Gospoda_Golovlevy

Контрольная работа

Выполнила: Овечкина Ирина, 300 группа

«Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова- Щедрина: образ Иудушки Головлева – психологическая разработка, символизация; Иудушка в системе персонажей

История создания романа. Жанр произведения.

Роман «Господа Головлевы» был написан Салтыковым- Щедриным в 1875-1880 гг. По своему жанру произведение напоминает семейные хроники - некий цикл очерков из жизни одной семьи (первое название - «Эпизоды из истории одного семейства»). Однако, изначально он не задумывался ни как роман, ни как очерк.

В 1875 году Салтыков-Щедрин публикует в «Отечественных записках» свой рассказ «Семейный суд», который в дальнейшем и станет первой главой целого романа. Именно после прочтения этого рассказа И. С. Тургенев напишет Салтыкову-Щедрину в письме: «… невольно рождается мысль, отчего Салтыков вместо очерков не напишет крупного романа с группировкой характеров и событий, с руководящей мыслью и широким исполнением? Но на это можно ответить, что романы и повести – до некоторой степени пишут другие, - а то, что делает Салтыков, - кроме его некому. Как бы то ни было – но «Семейный суд» мне очень понравился, и я с нетерпением ожидаю продолжения описания подвигов «Иудушки» [Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Письма, т. 21. С. 149].

Салтыков-Щедрин «откликнулся» на письмо Тургенева, написав еще несколько рассказов – продолжение жизни семьи Головлевых (в 1875 году появляется «По-родственному», в 1876 году – «Семейные итоги», «Племяннушка», «Семейные радости»), - все они входили в сатирический цикл. Оформить в роман Салтыков-Щедрин решился не сразу, «чувствовал ее внутреннюю незавершенность: не было финала жизни Иудушки» [Д. Николаев. М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. С. 150 ]. Лишь только в 1880 году с появлением последней главы «Господа Головлевы» оформились в целый роман, напоминающий собой жанр семейных хроник.

Салтыков-Щедрин поставил перед собой задачу: раскрыть механизм гибели семьи. «Сюжет и композиция романа подчинены изображению распада, гибели головлевского рода. От главы к главе прослеживается трагический выход из семьи и из жизни главных его представителей. И наиболее последовательно и полно все характерное для процесса разрушения помещичьего клана обобщено в Порфирии Головлеве. Не случайно в самом начале второй главы заявлено: «Семейная твердыня, воздвигнутая, неутомимыми руками Арины Петровны, рухнула, но рухнула до того незаметно, что она, сама не понимая, как это случилось, сделалась соучастницею и даже явным двигателем этого разрушения, настоящею душою которого был, разумеется, Порфишка-кровопивец». Так, в ходе окончательного оформления идейно-художественного замысла романа-хроники автор, естественно, должен был особое внимание уделить разработке образа Порфирия Головлева» [Е. Покусаев. Шедевр социальной сатиры].

Нужно также отметить, что изначально Иудушка был второстепенным персонажем, уже потом в ходе переработки некоторых глав, Салтыков -Щедрин дополняет образ, выводит его на первый план. Некоторые исследователи (Николаев Д., Е. М. Макарова) считают, что прототипом образа Порфирия стал брат Щедрина – Дмитрий Ефграфович. К тому же, в одном из писем в 1875 году сам автор признается: «Это я его в конце Иудушки изобразил». «Исследователи полагают, что даже лексика Иудушки, его склонность к пустословию — не что иное, как «спародированная речь Дмитрия Евграфовича» [Е. М. Макарова. Жизненные источники образа Иудушки Головлёва].

Психологическая разработка образа Иудушки Головлева. Символизация

В самой первой главе «Семейный суд» рассказчик представляет главного героя таким: «Порфирий Владимирович известен был в семействе под тремя именами: Иудушки, кровопивушки и откровенного мальчика, каковые прозвища еще в детстве были ему даны Степкой-балбесом. С младенческих лет любил он приласкаться к милому другу маменьке, украдкой поцеловать ее в плечико, а иногда и слегка понаушничать. Неслышно отворит, бывало, дверь маменькиной комнаты, неслышно прокрадется в уголок, сядет и, словно очарованный, не сводит глаз с маменьки, покуда она пишет или возится со счетами. Но Арина Петровна уже и тогда с какою-то подозрительностью относилась к этим сыновним заискиваньям. И тогда этот пристально устремленный на нее взгляд казался ей загадочным, и тогда она не могла определить себе, что именно он источает из себя: яд или сыновнюю почтительность» [М. Е. Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы].

Полный портрет героя в самом начале так и не дан – все это оказывается не столь важным в описании образа Порфирия Владимировича. Внимание читателя акцентируют лишь на «широко раскрытых и неподвижных глазах», которые, по - мнению Арины Петровны, «словно вот петлю закидывают». Важным оказывается то, как называет автор героя помимо основного имени, т.е. это три прозвища, данные герою: «Иудушка», «кровопивушка» и «откровенный мальчик». Эти прозвища сразу вскрывают образ главного героя, предопределяют его последующие действия. Д. Николаев в своей работе «М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество» обратил внимание на суффиксы в этих названиях (Иуда + ушка, кровопийца + ушка), которые дают «благодушный, чуть ли не ласковый оттенок». Вспомним, что сам Порфирий разговаривает уменьшительно-ласкательно (особенно по началу романа, в финале, будучи в одиноком заточении, речь героя изменится): «милый друг маменька», «голубушка маменька», «папенька», «подушечку тебе поправлю», «маслица деревянненького подолью» и т.д. Николаев отмечает, что такие «неожиданные суффиксы помогли зловещим словам-понятиям замаскироваться, придали им более «приличный», благообразный вид» [Д. Николаев. Смех Щедрина. С.89 ].

Что и в прозвищах Порфирия, что в его речи, что в самом образе героя задана некая двойственность: внешняя оболочка (все, что за суффиксами «ушк» - ласковость, лесть, наигранная доброта и духовность, якобы праведность) и внутренняя оболочка (все, что стоит за словами Иуда, кровопивец – подлинная сущность героя, бесчеловечность, бездушие, обрядовая «духовность», демонизм). «Вот эта двойственность, двуплановость героя и составляет его внутренний стержень» [Николаев Д. Смех Щедрина. С.90]. Именно эту двуплановость и будет исследовать Салтыков-Щедрин на протяжении всего романа.

Противоречие между внешней оболочкой и внутренней составляющей в Порфире проявляется еще с его детства (глава «Семейный суд»). Достаточно вспомнить, как, будучи ребенком, мальчик «любил понаушничать»: «С младенческих лет любил он приласкаться к милому другу маменьке, украдкой поцеловать ее в плечико, а иногда и слегка понаушничать. Неслышно отворит, бывало, дверь маменькиной комнаты, неслышно прокрадется в уголок, сядет и, словно очарованный, не сводит глаз с маменьки, покуда она пишет или возится со счетами» [М. Е. Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы].

Именно с «понаушничества» возникает мотив предательства в романе. Этот мотив восходит к библейскому сюжете об Иуде Искариот – предателе Христа. Прозвище Порфирия не просто ассоциируется с евангельским текстом, устанавливая связь героя с Иудой Искариот, но и прямо указывает на существо его характера и поступков. Как и библейский герой, который предает своего учителя за деньги, так и Иудушка Головлев предает своих родных за собственность. «Именно она [собственность ] определила его облик и поведение. < … > Иудушка, как и Арина Петровна, служит призраку собственности. Вся жизнь его, все его устремления подчинены одному – обогащению» [Д. Николаев. Смех Щедрина. С. 98] . Как видно, мотив наживы, который связан с предательством, тоже восходит к библейскому сюжету. Так же, как и Иуда Искариот, Порфирий предает каждого из членов своей семьи. Достаточно вспомнить, как он подговаривает мать передать ему Головлево в наследство, а сам выгоняет ее к брату в имение. Не случайно Арина Петровна отмечает, что он «целует друга своего маменьку, а сам петлю на шею закидывает» (так автор изображает в произведении тот самый «поцелуй Иуды Искариот», который становится аллегорией проявления высшей степени коварства).

В финале романа накануне Страстной недели («Дело было в исходе марта, и Страстная неделя подходила к концу») Салтыков- Щедрин вновь вводит библейский сюжет об Иуде Искариот. Именно на Страстную седмицу в церквях проводится Тайная Вечеря, вспоминается распятие и страдания Христа, предание его на суд. Именно на исходе этой недели Порфирий Петрович вспоминает свое предательство и впервые ощущает свою вину перед ближними. «С своей стороны, и Порфирий Владимирыч, с не меньшею аккуратностью, с молодых ногтей чтил "святые дни", но чтил исключительно с обрядной стороны, как истый идолопоклонник. Каждогодно, накануне великой пятницы, он приглашал батюшку, выслушивал евангельское сказание, вздыхал, воздевал руки, стукался лбом в землю, отмечал на свече восковыми катышками число прочитанных евангелий и все-таки ровно ничего не понимал. И только теперь, когда Аннинька разбудила в нем сознание "умертвий", он понял впервые, что в этом сказании идет речь о какой-то неслыханной неправде, совершившей кровавый суд над Истиной» [М. Е. Салтыков- Щедрин «Господа Головлевы»]. Таким образом, то, что случилось с Иудой Искариот, Порфирий переживает тоже –– это часть его биографии тоже. Характерно даже то, что умирает Головлев накануне Светлого Воскресения. Пред тем, как отправится «на могилку к маменьке» он «останавливался перед освещённым лампадкой образом Искупителя в терновом венце и вглядывался в Него». Только в этот раз это не очередной обряд Иудушки, который проводился им каждый день, это и есть то ощущение предательства перед ликом Спасителя, перед ликом преданного им Христа (именно в этой точке библейский сюжет и сюжет произведения тесно концентрируются). Порфирий предает не только свою семью, но и весь род человеческий.

«Служение призраку собственности доводит Порфирия Владимировича до того, что и жить он уже начинает не настоящей жизнью, а мнимой, призрачной. Жизнь Иудушки – это призрачное существование, соприкасающееся с действительной жизнью, пытающееся давить на нее, но в конечном счете замыкающееся в себе самом и обретающее размах лишь в мире вымыслов и иллюзий. Вот почему «всесилие» Порфирия Владимировича вместе с тем сопровождается его поразительным бессилием предпринять что-нибудь в реальной, живой жизни»» [Д. Николаев. М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. С.177]. Так Д. Николаев сопоставляет образ Иудушки с призраком, душа Порфирия Владимировича с каждой главой романа все больше обесчеловечивается, вырождается. Достаточно вспомнить, как Евпраксеюшка (в главе «Выморочный»), озлобившись, совсем перестает обращать внимания на Иудушку, и тот, оставшись в полном одиночестве, начинает воссоздавать такую же призрачную жизнь в своей голове (воссоздавать умерших Арину Петровну, своих братьев, придумывает разные ситуации «вымучивания») : «Фантазирую таким образом , он незаметно доходил до опьянения; земля исчезала у него из-под ног, за спиной словно вырастали крылья. Глаза блестели, губы тряслись и покрывались пеной, лицо бледнело и принимало угрожающее выражение. И, по мере того как росла фантазия, весь воздух кругом него населялся призраками, с которыми он вступал в воображаемую борьбу» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Лейтмотив призрака присутствует и в других героях, и в образе всего головлевского дома. «Отовсюду, из всех углов этого постылого дома, казалось, выползали "умертвия". Куда ни пойдешь, в какую сторону ни повернешься, везде шевелятся серые призраки. Вот папенька Владимир Михайлович, в белом колпаке, дразнящийся языком и цитирующий Баркова; вот братец Степка-балбес и рядом с ним братец Пашка-тихоня <…> И все это хмельное, блудное, измученное, истекающее кровью... И над всеми этими призраками витает живой призрак, и этот живой призрак - не кто иной, как сам он, Порфирий Владимирыч Головлев, последний представитель выморочного рода» [ Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Здесь мы видим, как «серым призракам», умершим людям, автор противопоставляет «призрак живой» - живого Порфирия. Именно Иудушка венчает весь выродившийся семейный род Головлевых. По-мнению Д. Николаева, именно так вырисовывается концепция Салтыкова-Щедрина о «призрачности» действительности.

Можно также заметить, что Салтыков-Щедрин не раз упоминает о принадлежности Порфирия Петровича миру тьмы. Например, перед приездом Порфирия к умирающему Павлу в доме наступает «мертвая тишина». «Павел Петрович всматривался-всматривался, и ему почудилось, что там, в этом углу, все вдруг задвигалось. Одиночество, беспомощность, мертвая тишина - и посреди этого тени, целый рой теней. Ему казалось, что эти тени идут, идут, идут... « [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Именно из этих «теней» и появляется Иудушка перед братом, именно эти «тени» и поглотят окончательно Порфирия в финале, когда он останется совсем один: «Сумеркам, которые и без того окутывали Иудушку, предстояло сгущаться с каждым днем все больше и больше» [глава «Племяннушка»]. Иудушка – представитель не только мира призраков, но и теней. Наверное, не случайно, именно с мотивом «мертвой тишины», «теней» связан образ Иудушки с демоническим образом, с образом сатаны. Как нечистая сила толкает он своих сыновей в могилу: Владимира под петлю, Петра на каторгу; как нечистая сила он выносит все из Погореловки после смерти матери, оставляя жителей деревни на обречение; как нечистая сила поступает он со своим незаконнорождённым сыном от Евраксеюшки. Вспомним разговор Арины Петровны и Порфирия перед смертью Павла: «- Нет, маменька, вот я об себе скажу. Ежели господу богу угодно призвать меня к себе - хоть сейчас готов! - Хорошо, как к богу, а ежели к сатане угодишь?». Именно это «угодишь к сатане» и становится определяющим в жизни Иудушки. Он служит не Богу, а сатане, он «сатанинским судом» людей изводит.

Однако, не только демонизм определяет образ Иудушки Головлева. Вспомним, что автор, говоря о герое, использует зоологические сравнения. В романе Порфирий Владимирович восходит к мифологическому образу змея. «Порфирий Владимирович, в валеных сапогах, словно змей, проскользнул к постели матери…»; «Он [Павел] ненавидел Иудушку и в то же время боялся его. Он знал, что глаза Иудушки источают чарующий яд, что голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека»; «А по мне, лучше прямо сказать матери, что она в подозрении состоит, нежели, как змея, из-за чужой спины на нее шипеть (Арина Петровна покидает деревню, которая теперь принадлежит Порфирию, после смерти Павла). Тут и походка, и шепчущий голос, и взгляд - все сравнивается со змеиным образом. Как змей-искуситель завлекает он Анниньку в свои владения, как змей он «закидывает петлю» и губит жизнь Евраксиньи, «сына бросив в какую-то безыменную яму». Образ змея тесно связан и с демоническим образом, и с образом нечистой силы: «В народных преданиях змей получал значение злого демона, чёрта. Змеи в качестве демонических существ служили воплощением хаоса. В той атмосфере хаоса и всеобщего разлада, которая в традициях народного миропонимания объяснялась действиями нечистой силы и которая характеризует в романе повседневное существование и угасание господ Головлёвых» [В. Кривонос «О символической образности в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы»].

Иудушка «петлю на шею закидывает» - не раз об этом замечает его мать Арина Петровна. Однако, эта «петля» связана не только с образом змеи, но и с образом паука, который заманивает свою жертву в сеть. Не случайно его называют Иудушкой-кровопийцей. «Все улыбнулись, но кисло как-то, словно всякий говорил себе: ну, пошел теперь паук паутину ткать!» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. В эту сеть попадают все: Степан-балбес, брат Павел, мать Порфирия, его дети, Аннинька, Евраксинья, слуги головлевского дома. Сеть паука – Иудушки, прежде всего, сеть словесная. Именно словами Иудушка караулит и заманивает жертву (например, заманивает Анниньку пожить в Головлево), а истинными помыслами и делами жертву «душит» (например, выселяя своего «друга маменьку» из родного дома к брату). Даже рассказывая о смерти матери Анниньке, Иудушка приукрашает, ратует за нравственность и чистоту («Обо всех вспомнила, всех благословила, призвала священника, причастилась... И так это вдруг спокойно, так спокойно ей сделалось! Даже сама, голубушка, это высказала: что это, говорит, как мне вдруг хорошо! И представь себе: только что она это высказала - вдруг начала вздыхать!»), на деле же Иудушка надевает маску добродетеля, стремясь заполучить все наследство («- Сирот бы...- повторила Арина Петровна тоскливо. - Приедут и сиротки. Дайте срок - всех скличем, все приедем. Приедем да кругом вас и обсядем. Вы будете наседка, а мы цыплятки... цып-цып-цып! Все будет, коли вы будете паинька»).

Итак, образ Иудушки в романе «Господа Головлевы» символичен. Он восходит и к библейскому сюжету о предателе – Иуде (символичным оказывается тут прозвище Порфирия), и к образу сатаны, демона, нечистой силы, и к мифологическому образу змея-искусителя, зоологическому образу паука. «В Иудушке, в его характере и поведении Салтыков-Щедрин стремился образно обобщить свои раздумья, свои наблюдения над жизнью современного ему общества. Острый и глубокий ум сатирика отметил одну из самых ярких черт господствующей идеологии - разительное противоречие между благонамеренным словом и резко расходившимся с ним грязным, циничным делом» [Е. Покусаев. Шедевр социальной сатиры]. Образ Иудушки оказывается не только хорошо сатирически продуманным, но и психологически разноплановым, многогранным образом.

Иудушка в системе персонажей

«Господа Головлевы» - история жизни и гибели одной семьи. Хоть и Иудушка является центральной фигурой произведения, и его образ многогранен, не менее важны и продуманы образы других персонажей. Именно в системе других персонажей образ Иудушки постепенно дополняется, приобретает эту многогранность.

Повествование романа начинается с «происшествия»: Степан-балбес продал имение в Москве. На этом время ретроспективно переходит в прошлое героев, к детству трех братьев: Степана, Павла и Порфирия. Именно с детства происходит становление характера Иудушки, именно там те предпосылки, которые скажутся на его поступках и словах в дальнейшем. Вспомним, что Д. Николаев пишет в своей работе о «служении призраку собственности» Порфирия Владимировича. Служит этому призраку и сама хозяйка дома - Арина Петровна. Ведь именно она – та первая ступень становления характера Иудушки.

В начале романа Арина Петровна - это властная женщина, глава всего имения. Забота о семьи - дело всей жизни для героини: «…слово "семья" не сходит с ее языка и, по наружности, всеми ее действиями исключительно руководят непрестанные заботы об устройстве семейных дел» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Но это дело всего лишь видимость, главная забота Арины Петровны - увеличение своей собственности: «она все внимание свое устремила исключительно на один предмет: на округление головлевского имения, и действительно, в течение сорокалетней супружеской жизни, успела удесятерить свое состояние» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Чувство любви к собственному мужу, к детям оказывается чуждым для героини . Достаточно вспомнить в каких условиях она содержит Степана-балбеса (в сырой комнате, кормила остатками обеда) после растраты им «выброшенного куска», или как спокойно она отнеслась к смерти собственной дочери. «В ее глазах дети были одною из тех фаталистических жизненных обстановок, против совокупности которых она не считала себя вправе протестовать, но которые тем не менее не затрагивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства» [Салтыков-Щедрин «Господа Головлевы»]. В такой атмосфере выморочности и проходит детство Иудушки. Именно тут и рождается его способность приластиться, «понаушничать».

Собственность не принесла счастья ни одному из членов семьи Головлевых. Каждая последующая глава построена на постепенном вымирании всего рода Головлевых (в «Семейном суде» умирает Степан-балбес, в главе «По-родственному» гибнет брат Павел, умирает муж Арины Петровны, в «Семейных итогах» умирает сын Порфирия Владимир, в «Племяннушке» - сын Петр и сама Арина Петровна и т.д.). Собственность Головлевых становится для них проклятием. «Жизнь их – это и не жизнь вовсе, а существование, а точнее – медленное умирание» [Д. Николаев. М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. С.154]. Для Иудушки собственность также оказывается проклятием, именно она привела его к омертвлению души. Д. Николаев считает, что Салтыков-Щедрин «подхватил» традицию Гоголя в «Мертвых душах». Как и Гоголь, Щедрин запечатлел «процесс омертвления душ человеческих», а также «нарисовал не менее впечатляющую картину дальнейшей деградации помещичьего сословия, картину его полнейшего разложения, завершающегося физическим вымиранием» [ Д. Николаев. М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. С.155].

Головлево - средоточие хаоса и разрушения. Со всем имением в романе соединяется представление о смерти и выморочности, о гибельном воздействии неподвластной человеку и угрожающей жизни злой силы. Головлево оказывается тем самым местом, где все принципы морали, евангельские заповеди о доброте, прощении теряют свою силу. Даже служение Богу для Иудушки оборачивается неким обрядом, культом, но вовсе не духовным делом. «Он знал множество молитв, и в особенности отлично изучил технику молитвенного стояния. То есть знал, когда нужно шевелить губами и закатывать глаза, когда следует складывать руки ладонями внутрь и когда держать их воздетыми, когда надлежит умиляться и когда стоять чинно, творя умеренные крестные знамения < … > Он мог молиться и проделывать все нужные телодвижения - и в то же время смотреть в окно и замечать, не идет ли кто без спросу в погреб и т. д. Это была совершенно особенная, частная формула жизни, которая могла существовать и удовлетворять себя совсем независимо от общей жизненной формулы» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы].

История смертей не исчерпывается судьбами Арины Петровны и двух ее сыновей. Она включает в себя подробное описание трагического финала жизненного пути сыновей Порфирия, Анниньки и Любиньки.

Казалось бы, никто из семейства Головлевых даже не пытается выбраться из «мертвого дома». Степан-балбес, не видя другого выхода, едет в Головлево как на смерть; бездеятельно умирает в Головлево Владимир. Однако, есть среди персонажей, которые попытались вырваться из мира хаоса и бездушия. Это племянницы Иудушки – Аннинька и Любаша. Они уезжают из Головлево, пытаются работать, жить, однако прошлая жизнь не научила их морали и нравственности, они из одного мира хаоса попадают в другой, их судьбы ломаются. Именно в Головлево Аннинька, как когда-то Степан, едет умирать.

Иудушка Головлев – квинтэссенция всего рода. Судьба этого героя трагична. Мотив одиночества, который пронизывает все семейство Головлевых, становится определяющим в жизни Иудушки. Он переживает каждого из членов своей семьи, но живее умерших при этом не становится. Пустословие, лесть, разность слов и дела приводят Иудушку к последней стадии выморочности. Особенно показательны заключительные главы романа. Смерть Арины Петровны унесла «последнюю связь его с живым миром, последнее живое существо, с которым он мог делить прах, наполнявший его» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Некому было теперь добродетельствовать, некому было льстить и пустословить, и Иудушка вскоре совсем одичал. Одиночество поглотило его окончательно: «Он ничего не требовал от жизни, кроме того, чтоб его не тревожили в его последнем убежище - в кабинете. Насколько он прежде был придирчив и надоедлив в отношениях к окружающим, настолько же теперь сделался боязлив и угрюмо-покорен. Казалось, всякое общение с действительной жизнью прекратилось для него» [Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы]. Процесс окончательного нравственного и физического разложения завершается запоем героя. Как и другие члены семейства, Порфирий Владимирович оказывается не в силах противостоять силе умертвления.

Самоуничтожение Иудушки объясняет финал романа. Не случайно, каждый день Порфирий просил Анниньку заново рассказывать самоубийство Любоньки, не случайно «в уме его всё больше и больше созревала идея о саморазрушении». Иудушка оказывается жертвой собственного пустословия, покаяние и искупление он видит в собственной смерти. «Добровольная смерть головлевского барина не несёт примирения с ним, как и самоубийство Иуды не служит ему прощением за предательство Иисуса. Но смерть эта всё-таки возвращает Иудушку человеческому роду; отсюда скорбная интонация авторского голоса в финале, выражающая жалость к герою, погубившему себя несчастному человеку» [В. Кривонос «О символической образности в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы»].