ВТОРАЯ ГЛАВА

Глава II. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА

1. Языковая картина мира, менталитет, ментальность, концепт, концептосфера

Каждая лингвокультура имеет свою собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфическое человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.

Язык является важнейшим способом формирования знаний человека о мире. Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, представляет собой то, что в различных концепциях называется «языковой промежуточный мир», или «языковая репрезентация мира», или «языковая модель мира», или «языковая картина мира». Именно в силу большей распространенности мы предпочитаем последний термин. (Апресян 1995: 6).

Исторически представление о языковой картине мира восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев о внутренней форме языка, а также к гипотезе лингвистической относительности, или лингвистического детерминизма Эдварда Сепира и Бенджамина Уорфа, основными положениями которой являются следующие: язык обусловливает тип мышления его носителей, способ познания окружающего мира зависит от языка, на котором осуществляется мышление.

В. фон Гумбольдт был одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное содержание языка и мышления. Он отмечал, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» (В. фон Гумбольдт 1985: 324). В. фон Гумбольдт рассматривает язык как «промежуточный мир» между мышлением и действительностью, отмечая при этом, что язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Ученый акцентирует разницу между понятиями «промежуточный мир» (нем. Zwischenwelt) и «картина мира» (нем. Weltbild). «Промежуточный мир» по Гумбольдту – это статичный продукт языковой деятельности, определяющий восприятие действительности человеком. Его единицей является «духовный объект» – понятие. Картина мира – это подвижная, динамичная сущность, она постоянно меняется, так как образуется из языковых вмешательств в действительность. Единицей ее является речевой акт (В. фон Гумбольдт 1984: 48). Таким образом, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: «Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» (В. фон Гумбольдт 1985: 78).

Сам термин «языковая картина мира» (нем. sprachliches Weltbild или Weltbild der Sprache) был введен в науку немецким языковедом Лео Вайсгербером. Данный специалист, считающийся виднейшим представителем и главой неогумбольдтианского направления в языкознании, подчеркивал активную роль языка по отношению к мышлению и практической деятельности человека и отмечал, что «язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)» (Гумбольдт 1984:70). Развивая данное положение, Л. Вайсгербер ввел так называемый «энергейтический» подход к изучению языка, что предполагает обнаружение в языке той силы, благодаря которой он активно воздействует как на познавательную, так и на практическую деятельность его носителей. Подобный подход к изучению языка предполагает исследование языкового воздействия. В современной терминологии он может быть истолкован как подход, направленный на изучение когнитивной и прагматической функций языка. Л. Вайсгербер выводил эти функции не столько из языковой картины мира в целом, сколько из одной ее стороны – идиоэтнической (т.е. некая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве, представляющая собой конкретную реализацию свойств языка вообще). Однако язык закрепляет в своей содержательной стороне не только ту или иную точку зрения на мир, но и сам мир в целом. Иными словами, картина мира, заключенная в том или ином языке, представляет собой синтез универсальных знаний о мире с идиоэтническими. Источником первых является объективная действительность, источником вторых – национальная точка зрения на нее. «Энергейтический» подход к изучению языковой картины мира Л. Вайсгербер интерпретировал с помощью категории «Worten der Welt», что в буквальном переводе означает «ословливание мира». Ословливание (иными словами, вербализация) мира предполагает членение действительности на те или иные фрагменты посредством слов. Языки же отличаются не только по числу входящих в них слов, но и по их внутренней форме. А это, в свою очередь, означает, что между различными языками отсутствует не только количественная симметрия, предполагающая, что все языки членят мир на абсолютно одинаковые отрезки, но и качественная (Кузнецов 2005: 11-12).

Лео Вайсгербер также пытался решить проблему соотношения научной и языковой картин мира. Здесь он пошёл по пути немецкого философа и культуролога Эрнста Кассирера, полагавшего, что дело учёного, кроме всего прочего, состоит в освобождении от уз языка, с помощью которого он осмысливает объект своего исследования, чтобы выйти на него как таковой. Э. Кассирер писал: «…философское познание вынуждено прежде всего от уз языка и мифа, оно должно оттолкнуть этих свидетелей человеческого несовершенства, прежде, чем оно сможет воспарить в чистый эфир мысли». (Кассерер). Кассирер признавал власть языка над научным сознанием. Однако признавал он ее лишь на начальном этапе работы ученого, деятельность которого была направлена на исследование того или иного предмета. Так, он писал «…отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык». Здесь необходимо обратить внимание на слово «поначалу», а также указать на то, что всякий ученый должен стремиться к преодолению власти над его исследовательским сознанием. Своими словами о том, что «научное познание, взращенное на языковых понятиях, не может не стремиться покинуть их, поскольку оно выдвигает требование необходимости и универсальности, которому языки как носители определенных разнообразных мировидений, соответствовать не могут и не должны» (Кассерер), Кассирер пояснял мысль о неприемлемости в науке многих представлений о мире, закрепленных в языке.

Относительно вопроса о соотношении науки и языка и решения этого вопроса у Вайсгербера в процессе исследовательского опыта сформировалось собственное мнение. Он пытался показать, что разница между наукой и языком не столь велика, как изначально может показаться неискушенному человеку. А для того, чтобы облегчить понимание вопроса о взаимовлиянии языка и науки, ему необходимо было их сблизить. Он пытался развеять «предубеждение» о том, что наука свободна от идиоэтнизма и что в ней господствует универсалогизм. Вайсгербер писал о научном познании: «Универсально оно в том смысле, что оно независимо от пространственных и временных случайностей и что его результаты в том смысле адекватны структуре человеческого духа, что все люди вынуждены признать определенный ход научного размышления… Такова цель, к которой наука стремится, но которая нигде не достигнута». (Вайсгербер). По мнению ученого, существует нечто, что не позволяет науке быть универсальной. «Связь науки с предпосылками и сообществами, - писал Вайсгербер, - не имеющими общечеловеческого масштаба». Именно эта связь и «влечет за собой соответствующие ограничения истинности».

Из рассуждений Вайсбергера мы можем сделать вывод, что если бы люди были свободны от своих этнических и индивидуальных особенностей, то они смогли бы познать истину, но так как они лишены этой возможности, то и полной универсальности достичь они никогда не смогут. Можно было бы сделать вывод о том, что люди (а в особенности, ученые) должны стремиться к освобождению от субъективизма, диктуемого их индивидуальностью. Однако, с точки зрения Вайсгербера, попытки не только ученых, но и всех людей освободиться от власти своего родного языка всегда обречены на провал. Именно в этом и состоял главный постулат его философии языка. Таким образом, ученый не признавал невербальный путь познания. И если уж наука не в состоянии освободиться от влияния языка, то необходимо сделать его союзником науки. Из этих предпосылок и следовало его решение вопроса о соотношении науки о языке.

Вайсгербер вслед за Гумбольдтом понимал язык как «промежуточный мир» (нем. Zwischenwelt) между человеком и окружающим его миром. Каждый человек, в том числе и ученый, навсегда обречен видеть окружающий его мир сквозь призму родного языка. Ученый в своей деятельности вынужден исследовать предмет в том направлении, которое ему подсказывает и предсказывает родной язык. Тем не менее, Вайсгербер допускал относительную свободу человеческого сознания от языковой картины мира, но в ее же рамках. Иными словами, от языковой картины мира, которая имеется в сознании, освободиться в принципе никто не может, однако в рамках самой этой языковой картины мы можем позволять себе некоторые движения, «вольности», которые делают нас индивидуальностями. Однако своеобразие личности ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему русский будет видеть мир из своего языкового окна, китаец – из своего, немец – из своего и т.д. Именно поэтому Вайсгербер, исходя из своих предположений, мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут вовсе не в одном мире, на который лишь навешаны разные языковые ярлыки, а в разных мирах.

Современные ученые, признавая высокий авторитет Лео Вайсгербера как исследователя, разработавшего весьма глубокую и тонкую концепцию языковой картины мира, тем не менее, не могут принять идею ее автора о том, что власть родного языка над человеческим сознанием абсолютно непреодолима. Они не отрицают влияние языковой картины мира на мышление человека, но, вместе с тем, указывают на возможность неязыкового (невербального) пути познания, при котором сам объект задаёт то или иное направление мысли. Таким образом, языковая картина мира в конечном итоге влияет на восприятие окружающего мира, на мировоззрение, но формирует эту языковую картину мира, с одной стороны, сам мир, а с другой стороны, независимая от языка концептуальная точка зрения на него.

Гипотеза Сепира-Уорфа, о которой было сказано выше, близка к вайсгерберианству, но все же основным источником его концепции были труды В. фон Гумбольдта о внутренней форме языка. Первым шагом к гипотезе лингвистической относительности стало указание на идиоэтническую специфику того или иного языка в области вербализации, т.е. в области, где разные языки по-разному ословливают мир в зависимости от национальной точки зрения на него. Вторым шагом к гипотезе стало утверждение, что любой язык направляет мышление его носителей по руслу, которое предопределяется мировидением, заключенным в языке народа-носителя. Этот шаг был сделан Э. Сепиром в работах 20 гг. В статье «Статус лингвистики как науки» он дал первую формулировку гипотезы лингвистической относительности: «Мы видим, слышим и вообще воспринимаем мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества» (3;261).

Бенджамин Ли Уорф дал гипотезе лингвистической относительности вторую формулировку. По его утверждению, «мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком» (4;174). В более пространном виде она звучит так: «Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы – участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» (3;175).

Как известно из истории лингвистической науки, в авторов данной гипотезы было направлено много критики, что естественно, так как сложно согласиться с их утверждением о том, что нам очень сложно освободиться от тирании нашего собственного языка. Тем не менее, по нашему мнению, в гипотезе лингвистической относительности есть доля рациональности, ведь язык на самом деле оказывает влияние на познавательную деятельность его носителей. Особенно ярко и заметно мы можем наблюдать это влияние в детстве. Так, например, ребенок-эскимос будет обращать внимание на разные виды снега вследствие того, что его заставляет это делать его родной язык, поскольку в нём имеются специальные лексемы для обозначения всех видов снега. А во многих других языках, как известно, подобные лексемы отсутствуют.

Ошибочность взглядов авторов гипотезы лингвистической относительности состояла не в том, что они утверждали руководящую роль языка при познании окружающего мира, а в том, что эту роль они преувеличивали. Выражались данные взгляды в том, что авторы гипотезы превратили язык в некий котёл, указывая на то, что интеллектуальная пища может «перевариваться» только в этом котле, а не за его пределами. Иными словами, познавательная деятельность человека может осуществляться и без помощи языка – в абстракции от языковых форм, при помощи которых предмет познания, наблюдения может быть в дальнейшем описан. Так, например, европейские дети могут узнать о разных видах снега из непосредственных наблюдений за ними, т.е. подобные знания возникают вне пределов языкового котла. Поэтому мы можем утверждать, что наряду с вербальным существует и невербальный путь познания, а это, в свою очередь, говорит о том, что власть языка над познавательной деятельностью человека не является тиранической.

Таким образом, выдвинутая более 60 лет назад, гипотеза лингвистической относительности до сих пор сохраняет статус гипотезы. Сторонники её часто утверждают, что она не нуждается ни в каких доказательствах, так как зафиксированное в ней утверждение является очевидным фактом. Противники гипотезы склонны полагать, что она не может быть ни доказана, ни опровергнута.

В последние годы языковая картина мира стала одной из наиболее актуальных тем отечественного языкознания. Современные представления о языковой картине мира характеризуются наличием большого количества дефиниций рассматриваемого термина. Практически каждый исследователь, касающийся этой проблемы, предлагает свое определение. Например: «Языковая картина мира – это отражение способа моделирования и структурирования действительности, характерного для конкретной лингвокультурной общности» (Моисеева 1998: 2); «Упрощенное и сокращенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции» (Мифы народов мира 1982). В.Б. Касевич предлагает такую трактовку понятия языковой картины мира: «знания, закодированные оппозициями словаря и грамматики, это языковые знания, а их совокупность – языковая картина мира» (1996: 179). Для Ю.Н. Караулова языковая картина мира – это «отраженное в языке и выраженное с помощью языка упорядоченное представление об устройстве окружающей реальности» (Караулов 2009: 161). Иначе говоря, языковая картина мира – система, фиксирующая результаты работы сознания, но не самостоятельное пространство, так как «язык не может создавать отдельного от человеческого сознания мира, он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективного мира» (Колшанский 2005: 37). По мнению В. Н. Телии, языковая картина мира – это «неизбежный для мыслительно-языковой деятельности продукт сознания, который возникает в результате взаимодействия мышления, действительности и языка как средства выражения мыслей о мире в актах коммуникации» (Телия 1988: 189).

В данной выпускной квалификационной работе мы считаем целесообразным уделить особое внимание определению, предложенному Е.С. Яковлевой, которая предлагает под языковой картиной мира понимать «зафиксированную в языке и специфическую для данного языкового коллектива схему восприятия действительности. Таким образом, языковая картина мира – это своего рода мировидение через призму языка» (Яковлева 1996: 47). Эта дефиниция, по нашему мнению, отличается лаконичностью формы и емкостью содержания. В связи с интересующими нас проблемами следует отметить, что в паремиях национального языка как раз фиксируется схема восприятия действительности, специфическая для народа-носителя этого языка, его мировидение. При этом именно паремиологическая часть языковой картины мира (в отличие от языковой картины мира, запечатленной в лексике национального языка) «отличается большей консервативностью, «схематичностью», что позволяет передавать культурную информацию от поколения к поколению и обеспечивает преемственность и стабильность национальных представлений» (Алёшин 2012: 37).

Современное состояние проблемы изучения языковых картин мира озвучил в своих работах российский лингвист, академик РАН, профессор, доктор филологических наук Юрий Дереникович Апресян. Он отмечает, что каждый естественный язык отражает собственный способ восприятия и организации окружающего мира. Единая система взглядов, образованная из значений естественного языка, является обязательной для всех носителей этого языка и носит название языковой картины мира. Зачастую она отличается от «научной» картины мира, и в этом плане является «наивной», однако отраженные в ней наивные представления отнюдь не примитивны: зачастую они не менее интересны и сложны, нежели представления и понятия научной картины мира.

Академик Ю.Д. Апресян отмечает, что исследование языковой картины мира в настоящее время ведется в двух направлениях. Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты. Это, прежде всего, «стереотипы» языкового и более широкого культурного сознания (ср. типично русские концепты душа, тоска, судьба, задушевность, удаль, воля (вольная), поле (чистое), даль, авось). С другой стороны, это специфические коннотации неспецифических концептов, например, многократно описанная символика цветообозначений в разных культурах. Во-вторых, ведется поиск и реконструкция присущего языку цельного, хотя и «наивного», донаучного взгляда на мир. Акцент ставится именно на цельной языковой картине мира (Апресян 1995). На данном этапе развития лингвистической науки ученых интересует именно этот подход. В связи с этим Ю.Д.Апресян выдели следующие его положения:

1. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Когда-то грамматические значения противопоставлялись лексическим как подлежащие обязательному выражению, независимо от того, важны они для существа конкретного сообщения или нет. В последние десятилетия было обнаружено, что многие элементы лексических значений тоже выражаются в обязательном порядке [14].

2. Свойственный языку способ отражения взгляда на мир отчасти универсален, отчасти национально специфичен, поэтому носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков [14].

3. С другой стороны, тот или иной способ концептуализации действительности «наивен» в том смысле, что во многих существенных деталях отличается он от научной картины мира. При этом, как уже было сказано выше, наивные представления отнюдь не примитивны, а, напротив, сложны и интересны. Например, наивные представления о внутреннем мире человека отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надёжным проводником в этот мир[14].

4. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени, наивную этику, наивную психологию и т. п. Так, из анализа пар слов типа хвалить и льстить, хвалить и хвалиться, обещать и сулить, смотреть и подсматривать, слушать и подслушивать, смеяться (над кем-л.) и глумиться, свидетель и соглядатай, любознательность и любопытство, распоряжаться и помыкать, предупредительный и подобострастный, гордиться и кичиться, критиковать и чернить, добиваться и домогаться, показывать (свою храбрость) и рисоваться (своей храбростью), жаловаться и ябедничать и др. можно извлечь представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики. Некоторые из них: «нехорошо преследовать узкокорыстные цели» (домогаться, льстить, сулить); «нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей» (подсматривать, подслушивать, соглядатай, любопытство); «нехорошо унижать достоинство других людей» (помыкать, глумиться); «нехорошо забывать о своих чести и достоинстве» (пресмыкаться, подобострастный); «нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки» (хвастаться, рисоваться, кичиться, чернить); «нехорошо рассказывать третьим лицам о том, что нам не нравится в поведении и поступках наших ближних» (ябедничать) и т. п. Очевидно, что все эти заповеди являются не более чем прописными истинами, но любопытно, что закреплены они в значениях слов [14]. Здесь проявляется сверхзадача системной лексикографии, которая отражает воплощенную в данном языке наивную картину мира, занимаясь реконструкцией и лексикографическим описанием её фрагментов.

Таким образом, понятие языковой картины включает в себя идеи о том, что, во-первых, картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этой связи также можно употреблять термин «наивная картина мира»), и во-вторых, каждый отдельный язык рисует свою картину мира, которая изображает действительность иным образом. Одной из важнейших задач лингвистической семантики является реконструкция языковой картины мира. В соответствии с двумя названными составляющими этого понятия, в двух направлениях ведётся исследование языковой картины мира. С одной стороны, производится реконструкция цельной системы представлений о мире, заложенной в данном языке, независимо от того, является ли она для этого языка специфичной или универсальной. Производится реконструкция на основании системного семантического анализа лексики того или иного языка. С другой стороны, ведутся исследования в области характерных (лингвоспецифичных) для данного языка концептов, обладающих двумя свойствами: для данной культуры они являются «ключевыми» (т.е. дают «ключ» к её пониманию), но в то же время соответствующие слова проблематично переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует, либо он в принципе имеется, но не содержит в себе конкретно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными. В отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода. Целью подобного направления является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа концептов русского языка, обладающих лингвоспецификой. Это отражено в работах Н.Д.Арутюновой, Ю.Д.Апресяна, Е.С.Яковлевой, А.Вежбицкой, А.А.Зализняк, И.Б.Левонтиной, Е.В.Рахилиной, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева и др.

Можно выделить три основные составляющие языковой картины мира (ЯКМ): лексическую картину мира, фразеологическую картину мира, пословичную картину мира, которая и является объектом нашего исследования (Иванова 2011: 273).

Как справедливо указывает Е.В. Иванова, к исследованию языковой картины мира можно подходить с различных позиций:

1. Можно ставить задачу описания фрагментов концептуализации мира, закрепленной в семантике языковых знаков, обращая при этом внимание как на национальную специфичность, так и на общие для многих народов характеристики восприятия мира.

2. Можно исследовать характерные в первую очередь для данного языкового социума концепты — ключевые концепты (Иванова 2011: 277).

В своем исследовании мы будем придерживаться первого подхода, т.к. ставим задачу описать фрагмент концептуализации мира, закрепленной в паремиях, обращая при этом внимание как на универсальные черты паремий русского и китайского языков, так и на национальную специфичность русских единиц относительно китайских аналогов.

Анализ широчайшего разнообразия языковых картин мира имеет огромное значение, особенно в современных условиях информатизации и глобализации, когда происходит стирание границ между странами, регионами, а современные информационные технологии достигли невиданных до сегодняшнего момента вершин. Изучение проблемы языковых картин мира приобретает особую актуальность в контексте диалога культур. Не только пословица или поговорка, но и отдельное слово аккумулирует в себе весь опыт и знания, полученные на протяжении развития человечества, а значит, отражает определенный фрагмент языковой картины мира. Когда мы говорим о культуре речи, мы также должны иметь в виду, что она не должна пониматься исключительно как соблюдение различных норм языка, но и как способность правильного подбора средств для выражения своих мыслей и правильной декодировки речи собеседника. Изучение языковой картины мира позволяет адекватно понять собеседника, корректно перевести и интерпретировать его речь, а это, как известно, немаловажно для решения задач перевода и общения.

Изучение языковой картины мира важно не только для лингвистики, но и для философии, психологии, социологии, этики, этнографии, культурологии, истории и других наук. Результаты познаний позволят глубже изучить человека, понять принципы и основы его деятельности, до того еще неизвестные, помогут открыть дорогу к еще неизведанным горизонтам человеческого сознания и бытия.

Языковая картина мира — это не зеркальное отражение мира, а всегда есть некоторая его интерпретация. Современные исследователи признают этот факт, утверждая, что язык отображает мир опосредованно, а не зеркально. Собственно говоря, существует столько языковых картин мира, сколько имеется языковых миров, на которые смотрит наблюдатель. В нашей выпускной квалификационной работе мы еще будем рассматривать паремиологическую картину мира, а пока перейдем к уточнению и разграничению понятий «менталитет» и «ментальность», так как в современной лингвистической традиции, где властвует антропоцентрическая парадигма, эти понятия встречаются очень часто.

В современной парадигме научного знания широко используется понятие «менталитет». Востребованность и актуальность этого термина можно объяснить многоаспектностью его содержательной стороны, позволяющей охарактеризовать духовность человека как синкретичный и многоуровневый феномен. И.Г. Дубов отмечал, что «понятие "менталитет" было введено в науку для интегральной характеристики людей, которые живут в условиях определенной национальной культуры, позволяющей описать своеобразие видения этими людьми мира вокруг них и объяснить специфику реагирования на него» [20, с.20]. Осмысление феномена менталитета является комплексной проблемой, которая находится на стыке гуманитарных и социальных наук, таких, как история, философия, психология, этнолингвистика, социология, поэтому получила разработку в научных исследованиях различных разделов гуманитарного знания. Стоит отметить, что в настоящее время не существует конкретных, общепринятых методов описания и изучения менталитета. Такая «пластичность» дает исследователям новые возможности и преимущества.