2 Января 1918 г. Хауз записал в дневнике, что Соединенным Штатам следует

искать

сближения с большевиками и постараться "распространять нашу финансовую,

промышленную

и моральную поддержку по всем мыслимым направлениям" {594} . Посол Френсис

телеграфировал в тот же день, что начинают выявляться каналы воздействия на

большевиков,

предотвращения подписания сепаратного мира с Германией. Дело в том, что глава

организации

американского "Красного креста" в России Р. Робине сумел наладить связи с

большевиками из

высшего руководства, и, по его сведениям, комиссар внешних дел Троцкий

склоняется к тому,

чтобы прервать русско-германские мирные переговоры. Робине, не колеблясь, заявил

Троцкому, что в случае разрыва с немцами Россия не останется в одиночестве -

посол

Френсис будет немедленно рекомендовать своему правительству осуществить быструю

и

эффективную помощь России. Контакты Робинса увеличили веру американцев, что

русская

ситуация может быть контролируема.

Отвечая на брошенный Октябрьской революцией вызов, Вильсон в начале 1918 г.

готовил

заглавную речь своей мировой дипломатии - об условиях предстоящего мира. По

словам

одного из наиболее известных исследователей "вильсонизма" Ч. Сеймура, "главной

причиной

выдвижения мирной программы США являлось положение в России" {595} . Вильсон

начал

интеллектуальный бой За умы современников. Никогда прежде в американской истории

- да и

не только в американской - не планировалось пропагандистской операции такого

масштаба.

Даже обычно хладнокровный Вильсон был явно увлечен ее размахом. Всю первую

неделю 1918

г. Вильсон обсуждает вопрос, что должно быть сказано в его мирной программе в

России. Ей и

Брест-Литовскому миру он посвятил почти половину программной речи. Президент

отталкивался от постулата, что этот мир непрочен. В Брест-Литовске напротив

советской

делегации сидят "военные лидеры, у которых нет иной мысли, кроме как удержать

захваченное" {596}.

В этой, получившей большую огласку речи о "четырнадцати пунктах" -

американской

"хартии мира" - президент выступил умелым идейным вождем своей страны. В первом

из

четырнадцати пунктов содержалось осуждение тайной дипломатии. Это был удар как

по

коварным планам Центральных держав, так и по тайным договоренностям союзников.

Вильсон

не только не стал хулить петроградские публикации, но напротив, похвалил высокие

стандарты

в международных отношениях, методы открытой дипломатии, продемонстрированные

Советской Россией. Желание России вести открытые переговоры отражает, мол,

"подлинный

дух современной демократии". Американская демократия постарается соответствовать

моральным принципам, исповедуемым Россией. Вильсон осудил тайную дипломатию,

скрытые

от народов договоры, манипулирование судьбами народов.

При этом он назвал подлинными мастерами тайной дипломатии не смирных овечек

из

лагеря Антанты, а злых волков в Берлине и Вене. "В среде противостоящих

Центральным

державам стран нет смятения, - утверждал президент. - Здесь нет неясности

принципов,

туманности деталей. Секретность обсуждений, отсутствие бесстрашной прямоты,

неспособность определенно объявить о целях войны присуща Германии и ее

союзникам. Но

слышен голос, призывающий к определению принципов и целей, и этот голос, как мне

кажется,

является самым волнующим и убедительным среди голосов, которыми наполнен

охваченный

беспокойством мир. Это голос русского народа. Этот народ находится в прострации

и почти

беззащитен перед мрачной мощью Германии, от которой до сих пор никто не видел

сочувствия

или жалости. Мощь русского народа, по-видимому, сокрушена. Но дух его не покорен

Русские

не подчиняются ни в принципах, ни в реальных действиях. Их понимание того, что

справедливо, того, что гуманно, я того, что затрагивает их честь, выражено

откровенно, с

широким взглядом на мир, щедростью души и всемирной человеческой симпатией,

которая

вызывает восхищение всех друзей человечества" {597}.

Президент хотел изменить характер дипломатии так, чтобы отношения между

блоками и

внутри их определялись фактором вступления в войну США. При выработке новых

соглашений

и противникам, и союзникам Америки придется учитывать привнесенные ею в мировую

политику новые моральные критерии, а кому они покажутся малоубедительными,

придется

учесть то обстоятельство, что половина промышленного производства мира

приходится на

США.

Второй пункт был направлен против морской гегемонии Британии - он требовал

свободы морей. Для США, строивших военный флот, равный британскому, это (прежде

немыслимое) требование равенства покоилось на уже реализованных предпосылках. В

океанские просторы уже вышли сверхдредноуты под звездно-полосатым флагом -

материальная опора этого пункта программы Вильсона. Предвоенный мир в этом

отношении

ушел в прошлое.

В третьем пункте Вильсон призывал к "снятию" экономических барьеров и

установлению

свободы торговых отношений между всеми нациями" {598} . Монополия всегда очень

нравилась тому, кто ею обладал. Для самой мощной экономики мира не страшно было

открывать свой рынок более слабым конкурентам, в то же время открывая для себя

рынки

конкурентов. Полагаясь на свою развитую экономику, США могли рассчитывать на

мировое

экономическое лидерство.

Четвертый пункт провозглашал необходимость разоружения. Окруженным океанами

Штатам нечего было бояться Канады и Мексики, Кроме того, привлекательно

звучавший

лозунг требовал разоружения, прежде всего, тех, кто мог соперничать, если не в

экономике, то в

военной силе с США - главных европейских государств, начиная с Германии, Франции

и

Англии. Пятый пункт призывал к "свободному, открытому и абсолютно

беспристрастному

урегулированию всех колониальных притязаний" {599} . Нужно помнить о мире 1917

года, в

котором страны Антанты стремились к дележу германских и турецких владений. США

не

желали служить гарантом этого передела. Они желали получить доступ к ресурсам

колоний,

наводнить колониальные рынки своими конкурентоспособными товарами.

К шестому пункту у нас особое внимание. Речь шла о России. Американский

президент

должен был проявить особую деликатность в этом вопросе. Ведь от состояния дел на

Восточном фронте, от позиции России зависела судьба Запада. Президент так

определил свою

позицию: "Эвакуация иностранных войск со всей русской территории - таково

решение всех

вопросов, касающихся России, которое обеспечит получение ею возможности

независимого

определения своего собственного политического развития, проведения национальной

политики; обеспечение приглашения ее в сообщество свободных наций, на условиях

гарантии

независимого выбора своих политических институтов" {600} . Как видим, Вильсон

обещал

России освобождение всех ее земель и приглашение в будущую всемирную

организацию.

"Обращение, которому Россия подвергнется со стороны своих сестер-наций в

грядущие

месяцы, будет убедительным испытанием их доброй воли, их понимания ее нужд".

Можно

предположить, что у Вильсона, когда он писал свои "четырнадцать пунктов", было

представление, что русские могут не возвратиться в Брест-Литовск, где их ожидают

устрашающие условия мира. Весь язык шестого пункта говорит, собственно, об этой

надежде

Президент призывал - реалистично это было или нет - к выводу германских войск из

оккупационных территорий единой и неделимой России. Но тысячи копий документа,

написанного президентом - профессиональным историком, не произвели ни малейшего

впечатления на германских солдат, оккупировавших западную часть России.

В остальных пунктах Вильсон пообещал народам Австро-Венгрии "самые

свободные

возможности автономного развития" {601} . Менее щедр был президент, рассматривая

вопрос

об Эльзасе и Лотарингии. Он выразился вовсе не так, как того хотели в Париже,

где считали обе

провинции частью французской родины: "Несправедливость, содеянная в отношении

Франции

Пруссией в 1871 г., должна быть исправлена" {602} . Такой лаконизм едва ли

обрадовал

французского премьер-министра Клемансо. А ведь, главным образом, именно французы

сдерживали Западный фронт.

Вильсон, в отличие от большинства американцев, любил число тринадцать и

именно

тринадцатым пунктом хотел завершить свой проект фактического пересмотра системы

международных отношений. Но ради этого пересмотра он добавил четырнадцатый

пункт,

который, в определенном смысле, стал самым главным - предложение о создании

всемирной

организации государств. "Должна быть создана ассоциация наций с целью

обеспечения

гарантий политической независимости и территориальной целостности как для

великих, так и

малых стран" {603} . Вильсон надеялся превратить такую организацию в механизм

распространения американских идей, влияния (и даже американской конституции -

как

прототипа) на огромные регионы мира.

"14 пунктов" были вкладом в развитие системы международных отношений {604}

,

важной вехой в отношениях Запада и России на этапе крутого русского поворота в

сторону от

буржуазной европейской цивилизации. На данном этапе американская сторона менее

прочих

западных государств приняла идею взаимного отчуждения, что в Петрограде оценили.

В

меняющемся европейском раскладе сил Соединенные Штаты сделали шаг навстречу

Красной

России, пообещав восстановление всех русских земель и доброжелательное принятие

России в

семью наций. Это было важное событие в системе отношений Россия - Запад.

Полковник Хауз

считал часть речи президента, посвященную России, самой талантливой. Он полагал,

что

президент, не отступая от своих принципов, все же дает России шанс избежать

отчуждения.

Американцы очень надеялись на эффект этой речи. Р. Робине считал, что

теперь Ленин не

подпишет мира с немцами. И действительно, Ленин приветствовал речь как "большой

шаг в

направлении достижения мира". Для Ленина "14 пунктов" были началом прорыва

блокады -

стены враждебности со стороны Запада. Советское правительство пошло навстречу

пожеланию

президента Вильсона о распространении "14 пунктов" в России. "Известия"

напечатали их

полностью, а в виде листовок они были расклеены на домах, отправлены на фронт и

в тыл.

Казалось, что в стене, отделявшей Россию от Запада, появилась брешь. Э. Сиссон,

представитель Комитета по общественной информации и лично президента, выслушал

громкие

комплименты Ленина в адрес речи Вильсона, но отметил финальное замечание: "Все

это очень

хорошо, но почему нет формального признания и когда оно последует?" {605}.

Особенно привлекательно с русской стороны смотрелась речь Вильсона на фоне

позиции

Клемансо и Ллойд Джорджа. Британский премьер в эти дни сказал: "Если нынешние

власти

России предпримут действия без согласования со своими союзниками, у нас не будет

средств,

чтобы предотвратить катастрофу, которая наверняка обрушится на их страну" {606}

.

Англичане как бы предупреждали, что при определенном повороте событий Германии

будет

позволено делать все, что она пожелает на Востоке, если она переместит туда с

Запада центр

своих военных усилий.

Итак, в результате активизации американской дипломатии Запад перестал быть

холодно-враждебным по отношению к России монолитом. Америка показала свою

дружественность, а Британия - готовность отомстить за измену. По мере развития

событий в

начале 1918 г. это различие позиций Вашингтона и Лондона-Парижа начинает еще

более

увеличиваться. Британский кабинет позитивно решил вопрос о посылке помощи

атаману

Каледину.

Нет сомнений, что Вильсон понимал смелость своего шага. Он предвидел

оппозицию не

только со стороны противника - Центральных держав, но и со стороны ближайших

союзников. Западные союзники без труда увидели в этой программе моменты, которые

были

направлены против их мировых позиций, и поэтому, аплодируя прилюдно, Ллойд

Джордж и

Клемансо не разделяли эти восторги приватно. Утопия, и утопия преднамеренная,

скрывающая

собственные мотивы и цели Америки в мире, - таким был вердикт западноевропейских

"циников" {607}.

Новая политическая система в России

Американский посол как дуайен дипломатического корпуса предложил всем

дипломатам

отправиться на открытие Учредительного собрания (4 января 1918 г.), но

большинство

дипломатов отклонили эту идею. Впоследствии некоторые из них (в частности,

итальянский

посол Торетти) признавали, что поступили необдуманно. На выборах в Учредительное

собрание большевики собрали примерно четверть голосов. Но вдвое больше

избирателей

проголосовали за социал-революционеров. Присутствие дипломатического корпуса

возможно

осложнило бы воинственному меньшинству задачу роспуска избранного Россией

парламента.

Разумеется, возможностей Запада в этом случае преувеличивать не стоит. И все же,

присутствие западных представителей может быть осложнило задачу матроса

Железняка.

Требование большевиков признать их власть сразу же антагонизировало

большинство

Учредительного собрания. Первый шаг к расколу России и гражданской войне был

сделан.

Именно в эти дни посол Френсис писал, что "не знает, какой будет судьба страны,

в которой 80

процентов населения необразованны и склонны следовать ложному учению

большевизма.

Невежественные люди полагают, что они могут поделить всю собственность и жить

при этом в

безделье, если не в роскоши". 5 января 1918 г., день разгона Учредительного

собрания, явился

важным Рубиконом для взаимоотношений Запада и России, Советское правительство

заявило

британскому правительству, что намерено назначить своего представителя в

Лондоне. Было

ясно, что если английское правительство откажет советскому правительству, то

английское

представительство в России будет поставлено под вопрос. Посол Бьюкенен указал

своему

министерству иностранных дел на важное, решающее значение выбора: военный

кабинет

должен либо прийти к деловому соглашению с большевиками, либо совершенно с ними

порвать. Следовало помнить, что полный разрыв предоставил бы немцам большую

свободу

действий в России и лишил бы англичан возможности использовать в русской столице

влияние

своего посольства.

Но ситуация, когда Троцкий выехал в Брест-Литовск, толкала англичан к

разрыву, и 6

января 1918 г., в последний день своего пребывания в Петрограде, посол Бьюкенен

испытывал

грусть. "Почему, - писал он, - Россия захватывает всякого, кто ее знает, и это

непреодолимое

мистическое очарование так велико, что даже тогда, когда ее своенравные дети

превратили

свою столицу в ад, нам грустно ее покидать?" {608} . 17 января Бьюкенен прибыл

вместе с

руководителями военной миссии Великобритании в Лондон. В первых же беседах с

министром

иностранных дел Бальфуром и другими членами правительства Бьюкенен высказался

против

полного разрыва с большевиками, аргументируя свою позицию тем, что полный выход

Британии "из игры" дал бы немцам в России желательную для них свободу действий.

Революционеры типа Ленина и Троцкого - крупные политики, но их действия

направлены на разрушительные цели: низвержение старых империалистических

правительств,

и они никогда не пойдут на сотрудничество с Западом, в котором они видят

олицетворение

империализма. Философ Бертран Рассел был другого мнения. 13 января он пишет в

частном

письме: "Над миром царит проклятие. Ленин и Троцкий - единственные светлые

пятна"

{609}.