку идут дальше простого подтверждения материалов, реконструированных у взрослых. Только когда речь заходит о классификации явлений, детский аналитик продолжает пользоваться диагнозами, которые приняты во взрослом анализе, психиатрии и криминологии, занимая, таким образом, консервативную позицию и перенимая для своей работы давно устоявшиеся формы, которых явно недостаточно для постановки правильного диагноза, прогноза и выбора метода лечения, поскольку они плохо подходят для условий современной психопатологии детства.

Отличия описательных и метапсихологических способов мышления

Описательный способ мышления при классификации как детских, так и взрослых нарушений противоречит способу мышления метапсихологическому, поскольку первый основывается на сходстве и различии проявляющихся симптомов, а второй — на сравнении скрытых причин, стоящих за ними. Лишь на первый взгляд классификация состояний болезни в описании кажется удовлетворительной. На самом деле речь в данном случае идет вовсе не об углублении представлений и не о нахождении существенных различий между отдельными состояниями, так необходимых нам. Поэтому аналитик, который довольствуется подобным видом диагностического мышления, неминуемо внесет путаницу в собственные, построенные на иных принципах, терапевтические и клинические взгляды и окажется в заблуждении.

Докажем это на примерах: приступы ярости, страсть к путешествиям, страх разлучения и т. п. являются диагностическими терминами, объединяющими под одним названием самые разные состояния болезни (клинические картины), которые по проявленному поведению и симптомам похожи или даже идентичны, но требуют совершенно различного терапевтического воздействия, поскольку принадлежат к абсолютно разным аналитическим категориям по своей метапсихологической структуре.

Так явление, которое называется приступом ярости у детей, имеет три совершенно различных смысла. Например, для самых маленьких обычно они означают не более чем соответствующий этому возрасту моторно-аффективный процесс отвода инстинктивных возбуждений, для которых возможности иного выхода пока не существует. Этот симптом исчезает сам по себе без лечения, как только "Я" ребенка созреет настолько, что для инстинктивных процессов (особенно в речи) откроются другие возможности замещения. Но те же самые симптомы могут означать и то, что проявления ненависти и агрессии против объективного мира не могут проявиться во всей полноте и потому направляются обратно на собственное тело ребенка и доступные ему предметы (самовредительство, битье "головой об стену", поломка мебели и т. п.). В данном случае перенесенный аффект должен стать осознанным, должны снова образоваться связи с его причинной целью. Третий вариант трактовки подобных симптомов заключается в том, что предполагаемая ярость в действительности является приступом страха. Если фобичным детям что-то мешает осуществлять их защитные действия или избегания (подавление агорафобии при появлении фобии от посещения школы), они реагируют на это бурными вспышками страха, которые неквалифицированный наблюдатель может не отличить от обычных приступов ярости и бешенства, восприняв их как проявление агрессии. Однако в отличие от последних, такие состояния можно ликвидировать лишь двумя видами мероприятий — путем восстановления фобической защиты, т. е. избегания вызывающих страх обстоятельств, или путем аналитического определения причин страха, их истолкования и разрешения.

Примерно то же можно сказать о так называемом странствовании детей (бродяжничество, побеги из дому, школьные "прогулы" и т. п.). Мы находим один и тот же симптом при различных обстоятельствах и в различных интерпретациях. Некоторые дети убегают из дома в том случае, если подвергаются в семье жестокому обращению или их либидозная привязанность к семье необычайно слаба; некоторые пропускают школьные занятия (блуждают вместо этого по улице), если боятся учителей или товарищей по классу, плохо учатся или хотят избежать порицаний и наказаний. В обоих этих случаях причина симптома является внешней и может быть устранена изменением внешних условий жизни. У других детей причина того же самого симптома находится в жизни внутренней. Они попадают под влияние бессознательного побуждения и обычно стараются найти в прошлом объект любви. С точки зрения описания верно, что они "убегают", но метапсихологически их странствование целенаправленно, даже если поставленная со стороны "Оно" перед ними цель является ничем иным, как воплощением желаний. В таких случаях для терапии необходимо внутреннее изменение путем аналитического толкования и перевода неосознанного желания в сознательное, а любое внешнее вмешательство успеха не будет иметь.

Несмотря на то, что против весьма часто встречающегося диагноза страха разлучения можно выдвинуть похожие возражения, пока мало что можно возразить против его теперешнего использования во многих детских клиниках, где без оговорок так же обозначаются самые различные состояния. Хотя с метапсихологической точки зрения не существует никакого сходства между страхом разлучения у маленьких детей и школьным страхом детей латентных или ностальгией оторванных от своих семей и живущих в интернате детей. В первом случае речь идет о нарушении биологически оправданной потребности (единство с матерью), на которое ребенок отвечает страхом и отчаянием; в данном случае ничто не может помочь лучше, чем воссоединение с матерью или, как минимум, введение заменяющей ее персоны. Во втором случае причина страха кроется в эмоциональной амбивалентности ребенка. В присутствии родителей любовь и ненависть уравновешивают друг друга, в их отсутствие усиливается опасение, что враждебные силы желания смерти родителям могут действительно принести им вред, и ребенок стремится спасти их от самого себя, цепляется за родителей. В данном случае симптом может отступить только перед аналитическим пониманием эмоционального конфликта, а воссоединение с родителями или беспрепятственное совместное пребывание с ними будет лишь поверхностным успокоением.

Для аналитического мышления и терапевтических действий описания проявляющейся симптоматологии в данном и подобных ему случаях явно недостаточно.

Различия диагностической терминологии в случаях с детьми и взрослыми

С одной стороны, употребляемые нами диагностические обозначения, относящиеся к различным психическим нарушениям во взрослой жизни, не имеют никакого отношения к многочисленным видам и разновидностям нарушений развития, а с другой — к отличию генетически обусловленных симптомов от обусловленных конфликтно. Однако в области детской психопатологии такие непосредственные различия играют первостепенную роль. Так, вне зависимости от ступени развития, на которой они проявляются, невозможно рассматривать как полностью нормальные или ненормальные такие явления, как ложь или жульничество, агрессия или стремление к разрушению, извращенные занятия и т. п.

Ложь

Вопрос может заключаться в том, как определить момент, после которого можно с уверенностью сказать, что ребенок "лжет", т. е. фальсификация правды принимает у него характер симптома и входит в противоречие с тем, чего от ребенка ожидают окружающие. Разумеется, потребность в правде, как ее понимаем мы, появляется лишь после прохождения им ряда предварительных ступеней развития и не присутствует у ребенка с самого его рождения. Нет ничего неестественного в том, что маленький ребенок отдает предпочтение тому, что вызывает приятные ощущения, пренебрегая всем неприятным и отказываясь воспринимать навязываемые ему раздражители, вызывающие чувство дискомфорта и страх. Значит, в данном случае он ведет себя точно так же, как более старшие дети или взрослые при обмане. Но детскому аналитику (или диагносту) необходимо понимать разницу между примитивным отношением к правде в раннем возрасте, обусловленным господством принципа удовольствия и первичного процесса над ребенком, и более поздними симптомами лжи. Аналитик вправе пользоваться термином "ложь", лишь когда достигают определенной зрелости принцип реальности и рациональное мышление, а ребенок, несмотря на это, продолжает фальсифицировать правду.

У некоторых детей замедлен процесс созревания этих функций "Я", а поэтому даже в старшем возрасте они продолжают лгать. У других "Я" развиваются соответственно их возрасту, но вследствие каких-то неудач и разочарований они отступают на предшествующие примитивные ступени развития. Это относится к лгунам-фантазерам, которые пытаются защититься от реальных неприятностей при помощи инфантильных методов исполнения желаний. На противоположном конце ряда находятся дети, чьи функции "Я" сами по себе нормальны, но для уклонения от правды имеются причины, отличные от обусловленных генетически. В данном случае мотивами могут быть страх перед взрослыми, перед порицаниями и наказаниями, а также жадность, мания величия и т. п. Совершенно очевидно, что именно этими последними примерами "диссоциальной" лжи имеет смысл ограничить употребление термина "ложь".

В детской аналитической практике данное явление чаще всего встречается не в чистом виде, а в смешанной форме, состоящей из отречений, лжи-фантазии и лжи диссоциальной. Таким образом, у диагноста существует возможность разграничить отдельные составные элементы и определить вклад в симптомообразование, соответствующий как процессам созревания и развития, так и переживаниям.

Воровство

Как и в случае с ложью, прежде чем данный термин сможет получить диагностическое значение, должны быть пройдены определенные генетические ступени развития.

Стремление детей присвоить себе все, на что направлено их желание, обычно приписывают "оральной жадности" данного периода. Но при внимательном рассмотрении это поведение объясняется двояко: оно также соответствует принципу удовольствия, вследствие которого ребенок, не задумываясь, присваивает себе все, что доставляет удовольствие, и так же автоматически предоставляет внешнему миру все, что вызывает неприятности. Соответствует оно и свойственной возрасту неспособности различать себя и объект. Как нам известно, грудной или маленький ребенок обращается с телом матери, словно оно его собственное, играет с ее пальцами и волосами не иначе, как при аутоэротике, или предоставляет ей для игры части собственного тела. То, что маленькие дети могут попеременно подносить ложку к своему рту и ко рту матери, часто неправильно интерпретируется в виде спонтанно возникающего раннего великодушия, хотя на самом деле это является следствием отсутствия границ "Я" и ничем иным. Именно эта неразбериха между "Я" и объектным миром, которая приводит к готовности отдавать, превращает каждого малыша в грозу для чужой собственности, несмотря на всю его невинность.

Поначалу в понимании ребенка отсутствует представление о "моем" и "твоем", в последующей жизни являющееся основой честности. Развивается оно очень медленно и поэтапно, при постепенном увеличении самостоятельности "Я". Первым делом ребенку начинает принадлежать собственное тело ("Я" - тело), затем родители, потом — заполненные пока еще смешением нарциссического и объектного либидо переходные объекты. Вместе с чувством собственности в ребенке возникает и склонность защищать изо всех сил свое достояние от любого воздействия извне. Дети понимают, что значит "лишиться" своего намного раньше, чем они приобретают способность считаться с чужой собственностью. Чтобы он осознал это, необходимо понимание того, что окружающие люди берегут свою собственность не меньше, чем он свою. А такое понимание может возникнуть лишь при условии дальнейшего расширения и углубления отношений с внешним миром.

Но, с другой стороны, развития понятий "мой" и "твой" недостаточно для решающего воздействия на поведение ребенка; этому противостоят мощные стремления к присвоению собственности. К воровству его склоняют: оральная жадность, анальногенные тенденции иметь, удерживать, собирать и накапливать, потребность в фаллических символах. Основы же честности закладываются с помощью воспитательных воздействий и следующих за ними требованиями "Сверх-Я", находящимися в постоянном и нелегком противодействии "Я".

Можно или нет диагностически и с социальной точки зрения обозначить ребенка словом "вор", указывая на то, что он "жульничает", зависит в итоге от многих условий. Подобное отдельное действие может быть спровоцировано задержкой детского "Я" на пути достижения своей самостоятельности, недостаточно сформированными объектными отношениями между внешним миром и "Я", слишком инфантильным "Сверх-Я". Из-за таких причин жульничают неразвитые и умственно отсталые дети. Если же развитие протекает нормально, то подобные действия могут быть обусловлены временными регрессиями. В таких случаях жульничество является временным явлением и исчезает при дальнейшем развитии. Продолжительные регрессии в каждом из указанных отношений приводят к жульничеству как компромиссному образованию в виде невротического симптома. Если ребенок жульничает из-за того, что его "Я" не в состоянии господствовать над нормальными, соответствующими возрасту желаниями присвоения, то такие действия говорят о недостаточном приспособлении его к моральным требованиям внешнего мира и являются "диссоциальным" симптомом.

На практике, как и в случае с ложью, этиологические смешанные образования встречаются чаще описанных выше чистых форм; обычно мы имеем дело с комбинированными следствиями задержек в развитии, регрессий и дефектов "Я" и "Сверх-Я" вместе взятых. В конечном результате все жульничество возвращается к причинному единству "моего" и "твоего", себя самого и объекта, доказательством чему может служить тот факт, что все диссоциальные дети прежде всего крадут у своей матери.

Критерии для оценки тяжести заболевания

Сомнений в том, легкомысленно или серьезно следует относиться к происходящим в детстве психическим нарушениям, не возникает. Во взрослой жизни в подобных случаях мы исходим прежде всего из трех критериев: 1) картины симптома; 2) силы субъективного страдания; 3) степени нарушений жизненно важных функций. Ни одна из этих точек зрения не может быть приемлема для детской жизни по вполне очевидным причинам.

1. Как мы уже знаем, симптомы в годы развития означают не то же самое, что позже, когда по ним мы "ориентируемся при постановке диагноза" (3. Фрейд, 1916— 1917 гг.). Далеко не всегда (как это бывает позже) детские задержки, симптомы и страхи являются результатом патологических влияний. Часто это просто сопутствующие явления нормальных процессов развития. Независимо от количества чрезмерных требований, которые определенная фаза развития ставит перед ребенком, все равно могут встречаться симптомообразные явления, которые при разумном окружении исчезают, как только произойдет приспособление к новой ступени или будет пройден ее пик. Сколько бы мы ни исследовали эти явления, даже такие мгновенные нарушения нелегко понять: они соответствуют предостережениям об уязвимости ребенка. Часто они исчезают лишь внешне, т. е. могут возникнуть снова в виде новых нарушений на следующей ступени развития, оставляют после себя шрамы, которые могут служить исходными точками для более позднего симптомного образования. Но все же остается верным утверждение, что в детской жизни иногда даже очевидно серьезные симптомы могут исчезнуть. Часто, как только родители обращаются в клинику, фобические избегания, навязчивая невротическая осторожность, нарушения сна и питания отвергаются ребенком просто из-за того, что диагностические исследования вызывают у них больше страха, чем лежащие в их основе фантазии. Именно поэтому симптоматология изменяется или исчезает вскоре после начала или во время лечения. Но в конечном итоге симптоматологическое улучшение что-то значит для ребенка даже меньше, чем для взрослых.

2. Примерно так же обстоит дело с субъективным страданием. Взрослые принимают решение о лечении, если душевное страдание от болезни становится невыносимым. Этого нельзя сказать о детях, так как фактор страдания у них сам по себе мало говорит о тяжести психического нарушения или наличии его. Дети меньше, чем взрослые, страдают от своих симптомов, за исключением состояний страха, который тяжело переносится ребенком. Так, например, служащие уклонению от страха и неудовольствия фобические и навязчивые невротические меры для ребенка вполне желанны, а соответствующие им ограничения нормальной жизни больше мешают взрослому окружению, чем самому пациенту. Нарушение питания и отказ от пищи, нарушения сна, припадки бешенства и т. п. с позиции ребенка оправданны и только в глазах матери являются нежелательными явлениями. Ребенок страдает от них лишь до тех пор, пока окружающий мир препятствует ему проявлять их во всей полноте, и потому источник страданий видит во вмешательстве взрослых, а не в самом симптоме. Даже такие постыдные симптомы, как ночное недержание мочи и кала, иногда самим ребенком рассматриваются как несущественные. Невротические задержки часто приводят к отводу всего либидо от вызывающей страх деятельности и тем самым к ограничению интересов "Я", которое скрывает утрату активности и стремления к выгоде. Дети с явно выраженными нарушениями — аутистичные, психотичные или умственно отсталые — доставляют большие страдания родителям, так как практически не ощущают своего нарушенного состояния.

Иные основания также не дают возможности определить тяжесть психического нарушения. От своей психопатологии дети страдают гораздо меньше, чем от генетически обусловленных обстоятельств, таких как отказы, требования и трудности приспособления, которые вызваны зависимостью от объективного мира и незрелостью их психического аппарата. Источниками страха и неприятностей в раннем детстве являются неспособность удовлетворить собственные телесные потребности и инстинктивные желания, нежелание разлучения, неминуемые разочарования в нереальных ожиданиях; на следующей (эдипальной) фазе — это ревность, соперничество и страх кастрации. Даже самые нормальные дети не могут быть долго "счастливыми", а поэтому нередки у них слезы, гнев и ярость. Чем лучше развивается ребенок, тем более аффективно отвечает он на проявления повседневной жизни. Мы не вправе ожидать также, что дети, подобно взрослым, естественным образом овладеют своими эмоциями, поддадутся их влиянию, осознают их и смирятся с обстоятельствами. Напротив, когда мы наблюдаем подобную уступчивость, то начинаем подозревать, что с ребенком что-то не в порядке, и предполагаем либо органическое повреждение, либо задержку в развитии "Я", либо чрезмерную пассивность в инстинктивной жизни. Маленькие дети, которые без протеста расстаются с родителями, вероятнее всего из-за внутренних или внешних причин, недостаточно связаны с ними либидоносно. Дети, для которых потеря любви не является помехой, могут находиться в состоянии аутического развития. Если отсутствует чувство стыда, то не развивается "Сверх-Я": вынужденной платой, которую каждый индивид должен заплатить за высшее развитие собственной личности, являются болезненные внутренние конфликты.

Мы должны признать, что чувство субъективного страдания, как ни парадоксально это звучит, имеется у каждого нормального ребенка, и само по себе не является основанием для патологического развития.

3. Обманчив также и третий, решающий для взрослых фактор нарушения достижений в детской практике. Выше уже отмечалось, что достижения в детском возрасте не постоянны, а изменяются вследствие временных регрессий от ступени к ступени, от генетического направления к генетическому направлению, день ото дня, от часа к часу. Не существует твердых критериев для оценки того, когда колебания между прогрессом и регрессом можно считать явлениями нормальной жизни. Даже когда ухудшение функции длится очень долго и внешнее окружение начинает беспокоиться, характеризовать на таком основании ребенка как "задержанного" или "отставшего", диагностически рискованно.

Нам также неизвестно и то, какое из детских достижений имеет право называться "жизненно важным". Несмотря на то, что игры, учеба, свободная деятельность фантазии, тепло объективных отношений, способность к приспособлению являются для ребенка очень важными, с такими фундаментальными понятиями, как "способность любить" и "работоспособность", по значительности их нельзя даже сравнивать. Возвращаясь к более ранней своей гипотезе (1945 г.), я повторю утверждение, что только способность нормально развиваться, проходить намеченные по плану ступени, формировать все стороны личности и выполнять соответствующим образом требования внешнего мира заслуживает определения "жизненно важной" для детской жизни. Пока эти процессы проходят относительно без помех, за возникающие симптомы мы можем не волноваться. Потребность в лечении возникает у ребенка лишь тогда, когда это развитие начинает тормозиться.

Процессы развития в качестве диагностических критериев

На современном этапе для понимания детских нарушений явно недостаточно диагностических категорий, в основе которых лежат точки зрения, отличные от генетикопсихологических. Лишь когда диагност освободится от них, он сможет отвлечься от симптоматологии и приступить к исследованию того, каких генетических ступеней достиг его пациент относительно "Оно", "Я" и "Сверх-Я", насколько продвинулась структурация его личности, т. е. процесс обособления этих внутренних инстанций друг от друга; находятся ли еще психические явления под господствующим воздействием первичного процесса или уже в стадии вторичного процесса и принципа реальности; соответствует ли в целом развитие ребенка его возрасту, "созревает раньше" или "отстает", а если да, то в каком отношении; как сильно патология затронула или угрожает затронуть процессы развития; присутствует ли в процессе развития регресс, и если да, то когда, в каком объеме и до каких пунктов фиксации.

Только такое обследование дает возможность оценить влияние важных факторов на психопатологию детства, увязать друг с другом нормальные процессы развития, отклонения от них и нарушения психического здоровья.

Рассогласования в развитии "Оно" и "Я"

Мы вправе ожидать, что патологические последствия сказываются тогда, когда различные части личности развиваются с различной скоростью. Самый известный клинический пример подобного рода — это этиология навязчивого невроза, где "Я" и "Сверх-Я" в своем формировании опережают продвижения вперед в жизни инстинктивной. По этой причине высокие моральные и эстетические качества совпадают с относительно примитивными инстинктивными побуждениями и фантазиями. Это вызывает конфликты, побуждающие "Я" к навязчивым и также конфликтным действиям. Согласно 3. Фрейду: "Не знаю, насколько это будет выглядеть рискованно, если... выскажу предположение, что временное опережение развития "Я" по отношению к развитию либидо должно вызывать предрасположенность к навязчивому неврозу" (1913 г.). К такому результату, как будет показано ниже, может привести и более поздняя регрессия.

Не реже, а, возможно, даже чаще, встречается сегодня процесс обратный — замедление развития инстанции "Я" при нормальном или преждевременном инстинктивном развитии. Объектные отношения, так же, как и функции "Сверх-Я", у таких "аутических" и пограничных детей слишком недоразвиты, чтобы иметь возможность держать под контролем первичные и агрессивные побуждения. Вследствие этого на анально-садистической стадии отсутствует способность нейтрализовать либидо и агрессию, создавать важные для характера реакционные образования и сублимации; на фаллической стадии отсутствуют вклады со стороны "Я" в организацию эдипальных объектных отношений; в пубертатности "Я" приходит к сексуальной зрелости без предшествующей ей на генитальной стадии способности формировать эмоциональные образования.

Исходя из этого можно сделать вывод (Михаэлс, 1955 г.), что преждевременное развитие "Я" ведет к внутренним конфликтам и, как следствие их, к неврозам; преждевременное инстинктивное развитие приводит к дефектному и инстинктивному образованию характера.

Рассогласования между генетическими линиями

Как было показано выше, рассогласования между генетическими линиями находятся в пределах нормы и становится исходным пунктом для нарушений лишь тогда, когда превосходят результаты ожидания.

Если такое происходит, то одинаково беспомощными чувствуют себя и родители, и учителя. Подобные дети превращаются в невыносимых членов семьи, мешают другим в школьном классе, в детских играх они постоянно ищут ссор, нежеланны в любом обществе, повсюду вызывают возмущение и при этом, как правило, несчастны и недовольны сами собой.

Они не подходят также ни под одну из обычных диагностических категорий клинического исследования, и лишь при рассмотрении с точки зрения генетических линий можно понять их аномальность.

Также нам стало понятно, что достигнутые ступени на различных линиях развития никак друг с другом не взаимосвязаны. Высокое умственное развитие может сочетаться не только с плохими результатами в интеллектуальной области, но и с самыми низкими ступенями на пути к эмоциональной зрелости, телесной самостоятельности и социальным отношениям со старшими товарищами. Подобные рассогласования приводят к искусственно рационализированному инстинктивному поведению, к чрезмерным фантазиям, неудачам в воспитании опрятности, иными словами, к смешанной симптоматологии, трудноразличимой по своей этиологии. Обычно подобные случаи квалифицируются в описательных диагнозах как "предпсихотичные" или "пограничные".

Рассогласование встречается и между линией от игры к работе, на которой происходит задержка развития ребенка, и линией к эмоциональной зрелости, социальному приспособлению и телесной самостоятельности, на которой продвижение вполне соответствует возрасту. Такие дети поступают на клиническое исследование из-за неудач в учебе, которые нельзя объяснить ни их умственным развитием, ни их школьным поведением, которое до определенной поры остается вполне адекватным. В таких случаях внимание исследователя должно сконцентрироваться именно на той области, где нет ожидаемых соответствий между "Оно" и "Я" на специфической линии развития — на переходе от принципа удовольствия к принципу реальности, на недостаточном овладении и модификации прегенитальных стремлений, на запоздалом смещении удовольствия от успешного решения задач на том, во всех или только отдельных направлениях присутствует регресс и т. д.

Подобные случаи в описательном диагнозе именуются либо как "интеллектуальные нарушения", что в корне неверно, либо, отвечая лишь внешней стороне явления, как "недостаточная концентрация".

Патогенные (постоянные) регрессии и их последствия

Как отмечалось выше, регрессии безвредны и даже желательны, пока они являются преходящими (достигнутый до них уровень развития может быть вновь достигнут спонтанно). Патогенными они становятся в том случае, если причиненное ими повреждение само по себе вызывает новообразование внутри личности, а значит, следствия их достаточно продолжительны для этого по времени.

В любых частях психического аппарата возможно появление регрессий обоих видов.

Косвенно ухудшается состояние инстинктивных производных, если регрессия начинается в "Я" или "Сверх-Я", опуская достижения обоих структур на более низкий уровень. Такие повреждения в "Я" и "Сверх-Я" имеют отрицательные последствия для овладения инстинктами, нарушают защитную способность и вызывают прорывы со стороны "Оно" в организацию "Я", которые ведут к инстинктивности, эмоциональным вспышкам и иррациональному поведению, изменяют до неузнаваемости картину характера ребенка. Обычно при исследовании раскрывается, что причинами такого падения личности являются переживания, которые не смогло преодолеть "Я" (страх разлучения, болезненные отказы со стороны объекта любви, разочарования в объекте, приводящие к распаду идентификаций (Джекобсон, 1946 г.) и т. п.), и поэтому они нашли воплощение в фантазии.

Вторая возможность заключается в том, что регрессия начинается со стороны "Оно", и инстанции "Я" противостоят непосредственным примитивным инстинктивным производным, с которыми они вынуждены заново сталкиваться каким-либо образом.

Подобное столкновение может заключаться в том, что инстинктивная регрессия сама вызывает регрессии "Я" и "Сверх-Я", т. е. "Я" начинает снижать свои требования, чтобы сохранить согласие с инстинктом. Внутреннее равновесие в таком случае сохраняется, и последствия инстинктивной регрессии по отношению к "Я" оправданны. Но за такое новообразование приходится платить снижением по направлению к инфантилизму, диссоциальности и инстинктивности личности в целом. Глубина патологического нарушения зависит от того, насколько сильны возвратные движения в инстинкте и в "Я", до какого пункта фиксации доходят последние, какие из достижений "Я" сохраняются при этом, и на каком генетическом уровне вновь приходит в равновесие подобный внутренний переворот.

Конфронтация между "Я" и деградированным инстинктом может принимать и обратные формы, более известные нам из анализа. Если "Я" и "Сверх-Я" достигает у детей высокого развития раньше времени, то образуется так называемая вторичная автономия достижений "Я" (Гартман, 1950 г.) — такая степень независимости от инстинктивной жизни, которая дает им возможность отторгнуть от себя инстинктивные регрессии как враждебные "Я". Такие дети, вместо того чтобы следовать за вновь всплывшими прегенитальными и агрессивными импульсами и допускать соответствующие им фантазии в сознание, развивают страх, укрепляют инстинктивную защиту и, если это не удается, находят себе убежище в компромиссе между инстинктом и "Я". В подобных случаях мы наблюдаем ведущие к симптомообразованию внутренние конфликты, на основе которых возникают истерический страх, фобии, ночные кошмары, навязчивые симптомы, церемониалы, задержки и прочие характерные инфантильные неврозы.

В клинической работе с мальчиками, которые вследствие страха кастрации деградировали с фаллической (эдипальной) на анально-садистическую ступень, мы находим яркие примеры различия между оправданными и враждебными по отношению к "Я" последствиями инстинктивной регрессии.

Мальчики с отклонениями первого рода, у которых втянуты в обратное движение "Я" и "Сверх-Я", становятся менее опрятными и более агрессивными, чем прежде, либо возвращаются к большей зависимости от матерей (теряют самостоятельность), превращаются в пассивных и утрачивают мужественность. Иными словами, они снова развивают наклонности и свойства, которые характерны для прегенитальной сексуальности и агрессивности рассматриваемого пункта фиксации без внутреннего противоречия.

У детей с отклонениями второго рода, когда сформированного "Я" вполне достаточно для защиты с помощью страха и чувства вины от последствий инстинктивной регрессии, специфическое патологическое следствие зависит от того, против какого инстинктивного элемента сильнее всего проявляется протест их "Я". В тех случаях, когда инстанциями "Я" одинаково энергично отражаются проявления анальности, садизма и пассивности, симптоматология распространена глубже всего. Когда осуждение "Я" направлено только против неаккуратности, возникает чрезмерная опрятность, навязчивое стремление к умыванию и т. д. Когда в первую очередь отражаются проявления агрессии и садизма, в качестве следствия подавляются собственные достижения и появляется неспособность к соперничеству. Когда больше всего опасаются за пассивно-феминистические стремления, возникает повышенный страх кастрации или некомпенсированная агрессивная мужественность. Во всех случаях последствия — симптомы или характеры — являются невротическими.

Стоит отметить, что из аналитического опыта работы со взрослыми известно, что при неврозах в конечном итоге "Я" также подлежит разнообразным регрессиям. Особенно на низкий уровень функцию "Я" сводят отречение, магическое мышление, пассивность и другие навязчиво-невротические защитные формы. Однако этот вид регрессии "Я" является следствием крушения, а не его причиной; в данном случае снижение имеет отношение лишь к достижениям "Я", а требования "Сверх-Я" остаются без нарушений. Скорее, наоборот, невротическое "Я" делает все возможное для того, чтобы выполнять требования "Сверх-Я".

Конфликты и тревога при постановке диагноза

На пути от причинного единства личности к ее композиции из инстанций "Оно", "Я", "Сверх-Я" и структуры личности каждый индивид в ходе нормального развития проходит ряд фаз. В первую очередь, недифференцированная до этого психическая масса подразделяется на "Оно" и "Я", т. е. на две области действия, у которых различные цели, намерения и методы функционирования. За первым разделением следует вторая стадия в "Я", т. е. подразделение этой инстанции на собственно "Я" и на стоящие над ним "Сверх-Я" и идеал "Я", которые выполняют критическую и руководящую функции по отношению к "Я".

В исследовании при помощи двояко проявляющихся явлений, а именно по особому виду конфликтов и сопряженных с ними страхов, можно установить, насколько далеко вперед зашел или, наоборот, отстал ребенок по этому пути.

В детстве мы различаем три вида конфликтов: внешний, глубоко осознанный и внутренний.

Внешние конфликты, происходящие между целостной личностью ребенка и объектным миром, возникают каждый раз, когда окружающий мир вторгается и мешает побуждениям ребенка, откладывая, ограничивая или запрещая их осуществление. Пока ребенок не овладеет своими инстинктивными побуждениями, т. е. пока его "Я" совпадает с "Оно" и между ними еще не установились барьеры, преодолеть подобные воздействия окружающего мира он не в состоянии. Внешние конфликты — это отличительная черта детства, периода незрелости; мы вправе характеризовать индивида как "инфантильного", если они остаются или регрессивно возрождаются в более позднее время. Существуют различные виды страхов, связанных с этой формой конфликта и доказывающих его существование, которые отличаются в зависимости от возраста и уровня развития ребенка; общим для них является то, что источники их расположены во внешнем мире. Их постадийная последовательность во времени выглядит приблизительно следующим образом: страх смерти с утратой материнской заботы (страх разлучения, страх утраты объекта в период биологического единства матери и ребенка), страх утраты любви (после установления константного любовного отношения к объекту), страх перед критикой и наказанием (во время анально-садистической фазы, на которой ребенок проецирует свою собственную агрессию на родителей, от чего страх перед ними увеличивается), страх кастрации (на фаллическо-эдипальной фазе).

Второй вид конфликтов — глубоко осознанные. Они появляются после того, как ребенок посредством идентификации с родителями превращает их требования в свои собственные, а его "Сверх-Я" уже в большей мере воспринимает родительский авторитет. Конфликты, возникающие в вопросах исполнения желаний или отказов, мало отличаются от конфликтов предыдущего вида. Однако столкновения и рассогласования в данном случае происходят уже не внешне между ребенком и объектом, а в его внутренней жизни между психическими инстанциями, где на долю "Я" выпадает разрешение спора между инстинктивным желанием и требованием "Сверх-Я" в виде чувства вины. Пока чувство вины не исчезает, у исследующего аналитика не возникает сомнений в том, что ребенок достиг "Сверх-Я", создав ступени в "Я".

Третий вид конфликтов — внутренние конфликты. В основном, они отличаются тем, что внешний мир не играет для них никакой — ни прямой, как у внешних конфликтов, ни косвенной, как у осознанных, — роли. Внутренние конфликты возникают из-за обусловленных генетически отношений между "Оно" и "Я" и различия в их организации. Инстинктивные производные и аффекты противоположного рода, такие как любовь и ненависть, активность и пассивность, мужественность и женственность, сосуществуют без вражды друг с другом до тех пор, пока "Оно" и первичный процесс владеют психическим аппаратом. Они становятся невыносимыми друг для друга и приходят к конфликту, как только "Я" созревает и пытается при помощи синтетической функции включить в свою организацию сопротивляющиеся содержания. Даже там, где содержание "Оно" не сопротивляется качественно, а лишь усиливается количественно, это воспринимается "Я" в виде угрозы и приводит к внутреннему конфликту. Это приводит к возникновению страхов особого рода, угрожающих психическому равновесию индивида особым образом. Но, в отличие от страха перед внешним миром или чувства вины, они рождаются в глубине и обычно свое присутствие выдают не во время диагностического обследования, а только в ходе аналитического лечения.

Изложенное выше разделение конфликтов и страхов на внешние, осознанные и внутренние существенно помогает диагносту в классификации и оценке их силы конфликтов, обусловленных детскими нарушениями. Это также объясняет, почему в некоторых случаях для выздоровления достаточно изменений во внешних условиях жизни (случаи первого рода, когда на конфликты патогенно влияет внешний мир), почему требующие аналитической помощи случаи второго рода с причиной болезни, заключающейся в осознанных внутренних конфликтах, без особого труда поддаются изменениям, и почему в случаях третьего рода, когда мы имеем дело с внутренними инстинктивными конфликтами, требуются особенно сложные действия и весьма продолжительные аналитические усилия (согласно 3. Фрейду, 1937 г. — "бесконечные" анализы).

Общие характеристики и их значение для диагнозов и прогнозов

Чтобы удовлетворить ожидания, аналитик должен не только определить существующие в настоящем детские нарушения и восстановить картину их протекания в прошлом, но и предельно по максимуму предсказать перспективы лечения, означающие восстановление психического здоровья и поддержание его. Такой взгляд в будущее невозможен без описанных подробностей процессов развития, а также без определения личностных свойств, оказывающих решающее влияние на поддержание или нарушение психического равновесия, источник которых стоит искать либо во врожденной конституции, либо в самых ранних переживаниях индивида. Эти свойства являются отличительным признаком "Я" индивида, поскольку "Я" играет роль посредника между внешним миром и личностью, ее внутренними инстанциями. Такие из них, как установка "Я" на неудовольствие и лишение, способность к сублимации, установка на страх, исправность процесса развития и другие прогрессивные тенденции, имеют самое большое значение.

Преодоление неудовольствия (способность к фрустрации) и склонность к сублимации

От того, в каком объеме "Я" ребенка способно вынести лишение, т. е. преодолеть вызванное обстоятельствами неудовольствие, во многом зависят шансы ребенка остаться (или стать) психически здоровым. Возможно, ни у кого индивидуальные различия не проявляются сильнее, чем у самых маленьких. Некоторые дети не выносят любую отсрочку, любое ограничение в удовлетворении инстинктивного желания и отвечают всеми проявлениями гнева, ярости, неудовольствия и нетерпения, замещающие удовлетворения отвергаются ими как недостаточные. После этого ничто, кроме выполнения первоначального желания, не может их удовлетворить. Обычно такие сопротивления подчинению часто неизбежной необходимости начинаются уже в младенческом возрасте и проявляются сначала в области оральных желаний, а затем распространяются на другие области и на более позднее время. Но есть дети, которых, в отличие от первых, гораздо легче удовлетворить. Одинаковые инстинктивные ограничения они переносят без подобного возмущения, охотнее принимают замещающие удовлетворения, которые уменьшают желания, и обычно сохраняют на более поздние годы эти рано приобретенные установки.

У диагностов не возникает сомнений в том, что внутреннее равновесие у детей первого типа подвержено опасности гораздо сильнее, чем у второго. Вынужденное держать под контролем огромное количество неудовольствия, детское "Я." при необходимости начинает пользоваться самыми примитивными вспомогательными средствами и методами защиты, как отречение или проекция, а также такими примитивными методами отвода, как вспышки гнева, бешенства и другие аффекты. От этих вспомогательных средств дальнейший путь ведет к патологическим компромиссным образованиям в виде симптомов невротических, диссоциальных и извращенных.

У детей второго типа гораздо больше возможностей нейтрализовать и перенести свою инстинктивную энергию на удовлетворения ограниченные и вполне достижимые. Такая способность к сублимации оказывает бесценную помощь в борьбе за поддержание или восстановление психического здоровья.

Преодоление чувства тревоги

Аналитические знания доказывают, что бесстрашных детей не существует, и на различных генетических ступенях в качестве нормальных сопутствующих явлений присутствуют различные формы страха. (Например, стадии биологического единства матери и ребенка соответствует страх разлучения, константному объекту — страх лишения любви, эдипову комплексу — страх кастрации, образованию "Сверх-Я" — чувство вины.) Однако для определения прогнозов имеет значение, в первую очередь, не форма и интенсивность страха, а способность к его преодолению, от которой в конечном итоге зависит психическое равновесие и которая у разных индивидов присутствует в различном объеме.

Особой опасности невроза повергаются дети, которые при каждом проявлении страха используют переносы.

Их "Я" вынуждено вытеснять и отрекаться от всех внешних и внутренних опасностей (всех возможных источников страха) или же проецировать все внутренние опасности на внешний мир, из которого те, возвращаясь, вызывают еще больший страх, или же фобически избегать любых угроз страха и всяческой опасности. Стремление избежать страха любой ценой становится установкой, которая овладевает в начале детством, а позднее взрослой жизнью индивида и в итоге приводит к неврозу из-за чрезмерного использования механизмов защиты.

Перспективы психического здоровья индивида гораздо лучше, когда "Я" не избегает страха, а активно борется с ним, находя защиту в понимании, логическом мышлении, активных изменениях внешнего мира и агрессивном противодействии. Такое "Я" способно преодолеть большое количество страха и обходиться без чрезмерных защитных, компромиссных и симптомных образований. (Не стоит путать активное преодоление страха с гиперкомпенсациями детей, поскольку в первом случае "Я" защищает себя непосредственно от грозящей опасности, а во втором — от ее фобических избеганий.)

О. Исаковер, объясняя пример активного преодоления страха самым боязливым ребенком, говорит: "Солдату тоже страшно, но это для него не важно".

Соотношение между тенденциями к прогрессу и регрессу

Несмотря на то, что на протяжении всего детства в психическом аппарате присутствуют устремления, направленные вперед, и возвратные, это вовсе не означает, что их взаимоотношения друг с другом у всех индивидов одинаковы. Нам известно, что у некоторых детей все новое вызывает радость: они радуются новому блюду, расширению возможности передвижения и независимости, перемещениям, которые уводят от матери к новым лицам и товарищам по играм и т. д. Для них нет ничего важнее, чем стать "большими", иметь возможность подражать взрослым, и все, что хотя бы приблизительно соответствует этому желанию, возмещает все трудности и препятствия, встречающиеся на пути. В противоположность этому у других детей каждое новое движение означает прежде всего отказ от старых источников удовольствия и потому вызывает страх. Такие дети с трудом отнимаются от груди, часто воспринимая такие события как шоковые. Они боятся расставания с матерью и привычным окружением, пугаются сначала чужих людей, затем ответственности и т. п., иными словами, не хотят взрослеть.

Сделать клиническое заключение о том, к какому из данных типов относится определенный индивид, легче всего при наблюдении за преодолением требующих от ребенка большого мужества жизненных обстоятельств, таких как тяжелое заболевание организма, рождение нового ребенка в семье и т. п. Дети, у которых стремление к прогрессу сильнее регрессивных тенденций, часто продолжительное время болезни используют для созревания "Я", чувствуют себя как "старший" брат или "старшая" сестра по отношению к новорожденному. Если же склонности к регрессу сильнее, то во время болезни ребенок становится еще "инфантильнее", чем был прежде, а новорожденному младенцу начинает завидовать, поскольку хочет сам вернуться в состояние младенца.

Эти различия имеют значение для прогнозирования. Удовольствие, которое ребенок первого типа испытывает при успешных продвижениях, способствует, в свою очередь, созреванию, развитию и приспособлению. У детей второго типа на каждой стадии существует постоянная опасность остановиться в развитии и создать точки фиксации, равновесие их легко нарушить, а склонность к возврату очень легко превращается у них в исходный пункт для появления страха, обороны и невротических разрушений.

Картина развития с точки зрения метапсихологии

Каждый пример психоаналитического изучения ребенка поставляет множество фактов относительно телесного и психического, всех сторон и слоев личности, фактов, относящихся к прошлому или настоящему, внешнему или внутреннему миру ребенка, факторов вредного и полезного влияния, успехов и неудач, фантазий и страхов, защитных процессов, симптомов и т. п. Внимания заслуживает все, что бы ни обнаружил испытуемый, даже если подтверждение полученной информации возможно лишь при условии дальнейшей работы. Однако ни один отдельно взятый факт сам по себе не может рассматриваться вне связи с остальным материалом. Как аналитики мы убеждены, что судьбу развития человека определяет не только наследственность, но и унаследованные качества во взаимодействии с пережитыми событиями, что органические нарушения (физические дефекты, слепота и др.) ведут к самым разным психическим последствиям, зависящим от окружающего влияния, которому подвержен ребенок, и от психических вспомогательных средств, которые находятся в его распоряжении для преодоления собственных трудностей. Стоит ли расценивать страхи (см. выше) как патогенные, зависит, скорее, не от их вида и силы, а от формы и способа, которым ребенок их перерабатывает. Приступы ярости и излияния чувств нужно расценивать по-разному, исходя из того, спонтанно ли возникают они на пути развития или получены путем подражания и идентификации с объектным миром. Травматические влияния на ребенка нельзя прочитать по проявившейся истории жизни, так как они зависят не от объективной важности события, а от его субъективного влияния на каждого конкретного ребенка. Мужество и трусость, корыстолюбие и великодушие, разумность и безрассудство, в зависимости от жизненного окружения, хронологического возраста, фазы развития и генезиса, приобретают различное значение. Отдельные области клинического материала и извлеченные из них связи с целостной личностью идентичны лишь по названию. На самом деле для использования в индивидуальном диагнозе они подходят так же мало, как и для сопоставления с предполагаемо идентичными элементами личности у других индивидов.

Задача исследующего аналитика заключается в организации органической связи внутри имеющегося материала, т. е. в приведении его динамически, энергетически, экономически и структурно к метапсихологической точке зрения. В результате этого картина состояния ребенка соответствует синтезу или расщеплению диагноза на его аналитические составные части.

Такие генетические картины можно получить в различные моменты времени — во время диагностического исследования, во время аналитического лечения, в конце лечения. В зависимости от этого они служат различным целям — постановке общего диагноза (основная цель), его подтверждению или критике на основе материала, вскрытого во время анализа, оценке терапевтической эффективности аналитических методов с точки зрения полученного улучшения при лечении.

Чтобы получить "метапсихологическую картину развития", в первую очередь необходимо выяснить внешние факты, касающиеся симптомов, описаний пациента и семейной хроники. Это является первой попыткой оценить предположительное значение влияния окружающего мира. Затем описание переходит к внутренней жизни ребенка, упорядоченной согласно структуре его личности, динамическому соотношению сил между инстанциями, соотношению сил между "Оно" и "Я", приспособлению к внешнему миру и вытекающим из проявляющегося материала генетическим гипотезам. Полученное таким образом схематичное представление выглядит приблизительно так:

Примерный план метапсихологической картины развития

I. Причины исследования (нарушения развития, проблемы с поведением, задержки, тревоги, симптомы и т. д.).

II. Описание ребенка (внешний вид, манеры, поведение).

III. Обстановка в семье и история детства.

VI. Предположительно существенные влияния окружающего мира, как положительные, так и отрицательные.

V. Данные о процессе развития.

А. Развитие инстинктов:

1. Либидо. Необходимо исследовать:

а) развитие либидо:

достиг ли ребенок соответствующей своему возрасту фазы (оральной, анально-садистической, фаллической, латентного периода, препубертатности), в частности, успешно ли произошел переход от анальной фазы к фаллической сексуальности;

имеет ли место главенствующее положение достигнутой фазы развития;

находится ли ребенок в момент исследования на достигнутой наивысшей ступени развитии, или происходит регрессия на ранние позиции;

б) распределение либидо:

произошло ли распределение либидных заполнений между самим ребенком и объектным миром;

достаточно ли нарциссического заполнения (первичный и вторичный нарциссизм, заполнение телесного "Я",

"Я" и "Сверх-Я") для обеспечения собственного чувства; насколько оно зависит от объектных отношений;

в) либидо объекта:

достигнута ли в постадийной последовательности объектных отношений соответствующая хронологическому возрасту ступень (нарциссическая, по типу примыкания и опоры, константность объекта, преэдипальная, целеограниченная, пубертатнообусловленная);

удерживается ли ребенок на данной ступени, или наблюдаются регрессии к более ранним ступеням;

соответствует ли форма объектного отношения достигнутой или регрессивно полученной фазе развития либидо.

2. Агрессия. Необходимо исследовать; какими формами проявления агрессии оперирует ребенок:

а) количественный показатель, т. е. присутствует или отсутствует она в клинической картине;

б) показатель вида и формы, соответствующий фазовому развитию со стороны либидо;

в) направленность на внешний мир или на самого себя.

Б. Развитие "Я" и "Сверх-Я". Необходимо исследовать:

а) исправны или нарушены имеющиеся в распоряжении "Я" психические аппараты;

б) насколько исправна функции "Я" (память, проверка реальности, синтетическая функция, вторичный процесс); если имеются нарушения, то какие — генетически или невротически обусловленные; сформированы одновременно или нет; каков коэффициент интеллектуального развития;

в) насколько развита защита "Я": направлена против определенной инстинктивной производной (необходимо указать) или против инстинктивной деятельности и инстинктивного удовлетворения в целом;

соответствует ли хронологическому возрасту (слишком примитивны или, наоборот, слишком рано созрели имеющиеся механизмы защиты);

защитная деятельность подразделяется равномерно на большое количество механизмов или ограничена небольшим их количеством;

эффективна или неэффективна защитная деятельность, в первую очередь, против страха; сохраняет или воссоздает равновесие между инстанциями; существует возможность внутренней подвижности, или она подавлена и т. п.;

зависима или независима она от объективного мира, и в какой степени (образование "Сверх-Я", осознанность, внешние конфликты);

г) насколько вторично повреждены защитной деятельностью "Я" функции "Я" (каковы потери в способности достижения успехов, связанные с поддержанием инстинктивной защиты и овладением инстинктами).

VI. Генетические данные о точках фиксации и регрессии.

Согласно нашей точке зрения, возврат к генетически обусловленным точкам фиксации является основой всех инфантильных неврозов и многих инфантильных психозов. Поэтому одна из важнейших задач диагноста заключается в том, чтобы обнаружить их в предыстории ребенка с помощью следующих проявляющихся явлений:

а) определенных свойств манеры поведения, инстинктивный фон которого известен аналитику; они являются внешним проявлением процессов, происходящих в глубине психического аппарата. Ярчайший пример этого рода — проявляющаяся картина навязчивого невротического характера, при котором такие свойства, как опрятность, любовь к порядку, экономность, пунктуальность, скептицизм, нерешительность и т. п., указывают на конфликт анально-садистической фазы, и таким образом выдают точку фиксации в этом пункте. Другие картины характеров или способов поведения подобным образом выдают точки фиксации в других областях или на других ступенях. (Ярко выраженная озабоченность ребенка жизнью и здоровьем родителей, братьев и сестер говорит об особых конфликтах, связанных с инфантильным желанием смерти; боязнь принимать лекарства, определенные сложности в питании и т. п. указывают на происходящую защитную борьбу с оральными фантазиями; такое свойство "Я", как застенчивость, указывает на отвергнутый эксгибиционизм в "Оно"; тоска по дому говорит о наличии давнего амбивалентного конфликта и т. д.);

б) детских фантазий, которые при благоприятных условиях открываются иногда в клиническом исследовании, но чаще становятся доступными диагносту благодаря тестированию. (Часто случается, что насколько сложным бывает доступ к жизни фантазии в первом исследовании, настолько богатым является материал сознательных и бессознательных фантазий в аналитической обработке, когда патогенная предыстория пациента полностью проясняется.);

в) симптомов, для которых типична связь между бессознательным фоном и манифестной формой проявлений, что даже позволяет, как и в случае с навязчивым неврозом, из картины симптомов делать выводы о вытесненных процессах. Однако не стоит преувеличивать количество таких симптомов, так как многие из них, например ложь, жульничество, энурез и т. п., не являются источником информации во время диагностического исследования, потому что возникают на самом разном инстинктивном фоне.

VII. Динамические и структурные данные о конфликтах.

Нормальное развитие ребенка находится под влиянием конфликтов, происходящих между внешним и внутренним миром, с одной стороны, и между внутренними инстанциями, с другой, точно так же, как и его патология. Диагносту необходимо разобраться в этих противодействиях и структурировать в схему динамические процессы:

а) в качестве внешних конфликтов между личностью ребенка в целом и объектным миром (сопутствующий страх перед объектным миром);

б) в качестве глубоко осознаваемых конфликтов между "Оно" и инстанциями "Я", которые вбирают в себя (глубоко осознают) требования окружения (сопутствующее чувство вины);

в) в качестве глубоких внутренних конфликтов между противоречивыми и несогласованными инстинктивными побуждениями (неразрешенная амбивалентность любовь-ненависть, активность-пассивность, мужественность-женственность и т. п.).

Из формы определяющего жизнь каждого конкретного ребенка конфликта можно сделать вывод:

1) о зрелости структуры его личности (степень независимости от объектного мира);

2) о тяжести нарушений в структуре личности;

3) о методах воздействия, способных привести к улучшению или излечению.

VIII. Общие свойства и позиции.

Чтобы составить прогноз о том, есть ли у определенного ребенка возможность спонтанного излечения от нарушения или перспектива на успех лечения, необходимо обратить внимание на следующие свойства его личности и способы поведения:

а) позиция ребенка по отношению к отказам. Если отказы переносятся им хуже, чем следовало бы ожидать в его возрасте, то, значит, страх сильнее его "Я" и ребенок находит выход в ведущих к болезни последовательностях регрессии, защиты и симптомообразований. Если отказы переносятся лучше, индивиду легче поддержать свое внутреннее равновесие или восстановить его после нарушения;

б) способность ребенка сублимировать инстинктивные побуждения. В этой области существуют сильные индивидуальные различия. В случаях, когда возможно применение целеограниченных и нейтрализованных заменяющих удовлетворений, они компенсируют ребенку неизбежные разочарования в инстинктивной жизни и уменьшают возможность патологических разрушений. Важной задачей лечения является освобождение защемленной сублимирующей способности;

в) отношение ребенка к страху. Следует различать склонность к избеганию страха и к активному его преодолению. Первое, скорее, ведет к патологии, а второе является признаком здорового, хорошо организованного и деятельного "Я";

г) соотношение между продвижением вперед и регрессией в процессах развития ребенка. Если устремления вперед сильнее возвратных тенденций, перспектива на сохранение здоровья или самоизлечение лучше, чем в обратном случае: сильные рывки в развитии помогают ребенку бороться со своими симптомами. Когда преимущество имеют регрессивные устремления, и ребенок держится за архаические источники удовольствия, сопротивление лечению также возрастает. Соотношение сил между этими двумя тенденциями у отдельного ребенка проявляется в виде конфликта между стремлением стать "большим" и нежеланием отказываться от инфантильных позиций и удовлетворений.

IX. Диагностические категории.

Для окончательного обобщения используемых до сих пор диагностических систем недостаточно. Необходима особая схема, в которой в первую очередь оценивается отношение различных нарушений к развитию и степень их отклонения от нормального процесса. Для этого диагност должен выбрать одно из перечисленных ниже положений:

1) если не считать некоторых трудностей в удовлетворении телесных потребностей, отношении к окружающему миру и в повседневном поведении ребенка, сами по себе процессы его развития не повреждены, а значит нарушение остается в пределах нормы;

2) обнаруженные в клинической картине симптомообразования нарушения по своим масштабам соответствуют направленному на преодоление специфических генетических затруднений усилию, а значит, при дальнейшем продвижении к следующим ступеням линии развития они будут ликвидироваться спонтанно;

3) имеются инстинктивные регрессии к ранее приобретенным точкам фиксации, их длительное воздействие создает внутренние конфликты, которые приводят к инфантильным неврозам и нарушениям характера;

4) происходящие инстинктивные регрессии приводят к регрессиям "Я" и "Сверх-Я", к инфантилизму т. п.;

5) имеют место повреждения имеющихся задатков (путем органических нарушений) или приобретенной на первом году жизни конституции (путем лишений, отказов, телесного заболевания и т. п.), которые вредят процессу развития, препятствуют формированию и отделению друг от друга внутренних инстанций, приводя к дефектным, с отставанием в развитии, и даже атипичным клиническим картинам;

6) какие-то необъяснимые процессы органического, токсического или психического происхождения оказывают разрушающее влияние на уже имеющиеся личностные приобретения, что выражается в потере речи, торможении инстинктов, нарушении чувства реальности и т. п., тормозя таким образом весь процесс развития, вызывая инфантильные психозы, аутизм и подобные им патологии.